Апостол [Павел] заповедует нам, что должно плакать с плачущими (Рим. 12,15). И пиша к галатам, он плакал о врагах креста Христова. И нужно ли говорить, что Иеремия плакал, что Иезекииль, по повелению Божию, писал плач князей (Иез. 19,1), и что многие святые предавались плачу? Горе мне, мать моя, что ты родила меня (Иер. 15, 10). И: не стало милосердых на земле, нет правдивых между людьми… Горе мне! ибо со мною теперь – как по собрании летних плодов (Мих. 7, 2, 1). И вообще, исследуй гласы праведных, и если только найдешь, что кто-нибудь из них издает плачевный глас, то убедишься, что все они оплакивают мир сей и эту бедственную в нем жизнь. Горе мне, что жизнь моя в переселении продолжительна (Пс. 119, 5); ибо желание имеет разрешиться и быть со Христом (Флп. 1,23); потому огорчается продолжительностью этого переселения как препятствием к радости. Давид же и в песнях оставил нам плач о друге Ионафане, в котором оплакивал вместе и врага своего. Скорблю о тебе, брат мой Ионафан!.. и: дочери Израильские, плачьте о Сауле! (2 Цар. 1, 26, 24). Саула оплакивает как умершего во грехе, а Ионафана как человека, который во всю жизнь был с ним в тесной дружбе. И нужно ли говорить о чем другом? Сам Господь плакал о Лазаре (см. Ин. и, 35), плакал и об Иерусалиме (см.: Лк. 19,41), и ублажает скорбящих (см. Мф. 5, 4) и в другом месте – плачущих (см. Лк. 6,21).
Говорят: «Как согласить это со словами: всегда радуйтесь (1 Фес. 5, 16)? Ибо слезы и радость происходят не из тех же причин. Слезы, обыкновенно, рождаются от неожиданного впечатления, которое, подобно удару, поражает и приводит в уныние душу, стесняя дыхание в предсердии; а радость есть как бы скакание души, восхищающейся тем, что дела согласны с ее желанием. От этого и перемены в теле бывают различные. У скорбящих тело бледно, синевато, холодно; а у веселых состояние тела цветущее, вид румяный, душа едва не скачет и не рвется наружу от удовольствия».
На это скажем, что плач и слезы у святых бывали от любви к Богу. Взирая всегда на Возлюбленного и возращая в себе почерпаемое там веселье, они имели попечение о судьбе подобных им рабов, оплакивая согрешающих, исправляя их слезами. Но как стоящие на берегу, сострадая об утопающих на море, попечением о бедствующих не утрачивают собственной безопасности, так оплакивающие грехи ближних не уничтожают тем своего веселья, а напротив, еще более его увеличивают, за слезы о брате удостаиваясь радости от Господа. Поэтому блаженны плачущие и блаженны скорбящие, ибо они утешатся и воссмеются (см.: Мф. 5,4; Лк. 6,21). Смехом же называет не шум, выходящий из щек при воскипении крови, но веселость, не растворенную и не смешанную ни с чем печальным. Поэтому апостол дозволяет плакать с плачущими; потому что эти слезы бывают как бы семенем и залогом вечной радости. Востеки мыслью и созерцай ангельское состояние. Прилично ли им другое состояние, кроме состояния радости и благодушия, потому что они удостоены предстоять Богу и наслаждаться неизреченной красотой славы Создавшего нас? К этой-то жизни побуждая нас, апостол заповедал нам всегда радоваться (1).
Ни женщинам, ни мужчинам не дозволяется много сетовать и плакать, но можно опечалиться несколько во время скорби и лить немного слез, впрочем, тихо, без рыданий и воплей, не раздирая на себе одежды, не посыпая себя пеплом, без всяких других, подобных этим неблагопристойностей, допускаемых людьми, которые не имеют понятия о приличиях. Ибо тому, кто очищен Божественным учением, должно оградиться правым словом, как твердой стеной, мужественно и с силой отражать от себя устремления подобных страстей и не допускать, чтобы полчище страстей наводнило уступчивую и податливую душу как бы некое низменное место. Душе слабой и нимало не укрепляемой упованием на Бога свойственно чрезмерно надрываться и падать под тяжестью скорби. Как черви всего чаще заводятся в деревьях менее твердых, так скорби зарождаются в людях более изнеженного нрава (1).
Придуманное в пищу и питье нам и все, что надменное богатство изобрело сверх нужды в угождение неблагодарному и ничего в себе не удерживающему чреву, делается ли когда нашей собственностью, хотя бы чрево непрестанно было наполняемо? После того как на время доставит это вкусу некоторое малое удовольствие, вскоре чувствуем мы неприязнь, как от чего-то обременительного и излишнего, и стараемся скорее извергнуть его вон, как подвергающиеся величайшей опасности потерять жизнь, если оно долго пробудет в нашей внутренности. И действительно, пресыщение многим причиняло смерть и делало так, что ничем уже не могли наслаждаться они (1).
Вечером водворится плач, а утром – радость (Пс. 29, 6). Вспомни время страдания Господня, и найдешь значение этих слов. Вечером водворялся плач у учеников Господних, когда видели Его висящим на кресте; а наутро радость, когда по воскресении бежали, с радостью друг другу благовествуя, что видели Господа.
Или может быть, и вообще вечером называется век сей, в котором блаженно плачущие утешатся при наступлении утра. Блаженны плачущие, ибо они утешатся (Мф. 5, 4). Блаженны плачущие ныне, ибо воссмеетесь (Лк. 6, 20). Поэтому, кто дни века сего, уже заканчивающегося к своему западу, проводит в оплакивании своих грехов, тот возрадуется при наступлении истинного утра; ибо сеющие со слезами пожнут с радостию (Пс. 125, 5), очевидно, в будущем веке (2).