Глава 19

Говорят, что тяжело смотреть на губы девушки, которую ты не можешь поцеловать.

Нет. Нифига! Гораздо тяжелее не знать, кому именно принадлежит лицо, которое не можешь разбить!

Я сидел в машине, перечитывал статью «Столичного вестника» и кипел. Кипел, как грёбаный чайник, у которого вот-вот сорвёт крышку. И больше всего меня бесило то, кого именно подставляли в этой статье. Меня. Тут даже к бабке не ходи, и так понятно, что именно произошло…

Телефон в моём кармане неожиданно зазвонил. Ладно, какое там неожиданно. Глянув на дисплей, я вздохнул. Ждал этого звонка. Странно было бы думать о том, что он об этом не узнает.

— Ты хоть знаешь, что я с тобой сделаю? — рявкнул в динамике разъярённый голос Лазарева, едва я только ответил на звонок. — Заработать решил⁈ Я тебя закопаю, Рахманов! Ты похоронил для нас любую возможность защитить Изабеллу!

Мда-а-а-а… опять-таки, настолько опытный человек, как он сразу же понял, чем нам это грозит. Сука, не люблю оправдываться, но тут просто выхода нет.

— Я этого не делал, — коротко произнёс.

— Не неси чушь! Я читал заметку! Над этим делом сейчас работаем только мы с тобой! И что? Продался за подачку от этой жёлтой газетёнки⁈ Я…

Дослушивать, что именно он собирался сказать, я не стал. Просто повесил трубку. Грубо. Невежливо. Плевать. Сейчас толку от разговора по телефону не будет. Он на эмоциях. И, похоже, я теперь понимал почему.

И нет. Дело не только в том, что эта сраная статья практически похоронила наше дело. Теперь любые присяжные, которые станут рассматривать это дело, будут с большой вероятностью заведомо враждебно настроены против Изабеллы. Как бы мне ни хотелось ругаться, но тот, кто писал эту поганую статейку сделал своё дело на отлично. Урод. Она давит на эмоции. Обсасывает случившееся исключительно с позиции «молодой благородный барон и его мерзкая алчная жена-простолюдинка». И ведь отличная позиция. Удобная для простого обывателя. Им легко будет поверить, что Изабелла пошла на такое. Так в случае открытого суда ещё и слова прислуги и сестры Анатолия могут… хотя нет, какое там. Они обязательно поспособствуют этому.

Ладно. Будем стараться решать проблемы по одной. Первая и самая важная — сделать так, чтобы меня сейчас не уволили.

Машина остановилась перед зданием фирмы почти через три с половиной часа после звонка. Лазарев попытался позвонить мне ещё один раз. Я, разумеется, его проигнорировал. Другие дела имелись. Пришлось заехать в пару мест, чтобы подтвердить то, о чём я и так уже догадывался. Но это поможет. Быстро выбрался наружу, зашёл в холл высотки и поднялся сразу на шестьдесят седьмой этаж.

Лазарев сидел у себя в кабинете, разговаривая с кем-то по телефону. Он увидел меня ещё на подходе, пока я шёл по коридору, сказал пару слов в телефон и отложил его в сторону.

— Ты уволен, — первое, что я услышал, едва только зашёл в его кабинет.

Впрочем, это было ожидаемо. Лазарев в бешенстве. По глазам видел.

— Ты торопишься, — бросил я ему. — Я к этой статье не имею никакого отношения.

— Да что ты говоришь⁈

— Да! Или что? Я, по-твоему, настолько тупой, что позволил бы им оставить такой жирный намёк на то, что сам это сделал?

— «Вестник» — это кучка жадных до горячего материала шакалов, готовых схватиться за любую историю, если она поднимет им рейтинг. А их читатели — толпа идиотов, готовых это дерьмо сожрать и радоваться!

Ну так-то спорные слова для издания, считающегося одним из самых популярных в Империи, мельком подумал я. Его как минимум читала треть страны. Эх, Рома, лезет наружу врождённое чувство превосходства? Хотя какое мне дело.

