Димитрий Александрович Брянчанинов (родился в 1807 г.) происходил из Вологодской губернии. Его отец, дворянин, жил как помещик. Некий старец назвал эту лесную местность пустыней — "Русской Фиваидой". Все пространство между Белым озером и Вологдой было наполнено многими монастырями и обителями, которые с течением времени быстро возникли, а потом отчасти опять исчезли. В течение XIII столетия пришли в эти непроходимые леса аскеты; их деревянные хижины, скиты, прятались в глубине девственных лесов. Целые поколения росли в этих лесах так называемого Заволжья. В более поздние времена такие маленькие монастыри расположились на берегах озер и речек.

С юности своей Димитрий радовался природе своей Родины. "Мои юные годы были переполнены печали. Здесь усматриваю я перст Божий. Я вижу Твою руку, Боже мой! Я не имел никого, кому бы я мог открыть свое сердце. И я начал изливать его при чтении Евангелия, а также читая Жития святых".

В юности чувствовал Димитрий склонность к монашеству. Поэтому не был для него радостным день, когда отец в 1822 году послал его в Петербург в военную школу по примеру его дворянских предков. Только по послушанию исполнил он это повеление, так далеко отстоящее от желания его сердца. Он учился так усердно, что даже великий князь Николай Павлович, который эту школу очень любил, был им очень доволен. (Николай Павлович (1825–1855) взошел на Российский престол в 1825 г.)

Брянчанинов занялся совершенно особым родом аскетизма. Однажды он хотел уйти из школы, но император не хотел потерять столь одаренного ученика и настоял на том, чтобы он окончил школу. В 1827 г. Брянчанинов окончил школу и был произведен в офицеры.

Школьные годы были для Брянчанинова тяжелы."В моей душе родилась какая-то страшная пустота, голод, неописуемая тоска по Богу. Я начал оплакивать свое нерадение. Я оплакивал то забвение, которому я предал веру, я оплакивал сладкий покой, который я потерял, оплакивал ту пустоту, которую приобрел. И меня подавляло чувство, что я остался сиротой. И правда, это были душевные мучения, разделявшие меня от истинной жизни с Богом. Я вспоминаю еще: я иду через улицы Петербурга в военной форме, слезы льются из моих глаз… В строгих думах снял я одежду юнкера и одел офицерскую форму. Я сожалел о юнкерском мундире: в нем можно было в церкви стоять среди солдат и простых людей и молиться и плакать, сколько твоей душе угодно…"

К тому времени около Димитрия и его друга Михаила Чихачева образовался кружок религиозно настроенных юнкеров, которые по вечерам собирались в темном уголке спальни и вели оживленные беседы на религиозные темы. Также читали они аскетические книги, посещали Александро-Невскую Лавру. В ней в 1826 г. Димитрий познакомился со старцем Леонидом, который прибыл по делам своим в Петербург. Он почувствовал такое влечение к этому старцу, что как бы век жил с ним.

"Как часто ложился я и начинал, подняв голову с подушки, читать молитву и, не меняя положения, сменял ее другой молитвой. И так оставался до утра, пока наставало время вставать и идти в класс".

В конце 1827 г. Димитрий Александрович получил вожделенную отставку. Теперь он мог приблизиться к исполнению своей жизненной цели, он направился в Александро-Свирский монастырь, где как раз находился старец Леонид. Спустя год отец Леонид с учениками своими, и в том числе с Димитрием Александровичем, направился в Площанскую пустынь, а затем спустя еще год — в Оптину пустынь. В дальнейшем некоторое время он (Брянчанинов) жил в Кирилло-Новоезерском монастыре у старца Феофана.

И наконец, в 1831 г. он попал в Дионисиев Глушицкий монастырь в гуще вологодских лесов.

