Глава 15
Когда мы добрались до главных ворот замка, я уже окончательно пришел в себя. Даже решил подшутить над волокущими меня рубежниками. Поднял ноги, совсем как в детстве, и будто бы полетел. Ну а что? Я все равно сбивался с шага и конвоирам приходилось подтаскивать меня.
Что характерно, стражники это не одобрили. Хорошо, что они оказались ребята не промах и сразу дали мне понять, что так делать не надо. Правда, весьма незамысловатым способом — пробив по хребту. Нет, все-таки как больно. Это у всех изнаночников рука тяжелая или мне везет?
Но делать нечего, поэтому я быстро принял правила игры. И стал вести себя, как послушный мальчик, которого завуч ведет к директору. И заодно принялся разглядывать окружающих. Если не брать во внимание старомодные плащи и черные глаза — вполне обычные ребята. Хотя нет, у пары ивашек с одним рубцом были какие-то странные отметины на лице и руках. Я так и не понял, что такое — вроде не шрамы. Следы от неведомой болезни? Может быть.
Однако что точно, их кожа была слегка обезображена. Больше того, заметив мой любопытный взгляд, ребята торопливо закутались в плащи. Словно стеснялись своего внешнего вида.
Фекой оказалась крепостью, зажатой со всех сторон неприступными скалами. Разве что у самых стен была небольшая ровная площадка, на которой аборигены выращивали какие-то сельскохозяйственные культуры. Интересно только какие и как? За все время я ни разу не видел света местной звезды. На небе даже не тучи, а плотная взвесь серой пелены.
Что до импровизированных полей — они знавали лучшие времена. Многие вытоптаны, изгородь поломана. Да и сам замок находился в плачевном состоянии.
Я привык, что каменные укрепления должны выглядеть, как на картинке. Высокие башни, неприступные стены, поднимающиеся ворота, ров с водой. Нет, тут многое было.
К примеру, тот же ров, который я разглядел с холма. Вот только он оказался пустой, неглубокий, с торчащими кольями. Ворота не поднимались, да и опускающейся решетки не было. Лишь массивные, обитые полосами железа деревянные створки, кое-где помятые от сильных ударов. Стены во многих местах невысокие, с отбитыми зубцами и проложенными по середине трещинами. Вообще выглядел этот замок так, будто относительно недавно пережил долгую и неприятную осаду.
Немногим веселее предстало все и внутри. Вместо мощеной мостовой — наезженная и утоптанная земля, первые встреченные домики оказались построены из всего, что попалось под руку. А некоторые действительно были из говна и палок. Ну ладно, глины и соломы, в смысле, саманные. Разве чуть повыше мы встретили парочку каменных сооружений. И некоторые из них были, о чудо, в два этажа.
Я кожей чувствовал отовсюду колючие, настороженные взгляды. Но это ладно. Здесь была нечисть. Разная. Я ощущал ее. А как-то встретился взглядом с самым обычным домовым. В смысле, крохотным, волосатым до жути и пугливым. Разве что глаза у него оказались тоже черные. Он выглянул из окна одного из «богатых» двухэтажных домов. Чем дальше, тем интереснее.
Меня вели к главной резиденции местного правителя. Это я тоже понял сразу. Правда, пузатый приземистый донжон даже не был окружен хоть какой-то оградой и просто находился в самом высоком месте. У входа пленивший меня ведун перекинулся парой фраз со стражниками. Один с тремя рубцами, другой с четырьмя. Что самое интересное и неприятное, я неожиданно для себя понял одно из слов — «похититель». Неужели местный язык с чем-то схож с русским?
Так, погодите-ка, это я похититель, что ли? Будто подтверждая догадку, ведун повернулся и махнул на меня. Э, ребят, нет, я не похититель, я спаситель. Концовка слова такая же, но начало другое!
Поговорить толком не успели, потому что ведуна пропустили внутрь, а меня тут же протолкнули вслед за ним. Правда, руки продолжали держать. Боятся, что удеру? Хотя, наверное, теперь это сделать будет намного сложнее. Замок окружен рубежниками.
Оказалось, что донжон состоит из узкого прохода, по бокам которого, наверное, располагались хозпомещения, и огромного зала. Огромного, по местным меркам. Тут у них со свободной землей вообще все было непросто.
Что интересно, зал чем-то напоминал место, где меня «пришивали» к новгородским пацанам. Разве что без доспехов, да полотнище позади правителя поменьше. Что там? Башня и копье? Никакой у изнаночников фантазии.
На стенах, в специальных подставках, висели ветки тех самых мертвых деревьев, которые я видел внизу. Только на концах у них виднелись плоды, похожие на снежноягодник нашего мира. Тот самый, который еще забавно лопается, забрызгивая белой жидкостью и которым стреляли из «напалечника». Так вот плоды подсвечивались изнутри, освещая зал. Хорошая альтернатива электричеству, учитывая, что последнего я тут не заметил.
