Не будь уловляем самомнением и высокомудрием, думая от себя или собой сотворить что-либо благое, ибо от тебя без помощи Божией ничто благое исходить не может, но только все злое, всякий грех, потому что ты в беззаконии зачат, и во грехах родила тебя мать в мир (Пс. 50, 7). Ничего от себя, но все от Господа, как не сам ты сотворил себя, так и от себя ничего благого сотворить не можешь. Поэтому не мни о себе ничего: Ибо кто почитает себя чем- нибудь, будучи ничто, тот обольщает сам себя, – говорит апостол (Гал. 6,3) (3).
Петр говорит: Выйди от меня, Господи, потому что я человек грешный (Лк. 5, 8). Петр исповедует себя грешником и произносит над собою осуждение быть недостойным лицезрения Христова. Он как бы заточает и изгоняет самого себя от лица Христова, как бы говоря: стыжусь грехов моих, боюсь же лица Твоего. О Правосудный, видящий сокровенное! Я не смею смотреть на Тебя, не достоин быть пред лицом Твоим, но достоин далеко от Тебя стоять, как осужденный и изгнанный. Но куда пойду от Духа Твоего? И от лица Твоего куда убегу (Пс. 138, 7)? Ты Сам уйди на время от меня, как уходит солнце от сего видимого полушария и потом снова сияет. Уйди от меня, Свет мой, со страхом правосудия Твоего, которого я ужасаюсь, пока я не спрошу совесть мою, не исследую подробно грехи мои и не произнесу суда над самим собой. Тогда снова воссияй мне, Солнце мое, озаряя меня лучами благодати Твоей.
Таково-то значение слов Петровых, таков смысл, такова тайна.
О добрый образ спасения грешников! О доброе наставление всем!
Хочешь ли, грешник, быть неосужденным на Страшном Суде Божием? Осуди самого себя, предупреждая Суд Божий твоим самоосуждением. Не напрасно говорит апостол: Если бы мы судили сами себя, то не были бы судимы (1 Кор. И, 31). Если каждый из нас научится знать и судить свои грехи, то избавится от вечного осуждения. Не будет бесполезным вспомнить здесь историю Давидова греха и покаяния.
Согрешил Давид, и тяжко согрешил, как вам уже известно, ибо кто не знает Урию, знатного в Иерусалиме мужа, и Вирсавию, жену его? Когда Давид пребывал в том грехе, Бог послал к нему пророка Нафана, чтобы тот обличил Давида, устрашил его мстительным судом Божиим и научил его. И вот Нафан, придя к Давиду, предложил ему притчу о двух человеках. В одном городе, – говорит пророк, – были два человека, один богатый, а другой бедный; у богатого было очень много мелкого и крупного скота, а у бедного ничего, кроме одной овечки, которую он купил маленькую и выкормил, и она выросла у него вместе с детьми его; и пришел к богатому человеку странник, и тот пожалел взять из своих овец или волов, чтобы приготовить [обед] для странника, который пришел к нему, а взял овечку бедняка и приготовил ее для человека, который пришел к нему (2 Цар. 12, 1–4).
Если бы я там был при той беседе, когда Нафан говорил Давиду притчу, то я сказал бы Нафану: «Святой пророк, истинный слуга Божий! Бог послал тебя к Давиду обличить его грехи, устрашить его и наказать грозным гневом Божиим, а ты рассказываешь ему какие-то басни, говоришь притчи и хочешь его сделать скорее судьей, нежели виноватым, осужденным грешником!» Но мне за Нафана отвечает святой Петр, объясняющий, что пророк, прежде чем обличить Давида, сначала предложил ему притчу для того, чтобы Давид, произнеся суд над самим собой и осудив самого себя, удобнее получил от Бога милосердие и прощение.
Посмотрим на разум пророческий. Таким образом он поступил, зная, что удобнее получить Божие милосердие и прощение своих грехов грешник не может ничем иным, как только тем, что, познав свои грехи, сам произнесет свою вину и самого себя признает достойным наказания. Потому-то он и предложил царю такую притчу, в которой сам царь был бы судьей и мстителем своего греха. Когда же царь произнес праведный суд над таким грехом, говоря, что достоин смерти человек, сделавший это, тогда пророк и обличает его: Ты – тот человек, [который сделал это], ибо у бедного человека Урии отнял агницу – сожительницу его, ты тот муж, которого считаешь достойным смерти…
Великая польза будет грешнику на суде Божием от того, что он своим судом о грехах своих предупреждает суд Божий. Поистине, и святой Петр, зная это, произнес над собой осуждение, говоря: Я человек грешный, – и сам осудил себя, считая себя недостойным лицезрения Христа, почему и сказал: Выйди от меня, Господи. Мы же здесь от святого Петра научимся каждый познавать свои грехи и сами судить себя, принося свою вину Богу на исповеди и прося себе за то духовного наказания – епитимии и прочее (1).
Кто-либо, в узах находящийся, хочешь разрешиться и свободным стать? Внемли: Мария разрешает узы, Она дает свободу.
Привязал некогда Олоферн Ахиора к дереву руками и ногами, и кто его отрешил? – Град Вефулия. Сыновья Израилевы, выйдя из Вефулии, пришли к нему и, развязав его, привели в Вефулию (Иудифь 6).
Вефулия – это образ Богородицы. Как град тот не был одолен врагами, так Богородицу не одолевают хулящие Ее. И как из Вефулии женская рука усекла главу Олоферна, так Богородица обезглавила князя тьмы. И как жители Вефулии Ахиора от древа отрешают, так молитвы Богородичные освобождают всякого, связанного адским Олоферном.
Благо тебе, Ахиор, хоть и связан ты был, однако – близ Вефулии, прообразующей Матерь Иисусову: одной лишь тенью Ее принял ты отрешение. Благо и нам, приближающимся к Самой Богородице: Ею чаем избавиться от уз наших.
Не одного из нас враг наш невидимый вяжет: то недугом каким, то страстями. Вяжет недугом… и в Евангелии читается о некоей жене, связанной сатаной немало лет: Сию же дочь Авраамову, которую связал сатана вот уже восемнадцать лет, не надлежало ли освободить от уз сих (Лк. 13,16)?
Вяжет нас враг страстями, распростерши на весь мир свои сети, от земли даже до неба, как видел то святой Антоний, и теми ловит нас, как птицу… Потому плачет Иеремия: Всячески усиливались уловить меня, как птичку, враги мои, без всякой причины (Плач. 3,52).
В таковых узах что сотворим? Возопием к Богородице, Ею, как Ахиор Вефулиею, будем освобождены. Вефулия переводится как Дева. А какая дева так сильна разрешать узы, как Дева Мария? Она имеет власть вязать и решить. Но кого Она вяжет? Кого решит? Вязала Сына Божия на земле пеленами, вяжет и на небе молитвами, чтобы, как связан был на земле, так связан был и на небе. И так Его на небесах молитвами вяжет, что и руки Ему не поднять, чтобы ударить карой грешника.
И если бы Она Его не связывала материнскими мольбами, уже в ад вселилась бы душа наша. «Аще бо не бы Ты предстояла молящися за ны, кто бы нас избавил от толиких бед? Кто бы нас сохранил доныне свободны?»
Кого же Та Узорешительница разрешает? Нас, связанных грехами. Так к Ней и молимся: «Разреши мглу прегрешений моих, Богоневесто», ибо, будучи Матерью свободы, не терпит видеть связанным род человеческий.
Связаны мы были клятвой первородной, которую навела праматерь Ева, – ее разрешила Дева Богородица: «Радуйся, Еюже клятва исчезнет. Радуйся, падшаго Адама воззвание».
Связаны были неплодием родители Ее, Иоаким и Анна, – и эти узы Она разрешила: «Днесь безчадия узы разрешаются, Иоакима и Анны услыша Бог, паче надежды родити тем яве обещавает Богоотроковицу».
И мы, как смоковница неплодная, не рождаем плодов добродетели, ибо связаны узами грехолюбия. Взыщем же прилежно от Узорешительницы разрешения, получив Ее молитвами освобождение, принесем духовный плод: Любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, веру, кротость, воздержание (Гал. 5, 22–23) (3).
Будь свободен, человек, от земного пристрастия, чтобы не стал плачевно связанным вечными узами, бессловесно поработившись страстям. Не прилагай своего сердца к настоящим вещам, – да не прельстишься, как в сонном мечтании. Не в сладостях земных ищи покоя, не в похотях плотских утешения, но в Господе, все сотворившем. Будь имеющим что-либо на земле, как не имеющим, принимающим что-либо, как не принимающим, едящим что-либо, как не едящим, пьющим что-либо, как не пьющим. Будь от всего земного свободным, – да всем сердцем своим Господу единому прилепишься, ибо все земное дается на малое время, а Божия благодать вечна. Ибо не дарует земная сладость покоя, и похоть плотская не приносит верного утешения душе, но творит непрестанный и всегдашний мятеж и смущение; хотя бы и тысячу тысяч лет в плотских наслаждениях пожил бы ты, мира и покоя никогда не нашел бы (3).
В: Знал ли Бог, что Адам согрешит?
О: Знал.
В: Почему Он в таком случае попустил ему согрешить или почему создал его?
О; Не надлежало быть тому, чтобы преступление Адама победило благодать Божию или лукавство дьявола преодолело ее и чтобы возникло мнение, будто Бог, устрашившись враждебного Ему греха Адама и лукавства дьявола, не сотворил Адама и дьявола. Поэтому Бог, будучи Благ и желая благодетельствовать, по благости Своей сотворил дьявола и человека в добром состоянии, так как Он не хочет беззакония и ненавидит его, дьявол же и человек сотворили грех по своему добровольному хотению. Если же Бог попустил и не воспрепятствовал согрешить как дьяволу, так и человеку, то это потому, что Бог не делает насилия над свободной волей. Однако Он предостерегал человека, чтобы тот не согрешил. Даровав свободную волю, Господь Бог по правосудию Своему не производит насилия, как и Псалмопевец засвидетельствовал о Нем; Праведен Ты, Господи, и справедливы суды Твои (Пс. 118, 137) (3).
Есть чему радоваться и веселиться верным христианам о памяти святых, ибо в лице их они имеют многих защитников, помощников, покровителей и ходатаев к Богу. Грешным же людям, из которых я первый (1 Тим. 1,15), мне кажется, не может быть в этом большой радости, ибо они лишены общения со святыми. Грешные от радости святых еще больше заскорбят своими сердцами, когда увидят их на небесах увенчанных вечным царством, а себя отверженных от них, как говорит Господь устами Своего пророка Исаии: Вот, рабы Мои будут есть, а вы будете голодать; рабы Мои будут пить, а вы будете томиться жаждою; рабы Мои будут веселиться, а вы будете в стыде; рабы Мои будут петь от сердечной радости, а вы будете кричать от сердечной скорби и рыдать от сокрушения духа (Ис. 65, 13–14).
Дерзну же я сказать, что и для святых Божиих ныне не совершенно радование как потому, что их святые души еще не соединились с честными их мощами, так и потому, что видят нас, грешных, самовольно лишающимися их общества, их ликов, их вечной радости из-за малой и суетной греховной сладости, существующей в этом мире. Ибо и святым Божиим вместе с Ангелами Божиими как бывает радость на небесах о всяком кающемся грешнике (см. Лк. 15,7), так существует и печаль о всяком нераскаянном грешнике, а через это и как бы некое препятствие к их радости (1).
Все множество святых, составляющих торжествующую Церковь, по согласному утверждению всех богословов, разделяется на три изряднейшие ликостояния, на три полка (как и Ангелы – на три лика), по числу трех наград, уготованных в воздаяние: на полк учителей, полк мучеников и полк девственников. Начальствует и воеводствует над этими полками Дева, как святейшая из всех святых (2).
Что, если бы также каждого из них [мирских иереев и диаконов] отдельно спросить: «Что привело тебя к священному сану? То ли, чтобы спасти себя и других?» – что каждый ответит? «Нет, не для этого, но чтобы прокормить жену, детей и домашних». Действительно, служащие алтарю должны и питаться от алтаря, однако же, если они идут в этот сан скорее ради самого пропитания, чем для славы Божией или для своего спасения и спасения душ человеческих, то в них трудно найти Христа.
Рассмотри себя, всякий освященный человек! Что ты думал, когда пришел к духовному сану? Для спасения ли ты пришел, или ради корма, которым насыщаешь тело? Ты «поискал Иисуса не для Иисуса, но для хлеба куса». Иной служит не только не для созидания овец Христовых, но даже и себе не на пользу, а лишь людям на соблазн и на свою собственную погибель. Иной, взяв ключ разумения, сам не входит и входящим возбраняет (см. Лк. и, 52). Иной же даже и ключа разумения не имеет, в своем звании пребывает недеятельным и не только вверенных ему овец не приводит ко спасению, но даже и сам не знает пути спасения. Здесь слепец водит слепцов, потому вместе они и в яму упадут. Не скоро и в них мы найдет Христа: Его нет здесь (1).
СЕРДЦЕ
О глупый христианин! Ты в своем сердце вместо прекрасного, сладкого и радостотворного винограда – Христа, насаждаешь мерзость, горечь и многострадальную любовь к греховным похотям. Та лоза насаждается и тот духовный виноград рождается в сердце рабов Его, а не в сердце рабов греха. Соделаемся же мы истинными рабами Христовыми, а не рабами греха, порабощенными сладострастными похотями (1).
Десять израильских племен отторглись от скипетра Иудина, а Иеровоам, бывший прежде рабом
Соломона, – и от Самого Бога. Он, сделавшись царем, уклонившись к идолопоклонству и привлекши к этому богомерзкому злу и людей с собой, поставил в Вефиль золотых идолов и, создав им храм и каменный жертвенник, принес жертвы и устроил всенародный праздник (3 Цар. 12, 23)… Пришел человек Божий, пророк, в Вефиль в тот самый богомерзкий праздник, когда царь, стоя в идольском храме у жертвенника, приносил жертвы. Пророк, войдя в тот храм и став пред каменным жертвенником, возопил к жертвеннику словом Господним, говоря: Алтарь, алтарь, – так говорит Господь, – вот, сын рождается дому Давидову, Иосия имя ему, который принесет в жертву священников, совершающих ныне жертвоприношение на тебе (ЗЦар. 13, 2).
Святой пророк Божий! Почему ты ничего не говоришь ни царю, ни людям, к которым ты послан от Бога, но обращаешься к бездушному жертвеннику, бесчувственному камню? Обрати твое лицо к царю, возопи к нему и к тем, кто с ним, обличи их заблуждение, запрети им словом Божиим, устраши их местью Божией. А жертвенник каменный, будучи бездушным, как может тебя послушать или что может ответить? Однако же пророк говорит не царю и не народу, но бесчувственному камню, жертвеннику: Алтарь, алтарь, – так говорит Господь. Почему так? А потому, что пророк Божий, как прозорливый, видел, что сердца человеческие тверже камня, и хорошо знал, что его скорее услышит каменный жертвенник, нежели люди своими ожесточенными сердцами.
Когда пророк Божий пришел на тот скверный праздник, то ясно увидел дела всех: одни пируют и упиваются, пьют и едят идоложертвенное, другие пляшут с тимпанами и органами, третьи сквернословят и заливаются смехом, четвертые открыто совершают скверные и беззаконные дела по уставу идолопоклоннического праздника, пятые, указывая перстом на идолов, восклицают: «Вот твои боги, Израиль, выведшие тебя из Египта». Видя все это, пророк сказал себе: напрасно я буду говорить этим людям, не послушают они слов Божиих и моих и не поверят мне, что я послан к ним от Бога. Что же мне делать? Скажу я камню, скажу бездушному жертвеннику, – он скорее послушает меня. И возопил, говоря: Алтарь, алтарь, – так говорит Господь.
Что же, услышал ли пророка жертвенник? Услышал, развалился жертвенник, и пролился с жертвенника тук жертв (см. 3 Цар. 13, 5). Каменный жертвенник в ответ на пророческое слово распался пополам, а царь что? Царь простер свою руку от жертвенника, говоря: Возьмите его, и вот высохла рука его (3 Цар. 13, 4). Слышите ли, что делается? Камень, послушав, сокрушился, а сердце Иеровоамово не сокрушилось. О сердце, грешническое сердце! О ожесточение бесчувственной души! Твердость каменная – ничто в сравнении с твоим окаменением, сердце, твердейшее камня!
Великий пророк Моисей для того, чтобы написать на каменных скрижалях произносимый Божиими устами закон, сорок дней трудился на горе, постясь (см. Исх. 34, 28). Когда же он хотел написать тот же закон на сердцах человеческих, то сорок лет трудился (см. Числ. 32, 13; Нав. 5, 6), ХОДЯ С НИМИ по пустыне, уча, увещевая, наставляя и показывая им пример и словом, и делом, и все-таки мало что успел. Мало было принявших закон Божий в сердце свое, много больше не приняло его, хотя слухом и слушали, но сердцем не внимали, почему и погибли, наказанные гневом Божиим, как говорит Псаломник: И убил очень многих из них (Пс. 77, 1). Удобнее было на каменных досках писать закон Божий, нежели на плотских сердцах.
Когда Господь наш славно входил в Иерусалим, когда отроки взывали: Осанна, – ученики же, радуясь, громогласно восклицали: Благословен грядущий, – тогда некоторые фарисеи из среды народа сказали Ему: Учитель! запрети ученикам Твоим. Но Он сказал им в ответ: сказываю вам, что если они умолкнут, то камни возопиют (Лк. 19,38–40).
Умолкли ученики, когда приблизились страдания Господни: Тогда все ученики, оставив Его, бежали (Мф. 26,56), и что же, сбылось ли сказанное слово Божие: Камни возопиют (Мф. 27, 51–53)? Поистине, издали свой глас камни в то время, когда мертвецы, вставшие из каменных гробов, из недр земных, вошли во святый град и явились многим (Мф. 27,53).
Мы же внемлем тому, что камни распадались и сокрушались, а сердца окаменелых распинателей не только не пришли в сокрушение, но даже еще более ожесточались. Ожесточались, ибо вместо соболезнования и раскаяния радовались об исполнении своей злобы и насмехались, кивая своими головами. Ожесточались, ибо запечатали гроб и приставили стражу. Ожесточались, ибо дали воинам золото, чтобы те не славили Воскресения Христова. Смотря на сокрушение камней и открытие гроба не человеческими, но ангельскими руками и ясно видя истину, они не пришли в чувство, не сокрушились своими сердцами: Тверже камня сердце, крепче камня душевное нечувствие (Иов. 4,15).
