Глава 21
— Что-то вы ко мне зачастили, господин адвокат! — Канцлер сидел на крошечном заднем дворике своей лавки, за столь же крошечным столиком, почти полностью занятым закопчённой керамической кастрюлькой, откуда периодически подливал себе какой-то субстанции в крошечную мисочку и съедал за несколько взмахов ложки, только лишь затем, чтобы вздохнуть и снова эту мисочку наполнить.
Зрелище того, как он ест — обладало какой-то забавной притягательностью.
Я присел рядом на раскладном стуле и не мешал человеку вкушать свой поздний завтрак или ранний обед.
Только когда он поел и убрал посуду в небольшую уличную мойку, где тщательно вымыл руки, я озвучил ему свой новый заказ.
— Запрос у меня к вам, господин Канцлер, достаточно странный. Надо не подделать документ…
— Я таким не занимаюсь и не понимаю, о чём вы.
— Да, да. Так вот, документ надо изготовить.
— А именно? — приподнял бровь Канцлер.
— У одного из степных каганатов нет такого понятия, как паспорт…
— У всех эти… нет, как и письменности. Ну так пусть официально обратятся по дипломатическим каналам в типографию, а ещё лучше в императорскую фабрику Гознак, оплатят, им изготовят партию защищённых бланков.
— Во-первых, времени на всю эту историю попросту нет. А во-вторых, задачи на локальную паспортизацию кочевых жителей у микрогосударства не стоит.
— А какая стоит? — плюхнувшись на потрёпанное и неимоверно разбитое кресло, добродушно спросил он.
— А такая что скупой правитель этого каганата не может сходить к нотариусу, потому что тот требует паспорт, причём, что характерно — на русском языке.
— Сделаем ему паспорт, какие проблемы, любое имя, фамилия. Фотография его есть?
— Стоп, давай проблему разберём по частям. Ему не нужен имперский паспорт, а свой, степняковый, каганатский, но не сказать, чтобы это просто, документ должен быть снабжён печатью, символикой, названиями выдавшего органа и так далее. Чтобы нотариус даже не задумался что паспортов у этих степняков нет в природе.
— То есть мне предстоит придумать формат паспорта и изготовить таковой?
— В точку.
— Творческая задача, хотя и без элемента преодоления, профессионального вызова. Нужны полные данные субъекта, дата рождения, место рождения и так далее. Ну и фотография. На каком языке будем делать документ?
— А на каком, если у большинства степняков нет письменности?
— Ну, здесь подойдёт русская транскрипция степняковских слов, у меня есть несколько словарей. Они по такому методу заключают между собой договоры. И второй вариант сразу на русском, достаточно много государств делает документы сразу на двух языках. Какой у нас с вами народ Степи?
— О, а вы разбираетесь?
— Думаете, раз я немец, то равнодушен к этническому вопросу? Вы знали, что немцев называют германцы, алеманны, самоназвание дойч, итальянцы нас зовут — теудо, скандинавы — туск, чухонцы называют ватцы. Само слово немцы собирательное, означает немые, то есть не знающие русского языка.
— Круто. Вы меня впечатлили.
— Ещё бы, Geduld bringt Huld! Так что там по народности?
— Регион Южный Алтай, то есть алтайцы.
— Собирательное… и алфавита у них нет. Мне придётся разработать для них письменность на основе кириллицы. Вы меня удивили, очень амбициозная задача для одного документа. Даже не знаю сколько с вас просить.
— Теперь перейдём к фотографии.
Я достал портрет Великого Кагана, и Канцлер прыснул от смеха.
— А ваш заказчик большой оригинал, — тихонько ржал он.
— Да, да, знаю, это называется юридическим термином — трындец. Но другого фото нет. Размер не тот, сабля эта дурацкая. Не представляю, насколько это сложны в работе материал.
Я не мог объяснить ему, что в моём времени портрет можно было бы отсканировать и обработать в фотошопе. То есть по местным меркам это всё равно как в космос полететь.
Канцлер деловито взял фотопортрет в руки и покрутил, рассматриваю под разным углом.
— Ну, мне вполне по силам. Фотокопирование на другой масштаб и лёгкая ретушь. Не слышали о таком?
— Всецело доверяю вам как профессионалу.
— Оставляете установочные данные нашего хана.
— Кагана.
— Да какая разница? И портрет.
— Можете сразу оценить, сколько будет стоить такой заказ?
— Меня иной раз просят изготовить деньги, кроме имперских, тут есть свои специалисты, что, по сути, высший пилотаж. Ваша история похожа. Сто восемьдесят рублей. Не было бы так интересно, загнул бы пятьсот.
— Спасибо, что экономите мои скромные денежные средства.