— Успокойся, пожалуйста, и подумай над тем, зачем мне это. Ради разовой подачки? То есть, по-твоему, я променял бы шанс, который ты мне дал, на то, чтобы разок заработать на подобном дерьме?

— Да откуда мне вообще знать, что у тебя в голове⁈ — полетел в меня ответ.

— Хотя бы с того, что я помогу тебе закопать показания этой служанки. И ещё, Распутин участвовал в этом деле по чьей-то просьбе.

О! Вот сейчас его проняло. Лазарев нахмурился, задумался и посмотрел на меня по-новому.

— Объясни.

— Когда мы говорили с ним, он произнес одну фразу, — начал пояснять я. — Он сказал, что, цитирую, «сделал то, что от меня требовалось». Сначала я не понял, в чём именно дело. Но потом до меня дошло.

— И? — не сразу понял Лазарев. — При чём тут вообще это?

— А ты сам подумай, — подтолкнул я его в правильном направлении. — Распутины — один из самых старых благородных родов. Они целители. Помогать другим у них чуть ли в подкорку не зашито. Они делают это, потому…

— Потому, что это их долг, — договорил за меня Лазарев, и я кивнул.

— Верно. То есть он сказал бы, что «должен был сделать это». А вместо этого «сделал то, что от него требовалось». То есть…

— То есть его кто-то об этом попросил.

— Верно.

— Слишком притянуто, — покачал он головой.

Эх, приятно, что он перестал психовать и вернулся в рабочую колею. А вот то, что он начал воспринимать это дело как личное, уже не так хорошо. Что-то их с Изабеллой связывало. Только вот что именно, я не знал. Не знал, но догадывался.

— Согласен, но это уже кое-что. Плюс я специально уточнил у Распутина. Он подтвердил мне, что является единственным, кто мог определить наличие яда…

— Нет, — перебил меня Лазарев. — Если ты хочешь поставить под сомнения его слова…

— Да не собираюсь я этого делать, — закатил глаза. — С его-то репутацией? Серьёзно? Любая моя попытка моментально запнётся. Нет. Но ты сам не можешь не признать, что всё это выглядит очень и очень удобно. И ещё кое-что. Юлия в разговоре призналась, что любила барона.

— Служанка, которая давала показания против Изабеллы?

— Она самая.

Лазарев задумчиво посмотрел в потолок своего кабинета. Видел, что он раздумывает над происходящим. Так что решил добавить.

— Если мы спросим её в суде под присягой об этом, то она будет вынуждена сказать правду. А после…

— А после зададим вопрос о том, видела ли она, как Изабелла лично добавила яд в вино, — моментально закончил мою мысль Лазарев. — А она не видела.

— Нет. Не видела, — подтвердил я.

— Отлично. И таким образом можно будет вывести на личную неприязнь уже к самой Изабелле, — продолжил рассуждать Лазарев. — На перекрестном допросе мы её закопаем. Это уже кое-что.

Я сдержался, чтобы не поморщиться. Вот покоробило меня, что он расценивал живого человека как банальное препятствие. С другой стороны, а в чём он не прав? Сердобольство в нашей профессии не в почёте. Да и вообще… уж кому-кому, а не мне переживать о подобном. Сколько подобных Юлии людей я довёл до убитого морального состояния просто для того, чтобы они сказали в зале суда то, что мне было нужно.

И всё-таки я старался никогда не забывать о том, что по ту сторону свидетельской трибуны тоже сидят люди.

— Это ещё не всё, — продолжил я. Открыл сумку, достал пару листов бумаги и положил их на стол.

— Что это?

— Это письменные показания остальной прислуги в доме, которая находилась там в тот вечер. Бутылку из-под вина выбросили с остальным мусором вечером того же дня.

— Прошло почти три с половиной недели, — медленно проговорил Лазарев. — Найти её невозможно.

