38
Река Инзер (I)
Чтобы на пути до города Межгорье не попасть к Алабаю в засаду, Егор Лексеич выбрал третий маршрут — не по железной дороге и не по старому шоссе, а по речке Инзер. Мелкий и шумный Инзер, огибая отроги, будто вприпрыжку бежал по лесной долине, разделяющей массив горы Ямантау и хребет Нары. Издырявленный валунами, вспененный каменными грядами, Инзер бурлил и рассыпчато сверкал на солнце. На высоких и крепких берегах стояли, точно вбитые сваи, мощные сосны и ёлки, лиственницы и пихты: ветра и половодья давно уже снесли все слабые деревья. Дремучий запах смолы смешивался с подвижной свежестью потока. В узких створах на поворотах русла порой из тесноты глухомани внезапно распахивалась аэродинамическая перспектива длинного склона, и за ним в трепетном мареве вздымались сине-зелёные туши Ямантау или Нары-Муруна, обе вершины — словно облезлые по гребням, на которых белели мёртвые, иссушенные жарой скалы.
Харвер шагал по реке первым — легко, как огромная водомерка. Ноги его, ступая, гулко бултыхали. Мотолыга еле поспевала за комбайном-ходоком. Она яростно ползла по руслу, визжа траками на камнях и выбрасывая фонтаны. Её трясло, качало, дёргало и подбрасывало: клокоча, река будто плясала под ней. Изредка, на глубине, поток мягко и властно приподнимал мотолыгу и сносил обратно. Холодовский, сидевший за рулём, предпочитал держаться отмелей.
— Вот ведь красота!.. — восхитилась Талка, разглядывая берег сквозь щель амбразуры, прорезанной в стальном коробе.
При толчках все в отсеке подлетали, хватаясь за ящики, за борта и друг за друга. Костик сидел рядом с Маринкой. Улучив момент, он подсунул ладонь, и Маринка приземлилась на неё задом. Костик расплылся в плотоядной и довольной улыбке. Маринка безжалостно двинула его острым локтем в рёбра. Костик задохнулся от боли, но улыбка его не исчезла.
Маринка незаметно смотрела на Серёгу и Митю. Сравнивала их. Как они похожи внешне — и так различны по сути. Там, в убивающей берёзовой роще, Митя объяснил всё просто и ясно, даже буднично… Дело не в том, что он — учёный, а в том, что он не боится. Он не боялся россказней Ведьмы про смерть, бегущую с горы. Не боялся солдата, который вчера потащил её, Маринку, в кусты… А Серёга? На лес ему, понятно, наплевать… И солдата он тоже, в общем-то, не побоялся бы… Но в драку вряд ли бы полез. Он бы начал базар, начал бы отмазывать девчонку, разруливать ситуацию… Серёга — он как все. Все опасаются солдат, и Серёга тоже. А Митя не как все. Он — как он. И вовсе не потому, что Бродяга. Харлей тоже был Бродягой — и хрена ли?..
Впереди показался железнодорожный мост — небольшой, в один пролёт и на один рельсовый путь. Ферма простой инженерной конструкции опиралась на забетонированные береговые откосы. Железная дорога бежала по той же долине, что и речка, но извивалась по своей логике, перепрыгивая с одного берега Инзера на другой. Трасса была однопутной, но электрифицированной, хотя, конечно, контактная сеть давно не работала; после станции Татлы дорогу уже не использовали: столбы тут покосились, рельсы заржавели, между шпал выросли кусты и мелкие деревца. Конечная станция Пихта находилась прямо под горой Ямантау — где-то у входа на секретный объект «Гарнизон».
Чтобы пролезть под мостом, харвер почти опустился брюхом на воду — и стал напоминать собаку, что проползает в дыру под забором. А мотолыга прошла спокойно, не задевая мостовую ферму своей решёткой на стойках.
В тряске хуже всех приходилось Ведьме. Руки у неё по-прежнему были связаны впереди, и цепляться она не могла, да ещё Фудин то и дело дёргал за верёвку, проверяя надёжность узлов.
— Да заебал дрочить меня!.. — шипела на него Щука.
