Глава 20
Возвращаться было немного волнительно. И не только потому, что существовала немаленькая вероятность, что крон начнет мстить и мстя его окажется страшна. С этим товарищем вообще ничего непонятно, если уж Лихо сама не могла толком предсказать, в каком настроении будет бог после ее вмешательства.
Парился я из-за груза ответственности, который в прямом смысле покоился на моих плечах. Не слишком ли сильно врезал Анфалару? В следующий раз нашатырь с собой возьму.
Поэтому я чуть замедлился, входя в открытые главные врата. А новоиспеченные рубежники даже не подумали остановиться, бодрой рысью направившись сразу к правителю. Они не обращали внимания на завистливые взгляды стражников и поздравления других ивашек.
Я же шел под оглушающим молчанием, стараясь производить как можно меньше звуков. Простые люди — понятное дело, испуганно хватались за рты, думая, что Анфалар мертв. Их страх логичен. Потерять единственного тварелова, это такое фиаско, братан, после которого можно накрываться простыней и медленно, чтобы не вызывать панику, ползти в сторону кладбища.
Удивляло, почему рубежники все как один хмурятся. Они же видели, что Анфалар жив. Не могли не различить его хист. Ведун тут сильнее их всех. Тогда что не так? Не принято, чтобы один молодой мужчина носил другого на руках? Фу на вас, это пережитки прошлого. Надо быть более прогрессивными и открытыми миру. Это у вас еще Диснея и Нетфликса нет.
И только потом до меня дошло. Ведь в отсутствии Анфалара и весьма плачевного состоянии Форсварара, первый рубежник по силе здесь… я. Причем, со значительным отрывом. В жизни бы не подумал, что будет место, где я стану первым парнем на деревне.
Выходит, ничего и никто не мешает мне тут навести суету? Ну, в смысле, круши, ломай, мы здесь проездом. Не мешало ничего, кроме хорошего воспитания и моральных устоев. О которых все остальные имели лишь смутное понятие.
Как оказалась, догадка вышла правильной. Потому что на самой главной вершине холма меня встретил сам Форсварар. Да какой! Ему бы в новой части Marvel сниматься. Если бы с ними оказался этот ведун, то у Таноса бы изначально никаких шансов не было бы.
Начать хотя бы с того, что теперь передо мной предстал не ведун, а кощей. Причем, не самый последний. Я различил примерно двенадцать рубцов. Правда, они была странные, усеченные, словно ненастоящие. Хотя как рубцы могут быть ненастоящими? Бред какой-то.
Форсварар, само собой, крепко стоял на своих двоих, не нуждаясь в помощи стражников. Показалось, что даже морщины на его старом лице разгладились. Теперь он напоминал не умудренного и согбенного годами правителя, пусть и пожилого, но умелого и полного сил воина. Именно таких и стоит бояться больше всего. Им нечего доказывать другим, да про себя они почти все знают.
— Иди за мной, — громыхнул его голос.
Тут даже захоти я сопротивляться, не смог бы. Тон Форсварара не подразумевал возражений и споров. Поэтому мы вошли внутрь донжона, теперь лишенного других зрителей. Оно и понятно. Защитить Форсварар мог себя сам, а лишние уши тут были ни к чем. Правитель уселся на свое законное место, после чего приказал.
— Рассказывай все подробно.
— Форсварар, я вас немного знаю, но за это время понял, что вы умный и адекватный человек…
— Я не просил давать мне оценку, Матвей.
— Я к тому, что чего тут говорить? Думаю, вам уже все передали эти… Раннагар и остальные. К своему стыду, я даже не удосужился узнать их имена.
— Гедденар и Осмус, — ответил правитель, будто это имело хоть какое-то значение. Я все равно не знал, кто из них кто. — Мне важно, как и что расскажешь именно ты.
— Ну ладно…
У меня даже не возникло желания начать повествование с «Мне эта школа сразу не понравилась». Ну и о прочих оказиях моей невезучей жизни. Потому что собеседники были разные. В первом случае — воевода, который и не думал меня ругать. Сейчас — правитель, чей город каждый день добивался своего права существования под этим солнцем. Дурацкое выражение, тут и никакого ведь солнца нет.
На какое-то мгновение мне показалось, что Форсварар даже уснул. Настолько он не интересовался всем, что я рассказывал. Вернее, я привык, что задают какие-то наводящие вопросы, поддакивают, хотя бы хмыкают. Форсварар же сверлил меня суровым внимательным взглядом, совсем не шевелясь. Да еще его хист давил сверху.
