Глава 3
НАДЕЖДЫ И РАЗОЧАРОВАНИЯ
1
Подготовка к коронации ограничивалась пока муштровкой столичных войск, проведением парадов. Парады сделались для императора его главным занятием. Почти ни одного дня не проходило без того, чтобы войска не выводились на площадь. Его величество лично следил за ходом построений и маршированием войсковых подразделений, и не приведи Господь, ежели кто-то из солдат или офицеров допускал какое-либо нарушение - не с той ноги зашагал или что-нибудь ещё в этом роде - виновника ждало суровое наказание, вплоть до ссылки в Сибирь. Репнину рассказывали, что однажды в наказание за какую-то оплошность он отправил в Сибирь целый полк.
Была у государя ещё одна важная забота: до начала коронации переодеть русскую армию в новую форму. Мундиры старого фасона ему решительно не нравились. Он пожелал придать войскам более изящный вид, одев их в форму прусского покроя времён покойного короля Фридриха. Его личная гвардия, квартировавшая в Гатчине, такие одежды уже носила, и теперь оставалось распространить прусскую форму на прочие войска. Конечно, на это нужны были деньги, много денег, но, как говорится, игра стоила свеч.
Кстати, о Гатчинской гвардии (её называли ещё императорской армией) в Петербурге говорили по-разному: одни с насмешкой, другие считали её более современной и лучше обученной, чем старая гвардия. И чтобы доказать, что сие есть сущая правда, Павел Петрович решил устроить на Дворцовой площади её парадное шествие.
Посмотреть на гатчинцев народу собралось много. Не усидела дома и Наталья Александровна. Обычно на парадные представления не ходила, а тут решила: все идут, почему бы и ей не пойти посмотреть?
Гатчинская армия вступила в Петербург во главе с великими князьями Александром и Константином. Толпа, собравшаяся на площади, встретила её восторженными возгласами. Стройные ряды и в самом деле выглядели красиво. Шли ровно, шаг в шаг. И зелёные мундиры, и белые парики с косичками, и необычной формы шляпы - всё впечатляло.
Император Павел, принимавший парад, был доволен. Это было видно по тому, как он постоянно вздёргивал головой, поворачиваясь к стоявшему рядом фельдмаршалу Репнину и как бы говоря ему: каково, князь, любо смотреть!.. Репнин помалкивал, и по его поведению было трудно определить, одобряет он сие представление или нет.
Что до Натальи Александровны, то она на парад почти не смотрела. В эти минуты она была занята разговором с фрейлиной императрицы Нелидовой, которую знала до этого. Получилось так, что императрицу позвал Павел и, оставшись в одиночестве, Нелидова стала смотреть по сторонам в надежде увидеть кого-нибудь из знакомых. И тут она заметила княгиню Репнину. Отойдя в сторону, они разговорились. Нелидова интересовалась, какая жизнь в Литве, враждуют ли тамошние жители с русскими, а потом вдруг спросила:
- Обосноваться в Петербурге не желаете?
- Ещё как желаем! - грустно вздохнула Наталья Александровна. - Но муж считает, что это невозможно. Он привязан к Вильно своей должностью.
- На свете нет ничего невозможного, - философски заметила фрейлина. - Князь Николай Васильевич всему миру известен не только как знатный полководец, но и как умелый дипломат. Многие при дворе считают, что лучшее место ему - быть первым министром. Стоит подсказать императору, и дело будет сделано.
- А там Безбородко.
- Безбородко можно передвинуть на пост канцлера. В обиде не останется.
- Но могут при этом возникнуть какие-нибудь трудности, - продолжала сомневаться Наталья Александровна.
- Единственная трудность заключается в том, что на это место претендует Кутайсов. Но Кутайсова скоро ожидает опала.
Нелидова говорила таким уверенным голосом, что Наталья Александровна ей поверила. Эта ещё совсем молодая энергичная дама способна была добиваться всего, чего хотела. Неспроста ходили слухи, что для государя её слова значили больше, чем слова императрицы. Она была его первой фавориткой.
