Глава 20
— Давай, ещё один подход.
— Рус, я сейчас сдохну…
— Не сдохнешь. Я сказал ещё один!
— Рус…
— Или признай, что ты поганый слабак и вали нахрен!
У су-у-у-ука…
Сжав зубы и стараясь не обращать внимания на боль, я продолжил отжиматься. Казалось бы, ничего особенного. Нет, ну кого могут напугать простые отжимания?
Могут. Ещё как могут. Особенно если твой наставник собрался с помощью тебя столкнуть планету с чёртовой орбиты. Не сразу, конечно. По чуть-чуть. Понемножку. Уже порядком забитые за время тренировки мышцы гудели и болели так, что хотелось выть. Я продолжил на одном отвращении к мысли, что могу признать себя слабаком. Сам. Ну уж нет…
Через минуту в последний раз разогнул руки и почти сразу же рухнул на пол. Хорошо хоть лицо успел отвернуть, чтобы не впечататься мордой прямо в мат. Сколько там их было, этих подходов? Кажется, я перестал считать на восьмом или где-то так.
— Вот видишь, — довольным тоном сказал Руслан. — Всё ты можешь. Просто не хочешь.
— Не хотел бы, сюда бы не пришёл, — сипло выдавил я, стараясь не двигаться. Если вообще смогу пошевелиться в течение ближайшего получаса, то это будет чудом.
— Ну не пришёл бы, — повторил за мной Руслан, опускаясь на корточки рядом. — Тогда что?
— Что? — выдохнул я.
— Да откуда мне знать, Саня, — пожал он плечами. — Но главное не это. Главное, что ты сюда бы не пришёл. А значит, так бы и остался жалким слабаком…
— Э!
— Не экай мне тут, ученик. Я твой сенсей, так что лежи и впитывай мою мудрость.
— Ты ещё пойди поучи меня куртку надевать, мастер Мияги, — тихо выругался я.
— Кто?
— Чего?
— Что за мастер Мияги?
— Да так. Мастер боевых искусств…
Руслан посмотрел на меня с подозрением.
— Странно. Впервые слышу. А нафига он учит куртку надевать?
— Ну там типа движение такое… ой, да зачем я тебе это рассказываю. Ты что, азиатских фильмов пересмотрел? Тоже мне, сенсей.
Моё ворчание лишь заставило его улыбнуться.
— Ничего-ничего. Полежи, поворчи. Заодно отдохнёшь. А пока лежишь, мотай себе на ус. Я твой наставник. Моя задача сделать тебя сильнее. Потому что ты сам этого захотел. Не я к тебе пришёл, Саша. Ты сам сюда заявился. Ещё раз повторяю: моя задача только показать тебе, как это сделать. А вот зачем и почему вообще не моя прерогатива.
— Ты уверен, что хочешь сделать меня сильнее? — уточнил, с трудом переворачиваясь на спину. Первая же попытка пошевелить руками едва не заставила меня застонать сквозь зубы. — Такое ощущение, что хочешь меня просто прикончить. Последний подход меня едва не убил, изверг.
— Но не убил же, — улыбнулся он и задорно хлопнул меня по плечу, вызвав новую вспышку боли. — Давай. Пять минут отдых, а затем пробежка.
Мне оставалось лишь закатить глаза и мысленно немного помолиться. Перечить ему я уже даже не пытался, нарываясь на привычное: не хочешь — вали нахрен. Похоже, что на большее его мотивационного потенциала не хватало.
Ещё немного полежав, я полежал ещё немного. А затем ещё чуть-чуть. Потом получил мотивирующего пинка. Поднялся на ноги и, схватив привычный уже мешок, побежал вокруг просторного зала.
Как и обещал, я приходил сюда каждый день. После работы. Приходил даже в те часы, когда зал был закрыт. Ладно, тут я смалодушничал. Думал, что раз он закрыт, то всё, тренировки не будет. А что? Я же пришёл? Пришёл.
Ага. Конечно. Самый умный нашёлся.
