Глава 8 
     Нет документа, есть проблемы 
    
    Следующая поставка Вьюрковскому прошла гораздо менее стрессово, чем первая.
    Охранник всё так же придирчиво осмотрел нас и машину. Причём по его поведению я понял, что так будет всегда.
    Ну, история — штука занятная. В этом мире не было Романовых, не было (во всяком случае я про него не слышал) Ленина, не было и Троцкого.
    Лев Троцкий в моём мире обоснованно боялся покушений и выступал против действующего руководства СССР. Боясь покушений, он общался с единственным своим другом, иностранным журналистом. И тот в какой-то момент оказался советским разведчиком и убил его ледорубом (если не врут).
    Так что проверять смысл был.
    Но мы ничего не проносили и не провозили. Проникновением были сами мы с Тайлером.
    Детектив, даром что последние сутки пил с селянами на похоронах и после них, сейчас был выбрит, отглажен и собран куда больше, чем я, слегка вымотанный судебным процессом.
    И пока я таскал коробки и ящики с минералкой, которую Вьюрковский, кажется, поглощал просто в огромных количествах, Тайлер доверительно общался со служанкой и выяснил, что «хозяин» периодически и без лишнего шума ездит в Челябинск и намерен сделать это в ближайшее время, так что будет возможность, не беспокоя барина, вывезти мусор.
    Тайлер попросил проговорить вывоз с охраной, ведь она у графа самая серьёзная, но от ответа на вопрос о том, когда мы сможем начать вывозить его, дипломатично уклонился.
    Дело в том, что когда Тайлер пообещал вывезти мусор и приплёл своего несуществующего родственника, то не подумал, как это всё делать.
    Я понемногу искал мусоровозы и пришел к неутешительному выводу, что этот бизнес в Кустовом не налажен и нанять кого-то мы не можем.
    С этими мыслями поехал в офис, чтобы успеть к Канцлеру, поговорить о некоем новом для него направлении. Возле офиса меня поджидали Нияз и Бузбуре, а с ними ещё какой-то паренёк.
    — Здравствуй, Аркадий-Батыр! — поприветствовал меня Нияз.
    Я поздоровался с ними за руку, помахал рукой Чену, который корпел над документами.
    — Хотели спросить, как там наша работа, когда мы её будет доделывать, что сказал заказчик?
    — Заказчик доволен, вопросов нет.
    — Как нет вопросов, — переглянулись они. — Там швы не замазаны, три розетки не собраны, выводы не спрятаны, в шести местах плитка не доложена.
    — Ну, я же деньги передал, — неопределённо ответил им.
    — Это да, мы оплату получили, но дело-то не закончили⁈
    — Там у заказчика сложности, его в Москву вызвали, — соврал я, — раньше, чем через месяц он не появится. Вы пока можете считать, что объёмы закрыты, акты подписаны. Фигурально, потому что реально мы всё от начала до конца делаем без оформления.
    — Ну хорошо, — с некоторым трудом согласился Нияз, — будем считать, что мы ждём замечаний и ты нас вызовешь, чтобы доделать, устранить и так далее.
    Я кивнул. Ситуация развивалась так стремительно, что ремонт в пещере меня очень слабо волновал.
    — Тогда у нас к тебе просьба.
    — Слушаю? Какие-то юридические задачи, что-то оформить?
    — Не совсем. Вот племянник Бузбуре, Ильяс. Мы все его знаем давно…
    Вперёд вытолкнули худосочного парнишку, того самого, который был с ними первоначально, но держался чуть позади старших.
    — Мы работу ему найти не можем.
    Я молчал, предполагая, что речь не идёт о работе каменщика или плотника, иначе к чему бы они ко мне обратились?
    — Он институт закончил. Ты не можешь его взять в подмастерья? Помощником, секретарём? Платить не надо, мы его прокормим, ему бы опыта набраться.
    — А кто ты по специальности? Давайте я его для начала у вас украду.
    Не люблю, когда за кого-то говорят, хотя по долгу профессии часто говорю за других. Я взял парня, формально моего ровесника, за локоть и отвёл в сторону, усадил в лавку.
    — Мне Бузбуре как отец. Родители мои умерли, вот он и воспитывал, — это были первые слова парня.
    — Как тебя, Ильяс?
    — Ну да.
    — Где учился?
    — В Казани.
    — Казань — это серьёзно. А специальность у тебя какая?
    — Финансы и банковское дело.
    — Не совсем, чтобы юриспруденция.
