Глава 9
Склад и крыша
Короба, а это были действительно крупные ящики, на удивление хранились на складе у моего хорошего знакомого управляющего Крюгера, совсем неподалёку от места, где когда-то обитал паровоз Скоморошинского.
Собственно, когда-то именно он мне паровоз и выдал, его даже не смутило, что потом за техникой пришёл собственник, Скоморошинский. У него по документам было, как у кота Матроскина, корова рыжая одна, передана одна, возвращена одна и никакие изменения невозможны, чтобы не нарушать отчётность.
Когда Скоморошинский начал на него бузить, немец решительно выставил его вон (настоящие немцы люди не только формально вежливые, но ещё и жесткие) и вызвал полицию.
Получить самолёт от государственных органов Кустового легально было нельзя, потому что легально самолёт и не существовал. То есть его существование не были тайной, а вот бездокументальное происхождение не позволяло существовать неизвестной контрабанде, как средству передвижения.
Полиция и прокуратура рассматривала вещдоки только как свидетельства совершённого преступления и не видела в них экономической ценности, в отличие, от, например, фискальной службы.
В то же время, фискальная служба умела хранящееся у неё барахло продавать для покрытия налогов и, таким образом, при большом желании такое имущество можно было бы заполучить. Долго и муторно, но можно.
Однако дело по контрабандистам, перевозящим ящики с самолётом в разборе, вела именно прокуратура, так что они поместили вещдоки на хранение.
Всё, что не возвращалось «жертвам», например, украденное или временно взятое на период следствия, нужно было как-то хранить и в отличие от тонких и компактных документов, хранение было вопросом для прокуратуры муторным, не основной задачей и ему не уделялось особого внимания.
Обычно они использовали для этого большой архив в подвале республиканской прокуратуры, но не для крупногабаритных или скоропортящихся предметов.
Скоропортящиеся, а туда относился (внезапно!) и контрабандный алкоголь, в том числе и крепкий, подлежал безусловной утилизации под бдительным присмотром специально обученной совместной комиссии из знатно пропитых и прожжённых чиновников прокуратуры и полиции.
Эта комиссия пресловутый алкоголь в торжественной обстановке и с обязательным составлением акта уничтожала, якобы сливая его на городской свалке прямо в мусор, в любом количестве до последней капли.
Точнее сказать, по документам было так.
Свои же, то есть прокурорские, не раз подозревали, что комиссия алкоголь вовсе даже не сливает, а подчистую ворует, при этом акты делает от начала до конца липовые.
Не раз и не два они проводили совершенно внезапную проверку и каждый раз комиссия её невозмутимо и с честью проходила. При проверке оказывалось, что сливают именно контрабандный алкоголь и именно в заявленном количестве.
Удивлённые проверяющие премировали комиссию за её нелёгкий во всех смыслах труд и надолго отставали, начисто обескураженные результатом проверки.
Учесть такой маленький факт, что комиссия большую часть утилизации сбывала в собственной лавке на Чёрном рынке и «делилась», что качественным алкоголем, что деньгами, с заместителем прокурора по надзору за соблюдением законодательства, который визировал такие проверки и знал о них заранее, бдительные проверяющие никак не могли. Банальной причиной этой неосведомлённости было незнание о параллельных горизонтальных связях между независимыми друг от друга государственными структурами.
Поэтому система годами оставалась именно такой.
Деньги, золото и макры подлежали конфискации в пользу казны. В процессе превращения эти ценностей в казну часть финансовой составляющей неизвестным науке способом терялась.
Со склада вещдоков годами воровали оружие и наркотики. Работники этих складов всегда лишь пожимали плечами и представляли результаты проверки о том, что английский порошок, опий и каннабис сгрызли матёрые мыши в состоянии наркотической ломки, а оружие сгнило и проржавело до состояния трухи от влажности в сыром подвальном помещении.
Автомобили, изъятые в ходе следствия, ставились на площадке за прокуратурой и за них вообще никто не отвечал. Постепенно авто теряли детали, колёса, запчасти и так далее, но если спросить об этом прокурорских, они ответят, что именно в таком виде автомобиль и был изъят у преступников. То есть остановили их после погони, причём у машины нет всех четырёх колёс, потому что при аресте никто внимание комплектации авто не уделял, а преступники пытались скрыться бегом, поддерживая остов машины на руках.