Итак, сердце твое не камень, а наковальня, которая тверже камня, согласно тому написанному: Сердце его стоит, как наковальня непобедима. Наковальня у кузнеца целыми днями ударяется молотом, а сокрушается ли она? Никогда. Подобно тому и наше ожесточенное сердце бывает ударяемо многими не вещественными, но мысленными молотами, но, однако, оно не чувствует, как и наковальня. Вот человек слышит в церкви, дома или где-либо в другом месте слова Божии читающиеся, поющиеся и проповедуемые, – это есть молот, ударяющий в сердце, согласно слову Самого Господа, говорящего в Иеремиином пророчестве: Разве слова Мои не подобны огню горящему и молоту, сокрушающему камни (Иер. 23, 29)? Однако же сердце не чувствует и не внимает, как наковальня.
Вот человек видит мертвеца, выносимого на погребение, или, идя мимо церкви, видит могилы мертвых, – это есть молот, ударяющий в сердце и звуком своим говорящий: «Помни смерть твою, и ты, не замедлив, будешь во гробе, истлеешь и изъеденный червями превратишься в прах». Но не умиляется сердце и не чувствует, как наковальня.
Святая вера говорит, что будет и воскресение мертвых, и Суд Страшный, и воздаяние по делам, и вечное мучение грешников с бесами в огне неугасимом, – это есть молот, ударяющий в сердце и звуком своим говорящий: «Бойся, чтобы и ты не был осужден на мучения». Однако же не сокрушается страхом сердце, не боится и не чувствует, как наковальня.
Божиим попущением человека за грехи постигают многие бедствия, напасти, смущения, потеря друзей и чад, оскудение имущества, – это есть молот, ударяющий в сердце и говорящий: «Приди в чувство, примирись с Богом, умилостиви гнев Его, справедливо движущийся на тебя». Однако сердце все более ожесточается и забывает Бога в своих печалях: оно не чувствует, как наковальня.
Впадает ли кто в болезнь или в тяжкий какой-либо недуг, – это есть молот, ударяющий в сердце и говорящий: «Покайся, кто знает, встанешь ли ты с одра болезни?» Однако и здесь нисколько не сокрушается сердце или же совсем мало сокрушается, ибо еще надеется встать с одра болезни и снова насладиться мирскими сладостями, и таким образом не чувствует, как наковальня.
О жесткость наша, не сокрушаемая никаким молотом! (1)
Пророк Захария называет его [сердце] не простым камнем, но достойным, драгоценным. Каким же? Адамантом, то есть алмазом. Вот как он говорит: Сердце свое сделали твердым, как адамант (Зах.7,12).
Благодарим тебя, святой пророк, что ты не охулил сердца нашего, но назвал его адамантом, назвал драгоценным камнем, алмазом. Ведь что выше и дороже для человека, чем его сердце? Им человек живет, оно первое при зачатии человеческом зачинается в материнской утробе: других членов – головы, рук и ног еще нет, еще не выяснились, а сердце уже есть. Оно первое и жить начинает, и является для души как бы ложем и престолом, посему-то и сама природа внимательно охраняет сердце, как бы некое сокровище, сокрытое в недрах земных. Она сокрыла сердце внутри груди, чтобы не только рука человеческая не коснулась этого сокровища, но чтобы даже и око чье-либо не видело его. Посему и Псаломник говорит: Приступит человек, и сердце глубоко сокрыто (Пс. 63, 7). Сердце – это сокровище, сердце – это драгоценный бисер, сердце – это адамант, прекрасный алмаз.
Но скажи нам, святой пророк, с какой мыслью, с каким намерением ты называешь сердце наше алмазом, адамантом? Какое значение в тех словах твоих? Внемлем, что говорит пророк Захария: Сердце свое сделали твердым, как адамант, чтобы не слышать закона и слов, которые посылал Господь Сил Духом Своим через пророков(Зах. 7,12). Плохо, что сердце – такой адамант, алмаз, ибо оно служит не украшением для души, но прогневляет Бога ожесточением и таким бесчувствием, что не слышит закона и слов Божиих. О горе такому окаянному адаманту, небогоугодному алмазу, бесчувственному нашему сердцу!
Почему же тот пророк назвал наше сердце не другим каким-либо камнем, но именно адамантом?
Потому, что во всей поднебесной нет ничего тверже адаманта. Среди бесчувственных вещей всякий камень тверд, но молотом его можно сокрушить. Тверда наковальня, но, раскалив ее огнем, ты можешь смягчить ее, как и прочее железо. Алмаз же не берет ни железо, ни огонь. Бей его молотом, сколько можешь, он будет цел. Брось его в горнило, жги, сколько хочешь, он будет тверд, и ничто из самых жестких и твердых вещей не может смягчить его жесткости и твердости, кроме некоей одной очень малой и плохой вещи, о которой теперь некогда говорить. Святой же Захария, желая изъяснить твердость ожесточенного человеческого сердца, мыслит в себе: «Чему уподоблю сердце? Твердости ли всякого камня? Мало. Чему же? Адаманту, который тверже всех вещей. Пусть же оно зовется адамантом: Сделали твердым, как адамант, сердце свое»…
Толкователи Божественного Писания удивляются, почему в том городе, который явился в откровении святому Иоанну Богослову и который был создан из многих драгоценных камней, почему в нем среди других драгоценностей не находится и не положен адамант? Есть там яспис, сапфир, смарагд, аметист, хризолит и прочие драгоценные камни (см. Откр. 21, 19–20), всего числом двенадцать; адаманта же, хотя он и драгоценен, среди них нет. Почему? Потому, что те камни служат образом или знаком различных богоугодных добродетелей: яспис – это образ мужества и крепости в вере, сапфир – богомышления, смарагд – девства, аметист – это знак смирения, хризолит – покаяния, прочие же изображают другие добродетели. А адамант что изображает собой, что означает? Он, как сказано, означает сердечное ожесточение, потому-то адамант и не полагается между теми достойными камнями, из которых создан небесный город. Каменносердечие не числится между добродетелями, ибо оно не получит Царства Небесного.
Зная это, возлюбленные, не будем ожесточать сердца наши леностью, нерадивостью и бесстрашием, не будем окаменевать бесчувствием! Святой Давид увещевает нас: Ныне, если голос Его услышите (то есть голос слова Божия), не ожесточите сердец ваших (Пс. 94, 7–8); не ожесточите, но умягчите, сокрушите умилением, страхом Божиим, покаянием.
Господи Боже! Ты Сам знаешь немощь нашу, бесчувствие и окаменение наше, душевную нашу болезнь. Ты Сам и исцели тот наш недуг. Ведь кто может врачевать душу и сердце, кроме Тебя единого, создавшего сердца наши (Пс. 32, 15)? Отними же Ты от нас сердце каменное и вложи в нас сердце телесное (ср. Иез. 11,19; 36, 26), чтобы слова Твои мы имели написанными не на каменных, но на телесных скрижалях сердца (1).
Не прилагай сердца твоего к земному, да не уподобишься соли, потерявшей силу, и не явишься весь непотребным. Но к Богу единому сердце и душу свою имей пригвожденными, да неподвижен в любви Его пребудешь (3).
Возводи, возводи умные очи сердца твоего к Богу, о человек, и разжигай свое сердце к Божественной Его любви; возбуждай свою душу к Божественному Его желанию. Восклицай беспрестанно к Богу, уподобляясь слепцу: Помилуй меня, Иисус, сын Давидов (Мф. 9,27), ущедри меня, вразуми меня, научи меня воле Твоей святой, заповедям Твоим, и жив буду (3)!
Горячее к Богу имей сердце, все дольнее презирая, как неверное и ложное. Там имей пригвожденным сердце твое, где будешь с Ним вовеки, там прилепляйся, откуда имеешь начало и бытие свое (3).
Три постельничих персидского царя Дария вступили в рассуждение о том, что в поднебесной самое сильное, превозмогающее по крепости все остальное? Один написал: сильнее всего вино; другой написал: сильнее всего царь; третий написал; нет ничего сильнее женщины, выше же всего истина. Каждый из них доказывал свое мнение пространными рассуждениями; один о крепости вина, другой – о власти царской, а третий – о силе женщин и истины (см. 2 Езд. 3, 4 и сл.). Однако все эти три мудреца не совсем отгадали то, что всего сильнее – кроме истины, – ибо не то сильно, что сильно само по себе, но сильно то, что может помогать другим.
Сильно вино, но в чем его сила? В том, что оно может вредить человеку, а не помогать ему. Это известно всем. Какая может быть польза человеку от крепости вина, когда он упьется им? Обессилеет, одряхлеет, и сильный изнемогает, и крепкий падает, и праведный погрешает. В чем помогла крепость вина праведному Ною, когда он упился им? Не сделался ли он предметом поругания и соблазном для сына своего Хама? Какую пользу принесла крепость вина богоугодному Лоту? Не пал ли он страшным падением? Многолюдный град Содом, полный всякого прескверного беззакония, не мог совратить ко греху этого человека, а вино и в безлюдном месте сделало это быстро. Не погубил ли Олоферн, воевода полков ассирийских, пьянством всю силу свою вместе со своей головой? Также и Валтасар, царь халдейский, не через винопитие ли лишился царства и своей жизни? Поистине, сильно вино, но во вред человеку, а не на помощь.
Силен и царь, как говорится в Писании: Царь превозмогает и господствует над ними и повелевает ими, и во всем, что бы ни сказал им, они повинуются (2 Ездр. 3, 4). Воистину, силен царь, но не до конца, ибо имеет власть только над телами человеческими, но не над душами. Он может погубить, кого захочет, но не может спасти ничьей души, и о спасении своей души не знает. Разве не слышали мы из книг, что многие цари находятся в аду, ибо и царь так же, как и прочие люди, подвержен немощам человеческим и похотными страстями побеждается.
Крепок был по своей силе Давид-царь, убивший страшного исполина Голиафа и игравший со львами, как с козлищами, с медведями, как с агнцами овчими, но и он был побежден одним взглядом на Вирсавию и погубил свою мужественную крепость. Столь славный борец пал под ноги плотской страсти.
Крепок был и Сампсон – воин, сильный судия и властелин израильский, столь храбрый, что одной ослиной челюстью убил тысячу филистимлян, сам сокрушил врата города Газы и отнес их на гору на своих плечах, растерзал крепкие узы, как паутину. Но и он был постыдно побежден порочной любовью женщины Далиды, попал, как птица в сеть, в руки врагов своих, сделался этот храбрый воин пленником филистимлян и был у них в поругании.
Крепок был по своей власти и силе и царь Дарий, а наложница его, возлюбленная Апаминь, дочь Вартакова, сидя справа от него, снимает диадему царскую с головы его и на себя возлагает и бьет царя по ланитам. Он же с раскрытыми устами взирает на нее, и если засмеется она, смеется и он, если же она разгневается, он утешает ее, пока не заговорит с ним. Видим, что и царская сила, и власть, и крепость побеждаются немощью человеческой, любодеянием. Хорошо написал кто-то великому царю Александру Македонскому: «Какая тебе польза быть господином всей вселенной, когда ты раб малой и постыдной вещи – плотской похоти?»
Сильны и женщины, но в чем они сильны? Сильны в том, чтобы прельстить ко греху, чтобы сделать безумным, чтобы низвести в бездну адскую, погубить и самим вместе погибнуть. Такова женская сила. Впрочем, так говорится не о всех. Сотворил Бог первому человеку жену в помощницу, и чем же она помогла ему? Привела к изгнанию из рая и навлекла смерть на весь род человеческий. Такова была помощь от этой помощницы. Но не будем говорить о женщинах и возвратимся к прежнему.
Не совсем правильно рассудили три мудрых юноши разумом своим о том, что в поднебесной всего сильнее, ибо указанное ими только кажется сильным, а на деле приносит нам мало помощи, за исключением разве одной только истины, о которой упомянул третий юноша: сильнее всего женщина, а выше всего истина. Может быть, она помогает нам?
Но прежде всего помыслим, почему тот юноша упомянул об истине вместе с женщинами? Не лучше ли было бы присоединить ее к царю, чтобы цари любили истину и творили правду и чтобы помощники царские – сановники, князья и бояре, воеводы и судьи – творили суды по правде, а не по мзде, не грабили, не обижали? Не лучше ли было бы соединить ее с царским престолом, а не с женщинами? Не лучше ли сказать: «Царь и истина все превосходят», – нежели: «Женщина и истина?» Ибо какая истина может быть в женщинах? Не чаще ли ложь? Кто так искусен во лжи, как женщины?
Однако не думаю, чтобы сей юноша без разума сказал: «Женщина и истина сильнее всего». Он был царский постельничий и рассмотрел все, что творится в царском доме и дворе. Он видел, как князья и бояре творят неправду, обижают неповинных, грабят, не боясь Бога, судят за мзду и все, что делают, делают с неправдой. И потому подумал в себе разумный юноша: ныне скорее отыщешь правду у женщин, чем у дворян царских, и написал: «Женщина и истина всего сильнее».
Мы уже сказали о силе женщин, что не на помощь нам сильны они, а на соблазн. Что же скажем мы об истине? Действительно, истина сильна и крепка, но ее сила и крепость явлены будут только в будущем веке. Ныне же, в настоящей жизни, ослабела истина как потому, что редко у кого ее можно найти, ибо все поклоняются лжи, по словам Давида: Лживы сыны человеческие (Пс. 61, 10), – так и потому, что никто не любит истины.
Не говори правды никому. Не обличай злых, – советует Писание, – да не возненавидят тебя (Притч. 9,8). Пусть говорит правду только тот, кто хочет бед и гонений. Истину возвещал святой Предтеча Ироду, когда говорил, что недостойно иметь жену брата своего, и как он пострадал за это, знает всякий. Правду говорил и Христос Спаситель наш книжникам и фарисеям, и мы знаем из Евангелия, как они возненавидели Его и предали крестной смерти. И святой первомученик Стефан, говоривший правду иудеям, принял от них смерть через побитие камнями. Подобно тому и ныне: только начни говорить праведную истину и истинную правду, и ты пострадаешь не меньше. Следовательно, и святая истина, хотя и сильна она пред Богом, но у людей весьма ослабела и оскудела.
Итак, рассмотрев все – кроме истины, – кажущееся сильным и крепким, но мало помогающее нашему спасению, и познав отсюда нашу немощь, обратим мысленные наши очи к Пречистой Владычице нашей Богородице, к изъяснению преблагословенного Ее нового наименования «Одигитрия», то есть крепкая Помощница.
Крепка Владычица наша, ибо Она Царица всех видимых и невидимых тварей, обладающая горними и дольними созданиями. Все стихии повинуются Ей: небо и земля, воздух и море слушают Ее, и все враждебные духи со страхом трепещут Ее святого имени, зная, что Она – Матерь Божия. И если бы кто-либо спросил меня: что в поднебесной всего сильнее? – я бы ответил: нет ничего более крепкого и сильного на земле и на небе, чем Пречистая Владычица наша Богородица, Приснодева Мария во Христе Иисусе, Господе и Боге нашем (2).
Господь наш тем рабам Своим, которых любит, попускает в мире этом многое неприятное, как бы брение на очи, ибо Он сказал ученикам Своим: В мире будете иметь скорбь, вы восплачете и возрыдаете, а мир возрадуется; вы печальны будете (Ин. 16, 33). Разве не неприятно это, разве не тягостно, не скорбно? Однако же эти самые скорби Он, как бы слюной святых Своих уст, растворяет радостным утешением, говоря: Но печаль ваша в радость будет, и радости вашей никто же отнимет у вас (Ин. 16, 20, 22). Вот как неприятное помогает, временно вредное приносит пользу навечно, злое на земле является причиной небесных благ.
Не читаем ли мы в книгах, не слышим ли в повествованиях, не видим ли, как на самом деле происходит, что все случающееся по попущению Божию от мира, плоти и дьявола с Божиими рабами: все бедствия, скорби, гонения, оскорбления и даже горькая смерть претворяются для них в вечную славу, похвалу, в бесконечную жизнь и в небесные венцы? Не тех ли мы ныне в воинствующей Церкви величаем, ублажаем и возносим многими похвалами, которые претерпели на земле горчайшие бедствия?
О как много помогли угодникам Божиим неприятные вещи! А что получили сами сопротивники, вредители и враги? Они приобрели то, что болезнь их обратилась на главу их (Пс. 7, 17), и оружие их пронзило их же сердца (1).
О дивные судьбы Божии! О неизреченный промысел! Противное, жестокое и скорбное служит рабам Его в помощь, пользу и веселье! Итак, не изнемогай, раб Христов, печалью, когда с тобой случится что-либо противное, ибо скорбь твоя превратится в радость, сопротивное в помощь и горесть в сладость (1).
Все проходящие путем, взгляните и посмотрите, есть ли болезнь, как моя болезнь (Плач. 1,13).
Да остановится здесь всякий человек, проходящий путь болезненного сего жития, да посмотрит и видит, есть ли болезнь, подобная болезни Господа нашего Иисуса Христа, носящего наши болезни, о Котором пророк говорит: Он грехи наши Сам вознес Телом Своим на древо (1 Петр. 2, 24).
Каждый купец, которому случалось проходить опасными дорогами, видеть много зла и попадаться разбойникам, остановись и посмотри, есть ли столь лютый варвар, столь немилосердный разбойник, как здесь, где раб Владыку, тварь Создателя, человек Бога так связывает, обесчещивает, обнажает, мучает и бесчеловечно умерщвляет: Умертвили, повесив на древе (Деян. 5,30). Каждый, кто многими скорбями, тесным и прискорбным путем старается войти в небо, остановись здесь, посмотри и увидь, есть ли такая скорбь, как скорбь Того, Который говорит: Душа Моя скорбит смертельно (Мф. 26, 38; Мк. 14, 34).
О вы, проходящие по пути! Обернитесь и посмотрите на Того, у Кого нет ни вида, ни величия (Ис. 53, 2), примите во внимание, как предали Его первосвященники и начальники наши для осуждения на смерть и распяли Его! (Лк. 24, 20). Обернитесь и посмотрите! (2)
И было слово Господне ко Илии: иди отсюда на восток и скройся у потока Хорафа, что против Иордана; из этого потока ты будешь пить (3 Цар. 10, 2, 5). После хлеба на Вечери спешит Христос Спаситель наш к воде, к потоку: От потока на пути будет пить (Пс. 109, 7). Учителя церковные, объясняя слова Давидовы: Поток перешла душа наша (Пс. 123, 4), – называют потоком гонения, скорби и беды. Вот через какой поток идет наш Господь – через гонения, через скорби: Начал скорбеть и тосковать (Мф. 26, 37), – через беды. Вот от какого потока на пути будет пить, потому вознесет главу (Пс. 109, 7), когда будет вознесен на Крест. Идет через поток скорбей, чтобы и нам оставить в нем Свои следы. Стези в глубоких водах (Пс. 76, 20) – во многих скорбях, чтобы и мы путем многих скорбей шли за Ним к небесному царствию, чтобы поток бед прошла душа наша, то есть воду стремительную (Пс. 123, 4) гонений, преследований, нападений от мира, плоти и дьявола (2).