    — Меня никуда не берут без опыта. А чтобы набраться опыта, надо где-то поработать. Получается замкнутый круг.
    — Чистая правда. А сам ты чего хочешь?
    — Денег хочу заработать, мир посмотреть, готов работать, чтобы из бедности вырваться.
    — Работать хотеть — это хорошо, это само по себе половина залога успеха. А кто у тебя преподаватель экономической теории был?
    — Профессор Багаутдинова. Зовут Наиля Гумеровна.
    — А что любила рассказывать?
    — Существует взаимосвязь между национальными и региональными особенностями и финансовыми их институтами. Примеры, истории, развитие.
    — А по степнякам что-то говорила?
    — Кочевой уклад сменяется на современный, но этот процесс тормозит феодальная верхушка. Впрочем, в империи такая же ситуация, просто не всё так печально. А Вы знакомы с трудами Наили Гумеровны?
    — Нет, но важно не это.
    — А что?
    — Латынь была?
    — Пер аспера ад астра, — с сильным акцентом выдал он и улыбнулся.
    — А другие языки?
    — Английский, это основной язык финансовой системы. То есть, политически наша империя противостоит Британии, но объективно во многом используем их наработки и английские стандарты. И это некоторый парадокс, потому что общая платежная система мира называется свисс, производное от Швейцария, а там государственные языки не содержат английского.
    — А какие языки в Швейцарии?
    — Немецкий, итальянский, французский и ретороманский, на нём говорят, как ни странно, цыгане.
    — Круто.
    — А почему Вы спрашиваете, господин Аркадий Ефимович?
    — Никаких господ! Так, выясняю степень твоей адекватности и эрудированности. Так сказать, по косвенным.
    — И как я, прошёл собеседование?
    — Тебя бы часок помучить, но времени нет. Вот что, приходи завтра к девяти в офис. Там Чен. Он тебя впустит.
    — Вы меня берёте? Тоже, получается, по блату.
    — Получается, что так. Тебя результат интересует или честность?
    — Всё интересует, — насупился Ильяс.
    — Я тебя не то, чтобы прямо беру. Я тебя попытаюсь устроить в банк Берклис.
    — Я пробовал туда устроиться. Говорят, мест нет.
    — Ну, а я знаком с управляющим. Так что, может и найдётся. Приходи. В крайнем случае будешь помогать по прииску, там тоже дел хренова гора. Или по медной фабрике. Всё, до завтра, мне пора.
    Чен огорчённо покачал головой через окно, видя, что я так и не зашёл в офис, но мне и правда было нужно успеть к Канцлеру.
    …
    Канцлер держал во рту печеньку и самозабвенно рисовал.
    В расчищенной для такого случая подсобке стояло уже четыре «черновика», то есть эскизы-наброски, где большее внимание уделялось каким-то частям картины, деталям или работе с цветом.
    — Герр Канцлер, простите, что врываюсь.
    — А, Аркадий? Не услышал, совсем увлёкся. Заходите, заходите, Вам можно.
    — Красота!
    — Считаете?
    — Конечно, я в восторге и с удовольствием куплю у Вас один из эскизов. А зачем их столько?
    — Ну, Рембрандт — это Вам не подпись начальника казначейства на поддельном чеке, тут материя тонкая.
    Я, не отвлекая его от рисования, присел рядом.
    — С чем пожаловали? — он критически посмотрел на мешанную им краску и посмотрел, как она ложится на холст. — Паспорт, накладные?
    — Нет, задача, достойная автора. Можно сказать, маэстро.
    — Не тяните интригу, мне же интересно.
    — Помните, Вы делали паспорт?
    — На того степняка, на Юбу, настоящий?
    — Он каган.
    — Ну, профессия моя учит быть на короткой ноге с правителями и сильными мира сего. И великими художниками. И что там, нужен новый паспорт?
    — Целая индустрия нужна. Для начала нужна их конституция.
    — Консти… что? Я никогда не подделывал конституции стран.
    — Проблема в том, что в Южном Алы Тау ровно ни одного закона, вообще ничего, даже письменности. И думая об этом, я вспоминаю, что как раз-таки письменность для них разрабатывал мой скромный друг Канцлер.
    — Возражаю! Так у Вас говорят? Я не разрабатывал для них письменность, просто бахнул транскрибирование кириллицей на их словарь.
    — Это и есть разработка письменного языка!
    — Написать конституцию на их языке? Ну, для начала мне нужна она на русском. А это сложно, это же основной закон. Я не в курсе, есть ли он даже у Кустового.