В общем, чувствовал я себя довольно некомфортно. В моем обновленном топе «Того, чего бы я больше никогда не хотел делать» разговор с правителем твердыни Фекой вышел даже на первое место. На втором были непродолжительные отношения с Лидкой с параллели, которая трахала мне голову больше, чем все остальное. А на третьем банановое пиво, щедро предложенное Костяном. Справедливости ради, банановое пиво было близко к тому, чтобы одолеть Лидку. Потому что эту сумасшедшую я почти забыл, а при воспоминании о вкусе крафтового дерьма меня до сих пор передергивало.
Когда я закончил, Форсварар поднялся и подошел ко мне вплотную. Словно с его места я мог что-то не услышать.
— Я верю тебе. И считаю, что ты поступил правильно. В противном случае, вы бы все умерли. Много смертных гибло рядом с Безумным во время инициаций. Таково бремя его хиста.
— Вы об этом знаете и так спокойно говорите?
— Все об этом знают. Но это единственный способ стать рубежником. Других твареловов у нас нет.
Форсварар покусал губы и стал говорить, медленно поднимая руку для рукопожатия.
— Но я против того, чтобы ты ушел прямо сейчас. Потому что не хочу, чтобы между тобой и Анфаларом была какая-то недосказанность или обида. Я очень прошу тебя дождаться, когда он придет в себя. Наш лекарь работает с ним. Думаю, это случится скоро.
И руку не убирает, гад. Мол, очень тебя прошу, но ты уж пообещай хистом, будь любезен. Я вспомнил, как подкосились ноги, когда я нарушил обещание. И это я ведь просто Анфалара сознания лишил, не намереваясь убить. Думаю, попробуй сбежать, меня можно будет высушить и повесить на стену в качестве шкуры. Тут как раз немного мрачновато, надо разбавить интерьер. Внести пару красок из моего мира.
Поэтому я пожал руку, пусть мне больше всего хотелось сбежать. Так, на всякий случай. Анфалар хороший мужик и все такое. Но когда проходит немного времени, мы начинаем более разумно смотреть на произошедшее с нами. Проблема в том, что у каждого свой срок, чтобы остыть. Бабушка мне так и говорила: «Мотя, с я тобой пять минут не разговариваю». А Костян один раз на неделю бойкот объявил.
— Тогда ответь на мои вопросы, — сказал я. — Ты обещал, что когда я…
— Я помню, — прервал меня Форсварар. — Спрашивай.
— Что произошло с Машельхе и Рехоном из семьи Морт?
— Семья Морт, — задумчиво ответил Форсварар. — Дай мне собраться с мыслями.
Он подошел с трону, сел на него и будто бы вынул из тела какую-то кость. Я так и не понял, что именно. Нечто вытянутое, острое, ослепительно белое. А после сразу спрятал на Слове.
И снова стал самим собой. Старым ведуном, который устал от жизни.
— Ахаха, — рассмеялась Лихо.
Юния по-прежнему была не в лучшей форме. Это я понял по ее тону. Обычно бархатистый, завораживающий, теперь он стал старческим, гавкающим.
— Вот в чем дело, сс… — произнесла нечисть. — Старая уловка, но всегда работает.
— Какая уловка? — удивился я.
— Очень дорогая, сс… Во всех смыслах. Лучше спроси, сколько твоему новому другу лет?
— Какая уловка, Матвей? — меж тем поинтересовался правитель.
Ну да, у нас же с Лихо связь напоминала наушник. Ее никто не слышит, меня все.
— Форсварар, сколько вам лет?
Я так и не понял, то ли рубежник рассмеялся, то ли закашялся. Короче, звук мне все равно не понравился.
— Ты понял, да?
Нет ничего глупее, чем кивать, абсолютно не догадываясь, о чем идет речь. Но именно сейчас я так и поступил.
— Я младше Анфалара, — ответил правитель, чем чуть-чуть меня удивил.
Да ладно, вру, заставил так офигеть, что обратного пути уже не было. Нет, понятно, что хист хранил Анфалара и все такое. Вот только он выглядел как нормальный тридцатилетний мужик, тогда как Форсварар можно было назвать его дедом.
— За все есть своя плата, Матвей. В том числе за силой, которой ты обладать не должен. Мне нет и шестидесяти. Потому лично я знаю лишь Рехона. Его мать скончалась задолго до того, как я стал рубежником.
У меня почему-то вдруг бешено забилось сердце. Я только представил, как встречаются Васильич и его сын. Два старика. Правда, еще непонятно, как это можно устроить, ведь они люди. А потом вдруг меня осенило…
— Анфалар говорил, что раньше Фекой был значительно больше. Тогда зачем правителю города знать обычного жителя? Значит, Рехон был рубежником?