О своём разговоре с Нелидовой Наталья Александровна не сказала мужу ни слова. Хотя она и поверила фрейлине, что та способна выполнить своё обещание, устройство князя на высокий пост в Петербурге всё ещё оставалось голубой мечтой. Ежели Нелидова и замолвит за него слово, ещё никто не знает, как всё получится... А не мечтать она не могла. Очень хотелось ей жить в Петербурге. Вильно, конечно, город хороший, грех жаловаться, но столица есть столица. В Петербурге пусть плохонький, но свой дом, тут всё близко сердцу, да и родственники рядом...
Никогда ещё Наталья Александровна не переживала за карьеру мужа так, как сейчас. Раньше она считала, что это дело только самого Николая. Но теперь в её понимании вещей кое-что изменилось. В разговорах с дамами, близкими ко двору, ей уже не раз приходилось слышать, что нынче все жёны так делают - проталкивают своих мужей на более выгодные должности. Даже в самом близком окружении императора так поступают, потому что император, как всё единодушно утверждали, гораздо охотнее принимает советы и просьбы особ слабого пола, нежели советы и просьбы мужчин. Так или иначе, Наталья Александровна тоже оказалась в плену зыбких надежд, хотя всё, что предпринимала, держала в тайне от мужа.
Между тем Николай Васильевич, не ведая о хлопотах супруги, стал потихоньку готовиться к отъезду в Вильно. Зима подходила к концу, и надо было успеть до начала таяния снегов. Он уже собирался заказать подорожную, как вдруг к нему приехал обер-полицмейстер Архаров.
- Я к вашему сиятельству по поручению его императорского величества, - доложил он. - Его императорское величество изволили передать вам, что ждут вас для важного разговора.
- Это срочно?
- Да. Полагаю, вам лучше ехать со мною: так получится быстрее.
«Это новое назначение!» - радостно забилось сердце у Натальи Александровны.
После того как муж уехал на встречу с императором, она приказала камердинеру принести из погреба бутылку лучшего вина.
«Ежели моё предположение оправдается, быть сегодня праздничному столу», - подумала она.
Репнин вернулся часа через три.
- Ну как, - встретила она его, - разговор с императором был связан с новым назначением?
- С какой стати? Я должен завтра выехать в Орловскую губернию.
- В Орловскую губернию? - удивилась княгиня. - Зачем?
Князь рассказал, что во многих губерниях России начались крестьянские бунты и император приказал ему выехать для их подавления.
- Но разве для этого у императора не нашлось других генералов?
- Ещё при Екатерине я был назначен в Орловскую губернию наместником. Кто-то из придворных об этом вспомнил, вот император и принял такое решение. Откровенно говоря, узнав о крестьянских волнениях, я почувствовал за собой отдалённую вину, поэтому согласился ехать без колебаний.
Наталья Александровна была глубоко разочарована, но говорить об этом мужу не стала.
- Езжай, коли так, только береги себя.
- Я постараюсь вернуться как можно быстрее, - пообещал супруг.
В дальний путь он выехал рано утром, взяв с собой одного адъютанта.
2
Крестьянские бунты в России возникали довольно часто - то в одном, то в другом месте. Правда, в большинстве случаев они носили местный характер и подавлялись силами правопорядка самих губерний. Однако в этот раз волнения, начавшиеся после 10-недельного благополучного царствования Павла Первого, охватили десятки губерний. Молодому императору, ещё не успевшему набраться достаточного опыта в управлении государством, к тому же страдавшему мнительностью, померещилось в этих событиях появление новой пугачёвщины, и, запаниковав, он поднял на ноги чуть ли не всех военных и полицейских чиновников. Павел требовал от них быстрой и беспощадной расправы с бунтовщиками с использованием для этого даже артиллерии.
