Глава 19 . Обидушки
Возможно, это была ключевая фраза, а может и правда наступил тот самый «ну, всё!». Во всяком случае поляки встали одновременно и неотвратимо двинулись в нашу сторону единой стеной как тайфун.
— Вам не нравится такое наше предложение? — невинно спросил торжествующий Хомяков, надеясь на некий театральный эффект.
Его, то есть эффект, здорово смазал тот факт, что моя пока что не сильно-то обученная группа «Единороги», про которую поляки наверняка гадали «кто это такие?», действовала решительно и достаточно жёстко, как получившие конкретный приказ военные.
В результате первые два из вставших поляка тут же полегли, одному опер вмазал малозаметным движением в середину живота и тот просел, а на лице сначала отобразил гамму эмоций и затем вообще ушёл в себя.
А второму один из бывших военных ударил рукояткой выхваченного из кобуры скрытого ношения увесистого немецкого пистолета точно в нижнюю челюсть. От удара слишком шустрый поляк потерял сознание и зуб. Надо отметить, что этот самый зуб крайне зрелищно отправился в полёт в глубину замершего от развернувшегося перед ним шоу зала. Удар по лицу рукояткой пистолета был весьма и весьма заметен.
Оставшиеся поляки никак не ожидали такой шустрости и борзоты, поэтому в некотором замешательстве остановились, ощетинившись автоматическими пистолетами неизвестной мне марки. Однако и на них со всех сторон были обращены стволы, группа «Единороги» взяла их в окружение и теперь поляков было шестеро против семерых бронированных единорогов.
— Как думаете, граждане Хомяковы, у вас много шансов выжить в перестрелке? — миролюбиво спросил я своих оторопевших собеседников.
Ошарашенные представители «многочисленного и хорошо вооружённого клана» с беспокойством крутили головой и часто моргали. Кажется, моя группа, которая сидела тут уже час как до моего прихода на расспросы официантов, кто они такие, отвечала уклончиво (посылала на хер), до этого момента не казалась им моей. Разумеется, такая неопределённая ситуация напрягает, конечно, когда сидят незнакомые, возможно вооружённые люди, но я-то пришёл отдельно в сопровождении трёх китайцев, которые проводив меня в зал, сразу же ушли.
Представитель Грифа растеряно моргал с явным напряжением, как старенькая видеокамера, которая фиксирует происходящее, но принимать участие не намерена.
— Густав, ты это, с ребятами, пожалуй, присядь, — нервно сглотнув, выдал потерявший свой недавний апломб Хомяков.
Один из поляков, видимо, тот самый Густав, зашипел, но с места пока не сдвинулся, потому что нацеленное на него оружие тоже никуда не делось.
— Ну, я как могу, помогу, — я встал, сцапал вырубленных поляков и при помощи Шило закинул их, бессознательных, на Изнанку. Ушло на это пара секунд.
— Спокойно, господа, работает специальное подразделение по борьбе с бандитизмом министерства юстиции «Единороги», проводим задержание преступных элементов, ситуация под контролем, просьба всем оставаться на местах, — на весь зал уверенно и несокрушимо пророкотал майор.
Мои единороги, когда пространство немого расчистилось, тоже оказались не робкого десятка. Пограничник встал прямо под прицел одного из поляков, перекрывая моё направление и тот пока лишь растеряно крутил головой, пытаясь понять, как вести себя в сложившихся условиях. Его явно обескуражила ситуация, когда не то, чтобы ты терроризируешь мирных граждан и весь из себя на коне, а очень даже наоборот, в тебя тычут пистолетом с очень большим выходным отверстием ствола и ты в опасности — второй оперативник резким движением отобрал у него пистолет и тут же привычно заехал кулаком в ухо.
Поляк упал.
Я хмыкнул и используя Шило, забрал и этого голубчика. Процесс требует времени, ведь каждый раз я деактивирую амулет магического подавления. Вернувшись через полторы секунды увидел, как оставшиеся поляки, как проигравшие ковбои, пятятся назад, понимая, что находятся, мягко говоря, вне своей компетенции.