В тот раз замок щёлкнул, и дверь мне открыл улыбающийся Руслан. И гонял меня до пяти утра. Все положенные три часа. Говнюк. Ладно, хоть сегодня смог освободиться пораньше, а значит, после тренировки высплюсь.
Вынужден признать, кое-какие результаты уже имелись. Ну помимо кучи мелких растяжений, синяков и ушибов. После почти двух полных недель я ощутил, что двигаться стало чуть легче. Не в смысле, что я стал быстрее, сильнее и проворнее всех вокруг. Нет. Просто тело будто стало чуть более пружинистым и упругим. Это было едва заметно, но всё-таки.
А ещё Рус заставил меня пройти в местной поликлинике полный осмотр, после чего покумекал над его результатами и выдал мне список продуктов и вообще составил диету. На резонный вопрос нахрена ответ получил уже привычный. Я ещё тогда подумал, что даже если и не буду её соблюдать, то это моё дело. Руслан всё равно не узнает. Так этот гад будто мысли мои прочитал. Тут же заявил, что сразу поймет, если я продолжу питаться и дальше всякой дрянью. Тогда пойду нахрен.
Как оригинально.
Пару дней назад я даже поговорил с ним на довольно-таки животрепещущую тему. Под названием «а когда мы будем учиться всяким крутым приёмам, чтобы я такой ух — и враги попадали». Сначала меня назвали идиотом. Потом сказали за тупость свою пойти и пробежать двадцать кругов по залу с мешком. А он, между прочим, почти двадцатку весит. У него вообще этих штук много было с разными весами.
Потом всё же получил ответ. Что толку учиться махать руками и ногами, если я даже двигаться нормально не способен. Я резонно возразил, что, мол, нормально двигаюсь, чего ты начинаешь! В ответ на это Рус пригласил меня на спарринг с одним из его ребят. Парнишка лет пятнадцати или около того. Результат? Меня размазали по полу в течение трёх минут. Парень не просто двигался «быстро». Мне вообще порой казалось, что он буквально скользит по рингу с такой скоростью, что я порой за ним даже не успевал. И это всего лишь работа ног!
Стоит ли добавлять, что по сравнению с ним мои скорость, гибкость и вообще желание показать себя, всего такого крутого и прекрасного, дружно сказали «ну нафиг». Ещё и Рус потом весь вечер подкалывал, повторяя, что работа ногами — это основа. Без неё всё остальное бесполезно. С выносливостью и умением хорошо двигаться даже если в морду дать не сможешь, то хотя бы сам в ухо не схватишь. И убежать сможешь.
Когда тренировка закончилась, я поплёлся в душ. Вылез из него минут через пятнадцать, чувствуя себя уже получше. Впрочем, хорошее настроение не продлилось долго.
Собрав вещи, вышел из зала и побрел домой. Благо было недалеко. Быстрым шагом можно минут за двадцать дойти. Как раз в хоть в какую-то норму приду.
Было уже поздно, но на улице по-прежнему относительно светло. Прославившие столицу белые ночи, чтоб их. Летом тут темнота не наступала чуть ли не до поздней ночи. В итоге даже в половине первого ночи светло было так же, как в других городах часов в семь вечера.
Вот только думал я совсем не об этом. Пока шёл по улице, погружённый в мысли, рядом с обочиной остановился роскошный серебристый седан. Тонированное стекло опустилось, явив мне знакомое лицо. Надо же…
— А не поздновато ли вы, ваше благородие? — со смесью удивления и раздражения спросил я у него.
— А ты всё такой же наглый, — проговорил сидящий на заднем сиденье Штайнберг через опущенное стекло.
— Ну знаете же поговорку. Наглость города берёт.
— Чаще наглые потом милости просят, когда им жизнь ломают, — отозвался барон и затянулся довольно вонючей сигарой. — Как жизнь, помощничек адвоката?
— Знаете, я бы даже сказал, что просто прекрасно, ваше благородие, — улыбнулся, а сам принялся лихорадочно думать, что тут вообще происходит.