Пока я рассматривал убранство помещения, ведун подошел к правителю, восседающему на мягком кресле, и что-то поспешно ему рассказывал. Я запоздало обратил внимание на главного рубежника этих земель. Ведун был стар и дряхл, но семь его рубцов говорили, что он не зря коптит небо и прожил яркую и интересную жизнь.
На этот раз я смог вычленить из рассказа приведшего меня ведуна сразу несколько слов: шкрег, похититель, равнина, рубежник. Не, надо точно вмешиваться, а тот черт знает, что этот хрен сейчас наговорит. Того и глядишь, окажется, что я Кеннеди убил или еще чего похуже.
— Да, я пришел с равнины и помог отразить нападение шкрегов. С той, огромной хреновиной, которая их возглавляла. Только я никакой не похититель. Я ничего не брал!
Только это сказал, как ведуны обратили на меня внимание. Однако радоваться явно не стоило. Тот, что выполнял роль прокурора, пробурчал еще что-то и один из стражников позади меня сорвал с плеч рюкзак. После чего отнес правителю.
Тот не без интереса порылся внутри, рассмотрев тщательно каждый артефакт. Разве что на фигурке животного заострил внимание. Но самый феерический фурор на него произвели бутерброды. Он долго их нюхал, потом подал «прокурору» и тот проделал то же самое. И лишь после старик заговорил, отложив все в сторону.
— Меня зовут Форсварар. Я правитель города Фекой.
Говорил он неспешно, чинно и приятным баритоном. И исключительно на русском. Поэтому я не сразу смог оправиться от изумления и отрекомендоваться лучшим образом.
— Меня зовут Матвей… — я на мгновение смешался, но все же решил не говорить прозвище. — Я пришел с миром.
Правитель посмотрел на меня столь выразительно, что даже не по себе стало. Он будто спрашивал: «Какого хрена ты вообще приперся?».
— Рубежники Стралана редко доходят до нас. Здесь нет ничего, что бы им было интересно. Ни серебра, ни интересных артефактов, ни лечебных трав. Разве что зубы и клыки тварей, которые пытаются сожрать нас. Что привело тебя?
— Я ищу одного человека.
Почему-то эта информация не удивила правителя. Он продолжал осматривать меня, словно даже щупая невидимой рукой. Это казалось не простым любопытством к пришлому. Здесь было что-то еще, пока ускользающее от меня.
Ведун рядом нетерпеливо сказал что-то старику. Причем, повысив тон. На что правитель ответил мягко, указав на меня. Так, вроде же получалось как-то понимать его? Надо напрячься.
— Он лишить нас рубежник. Теперь должен ответить. Хист за хист!
— Он не знает наших порядков, — возразил Форсварар. — У него доброе сердце, Скугга благоволит ему. Ты слишком молод и горяч, но я вижу это.
— Хист за хист! — настаивал ведун.
— Какой еще хист за хист? — спросил я.
И явно сделал что-то неожиданное. Потому что теперь все остальные рубежники, включая стражников обратили свой взор на меня. Я почувствовал это буквально кожей.
— Я же сказал, — спокойно ответил старик ведуну. — Скугга всегда видит подлинную суть рубежника.
— Простите, кто видит?
— Скугга! — медленно и настороженно произнес ведун-прокурор. Точно боялся обитеть этого неведомого Скуггу.
Угу, зараза, значит и ты можешь говорить по-русски, когда захочешь!
Вот еще любопытно, я искренне считал, что этот тип ненавидит меня. Непонятно за что, конечно. Да и всю дорогу он вел себя довольно негостеприимно. Однако сейчас рубежник будто решил сменить гнев на милость. По крайней мере, смотрел на меня скорее заинтересованно.
— Теневой мир. Или, как принято говорить у вас — Изнанка, — ответил Форсварар. — У нас под этим понимается нечто более всеобъемлющее. Скугга — живое существо.
— Типа ноосферы?
Не знаю, каковы были познания у правителя в русском, однако он кивнул.
— Каждый, кто приходит сюда, попадает под пристальное внимание Скугги. Она испытывает его, смотрит, как он льет из себя хист или напитывается новым. И принимает только того, кто чист душою и сердцем.
— Что происходит с теми, кого не принимает? — похолодело у меня внутри. — Он умирает?
— Нет, — покачал головой Форсварар. — Но она ему не благоволит. Не помогает. Такому рубежнику приходится прилагать определенные усилия для всего, что он делает. И Скугга обезображивает его, чтобы у каждого было понимание, кто перед ним. Рутна!