    — Конституция на русском с меня. Пока что это будет чуть ли не единственный закон страны.
    — Допустим, я напишу, но это будет просто книжечка.
    — Просто картина, просто книжечка. Силу ей придаёт подпись.
    — Есть образец? Я подделаю подпись их правителя.
    — Не понадобится, он и сам подпишет, это в его интересах.
    — Странные у Вас дела творятся. Как если бы Вы мне живого Рембрандта привели.
    — Искусство должен творить творец, а законы пишут скучные крючкотворы, а цари их только подписывают.
    Канцлер задумчиво кивнул.
    * * *
    Вечером я временно пересел с грузовика на свою двухместную машину и поехал к своим двоюродным брату и сестре.
    Филипп стоял во дворе и пытался делать гимнастику.
    — Это что-то новое!
    Он недовольно зыркнул на меня.
    — А, Аркадий, заходи. Да вот, говорят, что сейчас в моде спортивные молодые люди.
    — Всегда в моде, — я зашёл во двор и присел в одно из уличных кресел. Возле меня немедленно пристроился пятнистый кот, которого я потрепал по гриве. Кот замурчал.
    — И, в связи с этим, девушкам нравятся военные, — недовольно продолжил Филипп. — А я человек сугубо гражданский. Что мне теперь, одиноким прожить?
    — Тебе тётя Мириам наверняка парочку невест уже нашла.
    Филипп на это лишь возмущённо фыркнул, не удостоив меня ответом.
    — Постой, — меня озарила догадка. — Тебе нравится конкретная девушка.
    — Нравится, — легко согласился он. — Но она мне нравится, а я ей — нет.
    — Пробовал пригласить на свидание?
    — Пробовал, — вздохнул он. — Но она не может. Занята и всё такое. Вот я и решил.
    — А если я тебя с одними ребятами познакомлю, которые тренируются спортивным единоборствам?
    Он пару секунд раздумывал над моими словами.
    — Она меня засмеют, — он отрицательно тряхнул головой, — Мы с тобой, Аркадий, если говорить объективно, дрыщи доходные. Причем не от слова «доход», а от слова «доходить», то есть помирать.
    — Эти не засмеют, — криво улыбнулся я. — Только они китайцы.
    — Китайцы? А, ну да, дяди говорили, что ты спутался с азиатами и даже хуже выражались.
    — Ты свой расизм попридержи. Тебе нужна хорошая физическая форма и уверенность в себе?
    — Нужна. Но если они так хороши, что ж тебя не подтянули? — он пренебрежительно ухмыльнулся.
    Мне пришлось встать, стянуть пиджак, потом мой верный и постоянный бронежилет и скинуть рубашку.
    Мой двоюродный брат Филипп уважительно присвистнул. Причем удивила его не мускулатура, которая у меня понемногу прорезалась за почти ежедневными (пусть и не изнуряющими) тренировками, а почти зажившие синяки в районе сердца.
    В этот момент за моей спиной кашлянули. Это была Иона. Как она ухитрилась подкрасться к нам беззвучно?
    — Я сейчас не спрашиваю, почему ты, Аркадий, почти голый. И чем это занимается мой братец. Мне интересно что это у тебя за синяки такое на спине и груди? Зажившие шрамы? Ты что, дерёшься в подворотнях? Скажи откровенно, тебя бьют?
    — Я много хожу на охоту.
    — От ружья такого не бывает, — отрицательно покачала головой девушка.
    — Это не приклад. Некоторые эпизоды пошли не по плану.
    — Скажи честно, чуть не погиб?
    — Ну, ранения были.
    — Следы когтей на этом твоём странном жилете, тоже оттуда?
    Следы когтей я получил при защите риелтерского агентства, сейчас они были зашиты, хотя отчетливо видны.
    — Ты только никому не рассказывай, но… Да. Туго приходится.
    — Значит, ты пошёл по позорному пути зарабатывания через охоту. Семейное проклятие Филиновых, тяготеть к охоте.
    — Не позорное. Охота — это благородное занятие, к тому же наш Предок — это охотник. То есть Филиновы буквально потомки охотников.
    — Я никогда в таком свете не думала.
    Одевшись, подал ей руку.
    — Филипп, брат, моё предложение в силе. Единственная опасность, тебя там могут китаянки захомутать.
    — Ой, да ладно.
    — Я не шучу. И поговорю с их главным… Тренером. Иона, нам надо поговорить.
    — О чём? К спорту я совершенно равнодушна.