А главное — почему этот боров такой довольный⁈ Сидит, зажав сигару между зубами, и улыбается. А ведь в прошлый раз на меня так смотрел, будто прямо там удавить готов был.
— Ничего, — продолжил улыбаться Штайнберг. — Это скоро изменится. Передавай привет своему начальству от меня. И заодно скажи, что ваш проигрыш — это исключительно твоя заслуга.
Сказать что-то в ответ я не успел. Машина резко тронулась с места и уехала дальше, оставив меня в полном недоумении. Бывает же вот так! Идёшь довольный, вроде всё хорошо. А тут бац! И не понимаешь, что произошло. И не в лом ему было караулить меня? С ума сойти.
Не став откладывать, я тут же достал телефон и набрал Лазарева.
— Что случилось, что ты звонишь мне почти в одиннадцать вечера? — сразу же, без каких-либо приветствий, спросил он.
— У меня сейчас любопытная встреча произошла. — Я быстро рассказал ему о том, что случилось. Рассчитывал, что Лазареву известно чуть больше, чем мне, но, похоже, что он оказался удивлен произошедшим так же, как и я сам.
— Нет, — ответил он, когда я уточнил, не связывался ли барон с фирмой. — После того как вы со Скворцовой его обули, он не объявлялся. Да и не до того ему. Он же сам себя подставил.
На том наш разговор с Лазаревым и закончился.
О да. Штайнберг, придурок, сделал именно то, на что мы с Мариной и рассчитывали. Попытался заработать репутационные очки на проигранной сделке, чтобы выиграть для себя хотя бы хорошее лицо при плохой игре.
И, разумеется, его личное и громкое заявление тут же создало своеобразный прецедент.
Почти пятьдесят человек подали к нему свои иски после этого, желая получить такие же условия, какие мы смогли выиграть для Светы. Несчастный барон уже целый месяц метался, как лошадь в мыле, пытаясь отбиться от сыплющихся на его голову проблем. Ну а мы… мы с Мариной немного понаблюдали за этим делом, посмеялись и забыли.
Как оказалось, напрасно. Только вот знать бы, чего ожидать от этого урода дальше? Ещё хуже от того, что, вообще-то, при виде меня он должен желчью плеваться, а тут сидит довольный. Да еще и постарался подкараулить. Не к добру это. Как было бы легко, если бы он прямо тут выложил бы мне весь свой замысел, но похоже, что мир вряд ли будет так прост и понятен.
Пока я шёл домой, постоянно прокручивал в голове произошедшую встречу, да и вообще всё, что происходило в последнее время. Вот только никак не мог понять, где именно подвох.
Вернувшись домой, завалился на постель. Сегодня пятница, а впереди выходные. Предварительное слушание по делу Изабеллы назначено на понедельник через неделю, так что у нас более чем достаточно времени, чтобы подготовить защиту.
И всё-таки было в этом деле что-то странное. Мы с Лазаревым начали копать и, естественно, начали с моей догадки. В этот раз Роман говорил с Григорием по телефону лично, намекнув на то, что, учитывая аристократический статус, у него шансов на плодотворный приватный разговор куда больше. К моему огорчению, похоже, то ли я себе что-то надумал, то ли Распутин действительно сказал именно то, что хотел, но этот разговор толком ничего не дал. Целитель просто ещё раз подтвердил то, что уже сказал нам. Без каких-либо двойных толкований. Я ошибся? Понятия не имею, если честно.
Да и с той дрянью, которой отравили Анатолия, тоже не всё гладко. Штука редкая. Достать её непросто. Григорий дал нам довольно подробное описание этой гадости, которое, разумеется, мы проверили и по другим источникам. Выходило плохо. Отрава могла быть подана практически с любой жидкостью, алкогольной и безалкогольной. С одной стороны, выходило, что не факт, что эта гадость была в том бокале, с другой — иных вариантов не имелось. Время действия соответствовало тому моменту времени, когда Изабелла находилась со своим мужем и принесла ему вино. И слуги подтвердили это, как и то, что более барон не покидал своего кабинета и других напитков или еды не просил.