— Ой, такие уж и скромные?
— Заказчик жмот и ещё не дал мне ни копейки.
— Знакомо, — подал мне руку Канцлер для и символического скрепления сделки
* * *
— Как вы сказали, ностри… что? — директор продолжал растерянно жать мне руку, одновременно теребя другой рукой мою визитки.
— Давайте присядем, для начала.
Я отпустил его руку и прикрыл дверь кабинета с табличкой «директор профессионально-гуманитарного училища Мостовой С. А.».
— Итак, вы директор прииска…
— Небольшого такого…
— И адвокат?
— Да, все верно.
— И каким ветром занесло такого неординарного человека? Где вы учились, голубчик?
— В Серпухово.
— Ого, да вы из самой столицы?
— Практически. Так вот, есть у меня помощник, а у него диплом, но диплом у него китайский.
Я достал и передал директору нотариально заверенный перевод китайского диплома. После того как с него сняли копию и пришили листы с переводом, да ещё и с двух языков, бланк с удостоверением этого перевода — понять, что диплом не вполне настоящий, было не реально.
Директор рассеянно полистал, в паре мест останавливался, рассеянно бормоча — «Они даже это учат? Какие молодцы».
— В области образования в законодательстве Кустового пробелы.
— Да, не жалует нас заксобрание, что и говорить, — покачал головой директор, — а финансово-бюджетное управление не жалует ещё больше. Совсем мы обнищали…
— Вот этом тоже, кстати, важный момент… Так вот. Диплом у него есть, но имеет ли он силу в условиях пробелов законодательства, очень спорно. Тут подходит принцип международного заимствования. При недостатках законов вольного города, принято негласно подсматривать за законами имперскими. Как ваши менее талантливые ученики списывают у более талантливых.
— Забавная аналогия. И что имперские законы?
— А они оперируют латинским термином, с которого я начал — «ностификация».
— И что сей процесс означает?
— Что в национальное учебное заведение, например, профессионально-гуманитарное училище города Кустовой, приходит студент с иностранным дипломом. И это учебное заведение, не бесплатно, конечно же, ведь это не входит в оплаченные из бюджета задачи, проверяет его знания и выдает ему сертификат о нострификации, то есть, что его диплом, и он сам — соответствуют профессиональным требованиям и что он может официально носить звание, например «юриста» в вольном городе Кустовой.
— И это легализует его диплом для работы в республике? — блеснул умным словом директор.
— В полной мере. Обращаю внимание, что для имперских дипломов такого не требуется.
— Да меня и самого пришлось бы как это… нострифицировать, я же не абы, где, а в самой Твери учился… в своё время! — приосанился директор.
— Верно. Но у меня в работе именно китайский диплом… Тут надо бы построже, верно? Давайте его нострифицируем.
— Но я не знаю как, процедурно… — замялся директор.
— Конечно. Ситуация-то неординарная. Ответ на вопрос, как — тихо и без лишней огласки.
Директор вопросительно вздернул бровь.
— Вот дополнительные документы, — я положил на стол конверт, директор, не меняя позы, притянул его к себе по плоскости стола и заглянул. Оттуда на него смотрели пять новеньких, снятых мной утром из банка сотенных купюр. При уровне его зарплаты это было примерно, как премия за квартал.
Удостоверившись что он готов меня слушать, я продолжил.
— Вы издаёте приказ, формируете комиссию из пяти человек, которую сами же и возглавляете, приказом устанавливаете, что нострифицируемый должен оплатить сто двадцать два рубля и восемьдесят копеек в кассу за оказанные услуги в области образования.
— Это я запишу, — директор наклонился над столом, записывая одновременно конверт со стола волшебным образом исчез. — Но вы знаете, мои коллеги… Они могут потребовать показать им этого китайца!
— А вы им озвучьте что деньги в кассу поступили и эти деньги уйдут на премию членам комиссии. И если нострификация не произойдёт, то деньги придётся вернуть. Пусть подписываются в акте, что члены комиссии произвели нострификацию, диплом и его носитель соответствуют. А на сертификате ваша подпись и печать, акт и приказ вы вообще оставляете себе. И как результат, вы молодец и заработали для училища копеечку, мой парень, заметьте, вовсе не оболтус, получает нострифицированный диплом, все довольны. А прииск в качестве спонсорской помощи купит училищу бумаги и канцелярских принадлежностей на пятьсот рублей.
Директор кивнул, продолжая прилежно записывать.
— Нотариально переведённый диплом оставляю вам, жду от вас отмашки для оплаты ста двадцати двух рублей. Или мы сможем это осуществить сейчас?
— Да, давайте прямо сейчас, пока Зинаида на обед не ушла.
