Глава 10 . Личные договоренности
В плавном жесте я обвёл руками кабинет, показывая, что тут нет никаких негров, равно как и представителей любой другой расы, кроме нас двоих.
— Телепорт-дематериализовался.
— Как?
— То есть, он перенёсся отсюда. Он сын вождя, у него магические способности, пусть и в их африканском стиле, так что сейчас он пьёт кофеек у себя в общежитии.
— А как же такое…
— Вы не знаете как. И не узнаете. И что происходит Вы тоже, Егор Васильевич, не поймёте и не узнаете. Сразу будем исходить из того, что Вы не всё знаете и уж тем более, не контролируете.
Полковник, довольно крупный и сильный для полицейского, посмотрел на папку в руках, словно первый раз её видит и положил на стол, поправил форму и чуть растрёпанные волосы.
— Главное, что в ходе проверки были выявлены многочисленные нарушения допускаемые сотрудниками полиции.
— Какие? Кто допустил? Я их накажу.
— Их? Вы думаете, что сможете выставить виноватым кого-то другого?
— Ну, я занимаюсь экономическим направлением в министерстве, — побледнел испуганный полковник.
— Ну, Вы же давно живёте на белом свете, Егор Васильевич. И знаете, что виноват не тот, кто виноват, а кого таковым назначили. Мелкие патрульные Совет владетелей не устроят. Жертва будет крупнее.
— Да кто Вас вообще просил о проверке?
— Не Вашего ума дела. Я член совета Владетелей и показываю им свою полезность. И раз я вызвал именно Вас, то кандидатура «крайнего» уже определена.
Я показал на него пальцем, сложив руку как пистолет. Ему мой жест крайне не понравился.
— Да Вы просто сводите со мной счёты, граф. За то, что не рвался поддерживать Вашу кандидатуру.
— От Вашей, как Вы выразились, «поддержки» мало что зависело. Вы не забыли кто конкретно поддержал мою кандидатуру?
— Забыл… не забыл. Не знаю, как правильно ответить, я же подписывал бумагу о неразглашении.
— Ну, суть Вы уловили. Но, с другой стороны, может Вы и правы, насчёт сведения счетов.
Он обречённо вздохнул, хотя по звуку это немного напоминало рычание.
— Итак, полиция допускает многочисленные и системные в своем постоянстве нарушения. Задержанным не зачитывают права. Документы забирают без проверки. Обыскивают поверхностно. При задержании мой негр был избит просто так.
— Я всех накажу!
— А смысл? Сейчас не об этом. Реестры обитателей камер ведутся из рук вон плохо. В самих камерах царит бардак, и я сейчас не про чистоту. Задержанные чинят свои преступные дела прямо под присмотром полиции, это какой-то бред, безумие! Питание плохое, имеют место хищения продуктов на кухне и при снабжении.
— Так это же задержанные, чего их раскармливать?
— Задержанный — это задержанный, а деньги — это бюджетные средства и стыренное мясо. Это побои без суда и следствия. Моего агента задержали даже без протокола, то есть дело даже не в том, что он ничего не совершал, никто не потрудился даже хоть какое-нибудь липовое обвинение против него состряпать, то есть часть людей тут сидят просто так, без объяснения причин.
Полковник заныл, как от зубной боли.
— Вы, граф, реформы задумали делать? Либерализация наказания?
— Вообще-то нет, не задумал.
— Так что же Вы от меня и полиции хотите?
— Что-то хочу, Вы правы. Давайте остановимся на том, что мы с Вами чётко обозначили, что если я делаю доклад о состоянии дел в арестантском деле, то Ваши погоны останутся только на старых фотографиях? Вы уже достаточно ясно поняли это или мне продолжать? Чтобы дошло? Или лучше даже и правда пригласить в этот кабинет Губачинского? Я могу.
— Не надо Губачинского! — быстро отреагировал полковник Мехов.
— Тогда мы подходим, перетекаем от служебного вопроса в вопрос личного общения.
— То есть?
— Ну… Егор Васильевич, по службе я не могу простить нарушения, допущенные полковником Меховым, и должен все нарушения огласить и Вас по всей строгости наказать. Но если полковник Мехов окажется моим другом, то как я могу обидеть друга? Не защитить грудью? Я вынужден буду преступить свои идеалы и помочь другу, нарушив свои должностные, как министра, обязанности.
— И как же мне стать Вашим другом, Аркадий Ефимович? — осторожно спросил, чуть прищурившись, Мехов.
— Но желание-то есть? Дружба — штука добровольная.