— А это значит, что невозможно опровергнуть версию, что яд был именно в ней, а не добавлен уже после, в бокал, — добавил я, на что Лазарев лишь вздохнул.

— Хорошая теория, но подтвердить мы её не сможем.

— Но и опровергнуть её тоже не удастся. По крайней мере, это уже хоть что-то.

— Ты этим занимался эти три часа?

— Зависит от того, уволен ли я, — пожал плечами.

Он посмотрел на меня долгим взглядом, а затем махнул рукой.

— Ладно. Живи пока. Но с этой странной статьёй нужно разобраться. И сделать это как можно скорее.

— Да. Я сам это сделаю, — заверил его.

Ещё бы я поступил по-другому! Меня не просто полили грязью, но ещё попытались попутно подставить! Такое я прощать не собирался.

Тем более что у меня имелись кое-какие мысли на этот счёт. Надо было подготовить несколько бумаг…

Центральный офис новостного агентства «Столичный Вестник» располагался на набережной в самом центре Санкт-Петербурга и занимал целое пятиэтажное здание. Можно было со всей ответственностью сказать, что именно это место являлось сердцем всей газеты, хотя так её уже никто и не называл.

За последние двадцать лет «Вестник» сильно изменился. Распространение интернета и мобильных устройств среди людей получило столь повальный характер, что обычные печатные газеты практически пропали из обихода среди людей. Нет, конечно же, ещё оставались ретрограды, каждый день стабильно покупающие бумажные версии нынешних изданий, но таких мало. На сегодняшний день среди них осталось лишь одно, с репутацией и известностью которого сравниться не мог никто.

«Ius dignitatis». «Право на достоинство». Единственное ежедневное издание, выпускающееся аристократами и для аристократов. Это были их новости, и получить подписку на это издание могли лишь благородные, что делало его в глазах простых людей чем-то выдающимся.

Пётр Лафин же считал иначе. Этот расфуфыренный и распиаренный таблоид практически ничем не отличался от «Вестника». Точно такие же статьи, сплетни, рассказы об интригах, «горячие материалы» и сводки о жизни высшего света. Да что там, если верить отчётам отдела статистики, то аудитория «Вестника» превосходила его на порядки. Повод для гордости…

…ровно до тех пор, пока не вспомнишь о соотношении количества аристократов и обычных людей. Там да. Уже был повод задуматься.

И что бы ни думал Пётр, попасть в это издание было его заветной мечтой.

Более того, он был уверен, что сможет делать свою работу не хуже, чем в «Вестнике». Возможно, даже лучше. Работа там была золотым билетом для любого репортера. Тех, кто успел поработать в «Ius dignitatis» и получил хорошие рекомендации, любой редактор оторвет с руками! И по большей части ему будет наплевать, насколько высокий у него уровень. Главное, что имя журналиста будет на слуху. По какой-то причине даже обычные люди относились к работникам этого издательства так, словно они были какими-то неподкупными, идеальными и честными репортёрами, всегда стремящимися рассказать только «правдивую правду правды» и ничего больше.

Эх, приятно, наверное, жить в мире розовых пони. Пётр же себя к подобным людям не относил. За шесть лет работы в «Вестнике» с момента окончания журфака он дорос до заместителя начальника отдела «благородных дрязг», как называли его между собой работники «Вестника». Освещал скандалы и новости из мира аристократов, так что очень хорошо знал, куда стоит смотреть, чтобы заметить то, что другие пропустят. Вот здесь события немного приукрашены. Вот тут поданы с определенной точки зрения. А здесь выводы, сделанные в статье, наталкивают читателя на определённую мысль, которая зацепит его и заставит ждать продолжения. Ведь продолжение «сенсационного материала» выйдет уже завтра!

Так делалась их работа. И Пётр хорошо умел её выполнять. А вот чего он не умел, так это пить. Вот совсем не умел.

