Общение (Общество)

Скрывай себя от людей суетных, обнаруживай же себя всего чаще пред Богом. Сколько от тебя зависит, уклоняйся от всякого выхода в общество, избегая рассеянности сердца (5).

* * *

То общение жизни называю совершеннейшим, из которого исключена собственность имущества, изгнана противоположность расположений, в котором с корнем истреблены всякое смятение, споры и ссоры, все же общее, и души, и расположения, и телесные силы, и что нужно к питанию тела и на служение ему, в котором один общий Бог, одна общая купля благочестия, общее спасение, общие подвиги, общие труды, общие венцы, в котором многие составляют одного и каждый не один, но в ряду многих (5).

* * *

Поскольку апостол велел удаляться от всякого брата, поступающего бесчинно, а не по преданию, которое приняли от нас (2 Фес. 3, 6.), то вообще всякое общение: и умом, и словом, и делом, – с чем бы то ни было запрещенным всякому вредно и опасно. Но тем более надо остерегаться этого жившим прежде во грехах, во-первых, потому, что душа, имевшая привычку ко греху, по большей части бывает поползновеннее к нему, а потом, как при попечении о больных телом строго наблюдается, чтобы удалять от них нередко и то, что полезно здоровым, так и в рассуждении болезнующих душой потребно еще больше осторожности и попечительности. А сколько вреда от общения с предающимися греху, это изображает тот же апостол, говоря о подобном предмете: малая закваска квасит все тесто (1 Кор. 5, 6). Если же столько вреда от общения с погрешающими нравственно, что сказать о тех, которые злочестиво думают о Боге и которым после того, как однажды преданы за зловерие в страсти бесчестия, не попускает оно быть здравыми и во всем прочем, что видно из многих других мест, и из сказанного о некоторых в Послании к Римлянам так: И как они не заботились иметь Бога в разуме, то предал их Бог превратному уму делать непотребства, так что они исполнены всякой неправды, блуда, лукавства, корыстолюбия, злобы, исполнены зависти, убийства, распрей, обмана, злонравия, злоречивы, клеветники, богоненавистники, обидчики, самохвалы, горды, изобретательны на зло, непослушны родителям, безрассудны, вероломны, нелюбовны, непримиримы, немилостивы. Они знают праведный суд Божий, что делающие такие дела достойны смерти; однако не только их делают, но и делающих одобряют (Рим. 1,28–32) (5)?

Одежда

За вкушением [запретного плода] последовало не только преслушание заповеди, но и познание наготы. Ибо сказано: ели, и открылись глаза их, и узнали они, что наги (Быт. 3, 6–7). А наготы знать не надлежало, чтобы ум человека, придумывая себе одежды и защиты от наготы, не развлекался заботой о восполнении недостающего и чтобы вообще попечением о плоти не был он отвлекаем от внимательного устремления к Богу.

Но почему не устроено ему одежд тотчас по сотворении? Потому что не были приличны ни естественные, ни искусственные одежды. Одежды естественные свойственны бессловесным; таковы: перья, волосы и грубая кожа, способная защищать от холода и переносить зной. И в этом одно животное ни мало не преимуществует перед другим, потому что во всех природа одинакового достоинства. А человеку прилично было, по мере любви к Богу, получать отличные дарования благ. Упражнения же в искусствах произвели бы недосуг, чего наипаче надлежало избегать как вредного для человека. Посему и Господь, снова призывая нас к райской жизни, истребляет в душах наших заботу, говоря: не заботьтесь для души вашей, что вам есть… ни для тела вашего, во что одеться (Мф. 6, 25).

Поэтому не прилично было человеку иметь как естественные, так и искусственные покровы. Напротив, если бы показал свою доблесть, для него приуготовлены были иные покровы, которые бы, по Божией благодати, украсили человека и стали сиять на нем в виде светлых одежд, подобных ангельским, превосходящих пестроту цветов, светлость и лучезарность звезд. По этой-то причине человеку не вдруг даны одежды, потому что они назначались ему в награду добродетели, но злость диавола не дозволила человеку получить их (1).

* * *

Трудиться сверх нужды над волосами и одеждами, по выражению Диогена, свойственно или злосчастным, или обидчикам. Посему утверждаю, что быть и называться щеголем должны мы почитать столько же срамным делом, как и жить непотребно и злоумышлять на чужое брачное ложе. Ибо для имеющего ум какая разница – надеть ли на себя зрелищный наряд или носить одежду простолюдина, если только она достаточно защищает от холода и жара? Подобным образом и прочее надобно заготовлять себе, не превышая нужды, и не больше заботиться о теле, но сколько хорошо это для души. Мужу, поистине достойному этого именования, быть щеголем и занятым своей наружностью не менее укоризненно, как и рабски предаваться другой какой-либо страсти. Употреблять все старание на то, чтобы тело было как можно наряднее, свойственно человеку, который не познал сам себя и не понимает того мудрого правила, что не одно видимое составляет человека, а потребна некая высшая мудрость, посредством которой каждый из нас познает себя, каков он. А это имеющим неочищенный ум более невозможно, чем больному глазами смотреть на солнце (1).