— А у Вас?
— Вы можете мне не поверить, но то, что Вы мне противостояли, мне очень импонирует.
— Чего оно там делает? — не понял изрядно молодой для своего звания полковник.
— Вы имели смелость противостоять мне. И дело не в том, правильно это было или нет, это говорит о том, что у Вас характер, Вы не приспособленец, как подавляющее большинство других чиновников.
— Вы мне вроде как и польстили, Аркадий Ефимович, но вроде как запутываете. Мы так подследственных опутываем паутиной, чтобы сбить их с толку и всё выведать.
— Так я тоже выведываю. Откуда Вы такой смелый?
— Участвовал в боевых операциях на Балканах, — нервно огрызнулся он, — с Вашими друзьями англичанами общался на дистанции взмаха штыка, закреплённого на винтовке. Не знали? Это есть в моём досье, оно для владетелей открыто.
— Не знал. Буду знать и примите слова уважения.
— Чего это вдруг?
— Англичане мне не друзья.
— А кто друзья? Бандиты? Китайские мафиозники? Держательница игорного дома? Наркоторговцы? Контрабандисты?
— Ну, — после небольшой паузы, ответил я, — раз уж Вы позволили откровенность, буду взаимен. Давайте по порядку.
— Давайте, — все ещё сердито ответил полковник.
— Игорный дом — легальное заведение и Кукушкиной я помогал, как честному и частному заказчику.
— Ну шут с ней, хотя она один из преступных боссов города.
— Иванов? — решил блеснуть свежими познаниями преступного мира.
— Иваны на каторгах, тут воротилы и боссы.
— Ладно. С наркоторговлей я боролся лучше Вас.
— Это как же?
— А облава на нефтеперерабатывающей фабрике, слыхали?
— Конечно, только это не Вы, а прокуратура.
— Я, — выпятив грудь, гордо ответил полковнику. — Прокурорских ещё и трудно было на всё это дело подписать. А потом мы взяли остальную часть банды, но там операцию проводила уже секретная служба его императорского величества.
— Неправда, сказки всё это. А если и правда, откуда Вам такое было бы знать?
— Потому что я использовал дворянские связи, чтобы выйти на них и заполучить помощь, и в операции принимал участие.
— Иди ты, — удивлённо ругнулся ошеломлённый полковник и привычным жестом достал сигарету, чтобы закурить прямо в кабинете.
— Да, меня даже подстрелили, но пуля не пробила жилет.
— Откуда… А, ну да, на Чёрном рынке теперь что угодно можно купить.
— Контрабандистов я тоже не поддерживаю, хотя не больно осуждаю их бизнес.
— А китайцы? — он предложил сигарету мне, я отказался.
— А чего все накинулись на китайцев, Егор Васильевич? Ну, работают люди…
— Они нелегалы, — он прикурил сигарету в закрытой ладони, так делают заключённый (чтобы не увидел вохровец с вышки) и те, кто воевал на передовой (чтобы не увидел снайпер), — И по-русски не говорят. Вы же сами десятки допросов превратили в балаган.
— Это потому, что ваши хотели их сделать крайними в деле Хомякова.
— Это они после того случая Вас невзлюбили? — понимающе ухмыльнулся полковник, показывая что в курсе моих трений с этим многочисленным семейством.
Это заставило меня на пару секунд задуматься.
— Я к его делу не имею отношения, меня интересовала только защита китайцев, да и они обо мне никогда не слышали. Честно говоря, до Ваших слов я и не вспоминал бедного Хомякова и не усматривал взаимосвязи.
— Бедный? Он был далеко не бедный, мы при обысках ценностей на полтора бюджета изъяли.
— И я не думал, что он и они из одного семейства. Зато, если бы Хомяковы заполучили статус владетеля Вьюрковского, то использовали бы политическое влияние, чтобы спасти своего родственника.
— Ладно, может, Вы и не такой пропащий, Аркадий Ефимович. Но даже сейчас Вы мне руки выкручиваете, чтобы чего-то от меня добиться. И наверняка это связано с тем, что Хомяковы зашли на Ваши земли и явно сговорились с охраной Вьюрковского.
— Связано, врать не буду.
Он откинулся на кресле:
— У Вас весомые карты, но Вы должны понимать, что полиция и лично я, мы далеко не всесильны.
— Вопросов нет, у любой дружбы есть предел.
— Ну, вот смотрите, граф. У них полторы по нашим расчётам, сотни стволов, причём они затаились в своей этой ферме и на той тайной Изнанке.