Матушкин сидел напротив и внимательно вглядывался в каторжанку. Уловив характер, он сгорбился, сложил руки, как держала Щука, заскакал на месте, как она, и завертел головой, состроив хищную и ушлую физиономию.
— Чё сработать-то у этих фраеров? — сиплым голосом Щуки произнёс он. — Нищеёбы сраные… На всю бригаду — от хуя уши!..
Бригада заржала. Щука не сразу поняла, кого Матушкин изобразил, а потом бешено бросилась на обидчика, ударила его плечом в лицо и пнула коленом в грудь. Фудин заполошно рванул Щуку обратно — она упала на дно отсека. У Матушкина брызнули слёзы. Калдей с презрением пихнул Щуку ногой, а Фудин схватил её за шиворот, втаскивая обратно рядом с собой.
— Гнида каторжная! — всхлипнул Матушкин.
Талка повернула его к себе и принялась ощупывать скулу.
— Нос не больно?.. Ну, значит, не сломан. Ты сам виноват, Витюра!.. Не лезь ни к кому, тебя сколько раз уже били за это!..
А Мите от тряски опять стало плохо. Он молча терпел, дожидаясь, когда завершится путь. Вообще, когда же он попадёт к своим в миссию «Гринписа»? Там должны знать, как лечить тех, кто перебрал излучения… Митя смотрел на бригаду и впервые ощущал, что очень устал от этих людей. От их агрессии, мата, бытового паскудства и глупости… Ощущение усталости пришло к Мите потихоньку — после того, как он узнал, что нет и не было войны. Эти люди живут во лжи — потому и так плохо. Там, откуда он явился, должны жить по-другому, иначе он не чувствовал бы тяжести, как не чувствуют её Серёга и Маринка, Типалов и Холодовский, Костик и Алёна — все они, вся бригада.
Серёга же, как обычно, думал о Маринке. Чего она окрысилась-то? Чего злится уже второй день? Ну, постоял он тогда в драглайне на стрёме, и что? Ебать-колотить, как же у баб в головах жизнь навыворот устроена!..
Слева по берегу Инзера тянулась насыпь железной дороги — вся в белёсых потёках оползающего гравия. В бурьяне под насыпью, блестя на ярком солнце, валялся дохлый рипер. Тонкие осинки вдоль насыпи вдруг затряслись, и над дорогой полезло вперёд что-то странное — большое и решётчатое. А потом неспешно выкатился и весь самоходный вагон. Это был путеукладчик.
На усиленных тележках в три колёсных пары ехала грузовая платформа. Мощные портальные стойки держали стрелу крана, который был почти вдвое длиннее платформы и нависал над рельсами. Сзади скромно теснились рубка управления, дизель-генератор, электромотор и бак с бризолом. Размашистой сложностью своего устройства путеукладчик напоминал морское судно. Он важно плыл по осинкам вдоль речки, в которой плюхались мотолыга и харвер.
Егор Лексеич в кабине харвера сразу оценил изобретательность Алабая — ведь это был агрегат Алабая, чей же ещё? Путеукладчик использовался вместо лесовоза. Очень удобно, да. На стреле крана к каретке полиспастами крепилась балка-траверса с крючьями для рельсово-шпальной секции, но её заменили челюстным захватом, приспособленным поднимать брёвна. Алабай избавил себя от аренды машин Арояна. Сообразительный, гад. Однако же куда Алабай сейчас погнал свой погрузчик? Он ведь должен был готовить засаду…
Егор Лексеич достал телефон и набрал Холодовского:
— Саня, тормозни… Я схожу до моста, посмотрю, на кой хер эта пиздябола попёрлась… А ты запусти коптер хотя бы километра на три, проверь путь.
Топчась и плеща водой, харвер развернулся на месте и пошагал обратно — вниз по течению. Путеукладчик к тому времени уже исчез за поворотом.
Холодовский довёл мотолыгу до невысокой скалы, под которой в речке лежали упавшие валуны. Мотолыга замерла, убавив обороты, и стал слышен неумолчный шум переката, пение птиц в лесу и стук дятла. Холодовский полез в отсек, поднял Фудина с бортового ящика и достал футляр с коптером.
— А что за поезд там был? — спросил Фудин.