В Орловской губернии, куда направлялся Репнин, крестьянские волнения возникли в имениях князей Голицына и Апраксина. Всего вышли из повиновения около двух тысяч человек. Впрочем к моменту прибытия фельдмаршала в Орел бунт был уже ликвидирован. О том, как это происходило, Репнин узнал со слов губернатора, а также из письменного донесения командира гусарского полка, принимавшего непосредственное участие в карательных действиях. Вот как выглядели события по версии сего начальника:
«...Выступили войска повеленным порядком из Радогощи в 8 часов поутру, а прибыли к селу Брасову в 12 часов с четвертью. И как, несмотря на все увещевания, крестьяне, коих было более двух тысяч человек, не сдавались и не покорялись, то силою начато их покорение. Сделано во все действие 38 выстрелов пушечных и выпалено 600 патронов из мелкого ружья, при чём сделался пожар и сгорело 16 домов крестьянских. Убито крестьян 20, ранено всяких их же 70 человек... В 3-м часу пополудни пали, наконец, крестьяне на колени и стали просить помилования, покоряясь законной власти. Тогда всё прекратилось: пожар стали тушить и раненых крестьян собирать и перевязывать. Зачинщиков же злодеяния отыскивать, из коих самый первый крестьянин Емельян Чернодыров схвачен, скрываясь в погребе...»
Репнин приказал своему адъютанту изложить содержание донесения в его именном журнале, после чего вместе с губернатором удалился в отдельный кабинет, где их беседа продолжалась с глазу на глаз около двух часов. Утром они оба выехали в село Брасово, чтобы на месте разобраться, что побудило крестьян выступить против своих хозяев и властей.
Доехав до места, остановились в вотчине генерал-поручика Апраксина, где занялся первый очаг бунта. Репнин не стал спешить в помещичий дом, а, прихватив с собой холщовый мешочек, направился к крестьянским избам. Хотя стоял ещё февраль, снег на крышах с солнечной стороны уже подтаивал. У второй избы с краю четверо ребятишек, увидев приближавшегося к ним не знакомого генерала, слезли с завалинки, где до этого сидели, греясь на солнце, и юркнули в избу. Вскоре, однако, они появились снова, боязливо вглядываясь в незнакомца.
- Меня испугались? - предпринял первую попытку завести разговор Репнин.
Ребятишки не ответили.
- Не надо меня бояться. Я пришёл к вам с миром. Вот и гостинец вам привёз. Хотите попробовать?
Мальцы, всё ещё не вступая в разговор, вышли из сеней и постепенно приблизились к военному человеку, который теперь уже не казался им таким страшным, как прежде.
- В этом мешочке у меня сахар, - продолжал Репнин. - Знаете, что это такое?
Самый рослый отрицательно покачал головой.
- Вот, попробуй, - подал ему Репнин кусочек сахара. - Положи в рот и соси, как сосульку, и ты почувствуешь, какой он сладкий.
Мальчик лизнул сахар языком два раза и передал его другому, тот, сделав то же самое, третьему, и так делали до тех пор, пока не попробовали все и от маленького кусочка ничего не осталось. Тем временем Репнин поглядывал по сторонам в надежде увидеть кого-нибудь из взрослых. Взрослые, однако, не появлялись. Было похоже, что они куда-то ушли.
- Где ваши родители? - спросил он ребятишек. - Мать, отец?..
- В церковь ушли, - ответил старший из них.
- Давно?
- Не очень.
Пока они разговаривали, от барского дома подъехали губернатор с управляющим. Губернатор сообщил, что к церкви согнано всё село и разговаривать с народом надо ехать туда.
Репнин передал мешочек с сахаром ребятишкам и молча полез в возок.
У церковной ограды толпились до сотни крестьян.
Служба давно кончилась, со всех участников бунта была взята клятва впредь не бунтовать, слушаться своего хозяина, властей, и многие крестьяне уже разошлись по домам. Но у оставшихся, видимо, всё ещё оставались какие-то вопросы, на которые не получили удовлетворительного ответа.
- Здорово, мужики! - приветствовал толпу губернатор. - Со мной приехал присланный самим императором генерал-фельдмаршал князь Репнин. Вот он перед вами. Он готов выслушать ваши жалобы, ежели справедливы. Говорите.