Господь, желая исцелить и очистить нашу душу от греха, много раз попускает скорбям и печалям постигать нас, чтобы, очистившись, как золото в горниле (Прем. 3. 6), мы явились светлыми и чтобы, будучи утеснены здесь скорбями, всегда усердно притекали к Нему, ища Его помощи. Ко Господу в скорби моей я воззвал, и Он услышал меня (Пс. 119, 1). Умножились немощи их, – говорит пророк, – но потом скоро миновали (Пс. 15, 4). Ибо в скорби прибегаем к Богу, в радости же забываем Его, а Бог, подобно премудрому врачу, исцеляя нас различными путями, посылает нам и то и другое. Если в радости и не благодарим Его, то скорби попускает на нас, чтобы и в том и в другом мы пребыли благоразумными и искусными (3).
Бог, различными путями минующий и щадящий Свое создание, предусмотревший о нас лучшее (Евр. И, 40), не хочет здесь на земле давать людям никакого прочного и постоянного положения, покоя и утешения, но больше посылает им тесноту и скорбь. Ибо в мире, – говорит Господь, – будете иметь не радость, но скорбь (Ин. 16, 33). Господь хочет, чтобы мы в мире сем всегда пребывали в утеснении и скорби, а не в просторе и благоденствии, чтобы мы не предавались слишком обманчивым земным наслаждениям, чтобы от здешнего утеснения и скорби мы усерднее и поспешнее восходили к горнему и вечному благоденствию в Господе, и там, в вечном утешении, всегда пребывали, радуясь и веселясь о Нем во веки бесконечные (3).
Много скорбей у праведных, но от всех их Господь избавит их, – говорит пророк (Пс. 33, 20). Многими скорбями, – сказал Господь, – надлежит вам войти в Царствие Божие: в мире будете иметь не радость, но скорбь (Деян. 14, 22; Ин. 16. 38). Праведные всегда пребывают в скорби, грешные же в радости, благие в тесноте, злые же в свободе, ибо злые всегда гонят благих, а не благие злых; лукавые в обилии, благие же в скудости. И не дивись этому: Кого любит Господь, как отец чадо, того и наказывает, бьет же всякого сына, которого принимает (Притч. 3, 12; Евр. 12, 6). Кого Я люблю, тех обличаю и наказываю, – говорит Господь (Откр. 3, 19), поэтому пусть не завидуют праведные грешным, благие злым. Ибо на весьма малое время дана им эта обильная и просторная жизнь, потом же внезапно постигнет их вечные скорбь и теснота. Не бойся, – говорит пророк, – когда разбогатеет человек или когда увеличится слава дома его, ибо при смерти он ничего не возьмет (Пс. 48, 17–18).
Много раз удивляются благие злым, что злые весьма часто живут в изобилии и просторе, благие же в утеснении, как говорит пророк: А у меня едва не пошатнулись ноги, едва не поскользнулись стопы мои. Ибо я возревновал на беззаконников, видя мир грешников. Ибо нет позора в смерти их и продолжительности в страдании их. В трудах не участвуют и (наравне) с людьми не терпят наказаний (Пс. 72, 2–5). Хранилища их полны: излишек одного попадает в другое; овцы их многоплодны, размножаясь во дворах своих; волы их толсты; ограды их не падают, нет в них прохода, и не слышатся вопли на их улицах. Люди ублажают тех, которые всем этим обладают, но поистине блаженны те, которые имеют Господа своим уделом (3).
Все святые в скорбях и печалях, в страдании, терпении, в гонении изнурили всю свою жизнь, ты ли один хочешь провести жизнь без всякого страдания и печали? Ты ли один хочешь быть отверженным от лика избранных Божиих, не соглашаясь ничего претерпеть? Да не будет с тобой этого, однако ты не унывай душой; нет скорби, которая не прошла бы; нет радости, которая была бы неизменной: Вечером водворится плач, а утром – радость, – говорит пророк (Пс. 29, 6). Радость не связана необходимо с радостью, и скорбь не соединена со скорбью, жизнь наша полна перемен, будучи подобна некоему венцу, украшенному разными цветами. Если скорбь, то не всегда скорбь, если радость, то не всегда радость, но и в том и в другом Господь обычно творит перемену рабам Своим, чтобы они всегда пребывали верными единому Богу (3).
Не всегда только за грехи попускаются скорби, печали и злоключения, но иногда Человеколюбивый Бог, любя Своего раба, нарочно повергает его в многоразличные бедствия, как руду золотую в огонь, чтобы искусить его, как злато в горниле, и сделать его достойным Себя. Как золото и серебро очищаются в огне, – говорит Приточник, – так испытывает Господь сердца избранных (Притч. 17, 3) (3).
Вас постигло искушение не иное, как человеческое; и верен Бог, Который не попустит вам быть искушаемыми сверх сил, но при искушении даст и облегчение, так чтобы вы могли перенести (1 Кор. 10, 13). Бог попускает любимым рабам Своим скорби по их силам, Бог и терпение подает в скорбях уповающим на Него. Возложи – поэтому, боголюбец, – на Господа печаль твою (Пс. 54, 23), ибо Тот печется о тебе, Тот промышляет о тебе. Уповай на Бога, и Он сохранит тебя от всякого зла, сохранит душу твою Господь (Пс. 120, 7), ибо пишется: Хранит Господь любящих Его (Пс. 144, 20).
Если любишь Господа, не печалься от нашедших на тебя скорбей: Он избавит тебя от них, ибо говорит: С ним Я в скорби, избавлю его и прославлю его (Пс. 90, 15). Если любишь Бога, не скорби об окруживших тебя бедствиях, ибо любящим Бога все содействует ко благу (Рим. 8,28). Все, что считается бедствием в мире сем, как-то: гонения, мучения, досаждения, унижения и многое другое, – все это любящим Бога обыкновенно приносит не пагубу, но спасение. Силен Бог рыдание и плачь вскоре превратить в веселье и утешение (3).
Смерть помня, скупости стеснения берегись, дабы объятый неверием и скупостью во время исхода, не затворил себе двери милосердия Божия (3).
Не будь скуп, не будь связан сребролюбием при подаянии нуждающимся, да не будешь обладаем неверием. Не бойся, что оскудеет что-либо в мире для тебя, творящего благое. Ибо уже так долго мир стоит, и ничего в нем доселе не оскудевает: ни солнце не изменилось, ни реки течь не перестали, ни земля не прекратила рождать все потребное, ибо и золото, и серебро еще рождает она, и никогда рождать не перестанет, пока стоит мир сей. Ибо одно входит в землю, другое же от нее рождается, как серебро и золото, а равно и все необходимое для нашей жизни (3).
Не бойся оскудения ни в чем, ибо прежде ты ничего не имел, теперь же имеешь, и если не имеешь, то будешь иметь. Ибо не оскудел Тот, Кто все создал, и никогда не оскудеет. Крепко веруй этому: не оскудел все Приведший из небытия в бытие, Дающий пищу алчущим, Насыщающий всякое животное во всем преизобилен. Не будь скуп в подаянии просящим и не отвращайся от Того, именем которого у тебя просят, дай все Дающему тебе, да примешь от Него сторицей (3).
Если ты и беден, то хоть немного подай [милостыни] и не будь скупым (3).
Поучая смирению, Господь наш, сидящий на ослице, ясно порицает славу и гордыню мира сего и показывает непостоянство гордого мирского превозношения, как бы говоря: «О люди! Как трость ветром колеблема, так и вы колеблетесь непостоянством. Ныне вы с пальмовыми ветвями оказываете Мне почести, а через несколько дней, о, как вы обесчестите Меня! Ныне вы режете ветви с деревьев, а через несколько дней эти самые деревья вы будете рубить и тесать для Креста Мне. Ныне вы Мне подстилаете ветки под ноги, а через несколько дней вы возложите на Мой хребет палки, розги и бичи, бия, уязвляя и причиняя Мне многие раны. Ныне вы взываете: Осанна, а через несколько дней вы будете кричать: Распни, распни! Ныне вы со славой встречаете Меня, а через немного дней вы с ругательствами будете вести Меня на распятие. О непостоянство человеческое! О непрочность и скорая отмена чести и славы мира сего!»
Мы же да научимся здесь от Господа нашего как смирению и кротости, так и тому, чтобы не желать и не искать временных почестей, санов и славы. Если же кому и без искания Бог дает это, то чтобы не превозноситься ими, не надеяться на них, но скорее ждать скорой перемены и после счастья бояться несчастья. Всякая гора и холм да понизятся, – говорит Предтеча Христов (Лк. 3, 5), то есть всякая гордая высота должна будет упасть (1).
Когда возлюбленная в раю в Песни Песней начала заниматься созиданием неких духовных столпов, то ей припевал Дух Святой: Ноздри твои, как столп, шея твоя, как столп (Песн. 7,5). Затем и сама она говорит о себе: Сосцы мои, как столп. Не хотел ли здесь Дух Святой от лица возлюбленной сказать это тем людям, которые в нашем мире стараются созидать не иные столпы, как ноздри, шею и грудь? Ибо те, которые хотят наслаждаться тщетной людской славой, как бы неким запахом, которые усиленно стараются об этом и к этому прилагают все свои силы, – не творят ли, говорю, они не что иное, как созидают ноздри свои, как столп, и столп дымный, о котором вспоминается в книгах Судейских: Явился огонь, исходящий от города, и столп дымный (Суд. 8,40). Ибо, как известно, дым бывает там, где огонь обжигает какую-либо вещь. Подобным образом происходит и тщетная слава от людской хвалы, и, как дым разливается в воздухе и исчезает, так и пустая похвала исчезает, как дым.
Те, которые много о себе думают, от гордости высоко вытягивают свою шею, стараются возвыситься, не творят ли они не что иное, как созидают шею свою, как столп, и столп из тростника? Ибо как тростник возрастает высоко вверх, а внутри пуст, так и считающий себя чем-то – ничто. А те, которые всю мысль свою утопили в богатстве, не творят ли они не что иное, как созидают сосцы свои, как столп, говоря душе своей: Много добра лежит у тебя на многие годы. Они как сосцы: Ешь, пей, веселись (Лк. 12,19).
Так мог бы сказать Дух Святой, приравнивая сосцы Своей возлюбленной к некоторым людям. Однако известно, что Дух Святой имел здесь в виду особые богословские добродетели Своей возлюбленной: веру, надежду и любовь. Когда Он говорит: Ноздри твои, как столпы, – Он показывает ей веру, которая невидима, по словам апостола: Вера же есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом (Евр. И, 1). И как благовонная вещь, хотя бы она хранилась где-либо невидимо для очей, узнается по запаху, так и вера, хотя она невидима, однако через нее, как бы по какому-то запаху, познается в нас Бог.
Когда Дух Святый говорит: Шея твоя, как столп, – то показывает ее надежду на Бога. Ибо как столп, так и надежда возносится горе, утверждается Богом; и как столп бывает неподвижным, так и надеющийся на Господа, как гора Сион, не подвигнется вовеки (Пс. 124, 1). Когда же говорит: Сосцы твои, как столп, – то этим являет любовь ее, исходящую из сердца, никуда не разливающуюся, но прямо направляющуюся к Богу (2).
Не желай, человек, быть почитаемым и прославляемым людьми, – да не лишишься Божественной славы; не очень утешайся славой мира сего, – да не будешь внезапно огорчен бесчестием. Ибо за славой и человеческим почитанием часто тотчас следует бесчестие, за благополучием земным – тщета, за весельем и утешением плотским – скорбь и печаль, ибо переменчив век сей, и все вещи в нем преходящи. За благополучием всегда перемена и неблагополучие сзади вслед шествуют (3).
Не прилагай сердца своего к почитанию и славе человеческой, ибо она обманчива и кратковременна. Нет ничего верного в мире, только один Бог и его предвечная слава, ибо все в мире этом изменяется, и всякое почитание и слава с ним проходит. Поэтому не утверждай стопы ноги твоей на них, да не останешься прельщенным, как на весеннем обтаявшем льду; – будет ли тебе какое-нибудь благополучие тогда? (3)
Почитание и слава человеческая за благополучием, как тень за солнцем, шествует. Когда солнце сияет, тогда и тень обретается, а когда солнце зайдет, тогда и тень исчезает. Так и тогда, когда кто-либо обретается в благополучии, все люди славят его и почитают, когда же наступает лишение, все презирают и не радеют о нем. Слава человеческая подобна желтому полевому цвету, который с восхождением солнца на востоке развивается, с захождением же его на западе сгибается и никогда в одной мере не стоит; так и мир сей со своими нравами и почитаниями (3).
Много раз почитают и славят люди в глаза сладостно, отойдя же потом, клевещут и оговаривают горестно. Сегодня доброе говорят, а завтра злое; в глаза говорят так, за глаза же иначе. Непостоянно и переменно почитание человеческое, весьма обманчиво и превратно. Одни почитают, другие же бесчестят; одни хвалят, другие же хулят; одни доброе вещают, другие же злое. Не может пребывать неподвижно в равной мере человеческая слава и почитание, но всегда в перемене (3).
Мир сей с почитаниями своими так устроен, что всегда вращается, как колесо мельничное: всегда сверху вниз и снизу вверх оно непрестанно обращается, когда же вода перестанет течь, тогда и оно становится праздным. Мир сей всегда лицемерит, ибо большие перемены от ветров и бури приходится претерпевать стоящим на высоте почитания, нежели шествующим во юдоли смирения и презрения. Сколь велико почитание, столь велика боязнь. Сколько кто возвеличится почитанием и славой, столько потом смирится бесчестием или здесь от людей, или там от бесов. Сколько, – сказано, – славилась она и роскошествовала, столько воздайте ей мучений и горестей (Откр. 18, 7) (3).
Не напрасно дан тебе сан и временное почитание мира сего, но чтобы ты твоему почитанию и славе показал равные по смирению поступки и добродетели. Помни о кончине твоего старейшинства и внезапном изменении твоей славы, и никогда не прельстишься, и в почитании и славе человеческой упования своего полагать не будешь, ибо все это менее верно и непреложно, чем сон, более обманчиво, чем лед весенний. Недаром древние философы, избрав старейшину и венцом царским венчая его, разжигали лен и, бросая его вверх, приговаривали; слава человеческая так же скоро угасает, как лен, брошенный вверх и блеснувший и тотчас затем вниз упавший и внезапно угасший (3).
Питье мое, – говорит он [Давид], – растворял слезами (Пс. 101, 10). Как при хлебе необходимо быть питью, так и слезам – при покаянии. Такое питье не только прохлаждает душевную жажду, но гасит и самый неугасимый огонь. Жажда же душ наших (если в ком она есть), – это Божественное желание, о котором говорит святой Давид: Как лань охотно стремится к источникам вод, так душа моя стремится к Тебе, Боже. Возжаждала душа моя (явиться) к Богу (Пс. 41, 2–3).
Такую жажду слезы прохлаждают или, лучше сказать, услаждают. Это хорошо знают испытавшие, исполненные Божественного желания и оттого тепло плачущие. Огнем же являются наши грехи, достойные неугасимого геенского огня и сжигающие все наши добрые дела подобно тому огню, который, будучи привязан Сампсоном к хвостам лисиц, сжег филистимскую пшеницу во время жатвы (см. Суд. 15,4–5).
И поистине каждый грех – это огонь. Огонь – ярость и гнев, почему и называются они запальчивостью. Плотское вожделение – тоже огонь, и огонь сильный, сжигающий дубравы и горы, ибо эта страсть сжигает не только обыкновенных людей, подобно дубравам, но и великих святых, заслуги которых перед Богом, как горы; если охватит, то сжигает их до основания (Пс. 82, 15). Невоздержный язык апостол называет также огнем; Язык – огонь, прикраса неправды… будучи сам воспаляем от геенны (Иак. 3, 6). Грабеж и хищение чужого – тоже огонь, ибо чужие вещи, особенно же духовные, церковные, иноческие, которые, по свидетельству Отечника и Пролога, если появятся где, то сжигают все, как огонь, так что невозможно грабителю обогатиться чужим.
Точно так же и всякий грех, любимый и обыкновенно совершаемый нами, – это огонь внутри нас, сжигающий нас, согласно словам Приточника: Может ли кто взять себе огонь в пазуху, чтобы не прогорело платье его? Может ли кто ходить по горящим угольям, чтобы не обжечь ног своих (Притч. 6,27–28)? Кто любит один грех, не сожжет ли он этим все свои добродетели? Как мал этот огонь, но какие большие вещи он сжигает! Если же кто всю жизнь свою истрачивает на грехи без покаяния, то не будет ли он осужден на вечное сожжение в неугасимом огне?
Как, по словам апостола: Земля, производящая терния и волчцы негодна и близка к проклятию, которого конец – сожжение (Евр. 6, 8), так и для грешника будет участью огонь неугасимый во аде, возожженный его непрестанными грехами. Адский огонь называется неугасимым. Таков он действительно и есть, ибо он вечен и не может быть погашен никакими водами. Собери все, какие можно, источники, все колодцы, озера и все поднебесные реки, вылей их на огонь, который пылает в геенне, вылей на него даже и всю воду превеликого океана, всю стихию водную, и ты не в состоянии будешь погасить хотя бы одну искру того вечного и неугасимого огня. Огнь их не угасает, – говорит Господь (Мк. 9,44).
Подумай теперь о себе, человек. О как многократно ты прогневлял Бога смертным грехом, а ведь каждым отдельным грехом ты возжег в себе неугасимый огонь. Сколько грехов сделал ты, столько и языков огненных, геенских возжег в себе, а все они неугасимые. Что же ты будешь делать теперь? Как ты избавишься от того вечного огня? Чем ты погасишь неугасимые огненные языки? Ты можешь их угасить. Но чем же? Водами слезными, которые сильнее всех рек и моря для погашения неугасимого геенского огня. Чего не может сделать вся водная стихия, то в совершенстве делает теплая слеза, исходящая из сокрушенного сердца.
Как вы думаете, насколько велика была геенна огненная, которую возжег в себе святой апостол
Петр, троекратно отвергшись от Христа, Господа своего? Ведь этот грех (отвержение от Христа) ничем иным не наказывается, как неугасимой геенной огненной. Когда же пролил святой Петр теплые слезы из сокрушенного сердца и, выйдя вон, плакал горько (Мф. 26, 75), тотчас не только угасил зажженную в нем геенну огненную, но даже сподобился иметь ключи Небесного Царствия.
