О гордости и смирении (I)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Дорогие братия и сестры, один наш отечественный историк говорит: "Полюби святого Сергия, он был русский в душе; полюби его искренне, и он полюбит тебя!". И наш народ любил Преподобного Сергия, любил его искренне, всем сердцем своим, любил его, как родного своего отца. И как не любить такого любвеобильного мужа, который сам был для всех отрадой, готов был всегда душу свою отдать за ближних, который еще при жизни своей для всех приходящих к нему был нежным и заботливым утешителем, а после своего преставления и переселения на Небо не престает источать токи своей любви всем к нему прибегающим и ищущим у него помощи?

Для нас с вами Преподобный Сергий весьма дорог и близок, и вся его святая жизнь для нас весьма назидательна и утешительна. И тем более делается она для нас назидательной и утешительной, когда, воспоминая ее, мыслью и сердцем своим перенесемся в отдаленную по времени, но близкую нашему сердцу родную древность, когда подышим простотою духа того времени и насладимся созерцанием боголюбезного смирения Преподобного. Мы забываем тогда, пусть и на краткое мгновение, окружающую нас суету и имеем возможность хотя бы немного отдохнуть душой.

Наши уста и ум немощны и скудны, чтобы по достоинству прославить такого великого и дивного угодника Божия, каким является Преподобный Сергий, но для назидания своего хотя бы вкратце воспомним еще раз его святое житие. Вся святая жизнь его носила на себе печать благодати Божией, особого избранничества и покровительства Божия. Святой апостол Павел говорит: Кого Он предузнал, тем и предопределил быть подобными образу Сына Своего, дабы Он был первородным между многими братиями. А кого Он предопределил, тех и призвал, а кого призвал, тех и оправдал; а кого оправдал, тех и прославил (Рим. 8, 29–30). Эти слова апостола Павла в точности исполнились на Преподобном Сергии. Господь предвидел, что Преподобный будет мужем благочестивым и праведным, приведет, благодаря своей святой жизни, к Богу множество людей и научит их поклоняться Святой Троице, и предуказал это особым знамением. Так однажды, будучи еще младенцем, сущим во чреве своей матери, во время Божественной литургии Преподобный трижды прокричал в храме, знаменуя этим, что будет он светильником Церкви, крепким молитвенником за всех верующих.

И вот дитя родилось, и благодать Божия была с ним. Младенец, названный родителями Варфоломеем, в среду и пятницу никогда не принимал сосцев матери; также не принимал он их и в те дни, когда она вкушала мясную пищу, знаменуя этим, что будет он великим постником и подвижником. Благодать Божия вела младенца и в последующие годы, когда уже стал он подрастать и вступать в среду общежительной жизни. Благодать Божия влекла его к уединению, пробуждая в нем чувство искания Бога и молитвенную настроенность.

Он ищет уединения, удаляется от детских игр и забав; его душа находит для себя удовлетворение в молитве, и ей предается он всем своим существом, забывая обо всем, что присуще детскому возрасту. Но вот Господь попускает ему испытать скорбь: он оказывается как бы не способным к учению, ему трудно дается книжная премудрость. Попускает же это Господь для того, чтобы богатство разума его и духовного просвещения, имевшее открыться впоследствии, явилось не плодом книжного человеческого научения, но плодом благодати Божией. Ему никак не дается учение, он испытывает тяжелое чувство, когда видит своих братьев и товарищей успевающих в учебе, а себя – безнадежно отстающим от них. Он печалится, сокрушается, плачет, горячо и усердно молясь Богу о даровании ему способности учиться. И Господь являет по времени Свою милость. С явлением неизвестного таинственного старца-монаха, подавшего отроку Варфоломею благословение и часть просфоры, нисходит на будущего подвижника премудрость свыше, и он начинает преуспевать в учебе больше своих сверстников.

С годами возрастает он и в благочестии. И само собой зарождается в нем желание иноческого подвига, и с каждым днем все больше и больше растет и созревает это желание, пока наконец не обращается в пламенную любовь и жажду души, которой томился некогда святой пророк Давид: Имже образом желает елень на источники водныя, сице возжада душа моя к Богу крепкому, живому (Пс. 41, 2–3).