Конечно, Кнышский мог использовать своё влияние, чтобы запретить полиции сюда приезжать. Но конкретно моим парням никак не мог, он даже мог предполагать, что молодой и одинокий Филинов (пока ещё Филинов) приведёт с собой наёмников, но что за пару дней запилит собственное спецподразделение, никак не ожидал.
И пока сбитые с толку поляки пытались покинуть поле боя, своё веское «фи» сказали китайцы.
Вообще китайцев за счёт того, что они в быту люди мирные, традиционно недооценивают. Зарядит тебе такой мирный ногой в ухо, а потом снова сидит, генерирует миролюбие и просветление.
Поляки, которые во все иллюминаторы смотрели только на меня и моих бойцов, просто упустили из виду тот момент, что, когда они вышли, их товарищи, которые были на улице, почему-то праздно лежат возле машины связанные. И поляки дали группе китайцев, которые сделали вид, что входят в помещение, смешаться с собой, расслабив булки раньше времени.
А вообще-то они не только забавные малые, которые помогают мне с большинством проектов (заодно крупно на этом зарабатывая), но и триады.
За какую-то секунду, не более, они, резко что-то проорав, завладели оружием потерявших бдительность поляков и скрутили их, да так ловко, что ещё за десять секунд всех убрали с улицы.
Как только узнали, что начался кипиш? Подсматривали, наверное.
Я увидел развитие событий через полуоткрытую дверь, так что резко вернулся за свой стол переговоров:
— Так что Вы там говорили про угрозы и «а не то»? Не расслышал немного, да и вообще нить потерял.
— Да мы, собственно… — растеряно промямлил Хомяков.
— Вы, собственно, выкатили два аргумента. Номер один, возможность мне оставить то, что и так уже у меня, да ещё и даже часть завоеваний отдать. И вариант два — хотели, чтобы «войско польское», якобы гарантирующее безопасность переговоров, меня пленило. Есть ещё аргументы?
Они переглянулись.
— Да поймите Вы… Ну что Вы, как маленький? Да кто Вас пустит в такие серьёзные ряды?
— Я успешный и популярный адвокат, чрезвычайный и полномочный посол Южного Алы Тау, министр иностранных дел этого каганата, министр юстиции Кустового, признанный граф и Владетель, ко всему прочему ещё и второй пилот личного самолёта. Куда ещё меня не пускают? Я лицом к лицу встречался с императором. Да, разумеется, я не открывал дверь его кабинета «с ноги». Вообще никогда не верьте никому и ни про кого, если говорят, что кто-то открывает дверь императора «с ноги». Категорически, никто не открывает дверь императора с ноги, даже сам император не открывает её с ноги, он же ведь не конченный, верно?
Они суетливо и бестолково закивали.
— Конечно, я там имел вид бледный, да и вообще был срочно вызван на ковёр. И всё же после этого имею определённые полномочия, так что, как видите, всюду получил своё маленький и скромный зелёный свет и на мой возраст, между прочим, всем плевать.
— Не хотим Вам угрожать, но мы возьмём в плен Вашу семью, — Хомяков из всех сил старался, чтобы слова его звучали грозно, но ему мешал тот факт, что его с трёх сторон блокировали единороги. — Мы уже считайте, взяли, они у нас!
— Считайте, возьмём. Подведём итог, этот третий аргумент последний или у вас есть ещё что-то? Может вы хотите в мой клан? Вариант массового самоубийства? Ну, типа вы не Хомяковы, а Лемминговы? Или хотите меня женить на одной из ваших? Может предлагаете раздел земли по тридцать восьмой параллели? Впрочем, я не знаю, что это означает, так, слышал от нашего общего родственника.
— Мы ждём предложение от Вас, Аркадий Ефимович, Вы же заинтересованное лицо и под Вами зе-земля… как бы сказать… го-горит… — ранее вальяжный Хомяков под недружелюбными взглядами единорогов резко попритух.
Один из единорогов вернулся и с некоторой ехидцей коротко доложил, что все пшеки на данный момент покинули улицу, как Польша время от времени исчезает с карты Европы. Таким несколько завуалированным намёком мне дали понять, что упакованные (а потому не могущие пожаловаться на тесноту) наёмники Кнышского в данный момент перевозятся на базу.
