ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

  один из тёплых весенних дней 1748 года на большой дороге, что вела от Москвы на Варшаву и далее на запад, появились многочисленные войска с обозами - как пешие, так и конные. То отправлялся к берегам Рейна 30-тысячный корпус под предводительством знатного военачальника, имевшего перед Отечеством немало заслуг, генерал-фельдцейхмейстера князя Василия Аникитича Репнина. После того как прозвучал сигнал и полки стали вытягиваться в походный порядок, командующий со своим окружением, обгоняя движущиеся войска, проскакал с полверсты вперёд и остановился на пригорке, дабы учинить последний смотр вверенным ему вооружённым силам.

Авангард корпуса составляли конные полки - драгуны, уланы, - за ними шли пешие воины, потом тянулись обозы, а за обозами следовал ещё один драгунский полк, прикрывавший корпус с тыла.

Князь Репнин имел все основания быть довольным видом своих войск. Люди были обуты и одеты во всё новенькое - любо глядеть. А про воинскую выправку и говорить нечего: солдаты выглядели молодцевато. Настоящие богатыри! Князь был русским человеком, а какому русскому взбредёт в голову показывать себя перед иностранцами с плохой стороны? Нет уж, пусть вся Европа видит, что русский солдат тоже имеет цену, ничуть не меньшую, чем француз или немец.

Русские войска отправлялись вглубь Европы по указу её величества императрицы Елизаветы Петровны. Государыня понимала: большого выигрыша от такого похода Россия не получит, но не могла поступить иначе. Попросила австрийская императрица Мария Терезия, а ей она не могла отказать. Они уважительно относились друг к другу, а после того как благополучно царствовавший родитель Марии Карл VI неожиданно скончался и она объявила себя наследницей престола, эта дружба приобрела особое значение. В лице царствующей Марии Терезии Россия приобретала верную союзницу.

Между тем воцарение Марии Терезии удовлетворило далеко не все страны. Многие европейские государства, в частности Франция, Пруссия, Бавария, Саксония, Испания, Сардиния, предъявили новой правительнице династические претензии. Так на ровном месте возникла проблема «австрийского наследства», а когда в отношениях между государствами возникают мало-мальски серьёзные проблемы, то заинтересованные стороны начинают «бряцать оружием». И бывает, что «бряцанием» не ограничиваются и пускают оружие в ход. Именно так случилось и в споре за упомянутое наследство.

В отстаивании своих прав на целостность унаследованной ею империи Марию Терезию поддерживали Англия и Нидерланды, но сия поддержка оказалась недостаточной. На полях сражений положение складывалось явно не в пользу Вены. Пруссии удалось силой оружия присоединить к себе часть Силезии, до этого находившуюся под властью австрийцев. Успех сопутствовал и французской армии, нанёсшей австрийским войскам два крупных поражения. В этих условиях Марии Терезии ничего не оставалось, как обратиться за помощью к российскому двору. Её просьба была услышана, и вот уже отборное тридцатитысячное войско начало свой марш к берегам Рейна - туда, где вот уже несколько лет громыхали пушки и земля поливалась кровью противоборствовавших воинов. Что ждёт русских в тех далёких местах? Слава побед или горечь поражений? Трудно сказать... Хорошо, если противники Марии Терезии, увидев, какая большая сила идёт на помощь её войскам, подумали бы ещё раз, как им быть дальше, и, не подвергая свои армии риску, сели за стол мирных переговоров. Ежели дело пойдёт именно таким образом, тогда российским солдатам и офицерам не придётся проливать свою кровь и они смогут вернуться в Россию с великим почётом. Дай-то Бог!

...Когда мимо пригорка промаршировали все подразделения корпуса, князь Репнин приказал главным командирам, находившимся с ним на смотре, вернуться в свои полки, после чего свита его быстро распалась. С ним остались только два его адъютанта да ещё сын, княжич Николай, которому отец дозволил принять участие в походе в качестве волонтёра, хотя ему было всего четырнадцать с небольшим. Николай был записан в лейб-гвардейский полк солдатом ещё в младенческие годы и за это время поднялся до сержантского чина. Отец был им доволен: красив лицом, ладен в плечах. Но не только это радовало старого князя. Он обнаруживал в сыне большой ум, редкие способности быстро обогащать себя знаниями. Вроде бы подросток ещё, а уже по всем наукам понятие имеет. Что до знаний иностранных языков, то во всём корпусе не найдёшь такого, кто бы мог с ним равняться. Четыре языка ему покорились - французский, немецкий, итальянский, польский. Не только свободно говорит на этих языках, но и бегло читает, пишет - одним словом, молодец.