Так что? Всё сходится? Или нет?
Я уставился в потолок, раздумывая, как сам бы мог выступить на этом процессе. В то, что именно Изабелла убила Анатолия, я не верил. Да, в её ответах было что-то странное. Не ложь, нет. Но что-то, чего я никак не мог понять. И при этом она была абсолютно искренна в своих заявлениях, что никак не причастна к смерти своего мужа.
Тогда кто?
Если честно, то именно на это мне было… ну не то чтобы плевать, нет. Но данный вопрос не волновал меня так сильно, как хотелось бы. Найти настоящего убийцу здорово, но это дело детективов, следователей и полиции. Моя задача сделать так, чтобы из молодой баронессы она не превратилась в заключённую, и дать ей право на ту защиту, какой должен обладать каждый человек до тех пор, пока приговор не вынесен.
С этими мыслями я пролежал довольно долго. Блин, вот какого чёрта⁈ Руслан гонял меня почти три часа к ряду, а я лежу и сна ни в одном глазу! Да и мысли о работе не давали покоя…
Мои размышления прервал телефонный звонок. Дотянувшись до лежащей на кресле рядом с кроватью сумки, достал мобильник и глянул на дисплей. Хмыкнул и ответил.
— Что такого случилось, что ты звонишь мне практически в полночь? — чутка перефразировал я своего шефа.
— Сань, хочешь выпить? — спросила Марина.
— Воу, полегче, подруга. А не поздновато?
— Да какое там. Завтра же суббота. В любом случае выспишься.
— Угу, с тобой-то точно, — мельком вспомнил нашу прошлую ночь.
— Ну если тебя это утешит, то я тогда тоже полдня зевала, — игриво произнесла она. — Так что? Согласен или нет?
Немного подумал. Потом подумал ещё немного. Всё равно в голову ничего путного не шло. Что-то может измениться только в том случае, если появятся новые улики. А уж на это я никоим образом повлиять не способен. Мы не следователи, чтобы рыскать носом в каждом углу. Хотя нет. Этим мы тоже занимаемся, но в первую очередь это работа полиции и органов власти, а не адвокатов. Как бы ни было обидно, но порой нам приходится работать с тем, что есть в наличии.
— Ладно. Где?
— В «Параграфе». У них сегодня с полуночи до трёх живая музыка играет. Приходи. Посидим послушаем.
— Ладно, чертовка. Уговорила. Скоро буду.
Пришлось вставать и переодеваться. Не поеду же я в спортивках. Напялил старые, но ещё достаточно хорошие джинсы, футболку и куртку и вызвал себе такси.
До ресторана я добрался уже к половине первого. Марина не обманула. Вроде и ночь на дворе, а перед заведением выстроилась очередь из желающих попасть внутрь. Из открытых двустворчатых дверей долетали обрывки музыки и женское пение.
Ещё в дороге отправил Марине короткое сообщение, что подъезжаю, так что Скворцова стояла и курила у входа. Ждала меня, а то я бы туда и вовсе не попал. Все места забронированы заранее, а Марина, как оказалось, организовала себе столик ещё днём.
Выглядела она, что называется, просто блеск. Стильная короткая кожаная куртка. Обтягивающие стройные ноги чёрные джинсы и белая футболка, облегающая небольшую, но очень аппетитную и выразительную грудь. Просто и со вкусом.
Первое, чем встретил меня ресторан, были чертовски привлекательные запахи еды и потрясающей красоты женское пение. Я даже замер на пару секунд, настолько красивый был голос у девушки на сцене.
— Круто, да? — тихо шепнула Маринка, прижимаясь грудью к моей спине. — Каждый раз, когда она выступает, все столики за неделю минимум бронируют.
— Кто это?
— Ева Армфельт. Училась на одном курсе со мной и Оливией. Аристократка и…
— Да быть этого не может!