Я кивнул. Тот факт, что кто-то, кроме меня, отслеживает ситуацию по моему наследству, мне не нравился. Мои деньги — это мои деньги (ну, может, ещё Филин может на них влиять), а чужие руки в моих карманах — это ни разу не допустимо.
— Отбросим законность, а в таких делах ею приходится пренебречь, — вздохнул полковник, который теперь рассуждал не как полицейский, а скорее, как военный. — Мало кто в республике может выставить войско, способное раздавить такое вооруженное формирование.
— Мало кто не значит «никто», — мне нравилось, что он стал осмысливать ситуацию, как математическую задачу. Задачи — это то, что можно решить.
— Ну да. Полиция может выставить три сотни стволов, если всех собрать. Но министр на это не пойдёт. Полиция не должна выполнять военные функции, а это просто сражение, там будут жертвы, убитые. Что мы скажем их семьям?
— «На это я пойтить не могу», — я процитировал из фильма «Бриллиантовая рука», поскольку это очень соответствовало ситуации.
— Ну да. Надеюсь, Вы о таком не попросите. Мне проще на стол рапорт об увольнении положить. Надо ж такому… Вьюрковский их годами пестовал, у него одна из лучших личных армий.
— Значит, в теории, мне может помочь… Ну, если пойти методом исключения — другой владетель со сравнимой армией и казаки.
— Казаки подчиняются своему атаману, а тот Москве. Они даже Кротовского в такой ситуации не послушают.
— А бандиты?
— Одно дело по переулкам мирных граждан шмонать, это они умеют, но в честном строю… Не верю, — отрицательно покачал головой Мехов. — Вот Ваши эти китайцы, которые почти честные, у них сколько вооружённых людей?
— Никого, они всё больше руками и ногами, — не стал уж ему говорить, что Танлу-Же в последнее время приобрёл две дюжины винтовок и автоматов на Чёрном рынке. Но в целом он прав, китайцы вот так запросто могут выставить сотню бойцов, но не для современного боя.
— Вот видите. Забудьте про криминал, она не сильны в открытом бою.
— Допустим. Тогда другие графы? — предположил я.
— Да, эти могут. Но им, само собой, нужна на то веская причина.
— Деньги, и это будет дорого, земли, то есть территориальные уступки и династический брак, — несмотря на ночь, проведённую в камере, мозги мои работали отменно, отсчитывая варианты с точностью компьютера.
— Ну, Вам виднее. Больше никто не поможет, хотя у нас сказывают, что у Вас большие связи со степняками.
— Имеет место быть. Но степняки не захотят вмешиваться, это может быть расценено, как вторжение.
— Не берусь судить, — развёл руками полковник. — Но ежели кто-то тихонечко войдёт, порубает и выйдет, то никто и не заметит.
— Я подумаю. А пока что попрошу Вас, Егор Васильевич, как друга…
— О чём?
— Полиция собирает на наёмные отряды владетелей досье, может не на всех, но на выдающихся участников.
— Не могу подтвердить существование таких досье.
— Как владетель я бы ужаснулся этому. А как друг… Мне нужны копии досье на, скажем так, «моих».
— Ну, может быть, я мог бы такое провернуть, — задумался Мехов, не подтверждая существование досье, но и не отрицая.
— Хорошо. Отсюда вопрос, чем я могу помочь моему другу Егору Васильевичу?
Полковник усмехнулся:
— Ну, не выдавать результаты этой Вашей чёрной работы и тёмных исследователей недр нашей полиции.
— Уже забыли.
— Так просто?
— Да, так просто. Просто моё слово. Всё, не было проверки. Проведу проверку егерской службы или явочной. В республике полно служб. Но этого мало.
— Что Вы имеете в виду, Аркадий Ефимович?
— Ну, страх — плохой мотиватор для свободного человека и друга. Проверка улетучилась в тумане просто, чтобы мы подружились.
Полковник скептически поджал губы, но всё-таки согласно кивнул. Я неторопливо продолжил:
— А за досье я должен что-то ещё!
— Может, Вы и удивитесь, но я такого, мягко говоря, не люблю, — Мехов не говорил, как таможенник Верещагин про «за державу обидно», но отчётливо намекал на это.
— А я и не предлагаю взятку. Хотите закупку более современного вооружения для своих отрядов? Приборы слежения. Хотите, помогу создать в полиции отделение слежки?
— Мы и так следим, как можем.
— Но есть жучки, приборы по подслушиванию и подглядыванию.
— Так это в Москве и то говорят, даже у тамошней полиции этого нет.
