Самым лучшим пределом и правилом воздержания пусть будет следующее: не стремиться ни к неге, ни к злостраданию плоти, но избегать неумеренности и в том, и в другом, чтобы плоть, утучнев, не мятежничала, а став болезненной, не лишилась сил к исполнению заповедей. Ибо равный вред душе в обоих случаях – и когда плоть не покорна и от избытка здоровья предается неистовым порывам, и когда от недугов изнурена, расслаблена и неподвижна, потому что душа при таком состоянии тела не имеет времени свободно возводить взоры горе, но по всей необходимости бывает занята ощущением боли и ослабевает, подавляемая злостраданием тела (5).
Часто и самым порочным делам предается иной в наказание за прежнее нечестие (4).
Ничто не богатее добродетельной нищеты. Петр нищ, но взял добычу со смерти. Иоанн нищ, но исправил ноги хромого. Филипп нищ, но в Сыне видел Отца (см. Ин. 14, 9). Матфей нищ, потому что оставил богатство вместе с хищением (см. Лк. 5, 27–28). Фома нищ, но отрыл некрадомое сокровище – ребро Владыки. Павел нищ, но стал наследником рая. Владыка нищ по плоти, потому что безмерно богат по Божеству (1).
Научись не приниматься за худые дела по причине нищеты и в самых тяжких злостраданиях не терять надежды и не сидеть в праздности и бездействии, но прибегай к Богу, Который, даруя столько ласточке, тем больше подаст тому, кто возопиет к Нему от всего сердца (2).
Не всегда нищета похвальна, а только когда она с евангельской целью принята произвольно. Ибо многие по достатку нищи, а по произволению весьма любостяжательны. Их бедность не спасает, а произволение осуждает. Потому блажен не тот, кто беден, но кто сокровищам мира предпочитает заповедь Христову. Таковых и Господь называет блаженными, говоря: блаженны нищие духом (Мф. 5, 3), – не бедные имуществом, но избравшие нищету от сердца. А что не от произвола, то и блаженным не делает. Поэтому всякая добродетель, а преимущественно перед всеми нищета, имеет отличительным признаком свободное произволение (2).
По слову Господню должно не обогащаться, но быть нищим: блаженны нищие духом, ибо ваше есть Царствие Божие… горе вам, богатые! ибо вы уже получили свое утешение (Лк. 6, 20,24) (4).
– Кто суть нищие духом (Мф. 5,3)?
– Поскольку Господь говорит в одном месте: слова, которые говорю Я вам, суть дух и жизнь (Ин. 6,63), в другом: Дух Святой… научит вас всему и напомнит вам все, что Я говорил вам (Ин. 14, 26); не от Себя говорить будет (Ин. 16,13): то нищие духом суть те, которые обнищали не по другой какой причине, но по учению Господа, сказавшего: пойди, продай имение твое и раздай нищим (Мф. 19. 21; Лк. 18, 22). Но если кто, прияв и как ни есть приключившуюся ему нищету, у правит собой по воле Божией, как Лазарь; то и этот не чужд блаженства (5).
– Если кто-либо, имея нрав мятежный и буйный, когда осуждают его за это, скажет, что Бог сотворил одних хорошими, а других худыми, то хорошо ли он говорит?
– Это мудрование давно осуждено как еретическое, потому что оно и хульно, и нечестиво, и душу делает поползновенной ко греху. Поэтому таковой или да исправится, или да будет изъят из среды (1 Кор. 5, 2), чтобы не случилось такого, что малая закваска квасит все тесто (1 Кор. 5, 6) (5).
Не дав еще обета строгой жизни, молено желающему, согласно с дозволением и законом, вступать в житейские связи, предаваться брачному союзу. Но кто произнес уже свой обет, тому надо соблюдать себя для Бога, как одно из священных приношений, чтобы, осквернив тело, посвященное Богу обетом, служением обыкновенной жизни, не подпасть суду за святотатство.
Говорю же это, имея в виду не один род страсти (как думают некоторые, поставляя подвиг девства только в хранении тела), но страстные расположения всякого рода, чтобы намеревающийся соблюдать себя для Бога не осквернил себя никаким мирским пристрастием. Гнева, зависти, памятозлобия, лжи, гордости, парения мыслей, разговоров не вовремя, лености в молитве, пожелания иметь, чего нет, нерадения о заповедях, нарядных одежд, украшений лица, собраний и бесед, противных приличию и ненужных, – всего этого столько нужно остерегаться посвятившему себя Богу обетом девства, что ему равно почти опасно как пребывать в грехе, от которого он отрекся, так и предаваться чему-либо одному из сказанного. Ибо все, делаемое по страсти, вредит некоторым образом душевной чистоте и препятствует божественной жизни. Поэтому отрекшийся от мира должен то иметь в виду, чтобы себя, Божий сосуд, не осквернять никаким страстным употреблением.
