Глава двадцатая
Целители душ
22 января 1854 года в деревне Гусь-Хрустальный родился мальчик, окрещенный Сережей. Родился отнюдь не в крестьянской избе: его отец Сергей Георгиевич был главным управляющим имениями и фабриками И. С. Мальцева, «стеклянного короля». Человек незаурядный: образованный, хороший организатор (устроивший, между прочим, на заводе, которым управлял, больницу для рабочих на 50 коек, что в те времена было редкостью).
С раннего детства Сережу Корсакова учила специально приглашенная гувернантка, а затем гувернер, так что к пяти годам мальчик уже неплохо читал и писал. Последним домашним учителем стал семинарист В. В. Барков, подготовивший мальчика к гимназии. Подготовил, надо полагать, неплохо: в Первую Московскую гимназию Сергей поступил сразу во второй класс и окончил ее в 1870 году с золотой медалью. И сразу после окончания гимназии поступил на медицинский факультет Московского университета.
За учебу Сергей Корсаков взялся рьяно, сразу пытаясь охватить гораздо больший объем знаний, чем давал обязательный курс. Законспектировав книгу «Рефлексы головного мозга», юный студент выучил ее наизусть. На старших курсах преподавали отличные педагоги: М. Шарко («душ Шарко», знакомый каждому психиатру), основатель русской гистологии (науки о тканях человека и животных) А. И. Бабухин, уже известный нам знаменитый терапевт Захарьин и его ученик – талантливый невропатолог А. Я. Кожевников. Случилось так, что и со своей будущей женой, Анной Константиновной Барсовой, Корсаков познакомился как раз в университете. Конечно, она не училась там (в ту пору высшее образование для женщин было закрыто, не считая одного-единственного исключения, о котором – чуть позже). Анна была племянницей и воспитанницей субинспектора Московского университета П. П. Барсова, в чей дом Корсаков был вхож. Именно Анне он посвятил свою студенческую работу «Первый самообразовательный труд». А дипломной работой Корсакова стала «История болезни дворянина Ильи Смирнова, 29 лет».
В марте 1875 года Сергей Корсаков с отличием окончил университет и стал младшим ординатором Преображенской психиатрической больницы, но всего через несколько месяцев по рекомендации Кожевникова становится сверхштатным ординатором клиники нервных болезней Московского университета (несомненное повышение для «молодого специалиста»). Еще до того, во время летнего отпуска, Корсаков его практически весь провел в деревне, став своего рода «домашним врачом» психически больной графини С. И. Татищевой. Длительное наблюдение за таким больным дает начинающему врачу бесценный опыт, и в этом нет ни капли цинизма – полученный опыт позволит лечить других…
Два года, с 1875-го до 1877-го, Корсаков собирал материал для своей первой научной работы, опубликованной под названием «Курс электротерапии». Тем самым выдержал испытание для получения ученой степени доктора медицины и стал работать над диссертацией.
Впоследствии она будет называться «Об алкогольном параличе», но пройдет долгих одиннадцать лет, прежде чем Корсаков ее защитит. В отличие от многих своих именитых коллег (в том числе и помянутых в этой книге), Корсаков написал относительно мало – он работал обстоятельно и не спеша. И работал много. Не оставляя Московского университета, работал и в Преображенской психиатрической больнице, и в частной психиатрической лечебнице доктора Беккера в Красносельске (после смерти Беккера в 1881 году Корсаков заведовал этой больницей вместе с вдовой Беккера до самой своей смерти).
Как и многие русские врачи, Корсаков немало времени проводил за границей, изучал постановку тамошнего психиатрического дела, встречался со знаменитыми европейскими врачами – Австро-Венгрия, Германия, Швейцария, Франция, Италия… В Берлине – посещение знаменитой клиники «Шаритэ». В Лейпциге – долгий визит в клинику психических и нервных болезней невролога Пауля Флексига (одна из первых подобных клиник в Европе, Флексигом и основанная).
12 мая 1887 года Корсаков защищает докторскую диссертацию «Об алкогольном параличе», и спустя четыре дня Совет Московского университета утверждает его в степени доктора медицины. В начале следующего года Корсаков назначается приват-доцентом университета, а в 1892 году – «сверхштатным экстраординарным профессором» по кафедре «систематического и клинического изучения нервных и душевных болезней».
И вновь – Европа. Очень многое Корсакову дало знакомство с работами известного французского психиатра Жана Маньяна (1835–1916), дружба с которым сохранится на всю жизнь. Маньян одним из первых описал «двойные» слуховые галлюцинации при шизофрении (когда больной как бы с двух сторон слышит разного содержания «речи»), так называемые тактильные галлюцинации в виде ощущения под кожей мелких инородных тел или насекомых (возникающие при остром отравлении кокаином), бредовый психоз и последовательные фазы его развития: беспокойство, бред преследования со слуховыми галлюцинациями, бред величия, слабоумие. Встречался Корсаков с видным венским психиатром Крафтом-Эббингом и не менее знаменитым профессором Крепелином.
