Пастырь духовный как руководитель своей паствы не должен заботиться о том, чтобы нравиться людям и человекоугодничать им, а, напротив того, обязан направлять их мысли на то, что они должны полюбить и на что он должен устремлять свое внимание.
Пастырю, правящему духовным стадом Христовым, кроме всего вышесказанного, необходимо также всячески беречься, чтобы не занимало его слишком свойственное нам желание нравиться людям и не увлекало его до человекоугодничества. Ревнуя о делах внутренних, духовных, и о делах внешних, житейских, своей паствы, он не должен во всем этом заискивать у своих пасомых больше расположенности к самому себе, чем внушать им любовь к истине. Иначе, как бы ни отделялся он подвигами своими от мира и как бы ни казался великим в глазах людей, самолюбие отчуждает его от Бога. Ибо тот враг Искупителя, кто домогается, хотя бы и добрыми делами, не столько заслужить любовь Его, сколько восхитить у Его Церкви привязанность и расположение к себе: это походит на то, как если бы какой-нибудь слуга, чрез которого жених пересылает подарки своей невесте, вздумал предательски привлечь к себе ее сердце и обольстить. От этого самолюбия пастырь нередко делается то слишком слабым, то слишком жестокосердным. Он делается слабым, когда, опасаясь потерять у своих подчиненных расположенность к себе, не предпринимает мер к исправлению нравственных недостатков, замечаемых в них, а иногда даже позволяет себе лестью и угодничеством потворствовать тому, что надлежало ему порицать и осуждать. К таковым пастырям можно отнести следующие слова пророка: горе сшивающим возглавийцы под всякий лакоть руки и сотворяющим покрывала над всякую главу всякого возраста, ежеразвратити души (Иез. 13, 18). Подкладывать же сшиваемые возглавийцы, или подушечки, под локти – значит низкой лестью и угодничеством потворствовать грешникам, и без того уклоняющимся от правоты и почивающим на мягком ложе мирских удовольствий. Ибо как бы подушками и покрывалами защищаются локти и голова лежащего от жесткости и докучливости, когда избавляется грешник от строгого обличения и оказываются ему нежные ласки, чтобы он спокойно лежал во зле, не тревожась никакими упреками. Но так обходятся самолюбивые пастыри, без сомнения, только с теми, которых они боятся, чтобы не встретить в них противодействие стремлению своему к временной славе; тех же, которые ни в чем не могут им повредить, напротив того, утесняют с необыкновенной жестокостью, никогда не обращаются с ними милостиво и снисходительно, а, забыв пастырскую кротость, только устрашают силой своей власти. Таких пастырей обличает Господь чрез того же пророка и в другом месте: властию наказасте я и наруганием (cum austeritate – сурово) (Иез. 34, 4). Любя самих себя более, нежели Виновника своего могущества, они высокомерно надмеваются пред пасомыми, стремясь выказать над ними свою власть в одной силе, а не в том, в чем пастырская их власть должна выражаться; нисколько не страшатся будущего Суда, а лишь бесстыдно тщеславятся своей временной властью, любуясь, что могут безнаказанно делать все, что им угодно, и никто из подчиненных не осмелится возвысить против них голос. Итак, кто готов на всякое нечестивое дело, однако же лучше желает, чтобы другие молчали о его беззакониях, тот сам против себя свидетельствует этим, что он ревнует не о любви к истине, а о себе самом, когда не допускает упреков против себя ни в малейшем уклонении от нее. А между тем найдется ли человек на земле, который бы пожил и не согрешил (см.: Иов. 14,4–5)? Значит, только тот ревнует больше о любви к истине, чем к самому себе, кто никому не препятствует обличать себя за оскорбление истины и желает даже того для исправления своих погрешностей. Так и апостол Петр благодушно выслушал обличение апостола Павла (см.: Гал. 2, 11); так и царь Давид смиренно внимал упрекам подданного своего (см.: 2 Цар. 12, 7); ибо добрые начальники, чуждые самолюбия, принимают за долг послушания и смирения выслушивать свободное и правдивое слово даже от подчиненных. Впрочем, дозволяя пасомым таковую свободу в отношении к себе, пастырь должен наблюдать и за тем, чтобы эта свобода не перешла у них в нахальство и гордость и не послужила им самим в ущерб собственного их послушания и смирения.
С другой стороны, нельзя отвергать и того, что добрые пастыри обязаны не пренебрегать ласковой приветливостью и угождением во многом в отношении к пасомым, только отнюдь не из самолюбия, но для того, чтобы любезностью заслуживаемого ими уважения поддерживать в них любовь к истине и таковым снисходительным обращением как бы пролагать путь, по которому вверенные управлению их души должны восходить к любви Творца своего. Ибо трудно и очень трудно (опять скажу то же, что сказано мной и в предыдущей главе), чтобы охотно слушали и слушались того проповедника, к которому не расположены, хотя бы он возвещал своим слушателям истинные пути спасения и со всем усердием пастыря-проповедника. Таким образом, пастырь как руководитель своей паствы должен стараться о снискании расположенности и приобретении любви у своих пасомых, нисколько не пренебрегая этим, если он дорожит тем, чтобы его слушали и слушались; но при всем том не должен заискивать и домогаться этой расположенности и этой любви исключительно для себя одного лично, чтобы не оказаться на деле изменником и похитителем прав у Того, Кому он по долгу призвания своего обязан служить нелицемерно. Эти правила внушает нам апостол Павел, когда раскрывает тайны своего поведения, говоря в одном месте: Безпреткновени бывайте (не подавайте соблазна) иудеем и еллином и Церкви Божией, якоже и аз во все́м всем угождаю, не иский своея пользы, но многих, да спасутся. Всем бых вся, да всяко неким спасу (1 Кор. 10, 32–33; 9, 22); а в другом: Аще бо бых еще человеком угождал, Христов раб не бых убо был (Гал. 1, 10). Так-то апостол Божий и угождал людям, и не угождал; и в том, в чем он угождал им, имел в виду не свою личность, но проповедуемую им истину.