Особенно же надобно ему рассудить, что он, избрав жизнь ангельскую, преступив меры естества человеческого, подчинил уже себя уставам жития бесплотных. Ибо ангельскому естеству свойственно быть свободным от брачного союза, не развлекаться никакой другой красотой, но непрестанно взирать на лицо Божие. Поэтому вступивший в ангельский чин, если оскверняется человеческими страстями, подобен коже рыси, у которой шерсть не совершенно бела и не вовсе черна, но испещрена смесью разных цветов и не причисляется ни к черным, ни к белым (5).
Если он [обижающий] назвал тебя нищим и говорит правду, прими это как правду, а если лжет, что тебе до сказанного им? Не надмевайся похвалами, которые выше правды; не огорчайся и обидами, которые не касаются тебя. Не видишь ли, что стрелы пробивают, обыкновенно, насквозь тела твердые и упорные, а в телах мягких и уступчивых теряют свою стремительность? Чем-то подобным представляй себе и свойство укоризны. Кто противоборствует ей, тот принимает ее на себя, а кто поддается и уступает, тот мягкостью нрава ослабляет устремленную против него злобу (1).
Если назовут тебя неразумным и невеждой, вспомни обидные слова иудеев, какими укоряли истинную Премудрость: Ты Самарянин и… бес в Тебе (Ин. 8, 48). Если гневаешься, то этим подтверждаешь укоризну. Ибо что неразумнее гнева? А если останешься негневным, то приводишь в стыд обидчика, показав целомудрие на самом деле. Ты заушен? Но заушен был и Господь. Ты оплеван? Но оплеван был и Владыка наш; ибо не отвратил лица от поруганий и оплевания (Ис. 50, 6). Тебя оклеветали? Но оклеветан был и Судия. У тебя разодрали рубашку? И с Господа моего сняли хитон, и одежды Его разделили между собой. Ты еще не осужден, ты еще не распят. Многого недостает тебе, чтобы дойти до уподобления Господу.
Пусть все это придет тебе на мысль и утушит воспламенение. Ибо подобные этим предуготовления и расположения, останавливая как бы порывы и трепетания сердца, приводят помыслы в благоустройство и тишину. Именно это сказано у Давида: уготовихся и не смутихся (Пс. 118, 60). Поэтому бешеное и неразумное движение сердца должно усмирять припоминанием примеров блаженных мужей. С какой кротостью великий Давид перенес укоризны Семея! Он не дал времени возбудиться гневу, обратив мысль к Богу, ибо сказал: Господь повелел Семею злословить Давида (2 Цар. 16, 10). Потому, слыша названия: убийца и беззаконных(2Цар. 16, 7), не раздражился он против Семея, но сам себя смирил, как бы заслужив встреченную им обиду.
Истреби в себе две мысли: не признавай себя достойным чего-либо великого и не думай, чтобы другой человек был многим ниже тебя по достоинству. В таком случае наносимые нам бесчестья никогда не приведут нас в раздражение. Ужасно, если человек облагодетельствованный, обязанный величайшими милостями, при неблагодарности своей, наносит ему обиду и бесчестье. Ужасно это, но здесь больше вреда тому, кто делает, а не кто терпит. Пусть он обижает, но ты не обижай. Слова его да будут для тебя упражнением в любомудрии. Если они не трогают тебя, это значит, что ты неуязвим. А если и страждет несколько душа, удержи прискорбное внутри себя. Ибо сказано: смутилось во мне сердце мое (Пс. 142, 4), то есть страсть не выказалась наружу, но усмирилась, подобно волне, разбившейся внутри берегов. Успокой свое лающее и рассвирепевшее сердце. Пусть страсти твои устыдятся присутствия в тебе разума, как резвые дети стыдятся пришествия достопочтенного мужа (1).
Обличение и выговор принимать должно как врачевство, которым истребляется немощь и восстанавливается здоровье. Из чего видно, что притворяющиеся кроткими по страсти человекоугодия и не обличающие согрешивших все портят и покушаются на самую жизнь истинную (4).
Как человек, когда увещевает и когда обличает, может не только стараться о том, чтобы говорить благоразумно, но и сохранять должное расположение и к Богу, и к тем, кому говорит?
Если будет помнить апостола, сказавшего: итак каждый должен разуметь нас, как служителей Христовых и домостроителей тайн Божиих (1 Кор. 4, 1), – то не станет распоряжаться этим самовластно, как особенным каким-либо искусством, но будет совершать это как Божие служение в попечении о душах, искупленных Кровью Христовой, со страхом и трепетом пред Богом, по примеру сказавшего: так мы и говорим, угождая не человекам, но Богу, испытующему сердца наши (1 Фес. 2, 4), – и с благорасположением и сердоболием к слушающим исполняя сказанное: подобно как кормилица нежно обходится с детьми своими. Такмы, изусердия к вам, восхотели передать вам не только благовестие Божие, но и души наши (1 Фес. 2, 7–8) (5).