— В Москве нет, а у вас будет. Такое Вас заинтересует? Или всё же оружие?
— Оружием, как показывает практика, лучше лишний раз вовсе не махать. Доброе слово, подкреплённое дубинкой, лучше пистолета в разговоре с нравственно нестойкими гражданами.
В дверь постучали:
— Господин прокурор, господин полковник, дозвольте предложить вам чаю!
Полицейский вздохнул, видимо никакие чаи он не любил.
Я решительно встал и направился к двери.
— Егор Васильевич, предлагаю этот разговор завершить на полуслове. Пойдёмте?
Он задумчиво кивнул, встал и открыл двери. За дверью был начальник участка с замом.
Они пошарили взглядом по кабинету в поисках Губачинского. Начальник участка, впрочем, опознал меня и от этого крепко задумался.
— Виктор Павлович! — игнорируя начальство участка, я увидел крупного полицейского, моего недавнего конвоира, который как слон по джунглям, плыл по коридору по своим делам.
Он развернулся ко мне, моментально прошёлся глазами, не узнал, зато очень даже узнал полковника, поэтому вытянулся во фрунт.
— Я!
— Благодарю за службу! — громогласно проговорил я, — Только Вы тут спасаете честь участка. Прошу объявить Виктору Павловичу благодарность, а нам с господином полковником пора, дела государственной важности, знаете ли.
И мы ушли, оставив их тут немного офигевать без нашего участия. Так сказать, в режиме «что это было?».
…
Полковник предложил меня довезти, но я отказался.
Не стал вдаваться в детали, но пока я был негром, у меня в кармане было рублей сорок-пятьдесят.
Потом меня арестовали, всё изъяли, но когда вещи принесли назад, денег там мистическим образом уже не было. Чистое колдовство, ведь не мог же задержавший меня патруль попятить у негра кровно заработанные его бедной страной денежки. Не мог. Вот и получается, что в участке завелась нечистая сила.
Так что я побрёл пешком, наслаждаясь свободой и наличием потрёпанного паспорта на имя Нгома в кармане.
Так как я был одет в смесь одежды степняка и кустовского стиляги (будучи негром, я оделся очень ярко), то меня не замечали даже когда мимо проходили знакомые. А я наслаждался городом и возможностью быть свободным, как вольный ветер.
Обувь слегка натёрла мне ноги, так что я прихрамывал, пока брёл через толпу людей, никем не узнанный и никому не нужный.
Лишь когда я зашёл в китайский квартал, старик, торговавший цветами, узнал меня и кивнул, поймал какого-то мелкого остроглазого пацана из своих, что-то ему прошептал и тот побежал.
Глава китайских триад местного разлива встречал меня на улице возле своего извечного кафе. Подозреваю, что он настолько с заведением сроднился, что оно и принадлежит ему же, хотя управляет кто-то из его родни.
— Нин хао! Чуть не сказал, барев дзез!
— Нин хао, — Танлу-Же многозначительно покачал головой, как Конфуций, от которого сбежал ученик, а потом вернулся назад, не найдя просветления в скитаниях.
Мы пожали друг другу руки.
— Мы вчера всех на уши подняли, искали Вас, Аркад Ий. Всё моё посольство переживало, что Вас похитили Хомяковы.
Понимающе кивнул.
— Простите, не мог предупредить, — я зверски почесался.
— Расскажете, что случилось? Это точно не Хомяковы?
— Они не могли, я же был вылитый африканец. Не узнала бы родная мать. Это плюсы маскировки, но есть и лёгкие минусы.
— Какие? — с понимающей насмешкой спросил китаец.
— А у Вас, помнится, была банька. Как насчёт попарить посла одного каганата, там и расскажу?
— Ну, такому высокому гостю и банщик нужен под стать.
— Например, другой посол. Знаете кого-нибудь такого уровня? — спросил я Танлу-Же.
— Что-нибудь подберём. Я только своим дам отбой, скажу, что Вы нашлись, чтобы они перестали трясти цыган и попрошаек на предмет, кто что видел. Тайлера успокою, а то он от волнения уже выпил.
— Чтобы он немедленно выпил от радости?
— Тайлер у нас такой, — согласился Танлу-Же, — человек эмоциональный, чувственный, немножко художник.
— Это да. Я и сам в селе пытался рисовать, и он рисовал.
— Писал. Так кажется, правильно?
— Мне кажется, у него лучше получается, — не стал спорить я. — Стиль только разный, у меня графика, а у него пьяный художник перед холстом.