* * *
Был ясный день и вольный город заливала пронзительна свежесть и яркое солнце.
Напротив нефтеперерабатывающей фабрики Кремера и Юбы, кстати она так креативно и называлась, согласно табличке — «нефтеперерабатывающая фабрика», было несколько магазинчиков, в том числе булочная, обувной магазин, скобяная лавка, табачная.
Хлеб возле нефтепереработки я бы покупать не рискнул. После четверти часа брожения вокруг лавки, а я так поджидал Тайлера, у которого должен был начаться обеденный перерыв — на губах отчетливо ощущался привкус нефтепродуктов.
Этот мир ещё не знал, что такое экология и вред от некоторых вещей, вроде выбросов тяжелых металлов, осадка масел, самого по себе бензола, высвобождающейся серы и прочих индустриальных подарочков, поэтому и запретов в области экологии и защиты окружающей среды тут ещё не вводились.
Со скуки зашёл в обувной и купил себе пару крепких черных туфель неприметного вида. В магазине продавались не только туфли и всякие валенки, но и множество иных товаров, в том числе две дюжины разнообразных тросточек для ходьбы.
Повинуясь внезапному импульсу, а если точнее, вспомнив про доктора Хауса, купил себе за двадцать рублей тёмно-коричневую трость с круглым матовым металлическим набалдашником, лёгким и полым внутри.
Теперь, сидя на лавочке в районе центральной проходной фабрики я поигрывал тросточкой и думал, на кой ляд она мне нужна? Я же отлично хожу? Чёртовы импульсивные покупки.
Тайлер шёл, весело гогоча, общаясь с двумя такими же работягами, голова у него была прикрыта шапочкой, откуда виднелся кусок бинта, словно он имел ранение в голову.
Когда он заметил меня, то похлопал приятелей по плечам, незаметно отделился от толпы, подошёл к моей лавочке и спросил.
— Приятель, огоньку не найдётся? — и достал сигарету из кармана.
Я замешкался, хотя бы, потому что не курил. Вообще в походном охотничьем наборе у меня была зажигалка, но с собой я её не таскал, хватит того, что у меня постоянно находится нож на поясе и пистолет в кобуре скрытого ношения (бронежилет я, как правило, не носил, тяжело, и движения смущает).
— Просто сделайте движение рукой будто даёте мне зажигалку, — одними губами тихо сказал мне Тайлер, и я последовал его указанию, подал пустую руку.
Тайлер ловким жестом, словно фокусник, вложил мне в руку зажигалку, причем пока подавал, ухитрился её ещё и разжечь, так что моя рука выступала в роли подставки под зажигалку.
— Положите пока что себе в карман, — тихонько сказал Тайлер и продолжил, значительно громче, — Можно присесть, господин хороший?
Я кивнул, он плюхнулся рядом.
— На фабрике не разрешают курить и пить. Звери. Это всё Харячков. Не даёт работягам расслабится.
— Вообще-то это логично, Тайлер, ваши перекуры способны взорвать фабрику к чертям собачьим.
— Ну, может он и прав. Вы пришли дать мне ещё небольшой авансик? Я после работы собираюсь с мужиками попить пиво. Для целей расследования, разумеется.
— Да, вот вам пятьдесят рублей, — я, конечно же, знал, что у него возникнет такой вопрос. Осторожным движением передал ему заботливо разменянную по десяткам сумму.
— Но вообще-то, — продолжил я, — хотел, чтобы вы отвлеклись от основного расследования и разузнали мне про одного человека.
— Миссия внутри миссии. А что за человечка надо поискать?
— Мистера Фредерика О′Брайана. К сожалению, есть только имя и название фирмы, где он работал, но я к ним заходил, спрашивал, он у них больше не работает. Кстати, он имеет отношение к фабрике. Может быть, там такое имя кто-то слышал, упоминается.
— Ни разу не слышал. Я пока пытаюсь выяснить что с цехом три дробь один…
— А вы сможете отвлечься от расследования на фабрике, чтобы узнать про этого О′Брайана?
— Да, у меня тут производственная травма случилась, они теперь меня бояться увольнять. Возьму два дня оплаченного отгула для лечения головы, кадровики дадут. Я уже мягко намекал им что могу и в суд пойти, взыскать с фабрики пансион на всю жизнь. Тем более у меня ест пара знакомых докторов, они мне черепно-мозговую оформят как надо. Отпустят. Давайте бумажку с названием фирмы и имя. А не узнали вы, Аркадий Ефимович, самостоятельно, потому что каждый должен своим делом заниматься. Вы деньги зарабатывать для меня, а расследовать для вас, так и проживём. Пойду я, надо ещё капусты с рыбкой навернуть.
