Глава 24 . Чай, махорка, колбаса
— Поговорить — это можно! — он стоял, показывая пустые руки и вроде как помахал остальным своим, чтобы не стреляли.
Я вышел, подобрал какой-то ящик и сел напротив него. Он зеркально скопировал мои действия и тоже подобрал ящик.
— Знаешь, Анастас, что такое оказаться в нужное время в нужном месте?
— Знамо дело, неизвестный мне барин, я ж по такой поговорке как-то возле незапертой двери склада оказался, за что и получил свой первый срок.
— Бывает и так, — не стал спорить я. — А зовут меня Аркадий Ефимович. Слышал про такого?
Он задумался на пару секунд, затем понятливо кивнул:
— Значица вышло, что прежний барин на Вас зуб имел, а тепереча Вы заместо него?
— Выходит, что так.
— И ишшо выходит, что нам всем надыть Вам присягнуть и служить, как прежде, — с хитрецой убеждённо продолжил он, причём последние слова говорил громко, чтобы его услышали остальные.
С точки зрения значительного уменьшения вероятности случайного выстрела это была хорошая мысль.
— Выходит, что так. Давай начнём с чего, урядник. Я твой граф и то, что вы вступили в переговоры с лжевладетелями Хомяковыми, мне совсем не нравится. Знаешь, как это называется?
— Неверно истолковали ситуацию? Не разобрались маненько? Чутка ошиблись? Как дети малые?
— Это называется — измена, Анастас.
Он покаянно вздохнул и повесил голову.
— Но это не значит, что я так просто вас всех перестреляю.
— Ужо хлеб, хотя и у нас есть, чем ответить. А што ж Вы от нас хотитя?
— Давай представим себе, Анастас, что не было многочисленных попыток меня убить. Не было сговора с Хомяковым.
— Во, начнём с чистого листа?
— Гипотетически. Как бы я вступил в командование вами?
— Ну… Мы бы построились по взводам, доложились и дали присягу. Так же, повзводно. Ну, премию бы конешна выпросили, чтобы отметить пришествие молодого барина.
— Вечно всё в деньги упирается. Сколько вас тут, на Изнанке?
— Тридцать один. Часть перебросили в третий взвод. С утра было, это если считать тех, кто в портальном остроге.
— А первый взвод где? Особняк же заперт и заблокирован.
— Кто-то по полям как зайцы, кто-то в лагере. А кто и вовсе убёг.
— А пленников-степняков тут сколько?
— Этих почти двести, живут в четырёх бараках.
— Да уж, нам понадобятся много медиков. Ладно.
— Так што, мы ужо начинаем служить Вам?
— И да, и нет. Вы, в сущности, все люди служивые, хотя каждый первый уголовник.
— Знаете, видать, наши истории.
— Не в деталях, но понятно, что вы не можете бежать в степь, не можете бежать в империю.
— Рад, что Вы нас понимаете и поможете.
— В некотором роде. Есть для вас отличный компромиссный вариант.
— Что там за вариант?
— Вам понравится. Но всех офицеров я для начала разжалую. Тебя назначаю сотником этой роты и моим доверенным лицом. Именно это я и называю оказаться в нужном месте.
— Значица и на моей улице праздник, — ухмыльнулся недоверчиво Анастас.
— А тебя примут?
— В этом отряде да, мы тут как одна семья, сплошь сироты, самую трудную лямку тянем. Но среди офицеров будут парочка тех, кому это не пондравится.
— Давай по порядку. Собирай всех. Оружие в ножны, в кобуры и так далее, спецподразделение юстиции пока что острог будет контролировать. Ваши вещи, личные, кстати, тут же?
— Дык, у нас свой барак, а што? Зачем Вы спрашиваете?
— Ну, есть причина. Собирай своих, кто ранен — забинтуем. Кто убит, закопаем.
* * *
— Што дарить будем? Небось, чайный сервиз? — с интересом сопел над ухом сотник.
— Какой, к лешему, сервиз? Он каган, а не тёща.
