Привезённых в Екатеринбург убивали постепенно.
Сначала из Ипатьевского особняка вывели матросов Климентия Нагорного и Ивана Седнёва, присматривавших за царскими детьми. Красногвардейцы их ненавидели и боялись. Ненавидели, потому что эти матросы якобы позорили честь моряков. Боялись, потому что Нагорный – мощный, решительный, сын крестьянина – открыто обещал набить им морды за воровство и издевательства над царственными узниками. Седнёв больше молчал, но молчал так, что мурашки начинали бегать по спинам охраны. Казнили друзей-матросов через несколько дней в лесу вместе с другими «врагами народа». По дороге Нагорный ободрял смертников, а Седнёв продолжал молчать.
Когда красных выбили из Екатеринбурга, тела матросов нашли в лесу, исклёванные птицами, и перезахоронили. Многим запомнилась их могила, усыпанная белыми цветами.
После их удаления из Ипатьевского дома, превращённого в тюрьму, красноармейцы уже ничего не стеснялись. Пели похабные песни, исписали стены матерными словами, изрисовали мерзкими изображениями. Не всем охранникам это нравилось. Один рассказывал потом с горечью о великих княжнах: «Унижали и обижали девочек, шпионили за малейшим движением. Мне часто было их жаль. Когда они играли на рояле музыку для танцев, они улыбались, но из глаз их текли слёзы на клавиши».
Затем, 25 мая, казнили Илью Леонидовича Татищева, царского генерал-адъютанта. Прежде чем отправиться в ссылку, Государь предложил сопровождать его другому генерал-адъютанту, графу Павлу Константиновичу Бенкендорфу, который находился вместе с ними под арестом в Царском Селе. Тот отказался, сославшись на болезнь жены. Тогда Царь обратился к другу детства Кириллу Анатольевичу Нарышкину. Тот попросил 24 часа на обдумывание, на что Государь сказал, что в услугах Нарышкина более не нуждается.
Татищев сразу дал согласие.
Очень остроумный и добрый человек, он сильно скрасил жизнь Царской семьи в Тобольске. «Несмотря на очень хорошие отношения и на искреннее желание свиты жить в мире, – вспоминала Татьяна Боткина, – всё-таки благодаря напряжённому и нервному состоянию происходили мелочные споры и ссоры, после которых Илья Леонидович Татищев говорил: "Не надо мельчать, не надо мельчать». Это было для него очень важно, сохранять лицо в час испытаний. Однажды тихо признался в разговоре с учителем царских детей Пьером Жильяром: "Я знаю, что не выйду из этого живым. Но молю только об одном: чтобы меня не разлучали с Государем и дали мне умереть вместе с ним"».
Их всё-таки разделили. Здесь, на земле…
Полной противоположностью Татищеву был генерал Василий Александрович Долгоруков – скучный, вечно брюзжащий. Но в решительный час не отвернулся, не струсил. Его расстреляли 10 июля.
В сентябре 1918-го дошла очередь до фрейлин Императрицы Екатерины Адольфовны Шнейдер и графини Анастасии Васильевны Гендриковой. Не имея при себе никаких вещей, Анастасия Васильевна в Пермской тюрьме сама стирала своё бельё под краном, причём, имея только одну смену, стирая блузу, надевала рубашку, а стирая рубашку, надевала блузу. Однажды её вызвали на допрос:
– Отчего Вы не попросите Ваши вещи? – спросили её.
– Мне ничего не нужно, – спокойно сказала графиня.
– Что Вы хотите?
– Служить Их Величествам до конца дней своих.
– Ах так?
– Да, так.
– Ведите обратно в тюрьму.
Вскоре пришла стража, распорядившись, чтобы графиня и Екатерина Адольфовна следовали за ней. Всем стало ясно, зачем. Графиня встала совсем спокойная и только сказала: «Уже?» Её заверили, что переводят в другую тюрьму. Вели через лес вместе с другими заключёнными, в том числе камердинером Императрицы Алексеем Волковым. Зная, что ведут убивать, тот решился бежать, вслед полетели пули. Графиню Гендрикову и Шнейдер живыми Волков больше не видел. Потом их тела нашли зарытыми около города.