— Что, заметил, да?
Да как тут не заметишь⁈ Волосы цвета чистейшей платины. Черты лица слишком идеальные для того, чтобы в них можно было поверить. Девушка на сцене выглядела так, словно только сошла с картины неизвестного художника. Будто неведомый мастер попытался создать на полотне образ идеальной и утончённой красоты. Несколько дней назад я мог бы с уверенностью сказать, что красивее Елены Распутиной девушки ещё не видел.
Теперь же моя уверенность в этом заявлении значительно пошатнулась.
Может быть, встреть я её пару недель назад, то и не задумался бы. Но сейчас не заметить это было просто невозможно. Чуть заостренные кончики ушей и сапфировые глаза, будто лучащиеся изнутри таинственным светом.
— Она полукровка.
— Ага. Наполовину альфарка, наполовину человек. Эх, уверена, что ей вообще не приходится думать о своей внешности. Говорят, что полукровки живут по две или три сотни лет и не стареют большую часть своей жизни. Несправедливо, блин…
В её голосе послышалась искренняя зависть. Такая, какой одна девушка может завидовать другой из-за того, чего никогда не сможет получить сама.
Под завораживающее пение мы прошли к столику Марины и сели. Подошедший официант быстро принял заказ, предупредив, что из-за наплыва клиентов его могут готовить дольше, но я только махнул рукой. Есть всё равно не хотел, а вот выпить бокал холодного тёмного пива совсем не против.
В итоге вечер вышел отличный. Мы сидели с Мариной, болтая о работе и прочем, наслаждаясь музыкой и пением этой удивительной аристократки. При этом я не мог не отметить, как благосклонно моя спутница отреагировала на то, что куда больше смотрел и слушал её, чем звезду на сцене. На альфарку я обратил внимание лишь раз, попытавшись прочитать эмоции, но натолкнулся на глухую стену, как и в случае с её сородичем в аукционном доме.
— Так что? Есть у вас успехи?
— Пока особо никаких. — Я сделал глоток из своего бокала.
— А что сестра Димитрова? Вы же вроде пытались с ней встретится и…
— Глухо, Марин. Совсем. Она просто отказывается с нами общаться. А заставить её, к сожалению, мы не можем.
К несчастью, разговор, на который мы так надеялись, не состоялся. Пока я ездил к Распутину, Лазарев пытался связаться с Елизаветой Димитровой. В конце концов, именно она затребовала эксгумацию тела своего брата. Ведь если бы не это, то и о факте отравления никто не узнал бы! Ведь как было бы в «плохом кино». Злая сестра отравила брата, но перемудрила с ядом, и при первичном осмотре никто этого не заметил.
Тогда она использовала тот факт, что их отец был знаком с Распутиным, и попросила уже его. И всё. Яд есть. Факт убийства налицо. Обвинение вроде как железное. Да и повод есть. Если вина Изабеллы будет доказана, то её лишат титула. В наследство она уже вступила, но, пока не будет окончательно доказана её вина, титула останется при ней.
Теория была стройная, и разговор с ней мог бы прояснить хотя бы часть вопросов… ага. Хрен там. Елизавета просто отказалась говорить с Лазаревым. По его словам, Роман встретил озлобленную, горюющую о смерти близкого человека женщину, абсолютно не желающую разговаривать с теми, кто защищает убийцу её брата. И она была в своём праве. Во внесудебном порядке заставить её говорить с нами мы не могли.
Примерно это я и рассказал Марине.
— Всё равно, — нахмурилась она. — Странно это выглядит. Если именно она попросила о повторном обследовании…
— В том-то и дело, Марин, что, похоже, она не своим умом до этого дошла. Единственное, чего добился от неё Лазарев, это ответа на вопрос, почему она потребовала вскрытия.
— И?
— По её словам, она была пару недель назад на приёме у Браницкого, а там у неё состоялся разговор с Гавриловым…
— Погоди. — Услышав знакомую фамилию, Марина задумалась. — Это часов не барон Гаврилов, который нынешний начальник УВД?