Пока Анастас отвлекал меня дурацким вопросом, я купил чай себе и моему новому сотнику, а к чаю по посыпанной сахаром булочке. Как таковая булочка меня не интересовала, зато я здорово нуждался в том, чтобы заткнуть его говорливый рот.
Мы были на вокзале и происходила, как в первом в моём мире фильме, процедура «прибытие поезда».
А дел между тем полон рот.
Анастас шумно пил чай, громко прихлёбывая, чавкая булкой и ошарашенно озираясь по сторонам, я же смотрел в направлении выхода с перрона.
Из вагонов начали выходить первые, самые нетерпеливые пассажиры. Потом более терпеливые, например, два неопределённого возраста хмыря, каждый из которых нёс по чемодану.
Где-то позади хмырей, держа в руке букет полевых цветов, щёгольски топал Ключ, одетый в приличный гражданский костюм. Собственно, у него единственного из единорогов был костюм.
Хмыри протиснулись к выходу, спуску по длинной лестнице.
Здоровенный перемазанный грязью попрошайка на секунду заступил им путь, но потом сам же отпрянул назад.
Они смерили его презрительный взглядом.
— Так што дарить будем, Ваша светлость? — назойливо бубнил у меня под ухом Анастас.
— Тихо, — шикнул я на него и протянул ему свою булочку.
Между тем хмыри двигались по единственному выходу в город, мимо многочисленных мелких торговцев. После кованной арки стояло некоторое количество извозчиков, несгибаемой братии, которые предлагали свои услуги в районе вокзала и брали традиционно втрое дороже, чем общегородские извозчики, но чужаков в свою профессию не пускали.
В связи с этим пришлось сделать звонок на Чёрный рынок и объяснить ситуацию.
Среди извозчиков стояли двое в чёрных поношенных одеждах, которые провожали проходящих путников пренебрежительными взглядами, а вот когда подошли к ним те самые хмыри, решительно преградили им дорогу.
— По червончику с лица и поехали, куда душе угодно.
— Отстань, приятель, нас должны встречать, — ответил один их хмырей, но в ту же секунду ему в спину упёрся ствол немецкого пистолета Heckler Koch.
Фамилия хмырей была Хомяковы и они были достаточно опасными людьми, насколько нам удалось узнать. Впрочем, сейчас они были плотно окружены единорогами в гражданском (но вооружённых) и им в пару фраз объяснили их положение.
— Вы арестованы. Я говорю, хавальник свой захлопни, руки за спину давай. Бегом в машину, пока ещё целый.
Машина была наша, в спешке не успели что-то другое придумать, просто замазали на скорую руку густым слоем чёрной акварельки под цвет основной окраски служебные надписи.
Единороги своими спинами полностью оттесняли толпу, которая огибала их, не замечая происходящего. То, что рядом стоит франт с цветами, бродяга, торговец и прочий странный люд, на вокзале никого не удивляло. Мало ли?
А нам было ни к чему баламутить общественность. Оперативные мероприятия, как мне пояснил один из оперов, производятся как открыто, так и негласно.
Хомяковых затолкали в машину, арест произведён. Майор махнул мне рукой.
Принимать участие в операции единороги мне запретили, единодушно (даже Джо) намекнув в самых разных выражениях, что я совсем обалдел и максимум, на что могу рассчитывать, это роль дальнего зрителя.
— Все, заканчивай с чаем, доедай булочку на ходу, нам пора на Чёрный рынок за подарками.
Анастас возмущённо замычал, допил чай одним глотком, смял булочку кулачищем в маленький шарик и пихнул его в рот. Тем временем я активировал Шило и прямо из толпы переместился к одному из входов на рынок. В данном случае то, что он «чёрный» значения не имело.
Наш груз уже начали доставлять. Заказанные с разных торговых точек связки топоров, пил, лопат, ломов, скобяных изделий, рабочих рукавиц, несколько мешков крупы, простая кухонная утварь, соль. Всё дешёвое, но качественное и много.
Принимали груз трое доверенных боевиков Анастаса, те, кому он сказал, что можно доверять. Утром я коротко переговорил с ними и, хотя это не сделало их порядочными людьми, они всё же не сбежали, а честно (пусть и с грустными лицами) охраняли груз, чтобы потом на себе же его и тащить.