Народ в ресторане тем не менее не расходился, может быть потому, что напряжение в воздухе постепенно пропало.
— Что там у меня горит, Вы считаете? — я постарался удивлённо приподнять бровь.
— Ну как же, — возбуждённо подалась вперёд тётка. — Мы уже обжаловали Ваше завещание липовое в Челябинский суд, подали возражения местному нотариусу Суязовой, подали на обеспечительные меры, мы собрали крестьян земли, чтобы они проголосовали за нас по древнему обычаю, подали жалобу в Совет Владетелей!
Она победно загибала пальцы и смотрела на меня с торжествующим блеском глаз.
— Решили адвоката победить на его поле? Суды здесь я выиграю в любом количестве, суд в Челябинске не будет иметь силы, потому что мы иная юрисдикция.
— И всё это время Ваши несчастные родственники будут у нас в плену! — угрожающе прошипел Хомяков.
— Берите их и пакуйте, — кивнул я майору.
— А пока пакуем, скажете веское словечко? — улыбнулся мне командир отряда.
— Веское словечко у меня есть, да. Хомяковы, это же вы хомяки, вы семейные, а филины — племя одинокое, филин про родственников забывает. Так что особой дрожи в коленях я не испытываю, тем более, что я же как сирота, единственный представитель своего рода и клана. А… Вы не слышали? Меня же Совет Владетелей и Предок выделили в отдельную семью. Так что… Да, всё на этом. Уведите. Давно мечтал сказать эту фразу.
И когда мои единороги их увели, все взоры оказались обращены на меня.
— Что будем делать с блюдами? — официант подошёл и задал практический вопрос.
— Заберите, только смотрите, эти злыдни могли и отравить. Где там моя запечатанная бутылка минералки? Что-то от всех этих дел горло пересохло.
* * *
В полдень, распределив пленников по национальному признаку, в частности китайцам придав граждан Хомяковых, а поляков забрав на новую базу, мы с командиром отряда решили выпить чая.
— А хорошая база у нас. С первой боевой операцией! — единороги забрались на базу примерно, как в замок, заперли ворота и выставили следить за обстановкой Джо и пограничника.
— Мы скоро будем нарезать друг другу позывные, — задумчиво поделился веяниями подразделения майор.
— У меня тоже будет? — поинтересовался я.
— Неее…
— Да ладно, главное, чтобы не обидное.
— Ну пока что в разработке «Феникс».
— Потому что птица? По аналогии с филином?
— Потому что в Вас стреляли несколько раз, а Вы всё ещё живы.
— Почётно, но по мне так не цепляет, а позывной должен цеплять.
— Подумаем.
— А у Вас?
— Ветер.
— Магия воздуха?
— Не моё. Из-за того, что я когда-то сбежал из-под ареста по полю… Был у меня в жизни такой эпизод.
— Круто. Хотите нашивки с позывными, попросите у китайцев, они сделают.
— Номера нашьём, позывные только для внутреннего потребления.
— Мудро. Так что там с пленными?
— Всех обыскали, оглушённым с Изнанки помощь оказали, водички налили, руки сковали. Камеры тут нет, ну… пока нет. Посадили всех в душевой, она каменная и там прочная дверь.
— Не сбегут?
— Опера за ними смотрят. Налили на пол воды и намекнули что, если попробуют сбежать или бунт поднять, то подселят в камеру к ним на пол оголённый провод. Он, дескать, много места не займёт. Кстати, не шутили, один на электрика учился. Это теперь его позывной.
— Но с поляками надо что-то решать? Я, простите, не ожидал, что мы так рано обрастём пленниками, не придумал ничего.
— Шаг за шагом. Всё постепенно. И камерами обрастём. А пока посидят в полутьме, помещение глухое, тёмное, а свет по понятным причинам боятся включать.
В кабинет постучали.
— Господин майор, разрешите доложить! — это был Джо.
— Разрешаю.
Решительно начав, Джо заметно стушевался, как дальше формулировать свою мысль, не знал.
— Там, на улице, — негромко, но серьёзным голосом проговорил китаец и показал пальцем в направлении окна. Кабинет у командира был на втором этаже, так что окно позволяло посмотреть на происходящее снаружи. А посмотреть было на что.