Толпа молчала. Репнин чувствовал устремлённые на него взгляды - взгляды людей, желающих удостовериться, можно ли быть с ним откровенным или нельзя.
Репнин, подойдя к толпе, заговорил первым:
- Что вас заставило решиться на бунт?
- Терпения больше не стало, вот и взбунтовались, - раздался голос из глубины толпы.
- Совсем нас за людей считать перестали.
- Раньше хоть по воскресеньям могли на себя работать, а теперь и воскресные дни отняли - всё на барина да на барина. Где же тут правда?
- Правды нету! - хором подхватила большая часть толпы.
- Поспокойней, поспокойней, - призвал толпу Репнин. - Когда же вы на себя работаете?
- Управляющий дозволяет работать на себя только по ночам.
- А вы барину своему об этом говорили?
- Барин наш генерал, ему до нас дела нету. Хоть разочек посмотреть, какой он есть!..
- Я понял вас. Что до вашего дела, то оно будет расследовано и доложено императору. Наш император примет справедливое решение. Можете мне поверить.
При возвращении в Орел большую часть пути Репнин ехал молча, углубившись в свои мысли. Уже подъезжая к городу, он вдруг спросил губернатора:
- Помните ли вы десять заповедей Моисея?
- Десять заповедей?.. А где о них написано?
- В Священном Писании, которое мы называем Законом Божьим.
- Не помню, - признался губернатор.
- В одной из этих заповедей указано, что седьмой день недели Богом определён днём нерабочим. А в тех поместьях, где мы с вами были, владельцы крестьян заставляют их работать на хозяина даже по воскресеньям. Вот где таится одна из главных причин бунта. Думаю, вам следует серьёзно в этом разобраться и призвать помещиков быть добрее к своим крестьянам, пересмотреть количество установленных ими дней для работы в пользу своих господ.
- Поговорить с помещиками, конечно, можно. Но будет ли от этого толк? Тут нужен закон.
- Да, закон нужен, - соглашаясь, промолвил Репнин и снова замолчал, теперь уже до самого конца пути.
О результатах своей поездки Репнин доложил императору уже на другой день после возвращения в Петербург. Павел Петрович был удовлетворён тем, что бунтовщиков удалось усмирить в течение двух-трёх часов. Не вызвало у него гнева и то, что в ходе усмирения было убито 20 и ранено 70 человек.
- Надо было бы ещё человек пять-шесть повесить, - комментируя действия карателей, сказал он. - На виду всего народа. Чтобы знали, что ждёт тех, кто осмеливается бунтовать против своих хозяев и законных властей.
- Ваше величество, - мягко заговорил Репнин, - карательные меры, конечно же, необходимы. Без строгостей порядка не будет. Но смею заметить, ваше величество, одними устрашениями воцарить вечное спокойствие в губерниях невозможно. Есть причины, которые, ежели их не устранить, будут побуждать крестьян бунтовать снова и снова.
- Какие это причины? - насторожился Павел.
Репнин рассказал о своём разговоре с жителями села Брасова, о том, что их заставляют работать на помещика семь дней в неделю, и им совершенно не остаётся времени для работы на себя.
- То, что делается сейчас, - говорил Репнин, - противоречит Божьему Закону, где в десятисловии Моисея седьмой день недели признается нерабочим.
- Десятисловие Моисея я помню, - сказал государь. - Но что вы от меня хотите? Хотите, чтобы сим делом занялась церковь?
- Ваше величество, народ ждёт восстановления справедливости от своего нового монарха. Вам достаточно будет объявить всей империи манифест о не- принуждении крестьян работать в воскресные дни, и народ успокоится, поверит в торжество справедливости.
Павел подумал и согласился:
- Пожалуй, манифест нужен. Народ должен знать: я желаю справедливости, желаю, чтобы богато жили не только помещики, но и крестьяне. Как установлено Божьим Законом, так пусть и будет.
Когда от императора Репнин вернулся к себе домой, Наталья Александровна, глянув на него, просияла:
- Ты получил пост в правительстве?