О, как велика сила слез кающегося человека! (1)
Может ли кто горстью воды остудить большую раскаленную печь? Может ли кто небольшой слезной каплей угасить геенский огонь, уготованный ему? Может ли кто в темнейшую полночь одной малой зажженной свечей осветить всю поднебесную? Может ли кто слабым сожалением о грехах, как малой свечой, осветить тьму кромешную, уготованную ему? Может ли кто одной ложкой меда усладить всю горечь океана? Может ли кто кратким умилением сделаться сладким для огорченного нашими грехами Бога и получить прощение?
Многие и премногие, как реку, все дни и ночи проливай пред Господом слезы вместе с говорящим:
Слезами моими постель мою омочу (Пс. 6, 7). Если хочешь погасить геенский огонь, уготованный тебе, весь претворись из греховной тьмы в свет. Если желаешь избавиться от тьмы кромешной, весь из греховной горечи претворись в сладость. Если хочешь сделаться сладким для Господа и получить прощение грехов, насладись, – сказано, – Господеви, и даст ти прошение сердца твоего (Пс. 36, 4), то есть всецело умертви себя трудами и подвигами, чтобы умерли живущие в тебе греховные страсти (1).
Нужно идти через долину плача и сетования о содеянных нами грехах и слезами, как потоком Кедронским, омывать свои ланиты. Так мы приблизимся к горнему Иерусалиму (1).
О некоем грешнике пишется, что он, придя в разум после многих грехопадений, сделался монахом и ежедневно неутешно плакал о своих грехах, вспоминая о Судном дне, и в таком сокрушении сердца прожил несколько лет. Господь, восхотев утешить плачущего Своего раба и показать, как Он любит и принимает слезы кающегося человека, явился ему в видении, облаченный в иерейские ризы, держа в руках и показывая чашу, полную слез.
Увидев Господа, плачущий пал к Его ногам и, с пламенной любовью лобызая их, спросил Господа, что находится в той чаше? Явившийся же сказал ему: «Это слезы грешницы, плакавшей у Моих ног в доме Симона прокаженного. Я доныне сохранил их целыми, ибо они весьма Мне приятны». Когда видение кончилось, плакавший пришел в себя, почувствовал, что сердце его полно неизреченной радости и сладости, и дивился неизреченному милосердию Господа, Которому послужил до конца с теплотой душевной.
Мы же в этом случае внемлем словам Господа: «Это слезы грешницы, плакавшей у ног Моих. Я доныне сохранил их целыми, и увидим отсюда, сколь приятны Господу слезы кающихся, как бы драгоценные бисеры, и что Он постоянно имеет их пред Своими очами: Ты положил слезы мои пред Собою (Пс. 55, 9) (2).
Был некто такой, кто назвал слезы ангельским питием. Слезы кающихся – это вино ангельское, ибо Ангелы радуются о всяком кающемся грешнике (см. Лк. 15,7, Ю) (2).
Поплачь о грехах твоих, – и очистишься, потому что, по свидетельству Петра Дамаскина, очищения без плача не бывает. Не можешь черного лоскута убелить без воды. Так и грехов не омыть без теплых слез. Слезы же и эфиопа убелят.
Эфиопское лицо было у жены грешницы, ибо пишется о грешных у пророка Иеремии: Темнее всего черного лицо их (Плач 4,8).
Но смотри, как слезами убелялась она белее снега, плакала у ног Христовых и услышала: Прощаются грехи ее многие (Лк. 7,47).
Ничто так не приятно Богу, как слеза кающегося. Хорош пост, но иногда… Таков ли тот пост, который Я избрал? – говорит Господь (Ис. 58, 5). Хороша молитва, но иногда и та не без изъяна: Молитва его да будет в грех (Пс. 108, 7). Хороша и милостыня, но и на нее нет твердого упования: И если я раздам все имение мое, нет мне в том никакой пользы (1 Кор. 13, 3).
Одна лишь слеза сокрушенная пред Богом непорочна: Сердца сокрушенного и смиренного Бог не уничижит (Пс. 50, 19).
Кто не знает Иосию, Иерусалимского царя? Память его воистину достойна похвалы: идолов сокрушил, алтари их разорил, жертвенники на высотах низверг, жрецов заколол, и кости их по воздуху разметал, – таковую ревность Богу показал. И потом плакал о людях, прогневивших идолослужением Бога. Тогда лишь было ему слово: Ты разодрал одежды свои, и плакал предо Мною, и Я услышал тебя (4 Цар. 22, 19)… Смотри, опустив и словно забыв все его добрые дела, только слезы его поминает и ради них услышал его, так они приятны Ему! Рассуждая об этом, святой Феодорит сказал: «Столь полезны сокрушение и слезы стяжавшим их!»
Рачительница Христова в Песни Песней, изображая все уды Любимого, и, уподобляя Его голову золоту, ланиты – чашам с ароматами, уста – лилиям, источающим смирну, об очах говорит: Глаза его – как голуби при потоках вод (Песн. 5,12).
Не без тайны Его очи уподобляет голубиным очам, ибо о палестинских голубях говорят, что они любят над водами жить, и потоками водными свои очи услаждать. И если очи Христовы подобны голубиным, знай, что и Он любит потоками водными увеселять очи Свои, – теми потоками, о которых поминает Давид: Источники вод извели очи мои, ибо я не сохранил закона Твоего (Пс. 118, 136).
На слезы истинно кающихся хочет Христос смотреть всегда, не всуе пророк сказал: Ты положил слезы мои пред Собою (Пс. 55, 9).
Кто рад смотреть на золото, кто на красоту лица, кто на сладостную пищу и питие, а Христос— на слезы людей, плачущих о грехах. Бывает радость у Ангелов Божиих и об одном грешнике кающемся (Лк. 15,10). Тем более радость бывает у Творца, который ради грешников небеса приклонил, сошел на землю и пострадал: Христос, когда еще мы были немощны, в определенное время умер за нечестивых (Рим. 5,6).
Потому будем плакать о содеянном зле, дай Господа, смотрящего на нас, возвеселим, и скверну грехов омоем, и радости вечной после плача сподобимся.
Таково превращение слез: Блаженны плачущие, ибо они утешатся (Мф. 5,4) (3).
Пишет Богослов, что в раю врата созданы из бисера, то есть жемчуга: Каждые ворота были из одной жемчужины (Откр. 21, 21). Бисер же, или перл, у Пиерия изображает слезу. В согласии с ним и Свида говорит, что, когда в сонном видении видит кто жемчуг, это плач знаменует. С тем согласен, как видится, и святой Златоустый: «Очи Давидовы дождем слезным украшены были, как Маргаритами», то есть перлами.
Подивился я: если жемчужины – это образ слез и знак плача, то почему врата жемчужные там, где уже ничего слезного не видится, ничего плачевного не слышится, но все неизреченной радости исполнено? Рассмотрев же, познал: чтобы хотящие в райскую радость войти не иными старались входить в нее вратами, а только слезами. Видишь в раю врата из жемчуга? Жемчуг же слезу изображает. Потому знай, что слезою входить тебе в рай подобает, и нет иного входа, кроме жемчуга слезного.
Но какой пай для человека лучше, как не Божие и Богородичное благоутробие, в котором и само Небо содержится? Ибо все благоутробием Бога и мольбами Божией Матери, более нежели по своему достоинству, небо наследуют, ибо нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас (Рим. 8,18). Однако и к этому раю, к Божиему, говорю, благоутробию, не иные врата ведут, как только бисер слезный.
Приди, поклонись и припади Ему, и восплачь пред Господом, сотворившим тебя (см. Пс. 94, 6), и тотчас посреди благоутробия Его обретешься. Извещение об этом есть в словах Иеронимовых, которыми ту жемчужину слезную хваля, говорит: «О, слеза смиренная! Твоя есть сила, твое есть царство, ты не трепещешь суда, ибо заграждаешь молчанием уста врагов, клевещущих на тебя, и нет возбраняющего тебе вход к Богу. Если же сама к Нему войдешь, не пустой возвратишься от Него, ибо что более? Побеждаешь Непобедимого, связываешь Всемогущего, приклоняешь к благоутробию Сына Девы, отверзаешь Небо, прогоняешь дьявола».
Смотри, как сильна слеза! Ею, как жемчужной дверью, в рай входи, в благоутробие Божие (3).
Фараона мысленного в слезной воде старайся потопить, дабы он, всегда нападая, не гнал тебя (3).
Ослепляет душевные очи всякий грех смертный, который отчасти прощается; говорю «отчасти» потому, что насколько зол грех, настолько он препятствует действию благодати Божией, которая есть свет душевный. Поскольку же всякий человек грешен, следовательно, всякий страдает слепотой душевных очей или полной, или отчасти. Слепота отчасти может быть легко врачуема, полная же очень трудно.
Если кто спросит, как отгоняется эта тьма, то я отвечу; пусть мысленный слепец сидит при пути Православной Кафолической веры и усердно и прилежно взывает ко Христу Богу: Иисус, Сын Давидов! Помилуй меня (Лк. 18,38). Если же плотские похоти начнут запрещать ему, чтобы он умолк, то пусть еще сильнее взывает: Сын Давидов! Помилуй меня (Лк. 18,40). Тогда остановится Врач Небесный, повелит привести его к Себе через истинное покаяние и откроет очи одним словом разрешения, даваемого духовным отцом. Вот каков образ духовного просвещения! (1)
Есть две слепоты – телесная и душевная, но вторая горше первой.
Хотя телесная слепота всем и кажется злой потому, что вместе со светом все утехи отнимает, как сказал Товит: Какая мне радость будет, если во тьме сижу и света небесного не вижу (Тов. 10), однако временна она, как и жизнь человеческая. Скончается окончившаяся жизнь, по скончании же начнет человек видеть свет немерцающий (3 Езд. 2,35).
Нет зла в той телесной слепоте, ибо она приносит пользу душе и помогает спасению: отнятым зрением отнимается оказия ко греху, – никогда сердце не вожделеет, если око не покажет, а когда что дойдет через око до сердца, то не скоро выйдет из него…
А душевная слепота… О, сколь зла и душевредна! Она отнимает то, в чем вся радость, все блаженное наслаждение угодников Божиих, в чем все труды покой имеют, все подвиги венцы носят, все добродетели похвалу и мзду принимают, – это видение Лица Господня, ибо оно конец и пристанище всего скорбного пути, по которому кто-либо шествует ни за чем иным, но только чтобы увидеть лицо Господне. Когда приду и явлюсь лицу Божию? Насыщусь, когда явится мне слава Твоя (Пс. 41, 3; 16,15).
Всего того лишает нас душевная слепота. Нечестивые не увидят славы Твоей, Христе Боже (Ис. 26, 10), что само по себе горше всякого зла. Ибо как видеть лицо Господне блаженнее всех небесных блаженств, так и не видеть Его – лютее всех адовых мучений…
Душевная слепота – это не познание себя, не предвидение грядущих бед: смерти, суда, геенны, – и все смертные грехи и страсти, когда к ним кто привыкнет и не хочет прийти в чувство. О таковой душевной слепоте Премудрость говорит: Злоба их ослепила их, и они не познали тайн Божиих, не ожидали воздаяния за святость (Прем. 2, 21–22). И пророк Даниил: Извратили ум свой, и уклонили глаза свои, чтобы не смотреть на небо (Дан. 13,9). И Псаломник: Глаза свои устремили, чтобы ринуть на землю (Пс. 16, 11).
Так ослепленным не являет Господь лица Своего, ибо говорит у Иеремии: Спиною, а не лицем обращусь к ним (Иер. 18, 17). Не велят врачи здоровому всматриваться в больного или ослепленного, чтобы не повредились и зеницы здоровых. И небесный Врач от ослепления нашего лицо Свое со светлыми очами Своими отвращает: Сокрою, – говорит, – лице Мое [от них] в тот день за все беззакония их, которые они сделают (Втор. 31, 18).
Когда же Господь отвращает от нас лицо Свое, тогда все беды нас постигают, что Он Сам нам изъявляет: Возгорится гнев Мой на них в тот день, и Я оставлю их и сокрою лице Мое от них, и он (народ израильский) истреблен будет, и постигнут их многие бедствия и скорби (Втор. 31, 17). Потому и Давид сетует: Ты же отвратил лице Свое, и я смущен был; когда Ты отвернешь лице, – смятутся (Пс. 29, 8; 103,29).
Воспрянем же, и ко благому Врачу, просвещающему всякого человека, со слепотою нашей душевною притечем, молясь: «Душевными очами ослеплен, к Тебе, Христе, прихожу, как слепой от рождения. Не отвергни меня от лица Твоего. Не отврати лица Твоего от отрока Твоего, ибо я скорблю. Тебе сказало сердце мое: Господа взыщу. Тебя искало
лицо мое – лица Твоего, Господи, взыщу» (Пс. 50, 13; 68,18; 26, 8) (3).
Говорили некогда фарисеи: Неужели и мы слепы? И сказал им Иисус: Если бы вы были слепы, то не имели бы на себе греха; но как вы говорите, что видите, то грех остается на вас (Ин. 9, 40–41). Нет окаяннее этой слепоты: очи иметь и не видеть, знать, что есть воля Божия, благая, угодная и совершенная (Рим. 12, 2), и не творить ее. Ибо если много наказаний и всякому грешному (Пс. 31, 10), то тем более знающему и не творящему. Раб, который знал волю господина своего, и не был готов, и не делал по воле его, бит будет много (Лк. 12,47).
Видим – и слепы, ибо в разуме, по собственной воле согрешаем, а грех – это слепота душе, как говорит пророк Софония: Будут ходить, как слепые, потому что они согрешили против Господа (Соф. 1,17).
Объяла Египет в древности тьма великая на три дня, так что никто не вставал с одра своего, и никто брата своего не мог увидеть (см. Исх. 10,23).
Так и нераскаянного грешника, как бы в три дня, в три времени слепота и потемнение души объемлют: во время его временной жизни, когда он не может видеть света заповедей Господних от умножившихся беззаконий: Постигли меня, – говорит, – беззакония мои, так что я не мог смотреть (Пс. 39, 13); во время смерти, когда темные духи его обступят и не обрести ему помощи, по сбывающемуся слову псалма: Смерть грешников бедственна (Пс. 33, 22); и во время вечности бесконечной, когда даже до века не увидит он света Христова: «Нечестивии не узрят славы Твоея, Христе Боже».
Отверзи ныне очи свои, грешник! Да познаешь окаянное устроение свое. И не претыкайся от одного греха к другому, как слепец. Заповедь Господня светла: просвещает очи (Пс. 18, 9), – ее соблюди и прозришь Бога! Его и моли, говоря: Пошли свет Твой и истину Твою: они наставят меня и введут меня в гору святую Твою и в селения Твои (Пс. 42, 3) (3).
Хорошо говорит Писание: Не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих (Мф. 4,4).
О, как велико было усердие к слушанию слова Божия у тех древних людей (см. Мф. 14,13–21)! Оставляют домашние дела, идут ко Христу далеко в пустыню с женами и детьми; голодают не только до полуденного обеда, но и до вечера; забывают о своем голоде и не заботятся о пище, лишь бы только услышать слово Божие. Вот как велико усердие и заботы о пользе душевной!
Нельзя не стыдиться ныне нам, пренебрегающим словами Божиими и не заботящимся о пользе душ наших. Поистине, осудят нас на Страшном Суде Божием те древние люди. Они целые дни проводили в слушании поучений Христовых, мы же ленимся постоять час-другой во храме Господнем. Они, голодая, не заботились о своей пище, а мы, и на молитве стоя, заботимся в уме нашем о том, что будем есть и пить. Они издалека приходили ко Христу и далее далеко в пустыню шли за Ним, мы же, и близко имея храмы Господни, ленимся ходить в них для славословия Божия. Они шли ко Христу, когда никто их не звал, нас же и великие звоны не могут призвать. Они так сильно любили Христа и с таким сильным желанием к Нему стремились, даже не зная, что Христос есть Бог и считая Его только пророком, – мы же, прекрасно зная, что Христос есть Истинный Бог, и веруя в Него, не проявляем по отношению к Нему никакого усердия. Поистине, стыдно нам, христианам (1).
В Святом Писании слово Божие названо хлебом. Бог, разгневавшись на неблагодарных евреев, говорит устами Своего пророка Амоса: Пошлю на землю голод, – не голод хлеба, не жажду воды, но жажду слышания слов Господних (Ам. 8,11). Если кто не ест хлеба, тот голодает желудком, если же кто не слышит слова Божия, тот голодает душой. Что хлеб для тела, то и слово Божие для души. Слово Божие для души есть хлеб духовный (1).
Вышел сеятель сеять семя свое, и когда он сеял, иное упало при дороге; иное упало на камень; а иное упало между тернием (Лк. 8, 5–7)…
Семя, упавшее на плохие места, погибло: при дороге оно было затоптано ногами и поклевано птицами, на камне высохло, в тернии было подавлено. Попавшее же на добрую землю проросло и принесло плод…
Семя – это слово Божие, а земля – сердце человеческое. Доброе сердце – это добрая земля, злое же сердце – злая земля, утоптанная ногами как путь, твердая, как камень, и острая, как тернии. Господь Бог наш от начала мира сеял слово Свое в сердцах человеческих: сначала через праотцев и пророков, которые проповедовали слово Божие, потом Сам, воплотившись от Пречистой Девы Марии, явившись на землю и пожив с людьми, ибо Он проходил города и селения, уча и благовествуя Царствие Божие; затем Он послал Своих апостолов во вселенную сеять семена слова Божия, а после апостолов Он на это поставил учителей церковных, и эта обязанность дошла далее доныне, до архиереев и иереев, которые должны сеять духовные семена, то есть слово Божие (1).
Бог, разгневавшись в древности на еврейский народ, грозил через Своего пророка Амоса, говоря: Пошлю на землю голод, – не голод хлеба, не жажду воды, но жажду слышания слова Божия. И будут ходить от моря до моря и скитаться от севера к востоку, ища слова Господня, и не найдут его (Ам. 8,11–12). Я знаю, что все невежды не считают голод слышания слова Божия за великое наказание, посылаемое нам Богом за грехи наши. Наказание голодом хлеба у них считается большим, нежели голодом слышания слова Божия.
О неразумные! Неужели вы не знаете, что больше: тело или душа, и какая пища достойнее и полезнее: тленная или нетленная, плотская или душевная, и какое лишение больше: скудость ли хлеба, или слова Божия. Злом является и голод хлеба, но еще большее зло – голод слова Божия. Ведь хлеб укрепляет только временную нашу жизнь, слово же Божие устраивает нас в вечную жизнь. Тленный хлеб умеет возделывать всякий земледелец, проведать же нетленное слово Божие не всякий умеет (1).