Везде, где он был, брал на себя самую тяжелую работу и предавался строжайшему послушанию; его сердце радовалось тому, что он смог снять с себя военную одежду, и мечтал об одежде монашеской. В 1831 г. Димитрий был пострижен, получив имя Игнатий; месяц спустя был посвящен в иеромонахи и получил под свое руководство старую Пельшемскую обитель, также находившуюся в Вологодской губернии. Казалось бы, он был у цели своих желаний. Но Бог судил иначе. Как раз в это время император Николай посетил юнкерскую школу и спросил директора, знает ли он, где находится Брянчанинов. Директор мог ему ответить только то, что слышал: Брянчанинов где-то постригся в монахи. Тогда царь спросил митрополита Петербургского: "Где Брянчанинов?" Митрополит ответил, что Брянчанинов уже посвященный монах и стоит во главе маленького монастыря в Вологодской епархии. "Пошлите его в Петербург", — приказал царь Николай Павлович строго. Так должен был Игнатий оставить свое одиночество и вернуться в столицу, которую он недавно с такой радостью покинул.

Император Николай Павлович имел о нем особое мнение: он считал, что хороший офицер не может стать плохим монахом. Он приказал молодого 26-летнего иеромонаха немедленно возвести в сан архимандрита и передать под его руководство монастырь недалеко от столицы. Так в 1833 г. архимандрит Игнатий принял Сергиеву пустынь, находившуюся в плачевном состоянии. Царь на свои собственные средства приказал восстановить пустынь и потом в течение 24-летнего руководства ею отцом Игнатием царь посещал ее много раз. Также и петербургское общество любило посещать пустынь, чтобы получить благословение своего прежнего офицера.

Близость большого города и многочисленные посещения не мешали Игнатию содержать пустынь в строгом порядке. Его прежнее знакомство со старцами дало ему возможность точнее изучить аскетическую жизнь. Уже вскоре стали замечаться в Игнатии определенные черты старчества. В обширной переписке он склонил многих людей к аскетизму. В конце 1857 г. он стал епископом Кавказским и Черноморским. Но только три года находился он в Ставрополе на этой высокой кафедре. В 1861 г. он ушел на покой и поселился в Николо-Бабаевском монастыре Костромской губернии. Шесть лет продолжался этот последний отрезок его жизни, проводимый им в строгом послушании, посте, смирении и молитве.

В эти годы написал он свои выдающиеся "Аскетические опыты", исполненные убеждения, что каждому русскому аскету и религиозному мыслителю и вообще каждому верующему человеку подается благодать по мере его веры и что каждого ведет рука Господня.

Где бы я ни был — будь то в одиночестве или в человеческом обществе, — свет утешения вливается в мою душу от Креста Христова!

Грехи, владеющие всем моим существом, не перестают мне говорить: "Сойди с Креста!" Увы! Я схожу с него, думая при том, как я достигну правды без Креста?

Если я сойду с Креста, я останусь без Христа. Я молюсь Христу, чтобы Он помог меня опять на Крест поднять. Я молюсь и стараюсь сам опять страдать на Кресте, потому что опыт учит: если не пострадаешь, то не будешь жить с Христом! Вера помогает на Крест взойти, но кажущийся разум, который полон неверия, сталкивает меня с него вниз. Как я сам поступаю, так и советую поступать моим друзьям! Я хочу только сказать, что общий путь подвижника есть следующий: исцелять нравственные страдания, искать Бога и входить в духовную молитву. Иные идут по Божию предназначению, другие — по своей воле. Любовь к ближнему приводит к быстрейшему успеху. Моему сердцу больше нравится последнее, потому что любовь к ближнему — это общая обязанность, а уединение — удел только немногих. Мир с тобой.

Вместо обращения я ставлю на моем письме знак Креста. Этот знак соединяет в себе все то, что сказано тем, которые хотят идти крестным путем. Примите слова веры, которые из моего грубого сердца исходят, когда оно, погруженное в молитву, слышит удивительные вещи, которые благодать таинственно в моей душе произносит. Эти слова сближают меня и всех, которые ради спасения своей души не пренебрегают моими греховными и бедными речами.