Главный вклад Корсакова в психиатрию, сделавший его одним из основоположников этой науки, – описанный им в работе «Болезненные расстройства памяти и их диагностика» (1890) своеобразный вид расстройства памяти, характеризующийся нарушением запоминания, ориентировки во времени и обманами памяти. Эти три симптома, входящие в «корсаковский психоз», встречаются при целом ряде заболеваний. Чтобы не углубляться в медицинские дебри, проще растолковать попросту: сами по себе эти симптомы по отдельности наблюдались и до Корсакова, но именно Корсаков их систематизировал и подробно описал. Законы медицинского мира таковы: если именем врача называется болезнь или хотя бы синдром, это означает нешуточное признание его заслуг. Нечто вроде генеральских погон в армии.
Корсаков одним из первых начал ставить в связь с условиями внешней среды причины психических болезней и их развитие. В своем «Курсе психиатрии» (1893) он подробно изложил свои взгляды на этот счет, подчеркивая: «Для профилактики и лечения психических болезней необходимо улучшение питания, трудовых и жилищных условий населения».
Именно Корсаков провел реформу организации психиатрической помощи – коренное преобразование режима содержания и лечения душевнобольных. По его собственному выражению, он работал за «нестеснение» больных – кроме тех случаев, когда это крайне необходимо. В своей клинике он отменил связывание больных по поводу и без повода, повальное применение смирительных рубашек, велел снять решетки в тех палатах, где это не вызвано необходимостью. Особенно резко он выступал против лихих американских хирургов, широко применявших стерилизацию и кастрацию больных, называя это изуверством.
Создатель первого в России Психологического общества, Общества невропатологов и психиатров, журнала невропатологии и психиатрии, а еще – председатель правления Общества русских врачей и председатель общества вспомоществования нуждающимся студентам. Еще имел чин коллежского асессора и орден Святого Станислава 2-й степени, но, по большому счету, это такая суета сует…
Умер Корсаков в начале 1900 года на сорок шестом году жизни – до обидного рано…
«Сербский доказал, что с точки зрения психиатра даже опасный преступник может быть больным человеком. В этом случае его следует изолировать от общества и начать лечить. Ученый был глубоко убежден, что во многих преступлениях прежде всего виновата та среда, которая повлияла на формирование его личности» (Н. И. Бехтерев).
Владимир Петрович Сербский вошел в историю русской медицины и психологии не только как один из создателей московской школы психиатров, но и как основатель нового направления – судебной психиатрии.
Родился он в семье земского врача в Воронежской губернии. После окончания гимназии в 1875 году поступил сначала на физико-математический факультет Московского университета, но на третьем курсе решил сменить будущую специальность и стал учиться на медицинском. Причем занимался на обоих факультетах одновременно, поэтому и получил два диплома: в 1880 году – об окончании физико-математического факультета, а в 1883-м – медицинского. Случай, по-моему, для университета уникальный.
Еще в университете он увлекся изучением нервных и психических болезней и стал одним из учеников Корсакова. Получив диплом, он стал работать опять-таки у Корсакова – в той самой клинике Беккера. И одновременно посещать занятия по невропатологии в клинике профессора Рота.
В то время считалось, что психически больного человека (и совершенно неважно, буйного или тихого) следует прежде всего изолировать от общества, а потом создать ему максимально жесткий режим (ничего специфически российского тут нет, это старая добрая европейская традиция). На больных надевали смирительные рубашки, а то и приковывали цепями к стенам, что лишь усугубляло течение болезни. Корсаков, как уже говорилось, был противником такой практики и вместе с Сербским разрабатывал методы диагностики и чисто медикаментозного лечения больных.
В 1885 году Сербский неожиданно покидает учителя и уезжает в Тамбов – руководители местного земства предложили ему реорганизовать местную психиатрическую лечебницу. Поступок довольно неожиданный, и ясного объяснения ему нет до сих пор. Правда, есть версия, что это было сделано по совету самого Корсакова, считавшего, что его ученик слишком нерешителен и плохо верит в свои возможности как врача, а потому должен попробовать поработать самостоятельно.
Если и в самом деле так было, Корсаков, выделив ученику «самостоятельный фронт работ», поступил умно и дальновидно. Под руководством Сербского тамбовская лечебница стала одной из лучших в России, причем за довольно короткое время. Земское медицинское начальство отправило Сербского на год в Европу, и он почти год проработал в одной из крупнейших европейских психиатрических клиник – Венской – под руководством Т. Мейнерта. Вернувшись в Тамбов, он снова принялся за руководство лечебницей, но всего через несколько месяцев Корсаков вызвал его в Москву. В конце 1887 года Корсаков как раз добился открытия при медицинском факультете Московского университета специализированной психиатрической клиники, а руководство ею решил поручить Сербскому, как одному из лучших своих учеников. Сербский, заняв этот пост, использовал европейский опыт.