Оно [слово Божие] есть подарок, превосходящий золото и дорогие камни, по словам Давида: Я возлюбил заповеди Твои более золота и топаза (Пс. 118, 127). Топаз – это драгоценный камень, также и золото не дешево, а святой Давид выше золота и дорогого топаза почитает Божие слово: Более золота и топаза (1).
Слово Божие является дорогою: По пути, – говорится, – заповедей Твоих я шел (Пс. 118, 32). Ибо как дорога в город, так и слово Божие в Царство Небесное ведут как бы за руку. Утоптанная эта дорога, протоптали ее как многие святые трудами своими, так прошли ее и многие грешники и грешницы, в истинное покаяние пришедшие и достигшие Небесного Царства (1).
О окаянные времена наши или, лучше сказать, окаянные нравы наши! Как далеко отстоим мы от овец Христовых, от тех овец, которые были прежде нас, которых пасли всероссийские пастыри Петр, Алексий и Иона! И уже они, взирая на нас, едва ли узнают в нас христиан, разве только имя христианское у нас видят. В чем же причина такого нашего развращения? Причина в том, что мы не слушаем пастырского гласа, не внимаем душеполезным поучениям, не слушаем Бога, говорящего с нами через рабов Своих и святые книги, как говорится: «Господь поведал людям в книгах». Неслушание пастырского гласа, то есть слова Божия, и есть причина всего зла. Напротив,
слушание слова Божия делает человека благословенной овцой, ибо претворяет звериные нравы в овечью кротость. Зверем сделался было Давид, похитив чужую овцу, жену Уриеву, и самого Урия съел и истребил с земли живых. Когда же услышал слова Божии, устами пророка Нафана ему изреченные: Зачем ты сотворил лукавое пред Господом (2 Цар. 12, 9)? – тотчас же превратился Давид из зверя в смиренную овцу: Согрешил я перед Господом моим (2 Цар. 12, 13). Зверь был Ахав, царь израильский, когда пожрал неповинного Навуфея-израиль-тянина из-за виноградника, который хотел у него отнять. Но когда услышал слово Божие из уст святого Илии пророка: Вот, я наведу на тебя зло (3 Цар. 21, 21), – тотчас же превратился в овцу, смирился и, склонившись пред лицом Господним, шел, плача, сбросил одежды свои, облекшись во вретигце. Зверь был мытарь Закхей, зверь хищный, сборщик Пилатов, насильственно грабивший чужое в Иерихоне. Когда же услышал слово Доброго Пастыря, Христа: Закхей! надобно Мне быть у тебя в доме (Лк. 19, 5), – тотчас же изменился сей зверь и, о, сколь изрядно соделался овцой! Половину имения моего я отдам нищим, и, если кого чем обидел, воздам вчетверо. И кого не превратит слово Божие в овцу из зверя и козлища (1)!
Воспримем Божественные Писания, читая их; распрострем, как некий корабль, паруса веры, и да будет кормчим нашим слово Божие, которое усмирит дьявольские волны напастей, раздерет их сети и умертвит их вредоносный яд. Мы же спасаемся и наследуем со всеми святыми блага в пресветлых небесах без всякого страха и смущения благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа и предстательством Пресвятой Девы Богородицы Марии, ныне и присно, и во веки веков (2).
Каким же образом служить Богу по-херувимски? Херувим, по словам Августина, с еврейского языка переводится как «множество разума», следовательно, тот, кто хочет служить Богу по-херувимски, должен служить Ему разумно, мудро, а не глупо. Ибо есть некоторые, среди которых могу быть и я, которые служат Богу не разумно, но скорее глупо.
Служит ли кто, трудится, и трудится даже усиленно, делает все, однако, не собственно для Бога, но скорее ради суетной похвалы от людей, чтобы был известен среди людей. Или же если и укрывается от людского взора, однако сам в себе, в уме своем тщеславится и думает, что он святой. Кто почитает себя чем- нибудь, будучи ничто, тот обольщает сам себя (Гал. 6,3). Таков глупо, не по-херувимски, неразумно служит Богу.
Есть и другие, которые служат Богу хотя и не ради тщеславия или какого-либо самомнения, но однако для своей частной пользы, выгоды, чтобы ему было дано вознаграждение на небе, а не собственно для Бога. И эта служба не херувимская, но человеческая, не по множеству разума херувимского, но по самолюбию человеческому; он более всего себе желает, себя больше любит, нежели Бога. Такая служба собственно – наемническая служба, как наемник для того господину служит, чтобы господин его заплатил ему.
Но херувимское служение Господу совершается по множеству разума, разумно, мудро, не ради своей какой-либо частной выгоды, не ради тщетной земной похвалы, не ради небесной награды: Что для меня существует на небе, и без Тебя чего желать мне на земле (Пс. 72, 25)? Оно совершается собственно только для Бога, ради Его Божественной любви. Это особое служение по множеству разума, по-херувимски, Богу более всего приятно. Такое служение возводит раба в сыновний чин. Он дает такому достоинство сыновнее, как и Ангелы, служащие Господу по множеству разума, именуются сынами Божиими, как написано: Пришли сыны Божии, чтобы предстать пред Господом (Иов. 1, 6). Так и человек, служащий Богу по-херувимски, мудро, ради Божественной любви, а не ради себя, становится сыном Божиим, ибо Бога любит, как Отца (2).
Здесь вспомню я одно древнее изречение: «Служить Богу и царствовать – одно и то же», – то есть служить Богу – значит вместе и царствовать. Истинный раб Божий является вместе с тем и наследником Небесного Царствия, соцарствует Христу (2).
Достойная смерть добродетельного мужа, умирающего в Господе, является совершенством, ибо в Отечниках обычно о кончине блаженных Отцов говорится, что такой-то «совершился», то есть преставился ко Господу (1).
Смерть – лестница. Ибо как лестница имеет две тетивы, два бока, так и смерть, оканчивающая временную жизнь и начинающая вечную жизнь, имеет как бы две тетивы, два бока, посредствующие между временной и вечной жизнью: с одной стороны, жизнь оканчивающуюся, и с другой – начинающуюся. И как между двумя тетивами устраиваются и укрепляются ступени для восхождения, так и во время смерти между жизнью оканчиваемой и жизнью начинаемой, как бы между двумя тетивами собираются вместе все добрые дела мужа праведного, в жизни временной содеянные, которыми душа, как бы по ступеням, восходит на него. Итак, смерть или гроб служит лестницей для восхождения: «Гроб лествица к небеси бывает» (2).
Двоякая бывает смерть: естественная и духовная. Естественная смерть положена всем, как говорит Писание: Человекам положено однажды умереть (Евр. 9, 27), а духовная смерть – только для желающих, ибо Господь говорит: Кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой (Мк. 8,34). Он никого не принуждает, но говорит: Кто хочет. Но мы видим, что иному предстоит только одна смерть естественная, а преподобному угоднику Христову предстоит смерть двоякая: сначала духовная, а потом естественная. Хорошо сказал кто-то, рассуждая о Лазаревом воскресении: «Христос возвратил Лазаря к жизни для того, чтобы человек, родившийся в мире однажды, научился дважды умирать». Ибо естественная смерть не может быть доброй и честной пред Богом, если ее не предварит духовная смерть. Никто не может после смерти получить жизнь вечную, если не привыкнет умирать до смерти. Моисей вышел из Египта с людьми израилевыми в путь, ведущий в землю обетованную, не раньше, чем тогда, когда умерщвлены были первенцы египетские (см. Исх. 13,15). Так и человек не войдет в жизнь вечную, если прежде не убьет в себе умерщвлением греховные вожделения. Блажен тот, кто научился до смерти умирать для греха, и до погребения во гробе похоронит свои страсти в умерщвленном своем теле (2).
Мы не погрешим, если назовем смерть вселенским учителем, ибо она вопиет каждому во вселенной: «Умрешь, умрешь, никакими ухищрениями ты не избегнешь смерти! Смотри на мертвый труп во гробе и внемли тому, что если не словом, то самим делом он говорит тебе: «Я был такой же, какой ты ныне; но каков я теперь, таким и ты будешь вскоре; то, что для меня теперь, то для тебя завтра. Помни кончину твою (Сир. 7, 39), чтобы не грешить, помни о смерти, чтобы не согрешать смертно»». Вот каким учителем является для нас смерть: смерть бывает учителем.
В тяжкие грехи впал некогда богопротивник фараон, не хотевший отпустить из Египта людей израильских, однако и нехотя отпустил. Кто же уговорил столь ожесточенного? Кто умягчил его каменное сердце? Кто научил отпустить их? Смерть первенцев египетских, в одну ночь повсюду умерщвленных рукой Ангела: смерть была его учителем (см. Исх. 12).
Ожесточен был и Саул, но когда услышал от пророка Самуила о смерти: Утром, – сказал он ему, – ты и сыновья твои умрете, то тотчас же пал на землю и испугался. Кто научил такого горделивца и безбоязненного грешника смирению и страху? Смерть была его учителем (см. 1 Цар. 28, 19–20).
Разболелся Езекия, отягченный многими грехами, и пришел к нему пророк Божий Исаия и сказал: Умрешь ты. И обратился Езекия лицом к стене, стал плакать и молиться (4 Цар. 20, 1–2). Кто же научил его такому сердечному сокрушению и умиленной молитве? Слово пророческое: Умрешь ты, – смерть была его учителем.
Молено удивляться тому евангельскому браку, от которого отказывались званые, отговариваясь один селом, другой куплей волов, третий женитьбой. Но потом пришли многие, случившиеся на распутьях, злые и добрые, без всяких отговорок и отрицания, и наполнился брак возлежащими (см. Лк. 14,16–24). Кто же уговорил их, кто научил не отказываться, а тотчас же согласиться на приглашение? Научило то, что они видели трупы умерших избиенных. Ибо, как повествуется в Евангелии, царь разгневался на непришедших и, послав слуг, умертвил их. Другие же, видя это, тотчас пошли на брак. Учителем их была смерть.
Вы же, слушатели мои благочестивые, всегда помните слова Писания: Помни кончину твою, и вовек не согрешишь (2).
Великая печаль, смущение и сокрушение сердца бывает при разлучении любящих. Сколь тяжко разлучаться душе с телом, так же и любимому с любящим, ибо, по общему разумению, душа лучше живет там, где любит, чем там, где оживляет. Намереваясь уйти из Ефеса в Иерусалим, святой Павел созвал священный собор епископов, иереев и прочих церковных чинов и, после пространной душеполезной беседы, сказал им: И ныне, вот, я знаю, что уже не увидите яйца моего все вы, между которыми ходил я, проповедуя царствие Божие (Деян. 20, 25). После этих слов немалый плач был у всех, и, падая на шею Павла, целовали его, скорбя особенно от сказанного им слова, что они уже не увидят лица его (Деян. 20, 37–38). Печальное и слезное разлучение бывает между любящими друг друга, особенно тогда, когда это разлучение таково, что увидеться им более невозможно.
Послал некогда Товит сына своего Товию-младшего в мидийский город Раги к Гаваилу за серебром, данным взаймы, и когда посланный сын, задержавшись там, не возвратился в назначенный день, он начал весьма скорбеть, а Анна, жена его, как рассказывает Божественное Писание, плакала неутешными слезами, говоря: «Увы мне, сын мой, зачем мы послали тебя в путь далекий! О свет очей наших и жезл старости нашей, утешение жизни нашей и упование наследия нашего! Имея в тебе одном все, мы не должны были отпускать тебя!» И не находя ни в чем утешения, она ежедневно ходила, смотря вокруг, и обходила все пути, по которым он мог возвратиться, чтобы издалека увидеть его приближение (см. Тов.9,1-11,1).
Столь великую, неутешную печаль, если не навсегда, то на долгое время, доставила любящей матери разлука с сыном. Такую же печаль производит и всякое разлучение любящих, более же всего смерть. Ибо смерть есть не иное что-либо, как разлучение души с телом, с друзьями и со всеми, с кем она бывает в общении. О, сколько страданий доставляет любящим разлучение смертное!
Когда братья продали Иосифа в Египет и, помазав кровью козленка его одежду, послали ее к Иакову, его отцу, ложно сказав, что съеден лютым зверем, – Иаков, узнав одежду своего сына и думая, что он действительно похищен зверем, растерзал свои ризы, возложил на себя власяницу и оплакивал своего сына много дней. Сколь великая скорбь и печаль! Утешали его сыновья и дочери, но он не хотел, не мог утешиться и говорил: Сойду к сыну моему, сетуя, во ад (Быт. 37, 33–34).
Возвестили Давиду, что сын его, злобный и мятежный Авессалом, убит на брани, которую он нечестиво воздвиг на своего отца. Всякий мог бы думать, что Давид возрадуется погибели скорее врага, чем сына своего. Но и здесь разлучение смертное сделало горький плач. И смутился Царь, – говорит Писание Божественное, – и войдя во дворцовую палату, горько плакал по Авессаломе, и взывал в плаче своем: «Сын мой Авессалом, сын мой Авессалом, кто мне даст смерть вместо тебя» (2 Цар. 18, 33)! Хотя и поднял ты восстание, но был моей кровью, и я не могу спокойно перенести смертное разлучение с тобой! Лучше было бы мне умереть, чем разлучиться с тобой смертью!
Глас в Раме слышен, плач и рыдание и вопль великий. О чем это великое рыдание, наполняющее весь мир? О потерянных ли богатствах, или о лишении чести? Нет! О разлучении смертном. Любила Рахиль плачущая детей своих и не хочет утешиться, ибо их нет (Мф. 2,18).
Мало того. Наступило время Спасителю нашему смертью разлучиться с любящими Его апостолами, и Он возвестил об этом апостолам, сказав: Еще недолго быть Мне с вами, будете искать Меня, и не найдете; и где буду Я, туда вы не можете прийти (Ин. 7, 33–34). Что же апостолы? Они исполнились столь неизреченной печали, что не могли ответить ни одного слова. Сам Спаситель замечает это: Теперь иду к Пославшему Меня, и никто из вас не спрашивает Меня: куда идешь? Но оттого, что Я сказал вам это, печалью исполнилось сердце ваше (Ин. 16,5–6).
Воистину, разлучение любимого с любящим, особенно же разлучение смертное, производит великую печаль у людей: разлучение друзей с другом, братьев с братом, детей с родителями никогда не бывает без плача и многого рыдания. Но так ли должно быть? Спрошу об этом в новой благодати и отыщу ответ сетующим в Божественном Писании, у Самого Спасителя нашего. Скажи нам, Спаситель наш, приличествует ли безмерно сетовать, когда кто-либо любимый нами по Твоему изволению отлучается от нас смертью временной? Отвечает нам Спаситель наш то же, что отвечал скорбящим апостолам: Да не смущается сердце ваше и да не устрашается (Ин. 14, 27). Но как возможно было не скорбеть апостолам? Ведь Ты оставлял их, любящих Тебя! Оставлял сиротами, разлучался с ними смертью, и смертью позорной, крестной, которою обыкновенно умирали только разбойники и злодеи! Умирал не в старых летах, умирал тогда, когда только бы и жить Тебе! На это отвечает Спаситель наш: Да не смущается сердце ваше, – и прочее.
Но какая же причина, почему любящим Тебя апостолам можно не смущаться, разлучаясь с Тобой? Причина такова, говорит Он, что Я от мира сего иду к Отцу, а поэтому любящим Меня подобает радоваться, а не рыдать. Если бы вы любили Меня, то возрадовались бы, что Я сказал: иду к Отцу (Ин. 14, 28). Не смотрите, как бы говорит Спаситель наш, на то, что Я оставляю вас, что смертью, и смертью бесчестной, разлучаюсь с вами, что не в старости, а в тридцати годах умираю; смотрите на то, что Я иду к Отцу от этой жизни, исполненной печалей, к жизни, где ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет (Откр. 21, 4), но будет жизнь бесконечная. И то, что Он сказал апостолам, сказал и всем верующим в Него (ср. Ин. 17, 20), чтобы в скорбях, особенно происходящих от разлучения смертного, все могли иметь утешение более всего в том, что верующий во Христа, в каких бы годах и какою бы смертью он ни умер, переходит от жизни этой, исполненной смятения и скорби, к Отцу Небесному (2).
Да не смущается сердце ваше и да не устрашается, – и прочее. Если бы вы любили Меня, то возрадовались бы, что Я сказал: иду к Отцу (Ин. 14,27–28). Если бы подобало безмерно сетовать о разлучении с любимым, то только в том одном случае, когда его отшествие от нас было бы лишением какого-либо блага и переходом ко злу. Но когда разлучение бывает переходом не от блага ко злу, а, наоборот, от зла к благу, то не подобает любящему скорбеть о таком разлучении.
Например, достойная сетования причина, когда чей-нибудь друг отлучается и этим отлучением переходит из свободы в узы, от радости к печали, из отечества в изгнание, от чести к бесчестию, от жизни к смерти. В противном же случае, когда через это разлучение он переходит от печали к радости, от уз и темницы к свободе, из плена домой, из изгнания в отечество, от смерти к жизни, от смятения и напастей к покою, то невозможно другу об этом печалиться, иначе он любил бы его не истинной любовью, а любил бы более всего самого себя, и это была бы не любовь, а пренебрежение.
Ибо что значит любить кого-либо? Значит желать ему блага и делать его, когда возможно, как говорит Аристотель и утверждает апостол Павел: Любовь не ищет своего, а того, кого любит (1 Кор. 13, 5). Враг, а не друг тот, кто скорбит о том, что избежал зла и получил благо его друг, который в каком-либо случае и в какое-либо время жизни своей перешел от зла к благу. И именно так бывает при смертном разлучении верующих во имя Иисусово. Смерть для верующих во имя Иисусово есть не что-либо иное, как разлучение души с телом, и вместе с тем переход от бедствий мира сего к благам небесным (2).
Да не смущается сердце ваше и да не устрашается (Ин. 14, 27), родители, лишающиеся своих детей в молодых годах! Если любите их, лучше радуйтесь, что они по изволению Божию восходят от этой горестной жизни к Отцу Небесному. Если любовь ваша родительская желает неразлучного пребывания с ними, то здесь оно неразлучным быть не может. Желайте его там, где возможно вместе пребывать вечно, а на земле – до тех пор, пока захочет Бог.
Вы не лишаетесь, не погубляете умершего, но, напротив, передаете свое чадо из изгнания в отечество, из плена и уз на свободу, с земли на небо, от смерти к жизни, чего да сподобит и его Всемилостивый Бог получить, и вас после этой долголетней жизни там достигнуть и навеки с ним и с Ангелами, и всеми святыми вселиться, прославляя Отца и Сына, и Святого Духа ныне и присно, и во веки веков (2).
Смерть и время издавна стремятся и людей, и память о них истребить на свете, слушатель преизрядный, что и доказывают своим действием. Ибо смерть обращает людей в нелюдей, а время – память о людях в непамять. Смерть вводит каждого во гроб, а долгое время предает каждого забвению.