Но крупные и неценные предметы хранились, где попало, в первую очередь, потому что они были никому не нужны. Такие сиротки, а было их, с учётом бурной криминальной жизни Вольного города, много, передавались за неимением специального места на хранение на одну из площадок, с которой у города был рамочный договор хранения.
Так когда-то паровоз и попал в действующий цех, где управляющим был педантичный Крюгер.
Немец весьма тщательно вёл учет хранимого, и скрупулёзно получал от бюджета крошечное вознаграждение за каждый месяц хранения.
Конечно, можно было бы сравнительно просто подделать постановление следователя о перемещении вещдока или передаче его потерпевшему. Крюгер заведомо не знал, кому, что в его царстве пыльных ящиков принадлежит. Проблема заключалась в том, что через месяц он отчитается о хранимом, потом кто-то что-то сопоставит и факт вывоза ящиков всплывёт.
Ящики, надо сказать, он мне показал сам. Я запросил сведения о хранении по шести старым уголовным делам, причём не имел отношения ко всем шести, он провёл и показал.
Педантичный Крюгер насколько мог, всё паковал в деревянные ящики, велел парочке пропитых работяг покрывать коробки креозотом (ему было искренне плевать, какое амбре они потом распространяли, ведь по документам, он никогда не хранил ничего скоропортящегося и продуктового).
По документам, что опять-таки было для Крюгера важнее, чем фактически, он хранил именно коробки, каждая из которых была тщательно промаркирована белоснежной трафаретной надписью.
Это счастье археолога из далекого будущего закладывалось в дальний пыльный вонючий склад и лежало там, ожидая, вероятно, следующего Великого Потопа. Состояние внутри коробков Крюгера волновало мало, если он кому-то что-то отдавал, то вместе с деревянным футляром и заставлял расписываться до получения и вскрытия.
Коробков с самолётом (опять-таки, что в них помещена авиатехника в разобранном виде, Крюгер не знал) было шесть, два больших и четыре поменьше.
Он показал мне всё по всем уголовным делам и короба были промаркированы именно их номерами, с указанием веса на момент помещения на хранение (Крюгер свято верил, что содержимое ящика было способно с течением времени набрать вес или похудеть), даты принятия на хранение и литеры внутри уголовного дела.
Коробки, к моему лёгкому ужасу, располагались в совершенно разных частях склада.
— А я могу их попросить переместить так, чтобы они хранились вместе? — с надеждой спросил я и Крюгер, немного подумав, согласился, ведь потенциально их кто-то когда-то заберёт и их при этом не надо будет искать по всему складу.
Были найдены рабочие и они стащили более лёгкие ящики к более тяжелым.
— А почему они все у дальней стены? Вдруг я завтра за ними приду?
— Как поставили, так поставили, — отрезал Крюгер.
Он видел, что короба разного веса, один из них рабочие склада вообще не смогли поднять и стащили остальные к нему. А пригонять сюда других рабочих он смысла не увидел.
Мне пришлось согласиться, он и так не был обязан мне тут помогать.
— Когда придёте, погрузка Вашими силами. Если придёте. Вы же знаете нашу бюрократию, это затянется на годы. А у нас ещё работы много, — подвёл итог Крюгер, заодно толсто намекая, что мне уже пора валить из его вотчины.
Сегодня я вернулся в офис и был намерен лениво перебирать документы, когда внезапно ко мне пришёл посетитель, вернее, посетительница.
Я сидел за своим столом, Чен не так давно поставил второй, для документов, за который он и перемещался, если в офисе был я, как основной его владелец (что в последнее время случалось редко). Сейчас он размеренно сшивал документы по прииску и поэтому пребывал в медитативно-спокойном состоянии.
Колокольчик дзенькнул и она вошла. До этого, как говорят в подобных случаях, ничто не предвещало.
Молодящаяся дама в обтягивающем платье и с широкополой шляпой по последней парижской моде.
— Мне нужен адвокат.
— Это я. Присаживайтесь. Консультация?
— Да, для начала, — она скользнула взглядом по Чену и присела на стул для посетителей.
— Аркадий Ефимович, у меня важное дело.
— Излагайте! — широко, хотя и немного неискренне улыбнулся ей я.
— Меня зовут Ягрынина Софья Андреевна. Я в Москве занимаюсь… Занималась туристическим бизнесом, конкурировала с крупнейшими турфирмами. Знаете, что такое туризм?
— Знаю.
— Я организовывала поездки в Грецию, Турцию, в Париж, Женеву, Южный Прованс Франции. Отели, проезд, питание, всё на мне, всё на мне.