— Это на подарок?
— Нет, это для твоих. Ещё мешок хлеба должен быть, упаковка махорки.
— У нас и так много своих вещей, барин.
— Своя ноша не тянет. Поговори со своими подчинёнными, пусть дожидаются остатков груза, а мы пока с тобой купим подарок кагану.
…
Я выбрал для Юбы шитую серебром сбрую и дорогущее модное кресло с мягкими подушечками.
— Ему? Кресло⁈
— А что? Он человек немолодой, ему надо удобно сидеть.
Кресло и сбрую пришлось переть Анастасу. А я закупился турецкими сигаретами, солью, специями, копчёной колбасой, тремя пластинками для патефона, шоколадом. С таким широким ассортиментом у меня тоже вышла здоровенная коробка.
— Становись рядом со мной, — скомандовал я навьюченному Анастасу.
Мы совершили перемещение и оказались прямиком в стойбище Юбы. Дул злой ветер, который нёс крупные капли дождя.
— Олег! — громко позвал я. На шум из ближайшей хижины высунулся немолодой степняк.
— А! Рус баш! — он меня явно узнал и несмотря на свою зверскую рожу, даже попытался изобразить на ней некоторый аналог улыбки.
— Он. Приветствую, эзендер. Не знаете, где Олег? Другой Рус баш?
Он показал мне рукой на одну из невзрачных юрт на краю стойбища.
Мы потопали туда, когда навстречу нам из этой юрты вышел степняк, который при виде нас уронил связку каких-то палок и издал нечленораздельный звук.
— Приоделся, Олегушка? Под местного косишь?
— Ы! — утвердительно зарычал он.
— Как ты тут?
— Ы? У! Осваиваюсь, — по глазам Олега, моего первого притащенного сюда боевика было видно, что в нём борется сразу два желания, зарезать меня за то, что бросил тут его и обнять, как самое родное существо.
— О, привет, — вывел его из задумчивости Анастас, — а я теперь сотник. Так что хватай грёбанное кресло, пока я себе спину окончательно не надорвал.
— Олег, ты тут пару дней от силы, что за скорбный вид и драма в глазах?
— Меня четыре раза чуть не зарезали.
— А одежда откуда?
— В кости выиграл. Должен же я как-то зарабатывать! Да и опасно тут в платье бледнолицего.
— Степняки — не индейцы из книжек.
— Да какая разница?
— В кости, говоришь? А ты не шулер часом?
— Да не, просто везёт.
— А ты не почувствовал тонкой взаимосвязи между шулерством и тем, что тебя пытаются убить? Ладно, пошли к Юбе. Он тут?
— Да. По порядку рассказываю… Я пришёл к нему. Он крайне неохотно выделил мне вот эту юрту «для своего самого дорогого друга». По-моему, в ней раньше собаки жили, пока не ушли искать лучшей доли.
— И тем не менее, это наша первая официальная резиденция.
— С блохами, — безрадостно добавил Олег. — Я их дымом вывожу и ловлю, но в целом неприятно.
— Понял тебя. Так, ты это, на пару шагов отойди, на всякий случай, эти твари жутко прыгучие. Что ещё?
— Осваиваюсь, быт налаживаю. Вот, храню Вам верность, никуда не сбежал.
— Ещё бы, бежать-то некуда, — хохотнул я. — Привык уже к мысли, что ты на меня работаешь? А вообще, оно дело добровольное, я уговаривать никого не стану, верно, Анастас?
Свеженаречённый сотник философски кивнул. Впрочем, именно в его жизни как раз-таки произошли позитивные изменения.
У каганских юрт стояли воины, я остановился перед ними и громко попросил позвать мне минган-найома Архая.
Упоминание их босса явно произвело на воинов впечатление, они забегали и Архай появился уже через пару минут.
Мы обменялись крепким мужским рукопожатием. Его подчинённые это хорошо видели и наверняка сделали для себя определённые выводы.
— Покурим? — приглашающе спросил Архай.
— Да. Только я не курю, но постоять могу.
— Жаль, у меня закончились, — с тонкой иронией и толстым намёком вздохнул воевода.