Однажды, познакомившись с весёлой компанией он завалился в один из дорогих баров в центре города. Лафин тогда так напился, что едва не устроил скандал с группой отдыхающих в том баре молодых аристократов. Нет, конечно же, он не идиот. Он и понятия не имел о том, кто они такие. Ничего ему не говорило об их «высоком положении». Просто двое парней и две девушки пришли отдохнуть «инкогнито». По какой-то идиотской причине подобное развлечение популярно у благородной столичной молодёжи. Мол, так они чувствуют себя свободными!

Идиоты! Как при всё их богатстве и власти они вообще могут хоть как-то жаловаться на жизнь? Пётр, несмотря на довольно хорошую карьеру, по-прежнему жил в съёмной квартире и копил себе на машину.

Но сейчас это не важно.

Важно то, что в тот вечер, изрядно перебрав с алкоголем, он позволил себе высказать несколько оскорбительных слов в сторону тех, с кем ему не стоило даже по одной улице ходить. Возможный скандал грозил ему потерей работы. Уж начальник его отдела точно не стал бы рисковать своей шкурой, если бы папаши этих аристократических щенков начали предъявлять ему претензии. Его бы просто и без затей попросили выйти и закрыть за собой дверь. С той стороны.

И так бы оно и случилось, если бы одним из этих самых благородных щенков не оказался младший сын барона Розена. Он-то и спас Петра от гнева остальных своих знакомых и их родственников.

И с тех пор Пётр был ему должен. О чём, разумеется, Евгений не забывал ему напоминать. И вот сейчас пришла пора вернуть должок.

Он взял тот материал, что ему предложили. И сделал статью. А уж слухи о том, что эту самую баронессу вчера вечером арестовали уже по полноценному обвинению в убийстве, только повысил градус! Опять-таки, если верить отчётам отдела аналитики, то за прошедшие двенадцать часов это был самый «горячий» материал на сайте за сегодняшний день. Так ещё и приток новых пользователей подрос благодаря этому, а это начальство просто обожает. Настолько, что всего полчаса назад его редактор потребовал от Лафина продолжать раскручивать эту историю как можно скорее.

Он как раз продумывал план на ближайшую пару статей, когда дверь его кабинета открылась. Не спросив разрешения, вошедший молодой, лет девятнадцати-двадцати темноволосый парень с короткой стрижкой прошёл и по-хозяйски уселся в кресло прямо напротив Петра.

Столь наглое поведение настолько сильно поразило, что Лафин даже не сразу нашёлся, что сказать. Уж больно вызывающе повёл себя незнакомец.

— Э-э-э… а вы кто? — наконец вспомнил он, что, вообще-то, стоит хоть что-то спросить. Потому что его гость не торопился заводить разговор и просто смотрел на него. Одетый в дорогой деловой костюм, он выглядел как минимум странно.

Так ещё и смотрел на него так, что Петру стало не по себе.

— Я тот, кто, по вашим словам, дал вам вот это, — сказал незнакомец, положив на стол телефон с разблокированным экраном и открытой статьёй, над которой Пётр работал всю ночь, чтобы успеть выпустить её к утреннему прайм-тайму. Самому прибыльному по пользователям моменту времени в ранние часы, когда народ ехал на работу и читал свежие новости в поисках ярких заголовках.

Но все эти мысли пролетели в голове репортёра за какое-то мгновение.

— Не понимаю, о чём вы, — ляпнул Пётр первое, что пришло ему в голову. — Кто вас сюда пустил…

— А это тебя вообще волновать не должно, — холодно произнёс незнакомец. — А вот что должно.

Он достал из внутреннего кармана дорогого пиджака сложенный лист бумаги и, протянув руку, бросил его на стол перед Петром. На бумаге имелся отпечатанный текст и стояло несколько подписей, в том числе и гербовая печать, очень похожая на те, что ставили аристократы.

— Это исковое требование по делу о злонамеренной клевете от моей клиентки, баронессы Изабеллы Димитровой, защите её чести, достоинства и репутации.