Я не сразу понял, что последнее слово является именем. Так звали одного из однорубцовых рубежников с «шрамированным» лицом. Потому что я до сих пор не знал, как назвать эти следы на физиономии. Рутна подошел к правителю, причем, даже не поклонился. Странные у них тут порядки.
— Покажи! — приказал Форсварар.
Рубежник сдавил зубы так, что их скрип услышали, наверное, даже снаружи. Однако повиновался. Он ловко скинул плащ и свободную до бедер рубаху. И я содрогнулся. Длинная изломанная линия шла от поясницы по всему левому боку, забираясь на шею и лицо. И вроде ничем не отличается по цвету от кожи, разве что чуть светлее, но ты понимаешь — это что-то нездоровое.
— Довольно, — сказал правитель, Рутна молниеносно оделся.
А я почему-то вспомнил видение про обезображенную Наталью. Вот оно в чем дело.
— Рутна очень честолюбив. Это плохое чувство для рубежника, — продолжал Форсварар. — Мы говорили, что ему не нужно брать хист. Но он сам убил тварь. И стал рубежником. Только Скугга не приняла нового сына.
— Что с ним теперь будет? — спросил я, глядя, как уходящий Рутна злобно смотрит на меня. Словно это я был причиной всех его несчастий.
— Ничего. Ему нельзя брать новый рубец, следует осторожно обращаться с хистом. Иначе будет труднее оставаться в этом мире. Промысел начнет заполняться все медленнее, пока не станет пожирать его изнутри. В таком случае…
— Вы убьете его?
— Нет, в таком случае у рубежника два варианта — ритуальное самоубиство, чтобы хист остался среди защитников города.
— А второй?
— Изгнание, — развел руками Форсварар. — Мы не можем насильно нести свою волю среди равных. Иначе Скугга отвернется и от нас. Мы должны давать выбор. И это несмотря на то, что каждый промысел достается нам невероятно тяжело. Рубежник может уйти также в ваш мир. Там следы Скугги станут незаметны.
— Хист за хист, — вновь оживился «прокурор».
— О чем он твердит? — спросил я.
— Когда тварь нападает близ города, мы стараемся окружить ее. И сделать так, чтобы это создание убил кто-то из непосвященных.
— Тварь что-то вроде нечисти, — догадался я. — Так человек становится рубежником. Когда убивает ее.
— Ты отнял у нас это право, убил тварь сам, — сказал Форсварар. — Поэтому теперь Анфалар требует справедливости.
— А ничего, что если бы я этого не сделал, их бы там на ноль помножили? — возмутился я. — Ладно, возможно, не всех. Тот же Анфалар, скорее всего, выжил бы. Но кто-то из ивашек точно умер.
— Я сказал ему то же самое, — ответил правитель. — К тому же, Скугга благосклонно отнеслась к тебе. В твоих жилах теперь течет ее хист, промысел этого мира, который отличается от вашего. Потому ты так быстро смог понять наш язык.
— В смысле, понять ваш язык? — удивился я.
— Разве ты не заметил, что разговариваешь на нем? — спокойно спросил Форсварар, однако в его глазах плясали огоньки веселья. — Скугга будет помогать тебе во всем, если ты не разочаруешь ее.
— Хист за хист, — повторил Анфалар.
Вот ведь неуемный тип. Сказали же, что я все сделал правильно, а он пристал со своих хистом. Вот откуда я его возьму?
И по лицу Форсварара было видно, что ему самому неудобно за своего подопечного. Старик вообще сейчас напоминал молодого сына, который пытается утихомирить пьяного батю, который твердит одно и то же. И у него не получается. Я понял, что правитель в патовой ситуации еще до того, как он начал говорить.
— Тебе надо отдать одному из наших людей хист.
— В смысле? Вы че, угораете? Какой хист? Я умирать не собираюсь.
Не сказать, чтобы я собрался решительно всех здесь перебить — все-таки против двух ведунов да кучи ивашек едва ли удастся выстоять. К тому же, слова про то, что изнаночники сильнее «наших» оказались не такими уж пустыми. Я мордой своего лица оценил их справедливость после удара Анфалара. До сих пор скула ноет.
Вместе с тем сдаваться и спокойно ожидать, как меня будут ломать полностью я не собирался. Вон чего удумали — своему спасителю кровь пускать!
Наверное, в моих глазах была написана полная гамма всех возможных эмоций. Потому что Форсварар торопливо поднял руку, явно боясь всяких непоправимых действий, и произнес.
— Анфалар лишь говорит, что теперь ты должен посвятить одного из рубежников.
— Как я его посвящу? У меня даже меча волшебного нет, да и зовут меня не Артур.
