Книга: Величайшие врачеватели России. Летопись исторических медицинских открытий
Назад: Глава шестнадцатая И вновь холера…
Дальше: Глава восемнадцатая Кровь алая

Глава семнадцатая
Рыцари науки

 

А теперь, чтобы сгладить неприятные впечатления от рассказа о мерзавцах, позоривших высокое звание врача, перейдем к людям совершенно другого плана. К тем, кого без малейшей натяжки можно назвать рыцарями науки. Речь пойдет о врачах и ученых, в борьбе с болезнями ставивших опыты на самих себе – опаснейшие, порой кончавшиеся гибелью. Так поступали во многих странах, но наша книга – о русских.
Еще до того, как исследование инфекционных заболеваний стали вести сугубо научными методами, в 70-х годах XIX века русский врач из Одессы И. Мочутковский провел на себе эксперимент с сыпным тифом. Он предполагал, что кровь больного сыпным тифом способна вызвать болезнь у здорового человека, и, взяв немного крови у больного, ввел ее себе в разрез на коже. Он не заболел, но упрямо повторял эксперимент еще пять раз. И на шестой раз, через 17 дней после очередного эксперимента, слег с классическими симптомами сыпного тифа.
Самоотверженный доктор несколько дней находился между жизнью и смертью, но потом пошел на поправку, а там и вовсе выздоровел (разве что на много лет осталось осложнение на сердце).
Во время Первой мировой войны военный врач И. Н. Ашешев решил повторить опыт французского бактериолога Шарля Николя (удостоенного Нобелевской премии за открытие, что промежуточным носителем сыпного тифа является платяная вошь). Сначала Ашешев ввел себе несколько кубиков свернувшейся крови больного – как прививку, чтобы уберечься от тяжелой формы болезни при проведении основного эксперимента. Подождав три недели, ввел три кубика уже свежей крови больного. Заболел настолько тяжело, что коллеги всерьез беспокоились за его жизнь, но в конце концов выздоровел. Эксперимент этот имел огромное значение для того времени – во время Первой мировой войны и в течение нескольких лет после нее «сыпняк» был сущим бичом, косившим и целые лагеря военнопленных, и солдат в окопах, и гражданское население в тылах. Ашешев доказал: во-первых, возбудитель сыпного тифа пребывает в крови больного, а во-вторых (в отличие от оспы), предварительная «ослабленная» прививка вовсе не предохраняет от заболевания.
Почти одновременно с Мочутковским схожий эксперимент, но уже исследуя заразные свойства крови больного возвратным тифом, провел в 1874 году Григорий Минх, прозектор больницы в Одессе. Он тоже ввел себе кровь больного и впоследствии сделал вывод, что возвратный тиф возникает в результате укусов вшей и других насекомых (тогда это считалось открытием). Сам Минх спокойно, даже бесстрастно описывал свой смертельно опасный опыт так: «25 апреля я надрезал себе запястье руки стеклом пробирки, в которой хранилась кровь больного возвратным тифом с большим количеством спирохет. Первый приступ болезни начался у меня 1 мая в виде озноба и затем высокой температуры на протяжении 24 часов. Последующие три дня жар был умеренным. На пятый день, не перенеся ожидаемого кризиса, я чувствовал себя почти здоровым… Хотя я поначалу не был убежден в том, что это возвратный тиф, а полагал, что болен бронхитом, я все же решил соблюдать комнатный режим. На одиннадцатый день, после нового озноба, у меня опять началась лихорадка, сильно повысилась температура, которая потом резко упала. Падение температуры сопровождалось сильным потовыделением. Этот кризис наступил в ночь с 15 на 16 мая. Температура упала с 41° до 34,3°. Через восемь дней у меня был третий приступ, который после кризиса кончился полным выздоровлением».
Напоминаю: это написано человеком, прекрасно знавшим, что он может умереть, но прилежно фиксировавшим ради науки свои ощущения. Минх опубликовал еще немало работ о других инфекционных болезнях, приходивших главным образом из жарких климатических поясов, а потому он по заслугам считается основателем русской тропической медицины.
Под влиянием опыта Минха в 1881 году схожий опыт поставил на себе будущий лауреат Нобелевской премии, создатель крупнейшей в России школы микробиологии, а тогда еще профессор зоологии и сравнительной анатомии Новороссийского университета в Одессе Мечников. Спустя несколько лет он напишет: «Я ввел себе тогда в руку кровь, содержащую спирохеты, ввел дважды, в результате через неделю я заболел типичной формой возвратного тифа с двумя приступами. Причем в моей крови было обнаружено множество спирохет. Следует отметить то обстоятельство, что на пятый день первого приступа я перенес кризис, который, возможно, был вызван тем, что инъекция производилась дважды».
Вот только необходимо упомянуть о версии, которой тогда придерживались некоторые врачи и ученые. Они полагали, что это был не научный эксперимент, а своеобразная попытка самоубийства. Подробно эту версию рассмотрел историк медицины, профессор Гуго Глязер.
Дело в том, что Мечников тогда переживал не лучший период своей жизни. Он, как и многие, считал реформы вступившего на престол нового императора Александра III «разгулом реакции» (хотя это были всего-навсего стремления навести наконец некоторый порядок, сбить волну терроризма и выхлестывающий за все пределы разгул либерализма). Увидев в этом «наступление гнета», Мечников подал в отставку. Как раз в это время его молодая жена заболела тифом, и Мечников, по отзывам современников, впал в тяжелую депрессию. Тогда-то он и провел опыт над собой…
Как бы там ни было, поправившись, Мечников выздоровел и телесно, и духовно – не только от возвратного тифа, но и от душевной депрессии, и всю оставшуюся жизнь отличался жизнерадостным оптимизмом (благо и жена поправилась), внеся, как уже говорилось, огромный вклад в науку не только как ученый, но и как один из организаторов первой в России бактериологической станции, особенно известной прививками против бешенства.
Возвратным тифом занималась и Н. И. Вещева-Струнина, опять-таки ставившая опыты на себе. Она дала себя искусать тифозным вшам, в общей сложности получила 50 тысяч (!) укусов и трижды переболела возвратным тифом. Всего она провела 8797 наблюдений и исследовала около 62 тысяч тифозных вшей.
Русский врач Е. И. Марциновский уже в начале XX века изучал заразность болезни, весьма распространенной тогда на Кавказе (восточная язва, или «кала азар»). Сначала он стал вести опыты на животных, но все они кончались безрезультатно – подопытные не заболевали. Лишь десятилетия спустя установили, что в лабораторных условиях «кала-азаром» можно заразить обезьян, собак, воробьев, мышей.
И тогда Марциновский решил провести эксперимент на себе. Сделав на руке две ранки, ввел туда смешанные с кровью больного выделения из язвы. Прошло целых 70 дней, прежде чем на месте ранок появилась опухоль, а затем и классический твердый узелок, свойственный восточной язве. Чтобы не нарушать течения опыта, Марциновский отказался от всякого лечения. Две недели промаявшись в лихорадке, он все же выздоровел. Опыт оказался крайне интересным для медицины, дав ценные результаты о болезни. А эксперименты на себе продолжались. Возбудителя восточной язвы прививал себе не только Марциновский (ставший к тому времени директором Московского института тропических болезней), но и врачи его института.
Жаль, что мы помним не все имена. И нет до сих пор памятника этим благородным, самоотверженным людям, рисковавшим своей жизнью ради спасения других…
Назад: Глава шестнадцатая И вновь холера…
Дальше: Глава восемнадцатая Кровь алая