О, как много людей, начиная с Адама, смерть смешала с землей! А время! Сколь много человеческих дел, начиная с потопа, оно сравняло с землей!
Смерть поглощает людей, а время пожирает и саму память о них, почему и названо мудрыми вещью поедающей. Но если острая смертная коса попадет на камень, а истребляющие зубы времени на мрамор, то ничего сделать не могут. Когда, говорю, они попадут на такого свято пожившего человека, смерть которого не смерть, а начало вечной жизни, и добрые дела которого записаны на вечную память и в небесных книгах, и в сердцах человеческих, то и коса смертная притупится, и зубы времени, поедающие все вещи, сокрушатся. Именно о таком человеке Сам Дух Святой говорит у Сираха: Память о нем не погибнет, и имя его будет жить в род и род; премудрость его прославят народы, и Церковь исповедует хвалу его (Сир. 39, 12–13) (2).
Уклонившись от свойственного нам свойства в несвойственное плотское хотение, мы подпали смерти и тлению. Ибо в начале мы были созданы Господом не для смерти и не для бессловесной плотской похоти и сочетания, но для Божественного желания и любви. Ибо в раю прежде преступления не было похоти и плотского вожделения, но после преступления и изгнания из рая явились плотская похоть и вожделение, а затем смерть. Потому похоть плотская упраздняется смертью, и после того как она будет упразднена смертью, впредь в грядущей жизни и следа ее не будет, но все, угождающие Богу, Божественным желанием и любовью во веки веков будут наслаждаться (3).
Прежде смерти видимой умирай невидимо греху, умерщвляй разумом плотские похоти, да оживешь Господу духом. Отвлекай сердце твое от земного пристрастия, да вместилищем Духу Святому будешь, да в твердой надежде на спасение свое с дерзновением во время исхода скажешь: Готово сердце мое, Боже, готово сердце мое: воспою и пою во славе моей (Пс. 56, 8). От тления и греха будучи рожден, иначе от тления и греха не освободишься и к вечной жизни не перейдешь, как только смертью и разлучением.
Поэтому, прежде общего всех воскресения, старайся умершую грехом и страстями душу безгрешней и бесстрастием воскресить, и живым всегда быть пред Господом, чтобы, так воскреснув духом, не боялся ты впредь временной смерти плотью, но сам ее возжелал, чтобы быть всегда с Господом и во время восстания всех из мертвых, внутри тебя сущей благодатью, извне же приятием нетленной плоти, как светозарный луч просиял (3).
Не думай, что далеко смерть, что еще не скоро и не тотчас умрешь, но помышляй, что уже близко от тебя она есть, при корне жизни твоей секира смерти лежит (см. Мф. 3, 10; Лк. 3, 9), при дверях суд, пред очами гроб; земля готова, куда ты пойдешь. Не думай, что иные только умирают, ты же не умрешь; Какой человек поживет и не увидит смерти? – говорит пророк (Пс. 88, 49). Умерли пророки, умерли патриархи, апостолы, святители, умерли мученики, преподобные, умерли все святые, умерли князья великие, вельможи, цари, и все от века бывшие умерли, – ты же один ли только так останешься? Не будь безумен и слеп: как с другими произошло, так и с тобой неотменно то же сбудется (3).
Будь каждый день, каждый час готов к смерти, смерть всегда в памяти своей имей, никогда не будь беспечен: Ибо в который час не думаете, приидет Сын Человеческий, – говорит Господь (Мф. 24,44). Смерть как вор и как хищник: когда не чаешь, тогда особенно и подходит к тебе, ибо тогда она особенно подкрадывается. Как и хотящему создать большую житницу было сказано: Безумный! в сию ночь душу твою возьмут у тебя; кому же достанется то, что ты заготовил? Так бывает с тем, кто собирает сокровища для себя, а не в Бога богатеет (Лк. 12,20–21) (3).
Никаким злом не является смерть для благих, но облегчением от страстей и беспрепятственным соединением и сожитием духом с Господом, ибо великая тягота для души жить во плоти и терпеть насилие страстей. Не бойся ты смерти, только в безгрешии будь к ней готов, ибо если к смерти готов будешь, смерти не убоишься, если Господа всем сердцем возлюбишь, то сам ее прежде возжелаешь. Не бойся ты смерти по плоти, только греха и от Бога отлучения усердно берегись. Ибо не знаю иной большей муки, чем греховное связывание страстями и отчуждение от Бога; и Царствие Небесное есть не что иное, как только освобождение от страстей и соединение любовью с Господом. Не боялся тот смерти, кто так говорил; Изведи из темницы плоти и страсти душу мою, чтобы исповедать имя Твое (Пс. 141, 8). Ибо плоть и насилие от страстей – это немалый мрак. Что такое жизнь? Только всеконечное от Бога отчуждение. Что такое смерть? Только к Богу совершенное присоединение (3).
Где ныне славные? Где богатые? Где пищей и питьем наслаждавшиеся? Где красотой и благолепием лица красившиеся? Где похоти и желания свои исполнявшие? Не все ли смертью скончались? Не всех ли земля покрыла, и память об них с шумом исчезла? В мире нет ничего постоянного, что следовало бы любить, кроме Бога. Ибо если возлюбишь славу, – исчезает, если возлюбишь богатство, – погибает, если возлюбишь наслаждения и красоту плотскую, – в смрад и гной обращается. Ничто из этого после смерти не поможет, но только от дел своих каждый из нас или прославится, или осудится (3).
Знаете ли вы, что такое душевная смерть? Душевая смерть – это тяжкий, смертный грех, за который человек будет вечно мучиться в аду. Почему же тяжкий грех является смертью для души? А потому, что он отнимает у души Бога, Которым только она и может жить, ибо как жизнью тела является душа, так и жизнью души является Бог, и как тело без души мертво, так и душа без Бога тоже мертва. И хотя грешный человек ходит, будучи живым по телу, но душа его, не имеющая Бога, своей жизни, мертва (1).
Образ Пречистой Девы плачет, – почему? Чтобы ты, человек, образ Божий, привык не смеяться. Горе смеющимся! Мир сей – юдоль плача, как в нем смеяться? Смех ваш да обратится в плач, и радость – в печаль… (Иак. 4,9).
Здесь поплачь, да там возрадуешься, и радости твоей никто не отнимет у тебя (3).
Берегись смеха, празднословия и кощунства, дабы собранное плачем не расточить бесчинным смехом и кощунствами. Бесчинный смех расточает собранное и устраняет от Господней благодати, память о смерти погубляет, о страшном суде творит забвение. Смех – это признак детского нрава, сластолюбивого сердца, слабой и немужественной души, смех всегда непотребен (3).
Берегись смеха, чтобы не раздражать Того, Кто плачу учит тебя, да не лишен будешь всякой добродетели, да не объят будешь пагубным непослушанием и не впадешь в сети дьявола. Лучше смеха плач, ибо Христос ублажает не смеющихся, но плачущих. Блаженны, – сказал Он, – не смеющиеся, но плачущие, ибо они утешатся (Мф. 5,4), и далее: Горе вам, смеющиеся ныне! ибо восплачете и возрыдаете (Лк. 6, 25). Ибо делатели смеха в том веке постыдятся и во время веселья восплачут и возрыдают (3).
Что, человек, имеешь в мире этом достойного смеха, радости и веселья? Что имеешь, в чем бы мог получить верное утешение? Полна жизнь твоя скорби, печали и воздыхания, ты же в смехах и кощунствах время свое изнуряешь. Полна жизнь твоя плача и рыдания, ты же веселишься и благоденствуешь, и это есть действие твоего неразумия. Не ведаешь, в чем можешь утешиться, не ведаешь, что тебе есть на пользу и на вечное твое приобретение. Не об этом ты утешайся, но о Господе, в котором можешь утешаться вовеки (3).
Зачем утешение имеешь в смехе и кощунствах, которые тебе не на пользу? Ибо еще не переплыл ты беды мира сего, а уже в смехе и кощунствах утешение свое полагаешь. Не избавился от плача, а смехом и празднословием утешаешься. Ничего достойного радости в мире сем не имеешь, а смеху порабощаешься. Не знаю, какое у тебя внимание, или не знаешь, что все в мире сем достойно плача, а не смеха, достойно рыдания, а не радости? Ибо ты в дебри плачевной, а не в утешении, ты в изгнании, а не в отечестве. Должен ты скорбеть, а не веселиться; плакать и рыдать, а не смеяться и кощунствовать (3).
Всякий, потерявший малую вещь, смущается и весьма скорбит, ты же, вечное свое отечество погубив, смеешься и веселишься, нисколько о том не скорбишь и не ищешь, в изгнании этом, как в вечном отечестве, располагаешься. Где тебе плакать и рыдать надлежит, там смеешься и веселишься, где подобает беспокоиться и усердствовать об искуплении от своего рабства, там пребываешь и почиваешь в беспечности. Всякий, плененный в чужую страну, из земли в землю переходя, во временном рабстве пребывая, скорбит и весьма смущается. Ты же из рая в мир этот, из жизни в смерть, из свободы в рабство пленен, в вечном рабстве пребываешь, в бессловесных наследиях, в далекой стране находясь, не чувствуешь, о своем мирном, любимом, свободном, вечном отечестве не скорбишь, об искуплении и освобождении не печешься и не чувствуешь. Это есть действие твоего неразумия и слепоты.
Поэтому берегись смеха, дабы вечный плач не постиг тебя. Берегись празднословия и кощунства, дабы потом горько не раскаиваться, когда в исходе своей души нищету увидишь, дабы тогда не раскаиваться, когда ничем себе помочь не сможешь. О, если бы ты познал, если бы уведал, что будет после сего! Никогда ни в чем не захотел бы быть беспечным, никогда в смехе и кощунствах время свое не проводил бы! Смеялись они, которые теперь плачут, радовались они, которые теперь рыдают и рыдать никогда не перестанут. По насыщении за трапезой смеха особенно берегись, ибо тогда он обычно приходит, а если и случится тебе когда-либо в том не уберечься, без усердного раскаяния никогда этого не оставляй (3).
Смех, если случится, пусть будет только до улыбки, и то не часто (3).
Святой Иоанн Богослов однажды захотел посмотреть на двор Царя Небесного и узнать его благочиние. Смотрит он и видит Престол Божий в великой и неизреченной славе. На Престоле – Царь под прекрасной радугой, как бы под сенью. Вокруг Престола радуга и двадцать четыре сенатора, по виду достойные старцы. Там же при Престоле тысячи тысяч и тьмы тем слуг и воинств, предстоящих Царю Небесному. Посреди же всего того видения блестит море, а перед Престолом, говорит, море стеклянное, подобное кристаллу (см. Откр. 4, 2–6). Аравийский же перевод читает, что море было стеклянное, подобное льду.
Что бы могло означать то море, виденное во дворе Царя Небесного перед Его Престолом? У святых отцов и мудрых толкователей есть много толкований на это, о которых нам ныне говорить не время. Мы можем сказать только то, что как по скользкому льду невозможно с гордостью, смело, быстро и долго ходить, ибо скоро можно споткнуться и упасть, если не ходить со смирением, с кротостью и с боязнью, – так и дворянам Царя Небесного в страх и опасение предложено скользкое, стеклянное, хрустальное и ледяное море, чтобы они со страхом и смирением предстояли Господу своему и кротко ходили пред Ним. На том-то море хотел дерзновенно ходить светоносный ангел, возгордившийся многими дарами Божиими, данными ангельскому естеству, ибо он поставил безбоязненно на море свою гордую ногу, говоря: Взойду на небо, буду подобен Всевышнему (Ис. 14, 13–14). Но тотчас он поскользнулся, как на льду, и в ужаснейшем падении ниспал от света в вечную тьму (1).
Некий пустынный старец, убеждаемый мольбами одного христолюбца изгнать беса из его дочери, сотворил молитву к Богу и сказал бесу: «Изыди из создания Божия». Бес же, возражая ему, задал вопрос: «Если хочешь, чтобы я вышел, то сначала скажи мне, кто овцы и кто козлища?» Старец отвечал: «Овец знает Бог, козлище же я сам». И бес, не стерпев смирения старца, бежал. Старец тот по смирению назвал себя козлищем, оставив овец на усмотрение Божие (1).
Смирение – это лучшая ступень как к высоким земным, мирским почестям, так и к небесным.
Некогда праотец Богородицы и Христа святой Давид, будучи преследуем своим тестем Саулом и увидев его издали на одном месте, кричал ему: За кем ты ходишь или за кем гоняешься? За псом ли мертвым или за одной блохой? – Саул же, убедившись в его невинности и кротости, отвечал ему: Ныне знаю, что ты будешь царствовать, и твердо будет в руке твоей царство Израилево (1 Цар. 24, 15,21). Смотрите: когда смирился Давид настолько, что уподобил себя мертвому псу и блохе малой, тотчас же услышал уготованный ему Богом царский титул: Будешь царствовать. Через смирение достиг царской чести, земных почестей.
Святой Иоанн Предтеча смирил себя до ног и обуви Христова, сказав: Недостоин, наклонившись, развязать ремень обуви Его (Мк. 1,7). И что же услышал он от Христа: Из рожденных женами не восставал больший Иоанна Крестителя (Мф. 11, 11). Ступенью смирения взошел святой Иоанн к столь высокому достоинству, что удостоился возложить руку свою на пречестнейшую главу Божия Сына.
Но и к высочайшим небесным почестям нет более лучшего восхождения и ступени, чем смирение, по словам Господа: Кто унижает себя, тот возвысится (Мф. 23,12).
Некогда возник между апостолами спор о том, кто из них высший в апостольском лике и кто будет начальствующим на небе? Они пришли за разрешением этого вопроса к Самому Господу и сказали Ему: Кто больше в Царстве Небесном? Господь же, призвав дитя, поставил его посреди них и сказал: истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное (Мф. 18,3).
Но, о Господи! Что означает это учение Твое? Неужели Твоим ученикам нужно превратиться из зрелых мужей в малых детей? Петр уже стар, и Андрей тоже, и прочие апостолы уже немолоды. Возможно ли им возвратиться в прежний, давно прошедший возраст и сделаться малыми отроками? А Господь говорит: «Будьте детьми, если желаете войти в Царство Небесное и быть в нем великими».
Но, о Господи! Укажи нам способ обращения к отрочеству. Говорит Господь: Кто умалится, как это дитя, тот и больше в Царстве Небесном (Мф. 18,4). Вот способ отрочествования: будучи даже старыми, быть смиренными, кроткими, незлобивыми, как дети. Хорошо говорит об этом и апостол: Не будьте дети умом: на злое будьте младенцы (1 Кор. 14, 20). Кто младенец по незлобию и смирению, тому отверзается для входа дверь небесная, тот войдет в Небесное Царство и будет в нем великим.
Необходимо было такое обращение к отрочеству для учеников Христовых, ибо они в гордости начали мало-помалу превозноситься в уме своем: то они просят сидения по правую и по левую руку Христа в Его Царстве, то рассуждают о том, кто из них больший, ищут начальствования. Но не требовалось такое обращение для Пресвятой Девы, ибо Она от младенчества Своего была неизменна в Своем смирении, и, возрастая телом, Она нисходила по духу смирения и всегда младенчествовала, как дитя, по незлобию и смирению (2).
Смирение – это основание всего, и все прочие добродетели служат как бы назданием на этом основании (2).
Велика жемчужина смирения, цену которой плохо знают сыны Адамовы, ибо не хотят уразуметь и презирают его силу. А жемчужина эта столь драгоценна, что люба и Самому Богу, Сам Царь Небесный любит смотреть на него, «в вышних живый и на смиренный призираяй». На кого призрю, – говорит Он, – только на кроткого и смиренного (Ис. 66, 2). Тот бисер имеет силу возносить нищего от гноища и сажать его с князьями. Не принижает этот товар и святой Василий Великий, называя смирение безопасным хранилищем всех добродетелей, не боящимся воров. Другие говорят, что эта добродетель, то есть смирение, слагается из тех бисеров, которые при служении носил ветхозаветный архиерей в числе своих украшений на доске, именуемой «слово судное». Она носилась на груди и имела двенадцать драгоценных камней, по числу двенадцати колен Израилевых (см. Исх. 28, 15), а также по числу будущих двенадцати апостолов, но не менее и по числу двенадцати особых высших добродетелей, которые обозначались теми камнями и перечислить которые ныне недосужно по недостатку времени. Между теми бисерами был один, называемый аметист, который знаменовал собой смирение, как рассуждают об этом толкователи Божественного Писания.
Оставим им то рассуждение, нам достаточно знать, сколь достоин этот бисер. Однако не будем довольствоваться им, ибо у некоторых бывает и лукавое смирение. Святой Иоанн Богослов предостерегает нас, говоря: Не всякому духу верьте (1 Ин. 4,1), – то есть как бы говорит: не всякому смирению веруйте. Есть смирение истинное, и есть смирение лицемерное; снаружи кажется овцой, а внутри волк. Иной смиряется, пока не получит желаемую честь, а получив ее, тотчас возносит главу гордости (2).
Какая еще добродетель так, как смирение, привлечет к себе милостивые очи Господни? На кого призрю, – говорит Господь, – на смиренного (Ис. 66, 2). И Сама Владычица наша этой добродетелью очи Вышнего на Себя обратила. Призрел на смирение Рабы Своей. Этой добродетелью и мы сотворимся малыми, – да угодны будем очам Божиим.
Требуется же знать, что есть три степени совершенного смирения.
Первая степень. Покоряться старейшим и не превозноситься над равными.
Вторая степень. Покоряться равным и не превозноситься над меньшими.
Третья степень. Покоряться и меньшим себя и ни во что вменять себя, как одного из скотов, недостойного пребывания с человеком.
А кто себя так умалит, тот великим пред очами Господа своего будет и увидит славу Его (3).
Ты, носящий адамово естество, смирен будь, помня сказанное слово праведного осуждения: прах ты и в прах возвратишься (Быт. 3, 19) (3).
Поскольку почитаем ты, постольку и недостойным почитания себя называй, при великом почитании пусть пребывает в душе твоей всегдашнее смирение. Помни о смерти, которая не смотрит на саны и почитания, но всех уравнивает. Где ныне славимый, богатый и почитаемый? Где князья и господа? Где ученые и премудрые века сего? Где сильные, храбрые и мужественные? Где многими странами и землями обладавшие? Малый гроб вместил их ныне. Где прекрасные и благолепием лица процветавшие? Отошли, как будто никогда и не были, изменились, ни следа почитания и славы не оставили (3).