— Он самый. Он-то ей и насоветовал. Сказал, что раз уж она так уверена, то, возможно, стоит провести повторное вскрытие и доверить эту работу действительно хорошему специалисту.
— Это она вам так сказала. А выдумать можно было что угодно…
— К сожалению, это не выдумка, — возразил я, — Лазарев позвонил ему, и Гаврилов всё подтвердил. И факт встречи, и разговор. Практически слово в слово. Сказал, что на его взгляд это самое логичное действие. Вот он его и посоветовал.
— То есть у вас пока глухо?
— Вроде того.
Я приложился к бокалу с пивом. Короткий перерыв закончился, и Армфельт выступила с ещё одной песней. Я даже слов не слушал. Кажется, что с таким голосом она могла вообще любую ерунду нести, настолько завораживающе и красиво было её пение.
— Новых дел пока нет? — спросил я у Марины, когда выступление певицы закончилось бурными аплодисментами, от которых, кажется, даже потолок ресторана задрожал. Люди рукоплескали девушке, требуя от неё очередное, уже пятое по счёту, выступление на бис. Кто-то даже бросал на небольшую сцену букеты цветов, преимущественно красных и голубых роз.
— Нет. То есть будет, но только на следующей неделе. Как раз начало августа, а их в первую неделю месяца и раздают. Кстати, совсем забыла. Хотела вас поздравить.
— Это с чем же?
— Видела статью в «Вестнике». Чтобы опровержение вышло в тот же день, что и их материал на первой странице… видать, чем-то вы их очень страшно напугали.
Я не удержался от смешка, когда вспомнил лицо того парня в редакции.
— Ещё как.
— Слушай, Саша, я, конечно, ни на что не намекаю, но… — Марина помялась немного, а затем выдала. — А что, если она и правда это сделала?
— Она никого не травила, — отрезал я, а мысленно в очередной раз проклял Розена и эту дурацкую подставу со статьей. Вот именно такой реакции, какую сейчас выдала Марина, видимо, прочитавшая ее, я и хотел избежать. — И вообще! Ты должна быть на моей стороне!
— Эй, вот только не надо тут, — сразу же надулась она. — Это, вообще-то, ты меня одну в отделе оставил. Ты хоть представляешь, сколько мне людей за консультацией по поводу нашего дела со Штайнбергом звонило⁈
Тут уж я не смог сдержать смеха. От Марины я знал, что он все же уволил Оливию. Зря. Может быть, в таком случае так бы не подставился.
Меня внезапно осенило.
— Слушай, а ты со Штайнбергом с тех пор не встречалась? — спросил я.
— Нет, а что?
В ответ я пересказал ей сегодняшнюю… ну то есть уже вчерашнюю встречу.
— Странно… Нет. Даже с ним даже по телефону не говорила. Он чё, прямо лично к тебе приехал?
— Ага. Только понять не могу зачем. Нет, понятно, что хотел позубоскалить. Только по какой причине?
Марина лишь пожала плечами и отпила из своего бокала, а я не мог перестать об этом думать. Это гадёныш явно собирался насрать мне под дверь. Но как?
— Ну, в любом случае, желаю вам удачи. Надеюсь, что вы это дело выиграете, — пожелала она мне, чем вызвала приступ смеха. — Ты чего?
— Да так, вспомнил старого друга. Он всегда говорил, что выиграть процесс не главное. Главное — его не проиграть.
Услышав эту фразу, Маринка заулыбалась.
— Ага. Мой папа говорил что-то вроде этого.
— Он был адвокатом? — удивился я.
— Ага. Государственным юристом, — с улыбкой произнесла она. — Папка был идеалистом. У него даже любимая присказка была. Всегда шутил, что, мол, жюри присяжных — это сборище людей, которые пришли в суд не для того, чтобы отыскать правду, а для того, чтобы выбрать у какой стороны лучше адвокат.