В том, что он стал таким образованным, есть заслуга его покойной матери, царство ей небесное. Пока была жива, многому научила. Жаль, что рано умерла...

   - Мы поедем с арьергардом? - спросил княжич отца.

   - Нет, сын мой, мы поедем с отрядом охраны, и поедем не верхом, а в карете.

Князь приказал одному из адъютантов распорядиться подогнать экипаж на то место на дороге, против которого они стояли, и когда карета была подана, пропустил в неё сначала сына, а потом полез и сам, заметно отяжелевший, мешковатый.

В карете были разложены пуховые подушки. Тряски на кочках, которыми изобиловала дорога, почти не замечалось. Ехать в таких условиях - одно удовольствие.

   - А не пересесть ли нам, сын мой, так, чтобы быть лицом к лицу? - предложил старый князь. - С тех пор, как ты приехал из Вены, я всё ещё не могу налюбоваться тобой. Да, ты заметно вырос, - продолжал он после того, как княжич пересел на предложенное ему место. - Подростком называть тебя уже язык не поворачивается, впору невесту искать.

Княжич, слегка смутившись, промолчал.

   - Да-a, время летит... - задумчиво промолвил князь и надолго замолчал, не отводя взгляда от сына. Княжичу стало неуютно под его взглядом. Он плохо знал отца. Занятому военной службой князю некогда было заниматься воспитанием сына: после смерти матери он некоторое время находился под присмотром нанятых учителей, а последние полтора года прожил в Вене под опекой австрийского двора.

   - В своём последнем письме, - снова заговорил князь, - принц Евгений писал мне, что своими способностями к наукам ты заставил полюбить себя всех австрийцев.

   - Его высочество слишком преувеличивает мои способности, - скромно возразил сын. - Я имел некоторые успехи в изучении истории и философии. Только и всего.

   - Но, наверное, ещё чему-то научился?

   - Кроме истории и философии изучал шпажное дело, математику, географию.

   - Я счастлив, что ты у меня такой образованный, - прочувственно сказал князь. - Рад, зело рад.

Он гордился сыном и хотел, чтобы тот это знал. У Василия Аникитича не было других детей, после смерти жены жил вдовцом, и княжич Николай был для него единственной «кровинкой» для продолжения знатного рода Репниных - рода, в своё время обласканного самим Петром Великим.

   - У меня к тебе вопрос, - решил сменить тему разговора князь, - что тебе известно о городе Ахен?

   - Не так уж много, - оживился княжич, довольный тем, что отец перестал, наконец, его нахваливать. - Мне известно только, что стоит он на живописном месте на стыке границ Пруссии и Нидерландов. Город известен своими целебными водами и так красив, что король Карл Великий, выбирая сие место для своей резиденции, предпочёл его другим городам... А почему вы им интересуетесь? - прервав свой рассказ, спросил он. - Ахен - конечный пункт нашего марша?

   - По договорённости с нашими союзниками мы должны стать лагерем неподалёку от этого города.

   - Нам уготовано мирное пребывание?

   - Трудно сказать, что нас ожидает. Пока маршируем, пройдёт не одна неделя, а за это время положение может измениться. - Помедлив, князь продолжал: - У меня такое предчувствие, что воевать нам не придётся. Война и без того слишком затянулась. Как мне представляется, враждующие стороны устали от этой войны, и им не хватает только звонка, способного позвать их к столу для переговоров. Думается, прибытие на Рейн русского корпуса может послужить именно таким звонком. Противники Марии Терезии вряд ли отважатся продолжать войну, когда мы появимся в центре событий.

Слушая отца, княжич вдруг заметил, что лицо его покрылось мертвенной бледностью.

   - Что с вами, батюшка, вы больны? - вскричал он, увидев, как отец со стоном сжал ладонью правый бок.

   - Ничего страшного, - произнёс князь. - Со мной такое бывает. Проклятые колики под нижними рёбрами...

Княжич приказал ефрейтору остановиться.

   - Может быть, доктора позвать? - предложил он отцу.

   - Что доктор?! У доктора одно лечение - пускать кровь, а я от этого только слабею.

Болезненные колики у князя продолжались недолго, но они настолько испортили ему настроение, что он уже ни о чём больше не заговаривал с сыном, так и ехал молча до самого места ночлега.

Князь Василий Аникитич оказался прав в своём предвидении: стоило российскому воинскому корпусу прибыть к берегам Рейна, как противники Марии Терезии сразу же заговорили о необходимости заключения перемирия.

Довольно сражений, решили они, пора искать согласия за столом переговоров.