Везде Бог отметает гордых, принимает же кротких, низлагает сильных с престолов и возносит смиренных, алчущих исполняет благ и богатых отпускает ни с чем. Избрал Господь смиренных апостолов, гордых же фарисеев отверг. Отринул премудрых философов, избрал же препростых рыбарей. Отверг благородных и великих князей, избрал же смиренных, Иосифа плотника и Пресвятую Деву Матерь убогую. Поэтому благородством предков своих никто пусть не гордится, зная, что все мы одного по Боге имеем праотца Адама, прах же и пепел наследие наше: от земли мы взяты, в землю же и опять пойдем. Не будем возноситься один над другим, ибо всех нас земля сравняет и каждому даст удел его (3).
Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас, – говорит Господь, – возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня – не гордости и возношению, – но ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим (Мф. И, 28–29). Ни в чем не обретешь покоя, только в смирении, и ни в чем не обретешь столько смущения, сколько в гордыне. Если хочешь иметь покой и тишину, будь смирен, если же не будешь таковым, то в молве и мятеже, в скорби и печали изнуришь жизнь свою и без падений ни в чем не обойдешься. Будь перед всеми смирен, да от Господа возвышен будешь. Мало добра в том, если ты сам возвышаться будешь, а не Бог возвысит тебя, ибо твое возвышение – это от Бога отпадение, а Божие возвышение в благодати Его. Ибо если ты возвышаться будешь, Бог унизит тебя, если же унижать себя будешь, Бог возвысит тебя. Но хотя бы Бог и возвышал тебя, ты же, однако, смирен будь, да обретешься возвышенным от Господа вовеки. Смиритесь пред Господом, и вознесет вас, – говорит апостол (Иак. 4,10) (3).
В памяти имей образ смирения: плоть свою ты от земли взял, в землю же снова пойдешь (Быт. 3, 19). От небытия в бытие ты приведен, и неизвестно, куда потом обратишься и как от Бога устроен будешь. Не сам себя ты в бытие привел и не знаешь, куда от временного бытия переселишься. Поэтому смирен будь, да с пророком говори всегда: Господи! не превозносилось сердце мое, и не превозносились очи мои: не входил я в великое и дивное, что выше меня (Пс. 130, 1). И далее: Я же – червь, а не человек, поношение у людей и уничижение в народе, – как говорит пророк (Пс. 21, 7). Ибо как можешь ты не быть смиренным, ничего от себя не имея? Как можешь возвышаться, ничего благоутодного сам собой, без помощи Божией, будучи не в состоянии сделать? Так смирен будь, как смиренным от Бога ты и сотворен. Бог смиренным тебя сотворил, ты же возвышаешься; ничего благородного без Себя сделать тебе не допустил, ты же себе приписываешь и о себе возносишься. Что ты имеешь, чего бы не получил? А если получил, что хвалишься, как будто не получил? – говорит апостол (1 Кор. 4, 7) (3).
Смиренно мысли, смиренно говори, смиренно мудрствуй, смиренно все делай, да беспреткновенен во всех стезях своих будешь. Помни: плоть и душа откуда взялись? Кто их сотворил и куда снова пойдут? Но воззри на себя извне и увидишь, что ты весь тля. Вникни внутрь и познай, что все в тебе суетно: ты ничто иное без Господней благодати, как трость праздная, дерево бесплодное, трава иссохшая и годная лишь на сожжение огню, обрубок дерева, поверженный на гноище, бочка греховная, всем скверным и бессловесным страстям вместилище преизобильное, и исполненный всякого беззакония сосуд. Не имеешь от себя ничего благого, ничего благоугодного, только грех и преступление: Да и кто из вас, заботясь, может прибавить себе росту хотя на один локоть? не можешь ни одного волоса сделать белым или черным (Мф. 6,27; 5,36) (3).
Образ смирения показал тебе Господь: смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной (Флп. 2, 8). От смирения рождается послушание и повиновение, от гордости же – пререкание и непокорство; от смирения рождается к Богу присвоение, от гордости же – от Него отпадение. Не имеешь, человек, чем гордиться, ибо ничего не имеешь от себя, ничего не имеешь своего. Был ли ты когда прежде в веке сем? Не был. Знаешь ли, когда зачинала тебя в утробе мать, или своим произволением рожден ты? Знаешь ли, как в это время возрос ты и в какую ипостась пришел? Разумеешь ли, к какому концу придешь? Если же всего этого не знаешь и не разумеешь, то что же ты всуе гордишься не тем, что твое, но тем, что Божие? (3)
Лучшая мера смирения есть то, чтобы вменять себя худшим всей твари, всякого создания. Ибо если худшим всей твари себя будешь вменять, то худшим всей твари вменен не будешь, и потому худшим всей твари себя разумей, да от Господа лучшим всей твари вменишься (3).
Смирен будь не бездумно, но в разуме смиренномудрствуй, не бессловесно пред всяким бессловесием смиряйся, чтобы не уподобиться бессловесному скоту. Ибо смирение, как и все иное, с разумом принимается, без разума же отвергается, и бессловесные скоты часто смиренными бывают, но не в разуме, и потому никакой похвалы не достойны. Но ты в разуме смиренномудрствуй, да не прельщен и осмеян от сопротивных во всем будешь. Поэтому в разуме правом смиренномудрствуй, чтобы не явиться во всем непреткновенным. И если ты смирен, то с Господом соединишься, а если горд, то отвержен от Него будешь, ибо как смирение может спасти, так высокоумная гордыня может погубить, что на фарисее, мытаре, и на многих других было показано (3).
Что такое смирение? Смирение в том состоит, чтобы считать себя за ничто. Справедливо же считать себя за ничто, потому что из ничего сотворен ты; справедливо и не думать о себе ничего, потому что ничего не имеешь от себя. О, сколь нет достойного смирению! Сколь нет достойного удивлению! Ибо из ничего сотворены мы, и не ведаем, куда пойдем и как от Господа устроены будем. Ибо от тли и худого посеянного темного семени манием Господним рождены мы, в смрад же, прах и пепел превратимся; душа же наша так устроена будет, как Сам Господь один ведает, который есть Творец и Зиждитель (3).
Есть чему удивляться, почему это милостивый Господь Бог, проводя людей израильских в землю Ханаанскую, когда они уже пришли к Иордану, сурово заповедал им погубить всех живущих в той земле, говоря; Погубите всех живущих на земле; истребите стражу их, и всех идолов литых и изваянных их погубите, и все капища их разрушите; и столпы их да сокрушите, и дубравы их да посечете; если же не погубите живущих на земле вашей, то оставшиеся из них будут терниями в очах ваших и язвами в ребрах ваших; и что Я вознамерился сотворить им, то сотворю вам (Числ. 33, 52 и след.).
Почему же Милостивый Господь произнес такой жестокий указ о язычниках? Если Он так не любил язычников, то не лучше ли было бы предать их в рабство людям Своим израильским, чтобы израильтяне не научились делам тех? Если, – говорит, – не погубите, будут терниями в очах ваших, ибо, смотря на них, вы соблазнитесь; и язвами в ребрах ваших будут не столько телесными, сколько душевными. Потому и сказал: Ту казнь, которую Я для них уготовил, наведу на вас, что и сбылось, как говорит Псаломник: И смешались с язычниками и научились делам их. И служили истуканам их, и было им это в соблазн (Пс. 105, 35–36) (1).
Проповедуем, вразумляя всякого человека и научая всякой премудрости, чтобы представить всякого человека совершенным во Христе Иисусе (Кол. 1,28).
Возлюбленный слушатель! Апостол всякому человеку желает быть совершенным. Но кто из людей может быть совершенным? Никто не благ, как только один Бог (Мк. 10,18). Однако же христианин должен по силе своей заботиться, чтобы с Божией помощью день ото дня и час от часа приходить к совершенству в добрых делах.
Сам собою человек не может достигнуть добродетельного совершенства, с помощью же Божией может, ибо невозможное человекам возможно Богу (Лк. 18,27). На это именно и указывает ныне апостол, говоря: Чтобы представить всякого человека совершенным во Христе Иисусе. Не своими усилиями представим совершенным, но во Христе Иисусе, то есть с помощью Иисуса Христа (Кол. 1, 28).
Поучимся же ныне немного, хотя бы отчасти, тому, как человек может достигнуть добродетельного совершенства.
Как по телесному возрасту человек не сразу после рождения делается совершенным, но, возрастая понемногу день ото дня, месяц от месяца и год от года, приходит в возраст совершенного мужа, так и по духовному возрасту, то есть по добродетельности, мы не сразу делаемся совершенными, но, как бы с младенчества, мы начинаем с доброго намерения, с доброго начала. Так поучает и святой апостол Петр: Отложив всякую злобу и всякое коварство, и лицемерие, и зависть, и всякое злословие, как новорожденные младенцы, возлюбите чистое словесное молоко, дабы от него возрасти вам во спасение (1 Петр. 2, 1–2).
Внемлем словам: Как новорожденные младенцы, возлюбите чистое словесное молоко. Человек, начинающий отлагать всякую злобу, всякий грех и приходящий в чувство и покаяние, есть как бы новорожденный младенец, которому не сразу предлагается твердая пища, но сначала молоко, то есть слово Божие предлагает ему понести бремя не сразу тяжелое и неудобное, но сначала легкое, чтобы, привыкнув к легким подвигам, он потом мог взяться и за более трудные.
Посмотрим же на самый возраст добродетельный, то есть на самое совершенство. Чтобы удобнее рассмотреть его, я предлагаю такой вопрос: что такое совершенство? Совершенство – это то, о чем нельзя сказать, что ему недостает чего-либо. Не может дом быть назван совершенным, если в нем недостает крова или если в нем будет не достроено что-либо иное. Не может город назваться совершенным городом, если в нем не будет крепких стен, башен, ворот, дневной и ночной стражи. Не может человек назваться совершенным, если ему недостает руки или ноги, или какого-либо иного члена тела. Вообще всякая вещь не может быть названа совершенной, если ей чего-либо недостает. Только то совершенно, что имеет довольство в самом себе, что лишено какого-либо недостатка и что ни в чем не нуждается для своего совершенства.
Таким же должно быть и добродетельное совершенство в христианах. Необходимо, чтобы оно было полно и не имело никакого недостатка. Если кто соблюдает одну заповедь Господню, а другую преступает, он не совершенен. Кто постится, но гневается, тот не является совершенным постником. Кто дает милостыню, а чужое грабит, тот не совершенный милостивец. Кто примиряется с ближним, а сердцем помнит злобу, тот не совершенный друг. Кто молится устами, а умом не вникает, но мечтает о чем-либо ином, тот не совершенный молитвенник.
Кто поставлен на правосудие, а судит несправедливо, тот не совершенный судья. Кто называется христианином, а живет не по-христиански, тот не совершенный христианин. Кто носит иноческое звание, а иноческих дел не совершает, тот не совершенный инок. Кто поставлен духовным пастырем для словесных овец, но не радеет не только о спасении их душ, но и о своей душе, тот не совершенный пастырь. Говоря же вкратце, всякий христианин, которому в соблюдении заповедей Господних недостает чего-либо из добрых дел, не может быть назван совершенным (1).
Для совершенства недостаточно соблюсти ветхие плоды (разумею заповеди Божии) без новых, и новые без ветхих. Необходимо сохранить то и другое вместе, – в этом и будет заключаться совершенство.
Кроме того, ветхие и новые плоды мы можем понимать еще и так: ветхие плоды – это те добрые дела, которые повелены нам законом Божиим и которые мы всячески должны исполнять; новые же плоды – это те добрые дела, которые мы совершаем по нашему произволению сверх того, что повелено, как, например, закон повелевает не желать никакой вещи своего ближнего, не отнимать и не похищать, а истинный христианин не жалеет для ближнего и своего собственного, проявляет щедрость и все дает; закон повелевает не воздавать злом за зло, а истинный раб Божий еще и благодетельствует своему врагу; закон повелевает вести чистую жизнь, а истинный христианин не позволит даже и мысли нечистой быть в своем уме и прочее. Кроме того, повелено, например, кому-либо духовным отцом поститься в среду и пятницу, а он присоединяет сверх того пост и в понедельник; повелено ему в какие-либо дни слушать святую Литургию, а он еще и молебен поет; повелено будет положить сто поклонов в день, а он сверх того присоединяет и другие сто. Разные подвиги и дела, совершаемые сверх должного из усердия к Богу, – это новые плоды, соблюдаемые со старыми, о которых говорит невеста Христова: Всякие плоды, новые и старые: это сберегла я для Тебя (Песн. 7,14) (1).
Как земля возвращает сеющему не только те семена, которые принимает в себя, но с умножением и вместо одного зерна – многие зерна, так и душе нашей подобает не только стоять в том, что заповедано, но и превосходить заповеданное, – это и называется добродетельным совершенством. Ведь одно соблюдение заповедей не есть совершенство, достойное похвалы от Бога, но только рабский долг, как говорит Христос: Когда исполните все поведенное вам, говорите: мы рабы ничего не стоящие, потому что сделали, что должны были сделать (Лк. 17,10). Такие свободны от долга, но не славны заслугами, ибо они избежали мук, но не получили венцов. Если ты не убил, не украл, не лжесвидетельствовал, не прелюбодействовал, не пожелал чужого, то этим не сплел еще венца для себя, но только освободился от долга и избавился от мук. Венцы же откладываются для совершенных, которые потрудились сверх заповедей (1).
Стеснена бывает совесть, преисполненная всяких препятствий. В злой совести невозможно быть духовному пространству, и не вместится там ни один добрый помысл, – тесно ему. От сердца сего (то есть от злой совести, ибо сердце – это дом совести), от дома сего исходят злые помыслы, убийства, прелюбодеяния, любодеяния, кражи, лжесвидетельства, хуления (Мф. 15,19). От сердца исходят потому, что в сердце рождаются, а где все указанное зло, там тесно для доброй вещи.
Тесно доброму семени быть посреди терния, ибо терние, возросши, подавляет его. Тесно овце быть посреди волков, ибо волки растерзают ее. Целомудренная Сусанна попала в руки беззаконных старцев, вздохнула она и сказала: Тесно мне со всех сторон (Дан. 13, 22). Так же тесно всему доброму быть там, где рождается и откуда происходит все злое, а тем более тесно туда прийти и находиться там Царю нашему, Христу Богу. Это Небесное Семя не может поместиться среди терний наших земных похотей. Агнец Божий не может жить среди звериной нашей злобы. Источник чистоты и целомудрия не захочет быть с застаревшими в нас скверными делами и отрясет прах наш от Своих святых ног, говоря: Вот оставляется вам дом ваш пуст (Мф. 23, 38).
Итак, необходимо расширить эту тесноту совести. Если это терние греховное, пусть оно будет вырвано исповеданием и сожжено покаянным удовлетворением за грех. Если это волки хищные, пусть изгонятся жезлом страха Божия, если застарелые страсти, пусть они будут заморены умерщвлением самого себя, и пусть будет сглажена всякая неровность, ибо добрая совесть и чистое сердце могут вместить в себя без стеснений все неизмеримое величие и пространство неба вместе с Богом (1).
Другие считают драгоценным бисером чистую совесть, и это правда. Душа человеческая – это невеста Христова. Как невеста украшается драгоценными утварями, бисерами и жемчугом, чтобы понравиться жениху, так и душа человеческая должна украшать себя, как бы бисерами и жемчугом, многими добрыми делами, чтобы ее возлюбил Христос. Но и чистая совесть есть украшение немалое. Ею, как прекрасной утварью, украшались души святых апостолов, от лица которых апостол Павел говорит: Похвала наша сия есть свидетельство совести нашей, что мы в простоте и богоугодной искренности, не по плотской мудрости, но по благодати Божией, жили в мире (2 Кор. 1, 12). А златые уста говорят: «Как очам человеческим приятно видеть прекрасное лицо, так очам Божиим приятна чистая совесть».
Однако и этот бисер сам по себе не удовлетворяет нас, ибо говорит апостол: Я ничего не знаю за собою, но тем не оправдываюсь (1 Кор. 4, 4), – то есть хотя я и знаю, что не сотворил зла и совесть не зазирает меня, однако не дерзаю считать себя праведником, ибо кто может сказать: чисто ли сердце мое (2)?
Как же нужно соединиться с Богом? Так, как и Бог в Своем воплощении соединился с плотью человеческой. Бог так соединился с человеческой плотью, что уже никогда не оставит ее, но будет пребывать и царствовать с ней на небесах в бесконечные веки. Подобно этому и человек, воскресший от грехов, должен соединиться с Богом, Творцом и Искупителем своим, чтобы уже никогда не удаляться от Него не только делом, но и мыслью, и чтобы никогда уже не оставлять Его, ибо в псалмах говорится: Удаляющиеся от Тебя погибнут (Пс. 72, 27) (1).
Мы удивляемся великим угодникам Божиим, которые, живя в мире этом, сотворили великие чудеса. Они просветили слепых, исправили хромых, многих, стоявших уже у порога смерти, восставили к жизни, исцеляли в людях всякую болезнь и всякую язву (см. Мф. 4,23) и воскресили многих мертвых. Откуда же в них была сила таких чудотворений? Почему? А потому, что они были крепко соединены с Богом, и притом так крепко, что разлучить их с Богом не могло ничто, согласно словам апостола: Кто отлучит нас от любви Божией: скорбь, или теснота, или гонение, или голод, или нагота, или опасность, или меч (Рим. 8,35)? О, если бы мы научились соединяться с Богом! Мы тогда просветили бы нашу душевную слепоту, исправили бы нашу сердечную хромоту, избавились бы от наших греховных болезней, возвратились бы от адских врат к райским вратам жизни и от греховной смерти воскресли бы к добродетельной жизни (1).
Это было трудно мне, пока я не вошел во святилище Божие, – говорит пророк (Пс. 72, 16–17). Ибо до тех пор труд, до тех пор подвиг, пока не прозришь, пока не придешь в совершенное познание себя, пока не соединишь себя любовью с Богом. Когда же себя познаешь, когда любовью с Богом совершенно соединишься, тогда никакого подвига и труда иметь не будешь; тогда в покое, в радости и во всегдашнем веселье будешь обретаться (3).
Напрасно мятется всякий человек живущий, собирает сокровище, а не знает, для кого собирает его, – как говорит пророк (Пс. 38, 6–7). Воистину, напрасно мятется тот, кто собирает сокровище на земле, ибо он не знает, кому его оставит, не знает, кто будет наследником у него. Блажен тот человек, который все свое сокровище, все свое богатство, все свое упование возлагает на Бога, который собирает сокровище на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут, ибо где сокровище ваше, – говорит Господь, – там будет и сердце ваше (Мф. 6,20–21).