— Стал им прежде меня и служил в городской страже.
Да, джекпот, мать его. Там это, Скугга, или Судьба, в общем, вы все, извините, я был немного раздражителем последние лет двадцать. Но и меня можно понять. Что ни день, то попытка из букв «ж», «п», «о», «а» составить слово «счастье». И тут вдруг такое везение.
Правда, я с запозданием понял, что Форсварар не особо разделяет мою радость. И смотрит на улыбающуюся физиономию собеседника как-то уж слишком кисло. А потом дошло — проклятые глаголы в прошедшем времени. Вот ничего хуже их, ей богу: уехал, жил, исчез. Был рубежником, чтоб его!
— Расскажите о нем, Форсварар.
Больше всего мне хотелось сказать: «Что с ним стало?». Но, видимо, попросту не хватило духа это озвучить. Поэтому я решил зайти издалека. И правитель благосклонно ответил.
— Он был из отверженных, с самого начала. Озлобленный на весь мир…
И его можно понять! Против пацана и его семьи был настроен целый город только по той причине, что он неместный.
— Рехон и рубежником стал случайно. Я слышал эту историю, но каждый раз по-новому. По одной из версий, его с матерью выгнали из города.
— Почему? — сразу спросил я, хотя ответ знал.
— Не знаю. Я был тогда слишком мал. Но вместо того, чтобы найти новую обитель для жизни, Рехон отправился в самое чрево к тварям. И вернулся рубежником вместе с матерью.
— И вы их приняли?
— Он был рубежником, — развел руками Форсварар. — Каждому новому стражнику с рубцом выделяют дом и жалование. Там он и поселился. Вскоре его мать умерла от старости, а через какое-то время я стал рубежником и познакомился с Рехоном. Он был… невероятно злым и отважным. Только его вела не доблесть, а нескончаемая ненависть ко всему миру. Он надолго уходил в самые опасные вылазки и возвращался порой тогда, когда вернуться не должен был.
— Обычно по традиции жанра появляется «но». Хотя как по мне, все складывается очень даже хорошо.
— Скугга не просто так отвергает недостойных своей силы, — покачал головой Форсварар. — Если она отметила теневой печатью рубежника, каждый новый рубец будет лишь еще больше отравлять его душу, делать его все хуже.
— И вы Рехона выгнали опять? Серьезно?
— Мы дали ему серебра, артефактов, чтобы он мог добраться до ближайшего города. Но не могли допустить, чтобы Фекой обзавелся отверженным ведуном.
— И какой тут ближайший город?
— Жилой? Нирташ. Но Рехон мог уйти куда угодно. Он не привык мириться с обстоятельствами и делать то, чего от него ждали. Неужели ты хочешь отправиться на его поиски?
— Сначала мне нужно поговорить с его… с одним человеком. Я обещал добраться сюда и выведать сведения. И этого я добился.
— Ты честный и достойный человек, Матвей. Я горжусь тем, что познакомился с тобой.
— Спасибо, Форсварар, могу сказать то же самое. Последний вопрос, как давно ушел Рехон?
— Шестнадцать лет назад.
Мда, это вроде с трудом можно назвать «по горячим следам». Он может быть теперь где угодно. Либо его обглодали твари, а хладный труп занесло песочком Изнанки.
Однако хоть какая-то информация — это уже хорошо. Осталось всего ничего — вернуться к Васильичу и рассказать все, что удалось узнать о сыне. И вся загвоздка в этом — опять дурацкие глаголы.
Я несколько часов бесцельно бродил по городу, не зная, куда себя применить. Стражники после аудиенции у Форсварара стали относиться потеплее. Парочка особо храбрых даже попросила рассказать о приключениях. Я отправил их к Раннагару, Гедденару и Осмусу. Ну вот, не зря с правителем общался, хоть имена запомнил.
Один богатый торговец (и как я понял, практически единственный), который промышлял продажей всякой мелочи, потому что ингредиенты с тварей здесь была государственная монополия, даже пригласил отобедать. Правда, со своим умыслом. Он все спрашивал, что есть в моем мире и что я могу принести в обмен на серебро. Сошлись, как ни странно, на еде. И я под честное слово получил десять монет, тоже отличавшихся от всего, что я видел. Однако по весу идентичные всем деньгами из лунного серебра. И то, как я понял, это скорее был пробный шар. Если все пойдет хорошо, то объем поставок увеличится.