Переговоры между представителями враждовавших сторон начались в начале октября 1748 года и вскоре закончились подписанием в Ахене мирного договора. Представители государств, претендовавших на габсбургское наследство, от имени своих правительств признали наконец права на австрийский престол за старшей дочерью усопшего короля Карла VI Марией Терезией, но в то же время кое-что для себя выторговали. Ранее находившиеся под властью Вены итальянские герцогства Парма, Пьянченцо и Гуасталла отошли к Испании. Вене пришлось примириться и с захватом Пруссией большей части Силезии. Австрийские дипломаты долго не соглашались на эту уступку, надеясь на поддержку русских, но в конце концов сдались. Дело в том, что российский экспедиционный корпус, на который они так уповали, к этому времени оказался в сложном положении. Командующий корпусом генерал-фельдцейхмейстер князь Репнин, заболев ещё в начале похода, слёг в постель и больше с неё не поднимался. Австрийцы, не говоря уже о русских офицерах и солдатах, приуныли. Сила любого войска зависит прежде всего от того, кто им командует. Генерал-фельдцейхмейстер Репнин был признанным полководцем, в него верили и свои, и союзники. Не свали его коварная болезнь, он несомненно смог бы умело вмешаться в процесс переговоров и, опираясь на силу своего корпуса и союзных войск, заставить пруссаков отказаться от своих претензий на Силезию, которая им никогда не принадлежала. Но, увы, князь Репнин оказался совершенно беспомощным. В Ахене уже открыто поговаривали о его скорой смерти.

В палатку больного кроме врачей и слуг никого более не впускали, разве что молодого князя Николая. Старый князь каждый раз встречал сына таким внимательно-грустным взглядом, словно тот заслуживал большего утешения, чем он сам, измученный тяжкой болезнью. Обычно их встречи ограничивались ничего не значащими фразами. Но однажды, выждав длительную паузу, князь сказал:

- Мои дни сочтены, Николай, и ты должен быть готовым ко всему. Знаю, государыня тебя в сиротстве не оставит, не отвернётся. И всё же твоё будущее зависит от тебя самого. Надеюсь, не опозоришь наш знатный род, будешь служить Отечеству так же, как служили твой славный дед и твой отец. Ты меня понял, князь Николай?

   - Можете, батюшка, не сомневаться в моих благородных устремлениях, всё буду делать так, как приказываете, - отвечал сын, изо всех сил стараясь казаться спокойным. - Но мне кажется странным, что вы затеяли сей разговор. Доктора говорят, вы скоро поправитесь, и впереди у нас ещё будет много времени для разговоров о моём будущем.

Старый князь нахмурился. Слова сына ему не понравились. Должно быть, он почувствовал в них фальшь, а такое в людях терпеть не мог.

   - Я знаю себя лучше, чем доктора, - сказал он. - Я скоро умру, и ты должен с этим примириться. А теперь иди и помни, что я тебе сказал. Иди, иди, - повторил он, видя, что сын не спешит выполнять его приказ. - Я устал и хочу отдохнуть.

Ком в горле и слёзы в глазах Николай почувствовал только после того, как покинул больного отца. Он боялся разреветься: вокруг находились люди, а ему не хотелось, чтобы они увидели в нём слабого человека. Солдатам слёзы не к лицу. Он обязан был крепиться. К тому же причин для рыданий пока не было. Отец тяжело болен, но всё ещё может измениться. Бог милостив, авось пошлёт ему исцеление, и станет он по-прежнему сильным и здоровым...

После откровенного наставительного разговора с сыном князь Василий Аникитич прожил ещё с неделю. Он умер глубокой ночью в окружении священников, чинивших обряд соборования.

О заключении Ахенского мира и смерти командующего российским корпусом генерал-фельдцейхмейстера князя Репнина императрица Елизавета Петровна узнала из уст великого канцлера Бестужева-Рюмина, явившегося к ней сразу же после своего разговора с курьером, доставившим из Ахена донесение о происшедших там важных событиях. По натуре человек скрытный, канцлер в этот раз открыто излучал свою радость по случаю признания Европой династических прав на австрийский престол за императрицей Марией Терезией, питающей симпатии к российскому двору.

   - После заключения Ахенского мира, - говорил он, - союз с Веной станет ещё более прочным, а сие означает, что России будет легче отстаивать свои интересы в Европе... Елизавета Петровна слушала его речь с рассеянным видом. Чувствительная, добрая сердцем, она думала в эти минуты не столько о том, какой мир учинён в Ахене и какие выгоды будет иметь от него Российская империя, сколько о смерти князя Репнина. Она лично знала этого славного полководца, перед отправкой экспедиционного корпуса к берегам Рейна принимала его в своём кабинете, своею рукою перекрестила его, благословляя в далёкий путь. И вот теперь этого хорошего человека не стало. Жаль, очень жаль...