Один монах из Задонска в течение двух лет позволял себе помышлять оставить Задонский монастырь. Он казался ему недостаточно одиноким, и он думал, что в другом месте его меньше будут беспокоить посетители. Однажды, как рассказывал он, когда он был погружен в эти мысли, ему сообщили, что с ним хочет говорить некий старый паломник, чтобы рассказать ему что-то про старца Серафима Саровского. Затворник разрешил паломнику войти. "Отец Серафим, — сказал паломник, — приказал мне тебе сказать: брат, ты не должен смущаться тем, что так долго находился под влиянием бесовского искушения. Не иди в другое место! Богу угодно, чтоб ты оставался здесь". С этими словами паломник поклонился и вышел. Монах окаменел от изумления, что его тайные мысли стали явными, и, когда он пришел в себя, послал он своего келейника за паломником, чтоб его привести обратно, но паломник исчез. Кто он был? Не будем любопытны, но сделаем заключение, что если мы имеем постоянно возвращающиеся мысли, то это еще не является знаком их правильности. Увы нам: где обретается покой, к которому стремится наше сердце, которого оно жаждет и всегда должно искать? Этот покой сокрыт в Кресте Христовом. Бес, который всегда наблюдает за человеческой душой для того, чтобы ее испортить, дает совет: пойди в другое место, там ты найдешь покой. Это его совет, за которым скрывается другой: сойди со Креста!

Святые отцы советуют усмирить борение. Не менять место, если нет каких-либо других уважительных причин. Монах, который подчинился борению своей души и переменил место, никогда не пожнет плодов духа.

Постоянство есть первая духовная добродетель. Опытные в борьбе воины считают ее особенным признаком храбрости. На таких воинов можно положиться. На таких воинов полагается также Господь наш Иисус Христос и венчает их вечным венцом. Постарайтесь принести плоды кротости! Я советую вам сперва почитать книгу Варсонофия Великого; она будет вам сейчас полезнее, чем Исаак Сирин, которого с Божией помощью вы в свое время прочтете. Мир вам!

Я благодарю тебя за твое письмо и пожелание счастья ко дню моего Ангела. Я уже был утешен, как только увидел твой почерк. Может быть, я не смею сказать: моя любовь к тебе — я еще не созрел для любви, — лучше сказать, моя склонность к тебе так велика, что только вид твоих строчек меня утешил. Не только по поводу твоего молчания я был обеспокоен, я извинял его болезнью, административными обязанностями и говорил себе: "Ожидай следующей почты!" И эта следующая почта пришла, я имею твое письмо. Ты меня простишь на том же основании, на каком я тебя простил. Все это время я почти никому не писал, вернее, я писал не в том количестве, какое было необходимо. Кто знает, как болезнь человека меняет и держит крепко, тот простит мое молчание.

И ты тоже был болен? Что нам делать? Больного не совсем можно причислить к числу живущих, потому что он живет только половинной жизнью, с какой-то тенью жизни. Способности его души притупляются, они не действуют больше так, как надо. Христиане страдают теперь не в цепях и узах, так будем же терпеть болезни и другие неприятности. Каждому времени найдутся соответствующие страдания, нашему времени даны маленькие страдания. Будем же переносить их с терпением! Неприятности и награды дает только Бог.

Почему ты опечален? "Милость и истина сретостеся, правда и мир облобызастася" (Пс. 84, 11). Это означает: где нет благодати, где только огорчения, там нет правды, и где нет мира, там нет справедливости. Такое состояние души далеко от Божественной правды, его нельзя назвать состоянием богопреданным. Нужно освободить душу и привести ее в такое состояние, где есть Божественная правда, состояние благодати и мира. В нем ты получишь богатый опыт, если ты себе скажешь: ничего не происходит без Божиего Провидения, что только может произойти. Да будет прославлено имя Господне всегда и во веки веков!

Не будем обращать слишком много внимания на события этой жизни: они не имеют цены, они идут, спешат скорей пройти, одно следует за другим. И мы сами в них спешим к границе Вечности. Кто свое внимание останавливает на событиях, тому кажутся они неподвижными, и он становится жертвой. Кто, однако, видит, как все пролетает мимо и он сам, как все, преходит, тот чувствует себя легко и радуется сердцем. Христос с тобою! Молись за меня!

Христос воскресе!

Состояние моего здоровья похоже на Ваше. На Святую Пасху я даже не мог пойти в церковь! Надо благодарить Бога за наказания, которые Он нам посылает во время нашей земной жизни. Они дают нам надежду на освобождение от наказания в Вечности и суть неизбежные последствия нашей греховности.

Аминь.