* * *

Необходимы смиренномудрие, простота, во всем старание о малоценности и небольших издержках, чтобы телесные потребности менее представляли нам поводов к развлечению. К тем же целям надо стремиться и в рассуждении одежды. Ибо если нам прилично стараться быть последними между всеми, то, очевидно, и в этом для нас предпочтительнее всего быть последними. Как люди славолюбивые уловляют себе славу и облекающей их одеждой, домогаясь того, чтобы смотрели на них и величали их за дорогое платье, так, очевидно, тому, кто по смирению поставил жизнь свою на последней ступени, и в этом надо занять последнее между всеми место. Как коринфяне обвиняются при общей вечери за то, что своей роскошью унижают неимущих (1 Кор. 11, 22), так, конечно, и в общем и всеми видимом употреблении одежд убранство, какого нет у других, как бы срамит бедного через сравнение. Поскольку же апостол говорит: не высокомудрствуйте, но последуйте смиренным (Рим. 12,16), то пусть каждый спросит сам себя, кому уподобление приличнее для христиан – живущим ли в царских чертогах и в мягкие одежды облеченным или ангелу и проповеднику пришествия Господня, которого больший из рожденных женами не восставал (Мф. 11, И), – разумею Иоанна, сына Захариина, у которого была одежда из верблюжьего волоса (Мф. 3, 4). Да и древние святые скитались в милотях и козьих кожах (Евр. 11, 37).

А цель употребления показал апостол, сказав одним словом: имея пропитание и одежду, будем довольны тем (1 Тим. 6,8), ограничиваясь одним только покровением и не впадая в запрещенное

щегольство пестротой и в пестроте состоящим убранством, потому что это введено в жизнь позже тщетным старанием суетного искусства. Известно же и первое употребление одеяний, какое Бог дал возымевшим в том нужду. Ибо сказано: И сделал Господь Бог им одежды кожаные (Быт. 3, 21). Для прикрытия срамоты достаточно было такового употребления риз. Поскольку же привходит и другая цель – согревать себя одеждами, то необходимо, чтобы употребление приноровлено было к той и другой цели – закрывать нашу срамоту и служить предохранением от вредоносности воздуха (5).

* * *

Как есть некоторая особенность в одежде воина, а также своя в одежде и сановника, своя в одежде каждого звания, так что по одеянию всего чаще можно угадывать чин, так и у христианина есть своя особенность – это сохраняющая благоприличие и соответственность далее в одежде честность (χοσμιοτης), преданная апостолом, который то епископу предписывает быть «честным» (χοσμιος) (см. 1 Тим. 3,2), то повелевает женам быть в приличном одеянии (χοσμιος 2, 9), приличном, конечно, в рассуждении цели, свойственной христианину.

Тот лее, по-моему, закон и в рассулсдении обуви. Во всякое время надо избирать ту, которая неизысканна, скорее добывается и удовлетворяет цели употребления (5).

* * *

– Что значит предписанное апостолом приличное одеяние (1 Тим. 2, 9)?

– Употребление одежды, прилично приноровленное к собственной ее цели, приспособленное к требованиям времени, места, лица, нужды; потому что рассудок не допускает одних и тех же одеяний во время зимы и во время лета, и одинаковой одежды для работающего и для отдыхающего, для услуживающего и для принимающего услугу, для воина и для простолюдина, или для мужчины и для женщины (5).

* * *

Смиренному и сокрушенному образу мыслей приличны взор печальный и потупленный в землю, небрежность о наружности, волосы непричесанные, одежда немытая. Что плачущие делают с намерением, то у нас должно выказываться ненамеренно. Надо, чтобы хитон был собран на теле поясом, впрочем, подпояска лежала не выше чресл (это было бы женоподобно), и не так слабо стягивалась, чтобы хитон мог развеваться (это было бы изнеженно). Походка должна быть не медленная, которая бы изобличала душевное расслабление, и опять не скорая и торопливая, которая бы обнаруживала иступленные движения души. Цель одежды одна – служить для плоти покровом, достаточным зимой и летом. Но не гоняйся за приятностью в цвете, за тонкостью и мягкостью в отделке, ибо разбирать доброцветность одежды есть то же щегольство, каким заняты женщины, которые и щеки, и волосы у себя окрашивают в чужой цвет. Напротив, полезно, если хитон имеет столько толщины, что надевший его может согреться, не имея нужды в другом. Обувь должна быть по цене дешевая, но достаточно удовлетворяющая потребности (6).