— Разбираемся, — ответил Холодовский.
Харвер деловито шёл по руслу. Казалось, двигаться вместе с потоком ему было легче. Управляя послушной и умной машиной, Егор Лексеич испытывал искреннее удовольствие, но его тревожило появление Алабая. Чего хочет этот «спортсмен»? Слева и справа на берегах вздымались леса, на крутых склонах — даже в несколько ярусов. Железная дорога, следуя за изгибами рельефа, то приближалась к реке, то отдалялась. Наконец на излучине появился мост.
Путеукладчик стоял перед мостом. И не просто стоял — работал. Егор Лексеич увидел, как челюстной захват осторожно приподнял над платформой длинную секцию рельсового пути — прясло из двух рельсов и множества бетонных шпал. Под своей тяжестью секция обвисла дугой, как резиновая. Каретка с захватом, загудев, скользнула под крановой стрелой к её внешнему концу, вынося зыбко покачивающееся прясло с платформы наружу. Егор Лексеич даже удивился: неужели Алабай ремонтирует пути на мосту?..
Из рубки путеукладчика на мост выскочили два мужика, оба — с какими-то жердинами в руках… Мужики побежали к пряслу и жердинами упёрлись в его конец, разворачивая лестницу из рельсов и шпал наискосок мосту. Вместе с мужиками из рубки выбралась здоровенная рыжая собака и принялась лаять. Кран начал медленно опускать прясло. Псина прыгала. Прясло улеглось через мост, легко смяв ограждение из тонких балок. Челюстной захват разжался. Мужики жердинами переместили его механическую лапу к дальней стороне прясла. Захват, дёрнувшись, снова вцепился в прясло и стал поднимать его за один конец. Под своим весом прясло поползло вниз с моста, как с горки… Псина опять залаяла. И тут Егор Лексеич всё понял.
Рельсовая секция с плеском упала в воду — сначала одним концом, потом другим. Упала — и осталась стоять, как неровный, но непробиваемый бетонный частокол. Она перегородила проход под мостом. Вода Инзера закипела вокруг шпал. Река могла протиснуться сквозь бетонный гребень, а мотолыга — нет.
У Егора Лексеича загудел телефон.
— Что там у тебя впереди? — спросил Егор Лексеич у Холодовского, уже догадываясь, какую новость услышит.
— Лексеич, они нам трассу перекрыли, — спокойно сообщил Холодовский. — Впереди, километрах в двух, второй мост… Посмотри, я видео скинул.
Стискивая в ладони телефон, Егор Лексеич смотрел видео. Горы и леса. Извилистая лента реки. Коптер увеличил изображение. Блеск солнца на струях, валуны в русле, длинные пенные пряди, ныряющие в волнах… Мост. Такой же, как тот, что ниже по течению… И под ним — такой же завал. Коптер перелетел над мостом и показал его с обратной стороны: просвет между полотном моста и водой был мелко рассечён решёткой из рельсовой секции.
— Чего скажешь, Лексеич? — спросил Холодовский.
Егор Лексеич помедлил.
— Тот мост, что мы уже проехали, тоже заперт.
Холодовский молчал, ожидая продолжения.
— Короче, мы в ловушке, Саня.
На участке между двумя мостами Инзер протекал в высоких берегах. Не обрывы, конечно, хотя и скалы тоже кое-где имелись, но мотолыге выбраться из реки здесь было не под силу — слишком круто, да ещё и лес рубить надо. А растащить завалы под мостами алабаевцы не позволят: у них ведь тоже есть автоматы и базуки. Мотолыга торчала в глубоком корыте речного русла, будто забуксовала в колее. Ни вперёд, ни назад. И харвер не поможет.
— Жду указаний, — напомнил о себе Холодовский.
И тут Егор Лексеич почувствовал, как в его груди вспухает ярость.
— Ну, лады, — угрюмо и веско произнёс он, разглядывая мост вдали и путеукладчик. — Я же хотел с Алабаем по-мирному краями разойтись, по реке вот потащился… А хули надо, Сань? Там восемь городских пидоров, которым и морду никогда по-настоящему не били… Да мы их втопчем, как падаль!