    — Это напрасно, но нет, о твоей работе.
    — Я тоже должен это слышать! — возмутился Филипп. — Как старший брат!
    — Шутка. Про работу это была шутка. По поводу девушек посоветоваться. Про дела амурные.
    — С ней?
    — Нет, блин, с тобой, старым девственником! Конечно, с ней, она девушка, Филипп, если ты не заметил! И тебе бы советовал понять, что она не ребёнок давно, а взрослый человек.
    — Это бы всем понять, — согласилась Иона.
    * * *
    — Правда про девушек хотел поговорить? Про ту, как её, Пенелопу?
    — Что? Нет. Про работу. А Филиппу так сказал, чтобы он отстал.
    — Ты же знаешь, у нас в роду предполагается, что девушки получают образование, чтобы потом сидеть с детьми и следить за хозяйством, совмещая это со светской жизнью?
    — А не хочешь чуточку денег заработать, делать что-то полезное и сложное?
    — А как же брак? — она произнесла это слово примерно, как человек произносит слово «геморрой»
    — Со своими деньгами и при возросшей самооценке, ты можешь сама рулить этим процессом, без тёти Мириам. Работа не исключает брак, но так ты сама выберешь себе жениха и пошлёшь его лесом, если тебе что-то не понравится.
    — А на кой тебе я? Для работы есть Филипп.
    — Ему сосватана государственная должность.
    — Ну да, он говорил, что его перевели. Весь из себя важный стал.
    — А в коммерцию я хочу затянуть тебя.
    — Что за коммерцию?
    — Нужно торговать макрами.
    — Я не торговец, Аркадий. Мы все не торговцы.
    — Спору нет. Но для регистрации на площадке биржи макров нужен русский, и желательно, дворянин. Это ты, вернее фирма, где ты будешь учредителем и директором. А делами буду рулить я и инвесторы.
    — Как-то сложно.
    — Всё в жизни сложно. Для начала нужно твоё принципиальное согласие.
    * * *
    Распрощавшись с Ионой, всё-таки родственница, которую я и правда не был намерен отпускать в одиночное плавание, набрал Чена.
    — Босс, ты так и не подписал документы по прииску.
    — Сейчас заеду. Скажи, а ты что-то узнал по самолёту?
    — Ну, где Кустовой и где авиация? У нас их нет.
    — Говорят, у каких-то купчин на Чёрном рынке есть, у контрабасистов. А вообще, кто-нибудь пробовал провезти в Кустовой самолёт?
    — Зачем?
    — Потому что это Кустовой. К нам один мужик притащил паровоз из Англии, не то, что самолёт.
    — Помню-помню. Не знаю, босс, мы же все не афишируем, кто что… перевозит. Известны только провальные случаи.
    — О, а это мысль! Спасибо за идею.
    — Аркад Ий! Босс! Ты должен заехать и подписать документы по банку, не умчись со своей идеей куда-то к границам Степи.
    — Не бзди, доеду.
    …
    Однако, раньше, чем я обрался до офиса, поймал по мобилету Ангелину.
    — Привет, — промурлыкала она в трубку. — Опять весь в работе?
    — Да. И у меня странный вопрос.
    — Задавай.
    — У нас за последнее время изымали самолёт или ещё какой дельтаплан у контрабандистов?
    — За последнее время нет. Нет такой информации, я бы знала. Полтора года назад мы на железной дороге вскрыли контейнеры, а там двигатель. Всё перерыли, в шести контейнерах самолёт, лёгкий одномоторный.
    — Что, не нашли, кто провозил? Контрабанда?
    — Нашли, конечно. Но им твои услуги на текущий момент не очень-то нужны, они уже год, как на каторге и лет по пять осталось.
    — Круто. А где контейнеры те? Продали?
    — Аркадий, ты зачем спрашиваешь? Ты же не намылился их украсть?
    — Как можно! А кто был следователь?
    — Не скажу. А то не только меня на балы станешь водить.
    — Не стану. Я тебя ни на кого не променяю. Но мне нужен самолёт.
    — Зачем? Что за дурь?
    — Не дурь. Мечта, полетать, быть поближе к звёздам.
    — Пугаешь ты меня.
    * * *
    — Николай Викторович!
    — Иван Иванов!
    — А я подрядчиков ищу. Классических. Надо кое-что изъять из чужого владения.
    — Таких у нас много. Есть особенности?
    — Да, есть. Надо на место украденного поместить муляжи. Чтобы никто не заметил.
    — А Вы говорите, подрядчики классические!