Не стал повторять, что представляю себе, что такое туризм, терпеливо ждал, когда она перейдёт к сути.
— Четыре года я занималась этим, у меня дом в Москве и три квартиры, просто чтобы куда-то вложить деньги. Машина, само собой.
— Рад за Вас.
— Но всё хорошее когда-нибудь кончается.
— Что же произошло?
— За мной следят специальные службы. Разведка имперская, британские шпионы, немецкие.
Она заволновалась и попросила стакан воды. Вообще-то у нас стоял графин, но наливали мы его из-под крана. Впрочем, она этого не знает, так что налил ей.
— Они прослушивали мой телефон, слушали под дверью, следили, куда я выходила, вскрывали мою переписку, даже деловую. Даже положили моему жениху в постель голую девку. Впрочем, мы с этим кобелём все равно расстались, тут никакая провокация не служит ему оправданием.
— Серьёзная история.
— Из-за того, что за мной везде постоянно была слежка, я была вынуждена продать две квартиры и уехать в США.
— Да, там говорят, с этим полегче, — кивнул я, стараясь выражением лица не показать того факта, что в США существует по меньшей мере восемнадцать разведывательных организаций, то есть тут они здорово превосходят большинство других стран.
— Но я ничего не потеряла в плане бизнеса! Не подумайте! У меня было популярное танцевальное шоу в Нью-Йорке, на Манхэттене. Но и там меня не оставили в покое. Я их заметила и поняла, что спецслужбы преследуют меня и там.
— Беда, — протянул ее и бросил короткий взгляд на Чена. Китаец с сожалением вышел из своего медитативного состояния, сбивчивый рассказ заставил его поскорее закончить работу с документами, и он их уже закладывал в портфель.
— Я была вынуждена вернуться в Россию в Воронеж, у меня родственник заболел. Не важно, кто. И вот, в Воронеже, в этом городе куража, в один прекрасный день я ехала за рулём и в меня специально врезалось авто. ДТП было не случайно! Это подстроили следящие за мной агенты.
— Вы пострадали? Другой участник аварии пострадал?
— Да что ему будет, там же был мужлан. А меня всю переломало, всю!
— Давно это было?
— Месяц назад. Пришла в себя и бежала в Кустовой, тут меня не достанут.
— Рад, что Вы поправились, — честно говоря, она не выглядела, как человек, который был переломан в ДТП, но что я могу знать про местную медицину?
— Да, я лечилась. Но главное не это. Я очень сильно пострадала, с переломами и так далее, но оказалось, что в истории болезни не отражены никакие повреждения. Врачи подменили меня.
— Как подменили⁈ — я совершенно не был готов к такому неожиданному повороту сюжета, так что сохранял спокойствие только за счет жизненного опыта.
— А вот так. Врачи подменили меня на похожую женщину, осмотрели её и написали, что всё хорошо и повреждений нет.
— И как Вы сейчас себя чувствуете, после подмены?
— Как-как⁉ Я возмущена, конечно! Как они смели!
— Ладно, — я скосил глаза на Чена, тот старался предельно тихо захлопнуть портфель. — Давайте к практической стороне подойдём. Чем я могу помочь в этой ситуации?
— Ну, очевидно же! Надо подать в суд на больницу.
— За что? — осторожно спросил я. Чен закончил свои телодвижения и явно намеревался свинтить и бросить меня одного с подменённой женщиной.
— За обман, за то, что подменили меня на другую и за то, что не отразили все мои переломы в истории болезни. Только учтите, дело может быть опасно.
— Врачи опасные?
— Спецслужбы, конечно. Они установят слежку за Вами, прослушивать будут, шпионов подсылать. Вас могут допросить или даже похитить. Вы можете пропасть.
Я хотел было, спросить, будут ли спецслужбы подбрасывать мне в постель голых девушек, как это было с её бывшим, но меня опередил Чен.
— Господин начальник, — поклонился он. — Пока я не пропал, отвезу документы нашему клиенту, в прииск. И финансисты велели передать, что готовы осуществить вывоз твёрдых бытовых отходов для того графа, только Вам надо сообщить дату и сколько человек им привлекать. Все расходы за счет организации. Всё, я пошёл, пока дела не приняли совсем опасный оборот.
Пока говорил, ни один мускул не дрогнул на его лице. Железная выдержка, стальные нервы, красавец. И он сбежал, бросив меня одного!