   - Граф, - обратилась Елизавета Петровна к великому канцлеру, - у покойного князя Репнина, кажется, остался сын?

   - Да, ваше величество, сын Николай. Теперь он круглый сирота.

   - Сколько ему лет?

   - Идёт пятнадцатый, на вид можно дать больше.

   - Вы его знаете?

   - Я имел удовольствие с ним беседовать после его возвращения из Вены, где он изучал науки. Зело способный юноша.

Императрица подумала немного:

   - Я чувствую за собой долг позаботиться о судьбе сына покойного князя. Не могли бы вы, Алексей Петрович, стать его попечителем? Ему нужен сейчас именно такой наставник, как вы.

   - Буду рад служить, ваше величество. К молодому князю буду относиться как к сыну родному, можете в том не сомневаться.

...Бестужев-Рюмин расстался с императрицей с таким чувством удовлетворения, словно ему удалось окончательно растопить лёд, с некоторых пор охлаждавший личные отношения между ними. Дело в том, что, приняв престол, Елизавета Петровна отказывалась жаловать его доверием, упорно не давала дороги во власть. Она не могла простить ему угодничества и пособничества Бирону и другим иностранным вельможам, которые при Анне Иоанновне и Анне Леопольдовне чувствовали себя полными хозяевами в стране. Для устройства своей карьеры хитрому царедворцу пришлось прибегнуть к самым изощрённым средствам, вплоть до использования в своих целях слабостей и ошибок придворных из близкого окружения её величества. На первых порах ему зело помог лейб-лекарь Лесток, в котором государыня души не чаяла, поскольку он был одним из наиболее активных участников дворцового переворота, позволившего ей овладеть российским троном. Именно он, Лесток, уговорил её величество назначить оказавшегося не у дел графа на должность начальника департамента почт. Кстати, за оказанную услугу Лесток ожидал от него вечной благодарности. Но этого не случилось. Получив от лейб-медика то, что ему было нужно, граф его попросту предал. Вскоре после получения высокой должности Бестужев-Рюмин представил двору письменные свидетельства, в которых Лесток изображался чуть ли не шпионом, работавшим в пользу правительства Франции. В результате его усилий Лесток лишился не только доверия августейшей покровительницы, но и должности придворного медика. Что до самого Бестужева-Рюмина, то на достигнутом он не остановился. Ступени служебной лестницы повели его дальше. Не стало Лестока, зато в окружении императрицы появились другие люди, которые исхлопотали для пронырливого чиновника место вице-канцлера, а потом пошли ещё дальше - предложили его кандидатуру на пост великого канцлера. Елизавета Петровна долго не соглашалась с таким представлением, а потом всё-таки уступила. А собственно, кого она могла ещё назначить на столь высокий пост, ежели не этого человека? Русские вельможи в большинстве своём были либо тупы, либо умны, но очень ленивы. А граф Бестужев-Рюмин был и умён, и зело трудолюбив: проводить дни в праздности он не любил.

Впрочем, согласившись назначить Бестужева-Рюмина великим канцлером, государыня по-прежнему держала его на определённом расстоянии, не впускала в своё близкое окружение. Бывало даже такое: чтобы сделать доклад о государственных делах, ему приходилось ждать дозволения на приём целыми неделями. Встреча по поводу заключения Ахенского мира и неожиданной смерти князя Репнина была первой, на которую государыня согласилась без промедления. Это обнадёживало, но ещё больше надежд на нормальные взаимоотношения с императрицей давала просьба её величества взять под своё покровительство ставшего сиротой молодого князя Николая Репнина. Это могло обернуться большими выгодами. Род Репниных всегда был близок двору. Но дело не только в этом. В своё время Репнины поддерживали хорошие отношения с венским двором, в частности с принцем Евгением, и этим в некоторых случаях тоже можно будет воспользоваться в интересах развития русско-австрийских отношений. Есть и другое соображение. Сделавшись наставником юного князя, можно будет привить ему взгляды на внутреннюю и внешнюю политику России, какие имеет он, граф Бестужев-Рюмин, и таким образом сделать его своим верным последователем.

Вернувшись от государыни в свою резиденцию, Бестужев-Рюмин тотчас принялся за письмо Николаю Репнину. Выразив ему своё соболезнование в связи с преждевременной кончиной его высоко почитавшегося родителя, он выразил готовность взять его под своё покровительство, на что уже получено согласие и благословение самой милостивейшей императрицы. Добавив к этому ещё несколько фраз относительно возможной скорой встречи в Петербурге, граф своими руками запечатал конверт, после чего вызвал секретаря и приказал ему отправить письмо адресату вместе с почтой военной коллегии, предназначенной для главной квартиры русского корпуса на Рейне.