Их было 52 человека – тех, кто добровольно отправился в изгнание с Царской семьёй, чтобы разделить их участь. Мы назвали лишь несколько имён.
«Надеждой себя не балую, иллюзиями не убаюкиваюсь и неприкрашенной действительности смотрю прямо в глаза», – написал незадолго до гибели Евгений Сергеевич Боткин. Едва ли кто из них, негласно приговорённых к смерти, думал иначе. Задача была простая – остаться собой, остаться людьми в очах Божиих. Все заключённые, кроме членов Царской семьи, могли в любой момент испросить себе жизнь и даже свободу, но не захотели.
В половине второго ночи 17 июля 1918 года арестованных разбудил комендант Юровский, велев спускаться в подвал. Он предупредил всех через Боткина, что вещей брать не нужно, но женщины набрали какую-то мелочь, подушки, сумочки и, кажется, маленькую собачку, как будто они могли удержать их в этом мире.
Обречённых начали расставлять в подвале так, словно собирались их фотографировать. «Здесь даже стульев нет», – произнесла Государыня. Стулья принесли. Все – и палачи, и жертвы – делали вид, будто не понимают, что происходит. Но Государь, который сначала держал Алёшу на руках, вдруг посадил его за свою спину, прикрывая собой. «Значит, нас никуда не повезут», – сказал Боткин после того, как был зачитан приговор. Это не было вопросом, голос врача был лишён всяких эмоций.
Никто не хотел убивать людей, которые даже с точки зрения «пролетарской законности» были невиновны. Словно сговорившись (а на самом деле, наоборот, не согласовав действий), убийцы начали стрелять по одному человеку – Царю. Лишь случайно две пули попали в Евгения Сергеевича, затем третья задела оба колена. Он шагнул в сторону Государя и Алёши, упал на пол и застыл в какой-то странной позе, словно прилёг отдохнуть. Юровский добил его выстрелом в голову. Осознав свою промашку, палачи открыли огонь по другим приговорённым, но почему-то всё время промахивались, особенно по великим княжнам. Тогда большевик Ермаков пустил в ход штык, а потом стал стрелять девушкам в головы…
Вдруг из правого угла комнаты, где зашевелилась подушка, раздался женский радостный крик: «Слава Богу! Меня Бог спас!». Шатаясь, поднялась с пола горничная Анна Демидова, Нюта. Двое латышей, у которых закончились патроны, бросились к ней и закололи штыками. От крика Анны очнулся Алёша, двигаясь в агонии и закрывая грудь руками. Его рот был полон крови, но он всё силился произнести: «Мама». Юровский снова начал стрелять…
Простившись с Царской семьёй и отцом в Тобольске, Татьяна Боткина долго не могла уснуть. «Каждый раз, смежая веки, – вспоминала она, – я видела перед глазами картины этой ужасной ночи: лицо моего отца и его последнее благословение; усталую улыбку Государя, вежливо слушающего речи чекиста; затуманенный печалью взгляд Государыни, устремлённый, казалось, в Бог знает какую молчаливую вечность. Набравшись мужества встать, я распахнула окно и села на подоконник, чтобы быть обогретой солнышком. В этом апреле весна действительно излучала тепло, и воздух был необыкновенной чистоты…»
Эти строки она написала шестьдесят лет спустя. Быть может – пытаясь сказать что-то очень важное о тех, кого любила. О том, что после ночи наступает утро, и стоит распахнуть окно, как Небо вступает в свои права.
Книги издательства «Символик», а также сувениры, иконы и церковную утварь вы можете приобрести в интернет-магазине , а также в розничном магазине в Сергиевом Посаде.
Адрес интернет-магазина: г. Москва, Каширское шоссе, д. 17, корпус 5.
Время работы: Пн.-Пт. 9.00-21.00; Сб. 9.00-19.00.
Тел.: +7(499)288-88-60 (звонок бесплатный); e-mail: [email protected].
Адрес магазина в Сергиевом Посаде: г. Сергиев Посад, ул. 1-й Ударной армии, д. 4А.
Время работы: Пн.-Вс. 10:00-18:00.Тел.: +7(968)832-00-67.