Он удаляется в непроходимую пустыню и здесь, наедине с Богом, предается подвигу очищения своего сердца от страстей и пороков. "Вот он, – скажем словами приснопамятного святителя Платона, – вот он, подвижник наш, в сладком своем уединении, в убогой, но спокойной келии, очи свои возводит всегда к Живущему на небесах, очи, исполненные слезами покаяния. Мысль его беседует с Богом, язык прославляет Владыку всех, его сердце – жилище всякой добродетели, а потому и Духа Святаго, руки его служат телесным требованиям. Он далек от всякой суеты и от соблазнов мира, работает Господу со страхом и трепетом, работает в приятном уединении, в сладкой тишине, имея всегда ничем не смущаемые мысли, не обремененный заботами рассудок и спокойный дух".

Много было и скорбей на пути пустыннического жительства, но никогда во всю свою жизнь ни на что не жаловался Преподобный, ни на что не роптал, не унывал, не печалился, во всех недостатках и нуждах всегда был спокоен и всем доволен. Это был истинный воин Христа Бога, облеченный во всеоружие Божие против всех слабостей человеческих и искушений бесовских. Особенно подвизался он против духа гордыни за стяжание духа смиренномудрия, которое есть матерь и в то же время соль всех добродетелей. А гордость, напротив, есть матерь, или, вернее, основание всех пороков.

Да, есть, дорогие братия и сестры, такой порок, в котором никто из нас не хочет сознаться, но который, однако же, все мы в большей или меньшей степени имеем: это гордость и тщеславие. Но, чем менее примечаем мы его в себе, тем большая нужна с нашей стороны против него бдительность. По этой причине, пользуясь настоящим случаем для взаимного назидания, и побеседуем об этом пороке. Это особенно благовременно, потому что приближается пост, время покаяния и очищения нашего сердца, и еще потому, что мы предстоим пред ракою мощей смиренного Сергия.

Предметы, которые наиболее возбуждают и поддерживают нашу гордость, – это богатство, красота и крепость телесная, слава и мудрость и, наконец, жизнь добродетельная. Поэтому один гордится своим богатством и положением, другой – своей физической силой и красотой, третий – своим умом, отличиями, заслугами или своими добродетелями, гражданскими или христианскими. Гордый услаждается мыслью, что все это – его собственность, и тем более надмевается и превозносится, чем тверже в нем такое убеждение. Но убеждение это, без сомнения, ложное и неправильное.

Ни богатство, ни слава, ни крепость, ни красота, ни почести, если не будет в человеке истинно благочестивой настроенности, не дадут ему ничего, кроме одного суетного обольщения и надменности в душе, ибо не приносят они душевного мира и счастья, но, напротив, умножают душевные скорби и лишают душу будущей вечной жизни. Все это, все скоро разрушается от обстоятельств, времени или болезней, потому что всякая плоть – как трава, и всякая слава человеческая – как цвет на траве: засохла трава, и цвет ее опал (1 Пет. 1, 24).

Некоторые надмеваются своей мудростью и благоразумием, но и эти блага и достоинства обладают величием суетным и высоту уготовляют ложную, потому что не имеют сами по себе никакой цены, если нет при них страха Божия. Величайший и невидимый мудрец мирской мудрости – диавол, – будучи коварен, не имея страха Божия, сделался богоотступником и подвергся вечному осуждению, несмотря на то что был умнее всех.

Но мало того, что гордый все достоинства и блага, которыми гордится, усвояет себе, – он еще и преувеличивает их. Гордый придает этим благам б!ольшую цену, нежели та, какую имеют они по самой своей природе, считает себя умнее, нравственнее, заслуженнее, нежели есть он в действительности, старается возвышаться и величаться над своими ближними, унижая их пред собою, относясь к ним с холодностью, неуважением или презрением, восхваляет себя сам и домогается такого же восхваления от других, доходит иногда почти до обожения себя, до поклонения своим "совершенствам" и требует, чтобы другие также обожали его и преклонялись, падали в прах пред его величием и заслугами.

Но не всегда гордый имеет одни совершенства и добродетели, бывают у него и слабости, и недостатки, и грехи с пороками. Однако он или скрывает их от других и от себя, или преуменьшает их значение и важность, или извиняет себя в них, или даже вовсе не считает их чем-то худым, а признает их в себе достоинствами и совершенствами и хвалится ими.

Смиренный человек, если и согрешит, то сердечно скорбит о своем преступлении, всегда сознавая свой грех и виновность пред Богом, и не стыдится открыть свою греховную язву духовному врачу; человек же гордый, ослепленный своими мнимыми или действительными достоинствами, не замечающий своих недостатков, до того ценит себя, что стыдится признать себя виновным в чем бы то ни было, а тем более исповедать свои грехи перед священником.