— Сын Стралана пойдет на охоту с претендентом и твареловом, чтобы добыть тварь, — встрял Анфалар. — И добудет тварь. Сын Стралана ловкий и быстрый. Я видел, как ты дерешься. Для меня будет честью биться с тобой рядом.
— Для тебя? — не понял я.
— Анфалар — наш лучший тварелов, — кивнул Форсварар. — И так получилось, что единственный из тех, кто остался в живых.
Что-то мне подсказывало, что профессия не сказать, чтобы очень безопасная. Любой нормальный человек послал бы и Анфалара, и Форсварара, и остальных рубежников, имена которых заканчивались на «лара» и «рара». Стремные у них приколы. Эх, Васильич, вот удружил. Хотя стало понятно, почему он свалил отсюда.
Проблема заключалась в том, что меня до сих пор держали под белы рученьки и не собирались отпускать. Скажу: «Простите у меня сегодня настроения нет», что тогда будет? Прикопают рядышком? Да, они вроде не несут насильно свою волю. Вот только там было ключевая оговорочка — среди равных. Я же пока находился в статусе пленника. Гадство!
— Хорошо, я согласен. Но я не знаю, где искать эту тварь и вообще, что с ней делать.
— Разве? — удивился Форсварар. — А зачем же тогда тебе очки тварелова?
— Чего у меня?
Правитель вновь потянулся к рюкзаку, выудив знакомый артефакт, который не смогли распознать вэтте и не захотела чудь. Очки тварелова, серьезно? Как они оказались у несчастной Лады, которая до ведуна даже не доросла? В лотерею выиграла?
— А эти, — улыбнулся я, стараясь не выглядеть идиотом. — Просто забыл про них.
Анфалар медленно и величественно, словно собирался вручать Оскар, подошел и встал так близко, что я почувствовал его дыхание. И сопровождающие наконец отпустили меня. Ох, жесть какая, как руки-то затекли.
— Я Анфалар, загнавший двадцать три твари, честно следующий своему хисту и старающиий жить по законам совести и братства защитников города Фекой, обещаю отправиться на охоту с рубежником… — тут он замялся.
— Матвеем, — напомнил я.
— … с Матвеем, чтобы найти тварь. И буду стараться сохранить его жизнь даже ценой собственной.
Он ожидающе смотрел на меня. А я понял, что вот теперь съехать с темы точно не получится. Бедовый ты, Мотя, бедовый!
— Я, Матвей, приютивший беса, черта…
— И Лихо, — подсказала мне Юния.
— Я разве тебя приютил? Мне казалось, что захватил? — шепнул я.
— По факту, мы вроде как в одной команде. Сс…
— … и Лихо, — легко согласился я, — друг лешего, честно следующий своему хисту и старающийся жить по собственным законам совести, обещаю отправиться на охоту с рубежником Анфаларом, чтобы найти тварь. И, получается, что тоже буду стараться сохранить его жизнь даже ценой собственной.
Мы пожали руки, а после чего расчувствовавшийся Анфалар обнял меня. Да, я слышал, что у мужиков самая крепкая дружба начинается с мордобоя. Однако прежде меня подобное миновало. Ладно, тут как с кинки-парти — все бывает в первый раз.
— Матвей, дитя Стралана, отважный победитель твари… — начал было Форсварар.
— Можно просто Матвей.
— Матвей, — кивнул правитель, — что это за божественное творение у тебя в рюкзаке?
Я пользуясь тем, что меня больше не держали по рукам, направился к Форсварару. У них же, как я понял, тут довольно простое общение, без всяких церемоний, так ведь?
Что там у меня было? Остался компас, водичка, резиновые сапоги. Фигурку он видел, очки тоже.
Однако какого же было мое удивление, когда Форсварар протянул мне целлофановый пакет, в котором хранились бутерброды. И показывал правитель на…
— Хлеб, — ответил я. — Разве вы никогда не видели его?
— Хлеб выглядит по-другому, — возразил Анфалар. — Он бурый или зеленый. И горький. А это пахнет… вкусно.
— Попробуйте, — сказал я, разламывая бутерброд. — В нашем мире этого добра навалом.
— Ммм… — застонал Форсварар с таким видом, словно первый раз пришел на массаж простаты.
Впрочем, лицо Анфалара было не менее неземным. Пришлось делить бутерброды между остальными рубежниками, которые облепили меня со всех сторон.
— Неужели никто из посещающих вас рубежников из моего мира никогда не приносил хлеб?
— Мы находимся в отдалении от основных торговых путей, — с трудом оторвался от лакомства Форсварар. — Но и те рубежники, которые добирались до нас, приносили серебро, артефакты, оружие, но никогда не приносили хлеб.
Ну что, теперь я хотя бы знаю, чем можно будет торговать с этими ребятами. Осталось всего ничего — вернуться с охоты.