- С чего ты взяла?
- Но у тебя такое лицо, словно ты одержал великую победу!
- Победу я действительно одержал, но не на том поле, о котором ты думаешь, - заключил её в объятия супруг. Он рассказал, как убедил императора обнародовать манифест об ограничении дней, которые крепостные крестьяне обязаны отрабатывать в пользу своё го помещика.
- Я рада, - сказала Наталья Александровна, - что он тебя послушался, значит, твоё мнение для императора многое значит.
3
Коронация нового императора состоялась 5 апреля 1797 года. Торжества проходили по сложившейся традиции: с церковными колоколами, богослужениями, парадами, даровыми угощениями для черни, приёмами для знатных господ, весёлыми забавами... Желая, чтобы это событие запомнилось всем надолго, Павел решил обнародовать в сей день два важных документа: закон о порядке престолонаследия и манифест о непринуждении крестьян работать в воскресные дни. Наибольший интерес вызвал, конечно, манифест, поскольку он затрагивал интересы всех слоёв населения империи. Вот что в нём говорилось:
«Объявляем всем нашим подданным. Закон Божий, в десятисловии нам преподанный, научает нас седьмой день посвящать Ему; почему в день настоящий, торжеством веры христианской прославленный, и в который мы удостоилися восприять священное миропомазание и царское на прародительском престоле нашем венчание, почитаем долгом нашим пред Творцом и всё благ подателем подтвердить во всей империи нашей о точном и непременном сего закона исполнении, повелевая всем и каждому наблюдать, дабы никто и ни под каким видом не дерзал в воскресные дни принуждать крестьян к работам, тем более, что для сельских издельев остающиеся в неделе шесть дней, по равному оных вообще разделяемые, как для крестьян собственно, так и для работ их в пользу помещиков следующих, при добром распоряжении, достаточны будут на удовлетворение всяким хозяйственным надобностям».
На приёме, устроенном по случаю коронации, Павел Первый был, как всегда, суетлив. Он то и дело подзывал к себе Репнина, говорил ему что-то на ухо, таким же образом обращался к другим лицам, иногда уходил куда-то. В том, что император часто разговаривал с её мужем, Наталья Александровна - а она тоже присутствовала на приёме - видела добрый знак. Ежели постоянно обращается, значит, ценит его советы, и князь может рассчитывать на новые монаршие милости.
В суете прошло не менее получаса. Наконец наступило время, которое все ждали, - оглашение царских милостей. Император был щедр и никого не обидел. Не обошёл вниманием и князя Репнина. В награду за заслуги перед Отечеством император жаловал ему 6 000 душ крепостных крестьян, а в дополнение к его прежним должностям добавлял ещё одну - должность инспектора инфантерии Литовской и Лифляндской дивизий. О министерских видах ни слова. Сказать правду, Наталья Александровна ожидала большего, но и это её не расстроило.
«Ежели государь умолчал о министерской должности, значит, Нелидова ещё не успела с ним переговорить, - утешала она себя. - Ещё не всё пропало. Время есть. Нелидова должна выполнить своё обещание» .
По глазам мужа она видела, что князь недоволен наградами. И она его понимала. В самом деле, зачем ему на старости лет эти шесть тысяч крепостных душ? Помещик из него всё равно не получится. Ему нужно постоянное место в Петербурге или Москве, которое соответствовало бы его заслугам, обширным знаниям и богатому опыту государственной и военной службы.
После торжеств по случаю коронации императора Репнин, вернувшись домой, слёг в постель и две недели лежал больным: сказалась простуда, подхваченная в дороге. Наталья Александровна тоже чувствовала себя неважно. Однако благодаря ухаживавшим за ними слугам они смогли преодолеть недуги без каких-либо осложнений, к концу месяца снова почувствовали себя здоровыми и, когда после весенней распутицы дороги чуточку просохли, не мешкая отправились в Вильно.
Надежды Натальи Александровны увидеть мужа на посту первого министра так и не оправдались.