На улице разворачивалось два грузовика, из которых шумно высаживались под каркающие польские команды наёмники Кнышского.
— Вот, курва, — адаптировано к ситуации ругнулся майор. — Отряд, подготовиться к обороне! Шёлковый, Ключа втяни обратно.
— Шёлковый? Ключа? — поинтересовался я.
— Китай — Великий шёлковый путь. И граница, пограничник, ну типа граница на замке, ключ в кармане.
Подразделение незамедлительно перешло в режим глухой обороны, двери защёлкали замками и лязгнули засовами, бойцы двойками «автомат-дробовик» перекрыли наиболее опасные направления, майор контролировал происходящее. Чувствовалось, вчера «Единороги» время зря не теряли. А я смотрел в окошко.
Поляков становилось больше, они выстраивались и что-то между собой обсуждали.
Но боевые действия были грубо прерваны, в толпу, чуть не сбивая солдат войска польского, ворвался красный автомобиль, откуда решительно выскочила Гадюкина, в красном платье, прямо-таки под цвет авто, но явно с какого-то более весёлого, чем военное построение, мероприятия.
Она выскочила и протяжно проорала сразу на всех мужиков. Даже не думал, что молодая женщина может совместить девять матов в одной фразе и пропеть её на одном выдохе. Войско застыло, на лице вояк отобразилась непривычная им задумчивость.
Из толпы задорным петушком выскочил Кнышский. Прятался за спинами своих шляхтичей, морда пшекская.
Но возразить ей что-то он тоже не успел, потому что она обдала его матом с ног до головы, причём здорово перемежая русский мат с польским.
А я пока прикинул, что со своим новым оружием, да при наличии хорошего стрелка с этой позиции мог бы по крайней мере на треть сократить численность войска польского. Хотя… Я же не военный, я адвокат, тут надо действовать тоньше и в своём стиле, не плясать под дудку военных и не поддаваться на общую истерию.
Остановившись, чтобы перевести дыхание, Гадюкиной всё же пришлось выслушать сбивчивые объяснения польского графа (что он говорил, слышно не было). После чего главная безопасница республики по вопросам политики и дворянства решительно направилась в сторону базы, буквально таща за собой упирающегося Кнышского.
Мне потребовалось несколько секунд, чтобы спуститься и выйти во двор, где уже был майор, который по эту сторону запертых дверей стоял, слушал и думал, как ему поступить.
— Открывай, — негромко попросил его я, он лишь молча кивнул.
Гадюкина ворвалась в двери, как фурия, гневно раздувая ноздри, а Кнышский, оторванный от своей свиты, выглядел уже не таким уверенным.
— Филинов, груздь тебе в дышло, бабушка твоя германский конь! Что тут у вас за балаган происходит?
— У меня всё хорошо, — сдержанно ответил я, переведя взгляд на поляка.
— Ни хрена у тебя не хорошо! Почему я вас, как пацанов в детском саду, вынуждена растаскивать? Вы в песочнице или где? Какого моржового хрена? Вы машинку не поделили или кто-то кому-то в ведёрко насикал?
— Ещё раз. У меня всё хорошо.
Она перевела взгляд на Кнышского. Владетель, выглядевший совсем не мужественно, обиженно пробурчал:
— Он моих людей схватил и пленил.
— Это правда? — она повернулась ко мне
— С Вашего позволения, — нарочно громко влез в разговор майор, — это мы их арестовали. Они напали на нашего руководителя, министра юстиции, пытались применить оружие, были нейтрализованы и помещены под стражу для дальнейшего принятия решения.
— Да ну? — Гадюкину было трудно сбить с настроя военными замашками. — А Вы в курсе, господин майор, что отряды владетелей вне власти республиканской полиции?
— Так ведь мы и не полиция, — упрямо стоял на своём явно подкованный в местных реалиях майор. — К тому же эти бандиты были вне территории земли Кнышского, а в городе.
— Ядвига Павловна, — вступил в разговор я. — Они нарушили правило, наёмники не нападают на другого Владетеля. Фактически это объявление войны, если это произошло по приказу их покровителя. А если по собственной инициативе, то тогда они преступники, иммунитетом не пользуются, я их арестовал.