Одновременно с руководством клиникой он стал преподавать в Московском университете: читал курс судебной психиатрии студентам медицинского и юридического факультетов. И вслед за своим учителем разрабатывал вопросы диагностики основных форм психозов. Первым в мире он установил, что некоторые болезненные проявления, наблюдаемые у взрослых больных, – следствие не замеченного вовремя детского слабоумия. И постепенно сформулировал методики, по которым психиатры могли теперь определять степень вменяемости больного, его способность критически оценивать свои поступки.
Итоги своих наблюдений Сербский обобщил в докторской диссертации, защищенной в 1892 году и опубликованной вскоре в виде книги под названием «Судебная психопатология». Вскоре вышел и ее немецкий перевод, получивший большое распространение в Европе. Впервые в мировой науке Сербский предоставил систематизированное описание различных форм шизофрении.
После смерти Корсакова Сербский стал руководителем кафедры, его избрали профессором Московского университета. Усовершенствовать знания туда приезжали ученые из многих стран. На семинарах Сербского, так называемых «пятницах», собиралось по несколько сот человек.
В Москве Сербского часто привлекали в качестве консультанта и эксперта для предварительных обследований во время досудебного следствия. Несмотря на нешуточную занятость, он никогда не отказывался. И превращался из замкнутого и чуточку нерешительного человека (эти качества у него оставались всю жизнь) в грозного обвинителя, готового защищать права больного, если устанавливал, что перед ним именно больной человек. Доказывал, что с точки зрения психиатрии даже иной опасный преступник может быть глубоко больным человеком и его вместо каторги (а то и виселицы) следует изолировать в соответствующей клинике и лечить. Сербский был глубоко убежден, что во многих преступлениях виновата именно та среда, что повлияла на формирование человеческой личности. И предлагал ввести обязательную психиатрическую экспертизу для обвиняемых в совершении тяжких преступлений – особенно тех, что карались смертной казнью.
В бурном 1905 году на Втором съезде психиатров России Сербский выступил с докладом, в котором показал, что создавшаяся в стране обстановка способствует росту психических заболеваний. А после съезда выпустил книгу о роли революции как фактора, вносящего значительные изменения в сознание широких масс. Нужно уточнить, что в книге не было ровным счетом ничего революционного, никакой «левизны» – Сербский холодно и отстраненно рассматривал проблему как ученый. И тем не менее многим облеченным властью она пришлась не по нутру – они меньше всего собирались озабочиваться духовным и моральным состоянием тех самых широких масс, предпочитая испытанные средства в виде нагаек и карательных отрядов. (Что им довольно скоро аукнется.) Правда, открыто выступать против Сербского власти не стали: во-первых, он был ученым с мировым именем, а во-вторых, в книге и с микроскопом нельзя было найти нечто «противуправительственное»…
Политикой Сербский никогда не увлекался, но, как многие, держался умеренно-либеральных взглядов. Когда министр народного просвещения Л. А. Кассо издал циркуляр, отменяющий автономию университетов в выборе руководства, многие профессора в знак протеста ушли в отставку. Одним из первых в Московском университете так поступил Сербский, а вслед за ним кафедру и клинику оставили многие его ученики. Правда, нельзя сказать (исторической точности ради), что это принесло кому-то из них лишения – все это были хорошие врачи, известные специалисты, без труда нашедшие работу в частных лечебницах. Сербский просто-напросто стал принимать больных у себя на дому.
В 1911 году на съезде Русского союза психиатров Сербского единогласно избрали его председателем. Узнав об этом, власти распорядились закрыть съезд, боясь усиления влияния ученого и распространения его идей, высказанных в той самой книге. Одновременно судебные власти получили негласное указание не принимать в расчет вынесенные Сербским в суде заключения и действовать так, как будто их не существовало вовсе. Показательным примером очевидной глупости этого решения стал процесс некоего Недоноскова, обвинявшегося в тяжком преступлении. Сербский выступил на суде с защитительной речью, в которой заявил: обследовав Недоноскова, он пришел к выводу, что тот страдает скрытой формой прогрессирующего паралича и нуждается в длительном специальном лечении. Суд эту речь проигнорировал и вынес обвинительный приговор. Всего через несколько месяцев Недоносков умер в тюрьме. Вскрытие полностью подтвердило диагноз Сербского. Родственники Недоноскова подали в суд, но дело было замято.
В 1913 году английское и шотландское общества психиатров избрали ученого своим почетным членом и пригласили посетить Великобританию. Сербский приехал. Его принимали как известнейшего ученого и общественного деятеля. Он выступал с лекциями, посещал клиники, консультировал больных. Руководство Эдинбургского университета (в то время готовившего лучших в Великобритании медиков) предложило ему должность профессора, но Сербский отказался и вернулся в Россию, где продолжал заниматься частной практикой.
После прихода к власти Временного правительства новый министр народного просвещения Мануйлов прислал Сербскому письмо, предлагая ему вернуться в Московский университет. Приглашение запоздало: Сербский был уже неизлечимо болен и умер буквально через два месяца…
Организованная им клиника стала впоследствии основой Института общей и судебной психиатрии, которому в 1921 году было присвоено имя Сербского.