Он легко встал и повернулся спиной.
— А зажигалка? Тайлер, вы забыли.
— Я её уже забрал, — буркнул он, не оборачиваясь, и поспешил прочь.
Проверив карман, удостоверился что Тайлер и правда незаметно попятил зажигалку, заодно намекнув что может не только вернуть своё, но и присвоить то, что посчитает нужным.
* * *
— Ну так отказывайте, кто ж против? — я стоял посреди уже знакомого мне кабинета начальника управление задолженности фискальной службы, засунув руки в карманы.
Пистунов, хозяин кабинета колебался между инстинктивным желанием вести себя как большой начальник,, котором он не так давно являлся осадить меня, наорать, хмурить брови и бежать из собственного кабинета чтобы не видеть моей морды. Пока что его колебание выражалось в том, что он стоял за своим столом. Не сидел, а именно стоял, а этот стол выступал в качестве невербальной баррикады, которая его психологически защищала.
— Сергей Макарович, вы взяли письмо, мой запрос на зачёт и пошли с ним к новому начальнику фискальной службы…
— Не надо в таком тоне говорить, Аркадий Ефимович, это моя работа, эта задача…
— Я не против вашей работы, — перебил его я и поднял вверх палец. — Даже не говорю, что вы поступили неправильно.
Он моргнул, сфокусировавшись на пальце.
— Мы с вами не первый раз общаемся, и вы уже могли понять, что я не прошу от вас прыгать выше головы. Всё вы правильно сделали. Решение важное, сумма громадная, это же не коробка спичек на базаре? Начальник службы принял политически весомое решение об отказе, наверное и визу свою на письме поставил.
— Да, — кивнул Пистунов, — но я не могу вам её показать. Служебная тайна. Законы, знаете ли…
— Нет проблем. Пишите письменный отказ, выдавайте мне на руки, я его обжалую в суде.
— Как в суде? — искренне и моментально опечалился начальник управления.
— А чего вы расстраиваетесь? Посмотрите на ситуацию с другой стороны.
— С какой, другой? У меня нет другой стороны, барон!
— Ну вот вы не сами приняли решение об отказе, а ваш босс, так?
— Т-так.
— Какой с вас спрос? Дальше, ну пошёл вредный адвокат в суд, вы не могли ему запретить?
— Не мог…
— Ну выиграл он суд. Нет, не так. Мы же с вами не знаем какое решение примет судья?
— Не знаем, — Пистунов обреченно посмотрел на меня, по его глазам было понятно, что на самом деле мы оба знаем.
— Допустим… Предположим, — продолжил я, — суд вынесет решение о зачёте, и бюджет не получил ещё миллион четыреста. Кто принял такое решение?
— Суд, — быстро ответил Пистунов, как школьник, который знает правильный ответ на вопрос кто разбил окно и этот ответ — «не я».
— Вот. Суд вынес решение. Не вы приняли решение об отказе, не вы его отменили, какой с вас спрос? Вы честно делали свою работу.
— Да, да, честно, — с готовностью согласился Пистунов.
— Больше того, вы единственный, кто пытался меня остановить, кто боролся со мной. Но суд… Законы, знаете ли.
— Да, именно, я всегда говорю! Законы, знаете ли…
— Ну и вот. Мы с вами на вот таком пути, — я прочертил в воздухе пальцем кривоватую горизонтальную линию. — И знаем, что произойдет в конце. Предполагаем. Сейчас находимся примерно в этой точке пути.
Я показал пальцем где-то в области трети воображаемой линии.
— Весь путь ни я, ни вы законы магические, финансовые и административные не нарушали. Мы с вами этот путь просто и с достоинством проходим. Вот и всё. Мы поняли друг друга?
— Не нарушаем, мы никогда не нарушаем, — повторил Пистунов спасительную мантру.
— Пишите отказ, я его завтра заберу у любезной Алевтины. А сейчас, когда будете меня провожать и откроете дверь, строгим голосом скажете, мол Аркадий Ефимович, мы вам отказываем, но просим в суд не ходить, а смириться. И брови хмурые.
— Да зачем этот цирк?
— Так надо, — доверительно сказал я.
…
Дверь распахнулась, Пистунов напряг всё лицо разом.
— Аркадий этот, как его… Ефимович, я вас прошу смириться. Отказываем мы вам, прошу в суд не ходить. Законы, знаете ли… — Пистунов усилил нажим на мышцы лица, а пара чиновников в коридоре обернулись на его словесный выпад.
Услышали. Хорошо.
Я подмигнул ему правым глазом, так, чтобы Алевтина этого не видела и подал руку для прощального рукопожатия.