— А где больница? — я уцепился за спасительную соломинку.
— Ну, в Воронеже, конечно.
— Вам придётся нанять адвоката оттуда. Дело подсудно воронежскому суду.
— Точно? Это Вы правду говорите или Вас спецслужбы заставляют?
— Точно. Подсудность по месту нахождения истца.
— Вот ведь! А как же мне нанять адвокатов в Воронеже, если я в Кустовом?
Я многозначительно пожал плечами:
— Туда ехать.
— Это опасно. Следят ведь.
— Ну, как следят? Присматривают. Тоже ведь неплохо. Вы потеряетесь, колесо проколите, а они рядом, в обиду Вас не дадут. Опять-таки, видите, какой Вы важный человек, раз спецслужбы на зарплату шпионов деньги тратят. С Вас десять рублей за консультацию, кстати.
* * *
Я постучал в двери с безликой блёклой надписью «Региональное общество исследования общественных явлений и межнациональных отношений».
— Константин! — поприветствовал я агента, тот читал книгу без названия, что-то дочитал и аккуратно положил закладку.
— Аркадий, здравствуйте, чем обязан?
— Хотел спросить за одну даму. Некую Ягрынину Софью Андреевну, из Москвы, занималась туризмом.
— И что с ней?
— Говорит, что за ней по всему миру следят спецслужбы, теперь она месяц прячется в Кустовом. Ну или у неё шизофрения.
Он на пару секунд задумался.
— Шизофрения — замечательная болезнь, Аркадий, открывает столько возможностей для приключений. Вы за этим пришли?
— Нет, у меня разговор по Вьюрковскому, — от этих слов он лишь печально вздохнул, — и, внезапно, по государственным интересам империи в Южном Алы Тау.
— А вот это уже интереснее, хотя и несколько выходит за пределы моей компетенции.
— А мы попытаемся их в компетенцию всунуть.
— Излагайте, — ещё раз вздохнул он и пододвинул к себе блокнот.
— Допустим, империя традиционно рассматривает Степь, как некое мозаичное явление без ярко выраженного государственного центра.
Он кивнул, мои слова укладывались в неозвучиваемую, но проводимую империей политику.
— При этом есть напряжённость с Британией насчет освоения Степи. С одной стороны, война с бриттами никому не нужна, а с другой, география как бы намекает, что Степь — она рядом с нами, а не ими.
— И тем не менее, они далеко раскинули свои, как Вы выражаетесь, интересы, — поправил меня Константин.
— Это так. А теперь есть конкретный каганат, то есть часть этой мозаики, которая, к тому же, граничит с русской Сибирью, готовый принять конституцию на русском и своём национальном языке, планирующий ввести денежное обращение — рубли.
— А чего бы ему так поступать? Есть конституционные процессы?
— Ага, — кивнул я, вспомнив Канцлера, который сейчас это конституцию очень художественно ваяет.
— А банковская система у них есть?
— Это первый вопрос. Я хочу, чтобы ваши попросили один из местных банков принять на работу человечка, молодого… Просто поучиться банковскому делу. А завтра он при нашей с вами поддержке создаст банк в кагатане и будет оперировать рублями ввиду отсутствия иной национальной валюты.
— Британцы могут воспринять это, как скрытое влияние императора. Будет скандал.
— Это будет инициатива местного правителя и одного его министра.
— Как зовут министра? — едко ухмыльнувшись, поинтересовался агент.
— Аркадий Ефимович его зовут. Будущего министра, как мне кажется.
— Да, такое влияние в интересах нашей службы, особенно, если мы можем провести это, как свою спецоперацию.
— А Вы оформляйте меня, как завербованного Вами, я подпишусь под этим.
— А что хочет наш агент и будущий министр за то, что включает каганат в орбиту имперских интересов?
— Когда умрёт Вьюрковский…
— Если умрёт. Опять Вы за своё?
— Если умрёт. Так вот. И я окажусь его наследником…
— Если окажетесь.
— Ну да. Я прошу поддержки службы в том, чтобы я получил его владения и статус владетеля.
— Ещё один владетель, это, в целом хорошо. Но Вы затеяли рискованную игру, Аркадий. Вы можете в такой игре погибнуть.
Я кивнул, но не стал говорить, что если не выиграю такую игру, то мне один хрен мой Предок-Покровитель с птичьим лицом пообещал сделать «вжух» и в этом случае я погибну уже окончательно.