Услышав это, Пётр едва не рассмеялся от облегчения. Да, поначалу он испугался, но Розен заранее предупредил его, что всё в порядке и над этим делом работает больше двадцати человек. А в статье ни слова не говорилось о конкретном человеке. Лишь намёк. Так что Пётр не переживал на этот счёт.

— Иск от обвиняемой? — с улыбкой спросил он, немного расслабившись. — И с чего я должен переживать по этому поводу? Она убила человека. В статье указана правда и…

— Решение суда?

— Что?

Заданный вопрос сбил его с толку.

— Я сказал, есть ли у вас решение суда по этому делу, где прямо подтверждается обвинение? — повторил парень, не сводя с него взгляда.

— Её арестовали, — попытался оправдаться Пётр. — И обвинение уже…

— Обвинение, — резко перебил его парень, — всего лишь предположение. Ничего больше. Пока не вынесен приговор, оно не значит ничего. У моей клиентки есть законное право на защиту своего достоинства от таких шакалов, как ты и твоя поганая газетёнка. И она это сделает с нашей помощью. Ах да. Ещё кое-что.

Парень достал из кармана второй листок и положил его в дополнение к первому.

— А это уже иск за клевету от меня лично.

— А кто сказал, что в этой статье о вас есть хоть слово? — с вызовом попробовал отвертелся Лафин, но холодный взгляд едва не заставил его проглотить последние слова.

— Потому что над этим делом работают всего два человека. Я и сын его сиятельства графа Лазарева. И если вы не имели в виду лично меня, то Роман Павлович готов подать такой же иск. Как думаете, при возможностях нашей фирмы и его знатном происхождении какие будут у вас шансы?

Пётр нервно сглотнул. Потому что понимал: шансов у него будет немного. Одного взгляда на бумагу было достаточно, чтобы понять: они пришли к нему лично, а не к «Вестнику». И в исках стояла именно его фамилия как написавшего статью. А значит, это будет его проблема. Руководство издания не станет ставить себя под удар ради одного-единственного репортёра…

— Чего вы хотите? — сипло спросил он.

— Вы удалите статью и выпустите опровержение, в котором очень хорошо распишете, что допустили ошибку и поторопились с выводами, — жёстко произнес парень. — И я рекомендую приложить максимальное количество усилий, чтобы донести до своих читателей мысль, что Изабелла Димитрова невиновна до тех пор, пока её вина не будет доказана судом.

— Редактор не даст мне сделать это! Мы…

— Да мне плевать, — пожал плечами этот парень. — Ты это сделаешь. В противном случае я тебя похороню. Ты одни только судебные издержки будешь выплачивать до конца своих дней. Уж я об этом позабочусь. И ещё. Мне нужно имя того, кто слил тебе эту информацию.

— Нет! — встрепенулся Пётр. — Я не стану раскрывать…

— Он из нашей фирмы? — перебив его задал вопрос незнакомец, пристально рассматривая его.

— Нет, с чего вы…

— «Лазарев и Райновский»?

— Я не буду отвечать на ваши…

— Значит, из фирмы. Простолюдин?

— Да не буду я ничего говорить!

— Значит, нет. Аристократ. Адвокат или… понятно, значит, не он, — сделал вывод по непонятным причинам этот парень, пока Пётр обливался под рубашкой холодным потом.

Он читал его словно открытую книгу.

— Это был кто-то из младших помощников, так? Евгений Розен? Понятно.

Пётр немой рыбой смотрел на этого парня и не знал, что сказать в ответ. Не прошло и полминуты, как он каким-то неведомым образом узнал правильный ответ. Но как⁈

Видимо, получив то, что собирался, парень поднялся из кресла и пошёл к выходу. Но, не дойдя до двери всего пару шагов, обернулся и посмотрел на него таким взглядом, что Пётр вжался в кресло.

— У тебя есть три часа, чтобы выпустить опровержение. Не сделаешь этого — и следующее, что ты получишь, будет повестка в суд. Хорошего дня.