— Ничего страшного, ведь как же хорошо, что я купил для своего дорогого друга десять пачек тонкого турецкого табака, а также шоколада и специй.
Я выгрузил часть коробки, которую нёс к кагану, потому что изначально затаривался не на всех.
Олег провожал каждый мой подарок взглядом голодающего беспризорника на витрину колбасного цеха.
Тот факт, что я так щедр, от бойцов кагана тоже не укрылось, а воевода, ничуть не стесняясь, рассовал богатство по бездонным карманам своего халата и закурил, прикурив от уголька в костре.
— Что англичане?
— Уговаривают Юбу назначить одного из ихних на пост министра торговли и ещё одного на министра промышленности.
— Собаки серые! А он вообще кого-то из министров назначил?
— Меня в устном порядке, министром обороны. Для меня это просто новое слово, я же и так его воевода.
— В устном?
— Процесс назначения тормозит дефицит грамотных людей в стойбище, а также и бумаги.
— Это я исправлю и первый же указ будет касаться великого воеводы Архая.
— Я не тщеславный, Рус баш, но мне приятно такое слышать и получить от тебя подарки.
— А сейчас наш солнцеликий правитель у себя, свободен?
— Да, он один, поел и в хорошем настроении. Нам надо скоро ехать на охоту, но всё откладывается.
— А где будет охота?
— В горах, чуть восточнее, три дня пути.
— Буду знать. А то мне всякие министерские дела надо разруливать.
— Найдёшь по дымам, местные крестьяне подскажут. Мы там на три недели самое меньшее. А то и на пару месяцев.
— Ладно, я пойду к нему.
— Удачи, тёзка.
* * *
— О, мой дорогой друг! — великий каган икнул и величественно прикрыл рот рукой.
— О несравненный Великий каган, свет мудрости которого заслоняет солнце!
— Денег будешь просить? Денег нет, настали трудные времена, Аркадий!
— Я с дарами. И указом одним. Парочкой. И спросить, что англичанам от тебя надо?
— Давай не будем про англичан. Ну что, люди ездят, природами любуются. Сам у них спроси. Что там за дары?
— Пластинки патефонные!
— Давай, сразу и проверим.
Мои подручные (вообще они нужны были мне вовсе не за компанию, а только чтобы груз таскать) положили в центре каганской юрты дары.
— Начнём с кресла. Вот, прекрасная обновка для каганской жо… монаршего седалища.
— Это мне надо, это я люблю.
Мы вдвоём, великий каган и министр, словно не доверяя нижестоящим чинам, отставили его старое, покрытое шкурами кресло и поставили на его место новенькое.
— А пахнет как! Ууу…
— Это подарок от Кротовского, — весомо соврал я, словно не сам же купил это кресло час назад.
— Правда? Вот это уважил. Поклон ему пошли от меня. И надо бы равный подарок сделать, не знаю правда, что подарить.
— Ваше каганское величество, я Ваш министр, сам придумаю и сделаю красивый подарок.
— Отлично. Чеки возьми, я тебе возмещу… Когда-нибудь. Сейчас пока что настали трудные времена.
— Вот пластинки, сигареты, специи, шоколад.
Каган уселся на кресло, стал с хрустом ломать шоколад и трескать, беззаботно помахивай ножками в спортивных английских ботинках, которых я раньше на нём не замечал.
— Проверим пластинки?
— И надо бы ручку проверить, чернильную.
— Ты мне ручку привез?
— Ага. И указ о наделении меня земельным наделом.
— Где ты там себе землю присмотрел?
— На берегу реки, на западе отсюда, в ста километрах через лес.
— Два-три дня пути — если погода хорошая. Это ничего, недалеко. А я тут на охоту собрался.
— Вот тут прошу подпись.
— Ну за землю одного кресла мало, Аркадий.
— Привезу ружьё.
— Привези автомат, у меня ни одного в коллекции нет. А пока подписывать не буду.
— Я тогда кресло заберу. Что я за министр в твоих землях без собственного надела?
— Ладно, уже и пошутить нельзя. Где там бумага твоя? Сколько акров⁈ На кой тебе такое герцогство?