К слову, вот и появилась возможность обналичивать чужанские деньги в обмен на лунное серебро. Единственная неприятность — нужно быть вьючным ишаком. Я вот даже раньше не догадывался, сколько может перенести ведун? Видимо, скоро придется проверить.
Анфалар пришел в себя через три часа после моего разговора с Форсвараром. Как я об этом узнал? За мной тут же выслали посыльного. Да не какого-нибудь, а рубежника с двумя отметинами. Судя по шмыганию носом, его хист был как-то связан с запахами. Блин, и правда, всего два дня в Изнанке, а от меня несет, как от Гриши, который неделю провел на симпозиуме. Разве что без перегара. Надо будет им еще и мыла завезти. Дегтярного!
К Форсварару я входил с некоторым волнением. А когда ко мне бросился Анфалар, то тут же создал форму Мыследвижения. Хорошо, что сразу не привел ее в действие, размышляя над размером «запятой». Потому что тварелов заревел на весь зал.
— Матвей, мой лучший друг и спаситель!
А после я очутился в объятиях этого здоровяка.
Довольно странные ощущения чувствовать, что тебе очень рады, но при этом стараются сломать ребра. Но в любом случае, выплескивать хист я не торопился. Когда-нибудь он же меня отпустит? Когда-нибудь наступило через минуту шестнадцать секунд. Я считал.
— Значит, без обид? — спросил я.
— Ты спас меня. Ты спас нас всех. Представить не могу, что бы сделал с нами крон, если бы…
Его лицо омрачилось, при упоминании о боге, создающем тварей. Ну да, как я понял, местные и не догадывались о таком интересном соседстве. Они веками воспринимали монстров, как нечто само собой разумеющееся. Вот только в последнее время демиург изнаночного разлива разошелся. То ли руку набил, то ли еще что случилось.
— Что вы думаете делать? — спросил я.
Ведуны переглянулись. Видимо, именно об этом они и разговаривали до того, как я пришел.
— Понаблюдаем, — ответил Форсварар. — Быстро убежать мы не сможем. У нас огромный город, в нем много женщин и стариков. Мы выставим часовых и будем наблюдать. Если крон явится сам, то нам все равно несдобровать. Но на всякий случай прямо сейчас начнем все приготовления, если придется оставить город.
— И куда вы пойдете?
— На севере есть брошенная крепость. Она слишком мала, да и земли там скудные. Многим придется нелегко. Но и тварей там водится меньше.
Анфалар согласно кивал, отсвечивая огромной шишкой на голове. Хотя вид его излучал недовольство. Наверное, ему больше всего не хотелось покидать город, ради которого он пролил много крови и оставил столько сил.
Я называл это эффектом «выжатого сцепления». Когда ты подъезжаешь к уже красному свету, держа одновременно ноги на выжатом сцеплении и тормозе. Ты думаешь, что зеленый должен вот-вот загореться, поэтому не убираешь ногу со сцепления. Проходит десять секунд, двадцать, тридцать. Нога постепенно затекает, но ты все равно ее не убираешь. Потому что кажется глупым убирать ее со сцепления, если уж столько времени продержал.
Вот и Фекой был сцеплением Анфалара. Но по мне, часто возникали моменты, когда ради построения нового порой нужно отпустить старое. Либо не ныть, что ничего не получается. Конечно, дай-то бог, чтобы все сложилось хорошо. Вот только у меня было определенные сомнения по поводу крона и его благожелательности.
— Для меня была честь познакомиться с вами, Форсварар и Анфалар, — сказал я. — Могу ли я теперь идти?
— Почти, — ответил правитель. — Мы не выразили самого главного.
Он махнул рукой и Анфалар помог подняться своему, как выяснилось, ровеснику. Я, недолго думая, подхватил правителя под другую руку. И так мы выбрались наружу. Где у самого подножья холма выстроились почти все рубежники твердыни — чуть менее полсотни стражников, отмеченных Скуггой. Даже включая отверженных.
— Мы, славные хранители города Фекой перед лицом своих товарищей преклоняемся перед твоей храбростью и доблестью, Матвей.
Форсварар говорил негромко, но в идеальной тишине его слова разносились далеко.
— Да хранит тебя Скугга, добрый брат.
— Хранит тебя Скугга, брат!
А я все же понял, что в местном наречии придется еще долго практиковаться. Потому в данном пожелании было скрыто то, что я любил больше всего. Таким образом стражники выражали благодарность. И многие даже искренне. Потому я упал на спину, чуть не утянув за собой Форсварара. Передо мной расстилалось темное небо Изнанки, а на сердце появился новый, местный рубец.