— Как такое произошло?
— Я вёл переговоры с Хомяковыми.
— Какими Хомяковыми? А, эта Ваша проблема наследования. Похвально, что вели.
— А поляки напали на меня, вот парни за меня вступились. Всё в рамках и Хабеас корпус акта, мы им даже обвинение предъявим.
— Я требую, чтобы их передали в руки полиции, — сверкнул глазами Кнышский.
— Нет.
— Как «нет»⁈
— Что Вам показалось непонятным в слове «нет»? — усмехнулся я. Мы все понимали, что как только я их отдам полиции, те сразу всех выпустят, не станут они перечить Владетелю. — Арестовали их представители минюста, содержать под стражей будут также они. Оружие изъято и помещено в материалы уголовного дела, как вещдок. Что-то ещё?
— Это мои люди, только мои и никто не…
— Молчать всем! — грозно повысила голос Гадюкина. — Вы не можете их удерживать, Аркадий Ефимович. И вообще, я была о Вас лучшего мнения. А Вы пару дней как Владетель, а уже устроили тут балаган.
— И что Вы от меня хотите, Ядвига свет Павловна? Я должен был дать себя пристрелить? Арест произведён в законном порядке.
— Ой, не тычьте в меня своим этим… законом.
— Тогда по-простому. Реально Кнышский охерел в край, сговорился с Хомяковыми, решил меня во время дипломатических переговоров схватить, избить, возможно пытать, потом потащить к местному нотариусу и совершить отторжение домена и статуса, причём как мне кажется, в процессе кинул бы и Хомяковых.
— Это не доказуемо, — немного сбледнувший с лица поляк скрестил руки на груди.
— Тогда вариант два, они действовали по собственной инициативе и являются преступниками. Так лучше? Я с ними разберусь.
— Нет, я бы хотел сам. Меня перестанут уважать свои же, если дам их… наказать третьему лицу.
— Выпускайте поляков, при свидетеле передадим их Кнышскому, он их сам накажет, ведь накажет же? И все довольны.
— В каком это месте я окажусь доволен, граждане Владетели?
— Он даёт слово, что накажет.
— Слово поляка! — гордо выпятил грудь и задрал нос Кнышский.
— Не дорого стоит Ваше слово. Я не доволен. Я получил трофеи и пленников, просто так их отдать не выгодно.
— Филинов, Вы же не еврей что-то получать от каждой ситуации.
— Я сегодня с утра очень даже еврей. Шалом-шабат! Хара капара. И потом, мне не нравится, что Кнышский начал против меня подпольную борьбу. Трудно переловить Хомяковых, когда их прикрывает этот хмырь.
— Сам ты хмырь!
— Мальчики, не деритесь.
— Так что будем делать с пленниками? — всё это время майор стоял в ожидании высокого решения.
— Если не отдашь, то мы атакуем базу, — поляк угрожающе задвигал челюстью взад-вперед.
— Валяй. Мы отстреляем часть твоих при обороне, потом я эвакуирую своих родовой магией на Изнанку, а базу взорву.
— Бомба? — аж подпрыгнула Гадюкина.
— Ну, может она и не такая уж мощная, что базу сразу в щепу, но те, кто будут в этот момент внутри, непременно пострадают. А с моей точки зрения, это будет являться нападением на базу специального подразделения минюста, я потом ещё и уголовное дело возбужу на участников.
— Мне не нужны взрывы в городе, не нужен бой. Вы пипирками в чистом поле меряйтесь и так, чтобы никто не видел. Детский сад — штаны на лямках.
Я небрежно пожал плечами.
— Если по-взрослому, то могу принять компенсацию за неисполнение гарантами переговоров своих обязательств.
— Не больше тысячи, — высокомерно задрал нос Кнышский.
— Вы дизеля на большую сумму сожгли, пока тащили сюда своих стойких оловянных солдатиков, — урезонили его Гадюкина.
— А я не закончил. Вы меня перебили, даром что дворяне. Так вот. Пусть будет тысяча… На каждого моего бойца, обеспечившего мою безопасность, итого семь тысяч.
— Это приемлемо, — за поляка ответила Гадюкина.
— И депозит.
— Что ещё за депозит?