Я задумался. Для людей, понимающих в адвокатском деле, это была истинная правда. Потому что порой обвиняемый может даже слова не сказать в свою защиту. Всё работу делал именно адвокат. И именно его старания и будут оценивать присяжные…
Пораженный этой мыслью, я не донёс до рта бокал с пивом. Неожиданно причина, по которой Штайнберг приехал ко мне, стала настолько очевидной, что меня будто током ударило.
«Curia parium».
Суд равных.
Твою мать… идиот! Как я мог об этом забыть⁈
Резко достал телефон, собираясь позвонить Лазареву, но тихо выругался. Связь здесь ловила паршиво.
— Мне надо выйти позвонить, — сказал Марине, поднимаясь из-за стола.
— Что случилось?
— До меня дошло, зачем приезжал Штайнберг.
— Пошли, я с тобой выйду. Покурить хочу.
Мы поднялись и стали протискиваться через толпу к выходу. Несмотря на то что выступление уже закончилось, людей внутри всё равно было полным-полно. Маринка протискивалась предо мной, так что я успел заметить, как один из парней у барной стойки, мимо которой мы шли, протянул руку и схватил её за задницу. И, видать, сделал это с такой силой, что Скворцова аж дёрнулась от боли.
— Эй⁈ Ты совсем охренел⁈ — вспыхнула она.
— А чё ты возникаешь, соска? — захохотал молодой парень вместе с сидящим на барном табурете другом. — Лучше иди к нам. Обещаю, через час ты будешь кричать совсем по-другому…
Он был дорого одет. Слишком дорого. Но об этом я подумал уже с большим опозданием. Уж не знаю, что меня дернуло. Небольшой градус от выпитого? То, что оскорбили мою подругу? Или бурлящий после тренировки тестостерон? А может быть всё вместе, плюс тот факт, что кто-то посмел тронуть девушку, которую я в определённом смысле считал своей.
А трогать своё я никому не позволяю!
Все эти мысли пронеслись в голове со скоростью молнии. Но всё равно медленнее, чем врезавшийся в рыло этого мудака кулак. Это произошло так быстро, что никто вокруг даже понять толком не успел, что именно произошло. Пацан захлебнулся собственным смехом и повалился на стойку. Его дружок тут же попытался вскочить со стула и броситься ко мне, но в переполненном ресторане, особенно когда вокруг тебя со всех сторон куча народа, сделать это не так-то и просто.
Да и я оказался быстрее. Пинком выбил из-под него стул, отчего мой противник с глупым выражением на лице провалился вниз, под стойку. И тут же получил коленом в лицо, приложившись затылком о твердую стенку барной стойки.
— Саша⁈ Ты что…
— Пошли, — перебил я Марину и, схватив её за руку, потащил через охреневшую вокруг нас толпу. Попутно посмотрел на телефон в другой руке.
Связь появилась в тот момент, когда мы выбрались на улицу. Не теряя времени, я тут же набрал Лазарева, мысленно готовясь к тому, чтобы услышать его ворчание в трубке.
К моему удивлению, голос оказался бодр и весел.
— Что случилось?
— Я знаю, почему Штайнберг приезжал ко мне, — без предисловий сказал ему. — Суд равных! Он…
— Твою мать, — выругался Лазарев, едва только понял, что именно я имел в виду.
— Что будем делать? — сразу же спросил я.
— Ты тут ничего не сделаешь, — отрезал он.
— Тогда…
— Завтра приезжай с утра в офис. И запомни, Рахманов, — жёстко сказал Лазарев, — есть два типа юристов: те, кто знают законы, и те, кто знают судью.
Пффф… я закатил глаза. То же мне, открыл истину. Будто я и сам этого не знал. Только вот, в отличие от меня прошлого, тут у меня связей нет.
А вот у Лазарева они отличные.
— Саша!
Раздавшийся у меня за спиной вопль Марины всего на пару мгновений опередил попавшую мне в голову стеклянную бутылку.