— Там одни болота и леса без дичи, с полчищами комаров. Я у Архая узнавал, никому эта земля не нужна и даром.
— А тебе зачем? Лес будешь рубить? Нашу экологию нарушать?
— Как зачем? Я там построю небольшой торговый пост, буду торговать. Как ещё мне везти богатства к стопам безмерно чтимого мной Великого кагана?
— Богатство — это правильно. Ты только в следующий раз шоколада больше вези, он вкусный.
— Привезу. А вот этот указ о разрешении строительства железной дороги.
— Завоняют нам все природы, зверьё распугают.
— Это возможность поставки товаров в промышленном масштабе, это налоги в казну каганата, это шанс наладить торговлю с Китаем, поставки чая.
— А сахара?
— И сахара. А вот на подпись указ о разрешении казачеству охранять моё поселение, железную дорогу и сам каганат в случае нападения на него врагов.
— Казаки? Так они степняков не любят.
— Эти полюбят, породнятся и вообще поднимут твой авторитет.
— Не люблю я все эти реформы, Аркадий. Автомат с тебя!
— Автомат — это тоже реформы.
— Вай, ну какие реформы, это просто пиу-пиу. Стрельба — это заветы предков и традиции. Огнестрельное оружие — это наши скрепы!
* * *
Я вернулся от кагана в отличном настроении.
Олег остался жить в юрте, правда, я выделил ему пачку сигарет и немного денег. Деньги тут были не в ходу, но ничего, продержится.
А вот Анастаса переместил на место несения службы. Дальнейшей.
Смотавшись на Чёрный рынок и застав там мрачных воинов-наёмников, я перенёс и их с грузом. И, поскольку земля Кустовская стала очищаться от некоторых преступных элементов, направился на базу «Единорогов».
…
— Вы уверены, что всё это нужно?
— Да, — кивнули мне оперативники.
— Ну ладно, делайте.
В животе урчало, я перехватил у майора несколько баранок, выслушал его краткий и толковый доклад (он такой человек, у него всегда есть доклад об обстановке и проделанной работе) и спустился в подвал здания.
В подвале были оборудованы камеры, в настоящее время почти все заполнены. Камеры маленькие, если не сказать, что крошечные, зато у каждого к стене прикручен рукомойник, к полу прикручен примитивный унитаз.
К стене прикручена кушетка с тоненьким матрасом. Одеяла выдаются только вечером.
Все камеры шли вдоль длинного коридора, таким образом, что задержанные не могли видеть друг друга, а только слышать. Свет в изобилии попадал с улицы, этаж не подземный, а полуподвальный.
Спонсор решёток, унитазов и всего прочего — само собой, китайцы, которые это всё скрупулёзно посчитали (но по оптовой цене) и удержат из моих доходов с прииска, торговой фирмы и работы БЦ.
Словом, меня устраивает. Вообще, когда на счетах во всех банках Кустового покоится пара миллионов, к финансовым вопросам начинаешь относится легче. Легко рассуждать о выходе из зоны комфорта, когда она у тебя есть.
— Так. Фамилия! — рыкнул я в камеру, которую открыл для меня один из единорогов.
— Зачуханов!
— За что отбывал каторгу до побега?
— Два мешка пшеницы украл для голодных дитяток. Не губи, барин.
— Не ври мне, у тебя отродясь дитяток не было. Кто организовал похищение моих родственников? Отвечай!
— Я не знаю!
— Не ври мне!
— Что мне пусто было! Это вообще не наши, мало ли кто? Может, это цыгане вообще.
— Не ври мне, я сказал, — грозно пророкотал я. — А то застрелю. Где их удерживают?
— Не знаю.
— Меня такой ответ не устраивает.
Я достал и громко передёрнул затвор кольта, звонкое эхо жутко прокатилось вдоль камер.
— Отвечай или пристрелю как собаку!
В коридорах моих казематов царила тишина, даже мыши не скреблись, хотя по камерам сидела куча схваченных боевиков, а также Хомяковы в количестве двух штук.
— Стреляй, я не боюсь!