Гордый в счастье еще более кичится или превозносится над ближними, а иногда и вовсе забывается. В несчастии же он, напротив, или озлобляется и ропщет на судьбу, или малодушествует и предается отчаянию. А смиренный не надмевается в счастье и не падает духом посреди самых тяжелых бедствий, но с терпением и покорностью предается воле Отца Небесного. И вот почему Бог гордым противится, а смиренным дает Свою благодать (см.: 1 Пет. 5, 5): потому, что гордый полагается только на самого себя и свои силы и не чувствует нужды в высшей помощи и не только не просит, но и как бы отталкивает ее от себя. Смиренный же всегда проникнут сознанием своего недостоинства и немощи, а потому всегда ищет помощи свыше.

Преподобный Иоанн Лествичник говорит о гордости так: "Гордость есть отвержение Бога, бесовское изобретение, презрение человеков, матерь осуждения, исчадие похвал, знак бесплодия души, отгнание помощи Божией, причина беснования, виновница падений, источник гнева, дверь лицемерия, твердыня бесов, грехов хранилище, причина немилосердия, неведение сострадания, жестокий истязатель, бесчеловечный судья, противница Богу, корень хулы.

Начало гордости – конец тщеславия, средина – уничижение ближнего, самохвальство в сердце, ненависть обличения, а конец – отвержение Божией помощи, упование на свое тщание, бесовский нрав.

Где совершилось грехопадение, там прежде водворялась гордость, ибо провозвестник первого есть второе. Положим, что есть двенадцать бесчестных страстей; если произвольно возлюбишь одну из них, то есть гордость, то она одна наполнит место прочих одиннадцати. Высокомудрый сильно прекословит, смиренномудрый же не только не прекословит, но и очей возвести не смеет. Не преклоняется кипарис и не стелется по земле: так и высокосердый не может иметь послушания. Высокоумный человек желает начальствовать, а иначе он и не может поступить. Бог гордым противится, кто же может помиловать их? Нечист пред Господом всяк высокосердый (см.: Притч. 16, 5), кто же может очистить его?

Наказание гордому – его падение, досадитель – бес, а признак оставления его от Бога есть умоисступление. Отвергающий обличение обнаруживает страсть, а кто принимает оное, тот разрешился от уз ее.

Стыдно тщеславиться чужими украшениями, и крайнее безумие – гордиться Божиими дарованиями. Превозносись только теми добродетелями, которые ты совершил прежде рождения твоего; а те, которые ты исполнил после рождения, даровал тебе Бог, как и самое рождение. Какие ты исправил добродетели без помощи ума, те только и твои, потому что Бог даровал тебе и самый ум. Какие подвиги показал ты без тела, те только и относи к своему тщанию, ибо и тело не твое, а творение Божие.

От гордости происходит забвение согрешений, а память о них есть ходатай смиренномудрия. Гордость есть крайнее убожество души, которая мечтает о себе, что богата, и, находясь во тьме, думает, что она во свете. Сия скверная страсть не только не дает нам преуспевать, но и с высоты низвергает. Гордый подобен яблоку, внутри сгнившему, а снаружи блестящему красотою. Гордый человек не имеет нужды в бесе, он сам сделался для себя бесом и супостатом.

В сердцах гордых рождаются хульные слова, а в душах смиренных – небесные видения. Тать не любит солнца; гордый же уничижает кротких.

Если от одной этой страсти (гордости) некто ниспал с Неба, то должно исследовать, не возможно ли смирением, и без других добродетелей, взойти на Небо? Кто пленен гордостью, тому нужна помощь Самого Бога, ибо суетно для такого спасение человеческое. Таковым весьма полезно повиновение, жестокое и презренное жительство и чтение о сверхъестественных подвигах Святых Отцов. Может быть, хотя чрез это, сии недугующие получат малую надежду ко спасению".

Подумаем, дорогие братия и сестры, куда по окончании настоящей жизни может привести нас смирение и куда – гордость. Гордость неизбежно должна привести туда, куда привела она падшего Денницу, то есть к вечной погибели, удалению от Бога. Смирение же естественно приведет туда, куда привело оно всех угодников Божиих и нашего ходатая и молитвенника, Преподобного Сергия, – к вечному блаженству, к вечному соединению с Богом, потому что не напрасно сказал Спаситель: Блажени нищии духом, яко тех есть Царствие Небесное (Мф. 5, 3). Аминь.

Неделя мясопустная,

1961 г.