Поэтому не лакомись на большое скопление золота и серебра, земных дрожжей, ибо все здесь останется, ты же сам обратишься в землю, от которой и взят был. Не лакомись на вещи мимотекущие, ибо и сам ты не вечен, не сильно гоняйся за ними, ибо ты против воли своей покинешь их. Не прилагай сердца своего к настоящим вещам, ибо не в долгом времени они отойдут от тебя. Презирай дольние, да горними обогатишься, презирай мимотекущие, да вечные примешь и сподобишься присносущных благ во Христе Иисусе, Господе нашем (3).
Солнце восходит над злыми и добрыми (Мф. 5, 45). Подобно этому и Господь наш взошел на небеса, дабы с небесной высоты взирать на праведных и грешников: «Праведныя любяй и грешныя милуяй». Солнце с небес своими лучами растапливает зиму и лед, согревает землю и делает ее плодоносной. Подобно этому и Господь наш взошел на небо, чтобы оттуда лучами Своей благодати растопить лед наших замерзших душ, согреть наши сердца и сделать их плодоносными, подобно земле, чтобы мы оказались пред Ним не бесплодными, но произрастили бы в себе духовные плоды (1).
Не напрасно Бог в одном месте говорит грешнику так: «Тебя без тебя Я смог создать, но спасти тебя без тебя не могу. Не спрашивал Я ни у кого, как создать тебя: захотел и создал тебя. Как же спасти тебя, Я спрашиваю у тебя самого, как спрашивал и у расслабленного.
Хочешь ли быть здоровым? Хочешь ли спастись? Если ты сам хочешь, то премудрость Моя наставит тебя, милосердие Мое помилует тебя, а всемогущество Мое поможет тебе и спасет тебя. Если же ты сам не хочешь спасения, если ты сам убегаешь от вечной жизни, если ты погибель свою любишь больше спасения, то ни мудрость Моя, ни милосердие Мое, ни всемогущество Мое не помогут тебе. Может ли теплый воск прилепиться ко льду? Никак не может! Так и милосердие Мое, мудрость Моя и всемогущество Мое не могут пристать к тебе, если сердце твое холодно, как лед, и нисколько не имеет теплоты спасительного желания. Когда же ты только захочешь спастись, тогда Я с радостью помогу тебе. Тогда возрадуются и восторжествуют о тебе Мои Ангелы: Бывает радость у Ангелов Божиих и об одном грешнике кающемся (Лк. 15,10)» (1).
Праведнейший Воздаятель каждому по делам его (Мф. 16,27), когда захотел казнить весь мир водами потопа, оставил одно средство спасения для всех видов животных – Ноев ковчег. И всякий, кто не находился в нем, погиб в водах, все же вошедшее в ковчег к патриарху Ною спаслось от потопления. Подобным образом тот же Судия Нелицемерный, умыслив наказать грешников после кончины мира потопом огненным, дал единое превосходнейшее прибежище для спасения всему роду человеческому – Пречистую Деву Марию, ныне простирающую над нами омофор милосердия Своего. И каждый прибегающий под Ее покров может получить спасение. Не желающий же прибегнуть под этот покров будет погружен в вечноогненное озеро вместе с проклятыми дьяволами (2).
Пресвятая Богородица спасает злых и нечистых, но только тогда, когда они уподобятся зверям в Ноевом ковчеге, переменившим свирепость на кротость, ибо там лев не убивал оленя, ястреб не терзал голубя, волк – овцы и медведь – коровы, но все пребывали в мире и кротости. Если подобно тому и злобствующие изменят свое злонравие на доброту, свирепость – на кротость, вражду – на мир, то они получат спасение под кровом святого Ее омофора от потопа гееннского и вечной погибели; иначе они будут изгнаны и погибнут (2).
Во времена, предшествующие новозаветным, мы находим четыре прибежища, спасавшие людей от смерти. В законе естественном патриарх Ной с женой и чадами своими спасся от воды в ковчеге, а Лот с дочерьми своими спасся от огня на горе. В законе же Моисеевом находим еще два прибежища. Одно – скиния свидетельства или храм Божий, в котором спаслись Моисей и Аарон от народной ярости. Второе же – шесть городов левитских, называемых городами убежища, ибо всякий, случайно убивший человека и убежавший в один из тех городов, не подлежал мщению мстителей за него.
Подобным образом и в Новом Завете имеются четыре прибежища от гнева Божия. Первое – человечество Христово и страсти Его, как ковчег, ибо прибегающие сюда со слезами покаяния спасаются от потопления греховного.
Второе – святые угодники Божии, как горы, ибо они, живя внизу, мудрствовали о небесном и, пребывая на земле плотью, духом жили на небе, согласно словам Божественного Павла: Наше же жительство – на небесах (Флп. 3,20). Восходящий на эти горы, притекающий с молитвой к святым Божиим, освобождается от огня гееннского.
Третье прибежище – Церковь, как скиния свидетельства. Ибо приходящий в нее через святое Крещение, истинное покаяние и прочие Божественные Таинства, получает спасение от вины за грех и от долга вечной смерти за всякие преступления. Четвертое – Пресвятая Дева Мария, как град убежища, ибо прибегающие к Ней с сокрушением не только освобождаются из рук адского мучителя, но и спасаются от самой десницы Бога и от меча гнева Его: из первых – непобедимой силой, от второго – молитвой и заступничеством (2).
Памятуй наставление преподобного Макария Египетского, который на вопрос одного пришедшего к нему в скит брата: «Скажи мне, учитель, как спастись?» – отвечал ему: «Иди на кладбище и злословь мертвых!» Брат пошел и злословил их, бросал камнями в гробницы, а затем вернулся к старцу и рассказал ему. «Что же сказали тебе мертвые?» – спросил старец. «Ничего», – отвечал тот. И сказал ему старец: «Теперь пойди и похвали их». Брат пошел и начал ублажать мертвых похвалами, говоря: «Вы святые, вы апостолы, вы пророки, вы преподобные!» Затем, возвратившись к старцу, рассказал, как он хвалил их. Старец опять спросил: «Что же они ответили тебе?» «Ничего», – ответил брат. Тогда старец сказал ему: «Видишь ли: злословил ли ты их, восхвалял ли, они ничего не отвечали тебе. Так и ты, если хочешь спастись, будь как мертвец, не гневайся, когда тебя бесчестят, как мертвый, не возносись, когда тебя хвалят, и тогда ты спасешься» (2).
Не прилагай сердца твоего к золоту и серебру и ко всякому земному лихоиманию, чтобы и тебе самому не сойти в подземные пространства: Ибо где, – сказано, – сокровище ваше, там будет и сердце ваше (Мф. 6, 21). Не будь связан сребролюбием, и не будешь отвержен от любви Божией. Не будь скуп в подаянии нуждающимся, и не постигнет тебя исчезновение твоих имуществ. Не стесняй своих рук в творении милостыни, и не затворишь себе двери Божия милосердия и не останешься вне чертога Христова. Блажен помышляющий о бедном и убогом! В день бедственный избавит его Господь, – говорит пророк (Пс. 40, 2), и: Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут, – сказал Господь (Мф. 5,7) (3).
Не будь объят сребролюбием, да не будешь вменен у Бога, как идолослужитель, ибо сребролюбие – это второе идолослужение, как говорит апостол (см. Кол. 3, 5). Тот, кто объят сребролюбием и скупостью, бывает как ад, ненасытим, всегда от всех любит брать, но не любит давать никому ничего; хотя бы стяжал богатство и всего мира, не насытился бы; его глаза глубже пропасти в горах, никогда не могут быть наполненными и насыщенными. Хотя бы и многое имел человек, однако еще большего хочет, сам себе меры не имеет; хотя и бесчисленное богатство получает, однако еще не наполняется и никогда не перестает желать, пока не будет покрыт землей (3).
Апостолы не от людей учились говорить иными языками, но нашествием Пресвятого Духа тотчас внезапно различными языками заговорили, Дух давал им провещевать (Деян. 2, 4). И Господь не книгу ученикам в научение раскрыл, но отверз им ум к уразумению Писаний (Лк. 24,45). Поэтому только старание и подвиг потребны, чтобы приняли и получили благодать. Все, что нам потребно, легко обретем и будем иметь, только прилежно должны постараться, ибо всякое учение и всякая вещь на старании и на усердном прилежании покоятся, так как прилежный во всем навыкнет. Учащийся всему навыкнет и научится, как во внешнем, так и в духовном, а не прилагающий тщания и попечения о том и не творящий ничему научиться не может. Поэтому, поощряя и наставляя нас, Господь говорит: Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам; ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят (Мф. 7,7–8) (3).
Откладывающий покаяние до старости подобен тому, который после жатвы ищет на ниве колосья или после обирания винограда ищет гроздья. Стонет пророк Михей, вопия в горести души своей: О, горе мне (Мих. 7,1)! Спросим его: почему ты, пророк святой, стонешь? Какая у тебя печаль, или скорбь, или болезнь? Отвечает пророк: Я был как собирающий солому во время жатвы и как обирающий незрелый виноград (Мих. 7,1).
О святой пророк! Мы не понимаем твоих слов, скажи нам пояснее. Пророк говорит: «Послал меня Господь мой на ниву Свою, чтобы я жал Его пшеницу; послал меня Господь в виноград Свой, чтобы я обобрал грозди Его; я же пришел на ниву и нашел ее пустой – все пожато; пришел в виноград – все грозди обобраны, отрезаны. Какие-то враги Господа моего и ниву воровски пожали, и виноград обобрали, я же остался собирать на ниве оставшиеся кое-где колосья, в винограде же оставшиеся кое-где между листьями малые гроздки: Я был как собирающий солому во время жатвы и как обирающий незрелый виноград, и посему, о, горе мне!»
Но и теперь, пророк, мы не совсем понимаем твою притчу. Протолкуй нам ее яснее. Толкует пророк: «Послан я был к людям израильским, чтобы посеять в их сердцах семя слова Божия, чтобы насадить в их душах добродетельную лозу духовного винограда; долго я трудился, многие годы сея и насаждая, и ничего не успел: все развращены, редко кто является добрым, как на пожатой ниве оставшийся кое-где колос или после обирания винограда гроздь; всех же прочих пожало и объяло беззаконие. Исчез, – говорит, – богобоязненный на земле, и правдивого между людьми нет, все с кровопролитием ссорятся, каждый из них друга своего поносит, руки свои уготовляет, чтобы делать зло; начальники просят дары, судьи устами мирные слова произносят, душою же коварство замышляют. О, горе мне! О, горе мне\»(Мих. 7,1–3).
Святой пророк! Ты плачешь, смотря на древних израильтян, если же посмотришь на нас, христиан, ты сильнее зарыдаешь. Там ведь могла быть найдена хотя бы некая малая часть добрых, здесь же в эти лютые времена все уклонились, стали совершенно негодны: нет делающего доброе, нет ни одного (Пс. 52, 4).
Обратимся же теперь от пророческого плача к нашему рассмотрению самих себя. Молодой человек – это как бы нива не пожатая, как бы виноград несобранный, полный плодов, то есть сил, крепости и способностей к богоугождению. Но кто в нем пожинает эти плоды? Приходит мир с суетами, как с серпом, и пожинает себе. Приходит плоть с серпом природных страстей и пожинает себе, что хочет. Приходит дьявол с соблазнительными искушениями и старается пожать и поглотить даже и остатки.
Когда же минуют годы молодых дней и наступит осень старости, тогда захочет сам человек пожать что-либо на ниве своей жизни или обобрать свой виноград, но не найдет ничего полезного, ибо все прежде него пожали и обобрали мир, плоть и дьявол, а ему осталась солома. Остается он в скудости, имея возможность найти во всей своей жизни едва какой-либо колос, едва какую-либо небольшую гроздь добродетелей. Видя же при своей кончине всю свою скудость и нищету и рассмотрев всю свою жизнь, прошедшую в нерадении, разве не зарыдает он, говоря: «О, горе мне!» Также и святой Ангел Хранитель, не имея возможности собрать что-либо доброе при кончине такого человека и положить это доброе против злых его дел, пророчески зарыдает, плача и говоря: «О, горе мне!»
Итак, нехорошо молодому откладывать покаяние до старости. Когда придет старость, то еще неизвестно, покается ли он. Ведь старый, состарившись в своем злом нраве и изнемогши в телесной крепости, еще более будет нерадивым и начнет откладывать покаяние до последнего изнеможения, до последней болезни и часа смертного, говоря себе: «Когда приближусь к смерти, когда почувствую кончину свою, тогда и покаюсь». О крайнее безумие и нерадение! (1)
Вспомним здесь еще и ту древнюю басню, написанную в книгах Судей израилевых, в которой говорится, как все деревья, леса, сады и виноградники, собравшись в одно общество, избрали для себя царя. Когда многие отказывались, тогда они решили избрать терние, чтобы оно царствовало над ними, и поэтому сказали тернию: «Приди и царствуй над нами». Что, если бы кто сказал деревьям: «Послушайте, деревья! Что выделаете?!
Кого выбираете?! Разве нет среди вас славных кедров, высокорослых фиников, благоплодных маслин и других замечательных и полезных деревьев? А какая вам выгода от терния, какая польза? Евангелие никогда не похвалит этого, но скажет: Собирают ли с терновника виноград, или с репейника смоквы (Мф. 7,16)».
Но пусть не будет унижен согласный совет деревьев. Я похвалю их доброе намерение и рассуждение. Хорошо они поступили, избрав себе царем терние, ибо хотя оно и терние, однако же в своих ветвях имеет уже готовый венец себе и в своей терновой колючести и жестокости имеет свою природную славу и украшение. По своей природе оно рождает красивые цветы. Когда же терние порастет вокруг садов и виноградников, тогда получается готовое ограждение и защита от обид, ибо через шипы его, как через острое оружие, никто не решится переступить.
Итак, царствуй, терние, над деревьями, а вы, прекрасные и высокие деревья, склоните свои верхушки перед тернием и поклонитесь ему. Придите и войдите под тень его.
Различные деревья означают различных святых. Кедр, финик знаменуют праведников: Праведник, как финик, процветет (Пс. 91, 13). Благоплодная маслина означает церковных учителей, насыщающих души верующих людей духовными плодами слова Божия. Виноград означает всех вообще людей, живущих по Богу. Виноград Господа Саваофа – это дом Израилев. Что же означает терние? Оно означает страдание: Я сделался страдальцем, – сказано, – когда пронзил меня терн (Пс. 31, 4). Означает и мученичество, ибо бедствия подобны острым шипам, а скорби – терновым ранам.
Тот, кто терпит ради Бога, тот посреди всего является как лилия в тернии и уже посреди самих страданий начинает получать начатки вечной славы, ибо как свойство терния заключается в том, чтобы производить красивые цветы, так и свойство страданий и скорбей в том, чтобы порождать славу, и как все деревья избрали себе царем терние, так и все лики святых усовершили себя страданиями и венец Царства Небесного заслужили многими скорбями.
Высок лик апостолов, высок и лик пророков, не низок чин и учителей, преподобных, девственников, пустынников и прочих святых, однако же все они достигли своего совершенства не без страданий. Примером же для всех них явился Господь наш Иисус Христос.
Он был пророк, ибо предсказывал будущее – о разорении Иерусалима и о дне Страшного Суда. Он был и апостол, ибо, будучи послан от Бога Отца, ходил с проповедью всюду. Был Он и Врач безмездный, и весь народ желал прикоснуться к Нему и исцелиться от своих недугов. Он был и постник, и пустынник, ибо возведен был Духом в пустыню и постился сорок дней. Он был и великий чудотворец, воскрешавший мертвых. Но не здесь Он утвердил венец царствия Своего, венец славы Своей. Где же? В страдании, в терновом венце, в излиянии Крови Своей: Не так ли надлежало пострадать Христу и войти в славу Свою?{Лк. 24,26).
Вот вы видите, как царствует терние, как страдание порождает славу. Видите, что и для Самого Господа был не иной какой путь к вечной славе, как только в страданиях (1).
Сын Божий естественный, желая, чтобы сыны Божии приобщенные были сообразны Ему на земле не в чем-либо ином, как в страданиях, показал это Свое хотение при Своем рождестве. Ибо, сойдя с неба на землю, чтобы возвести от земли на небо род человеческий, и родившись от Пречистой Девы в Вифлееме, тотчас же дарует спасение четырнадцати тысячам младенцев, подобных Ему в младенчестве, и дарует его не иначе как только мученичеством, чтобы те, которые будут сообразны Ему в небесной славе, прежде всего были сообразны Ему на земле в страдании (2).
Страдание за Христа трудно, и не только для нас, но и для верующих, бывших прежде нас, было страшно. Многие убегали из рук мучительских и скрывались, где кто мог; иные же от страха даже отвергались от Христа. Но ныне, слава Богу, уже нет гонений за Христа. Однако и теперь находятся многие, неповинно мучимые и оскорбляемые, хотя и не за Христа, и не за отвержение Его. Таковые, если благодарят Бога за свои страдания, то носят язвы Господа Иисуса на теле своем, как апостолы и сами мученики Христовы (2).
Вспомни, начиная от пророков и апостолов до последних Божиих рабов, особенно же Самого Господа, всеми владычествующего, – сколько ради нас Он пострадал и претерпел в веке сем. Заушен был, оплеван, влачим и, наконец, смерть горькую и поносную на Кресте претерпел, ибо вся Христова жизнь по плоти была терпением и страданием. И ученики Его в скорби и гонении окончили житие свое: одни в скорбях и гонениях, другие в лишениях и гонении, иные в болезни и ранах, иные в голоде, жажде и крайней нищете: Скитались в милотях и козьих кожах, терпя недостатки, скорби, озлобления; те, которых весь мир не был достоин, скитались по пустыням и горам, по пещерам и ущельям земли, – как говорит апостол (Евр. И, 37–38). И ни один не пребыл в мире без печали, ибо иначе нельзя перейти от смерти к жизни, как только таким путем. Ибо не изливается вино или воск иначе, как только в тесноте точила, и никакое благое дело не творится иначе, как только в подвиге и трудах. Все праведные в скорби и в великом страдании омыли одежды свои и убелили одежды свои ровию Агнца, – говорит тайновидец (Откр. 7, 14).
Итак, не будь страшлив и маловерен, боясь скорби и терпения, да не постыдишься в грядущей жизни, имея себе помощником Бога, все содержащего. Не бойся скорби и терпения, чтобы не быть поруганным подобно дитяти. Не бойтесь, – сказано, – убивающих тело, души же не могущих убить (Мф. 10,28), – но мужествуй и крепись, как муж совершенный, – да покажешь победу. Побеждающий, – сказал Господь, – наследует все, и буду ему Богом, и он будет Мне сыном. Боязливых же и неверных, и скверных и убийц, и любодеев и чародеев, и идолослужителей и всех лжецов участь в озере, горящем огнем и серою. Это смерть вторая (Откр. 21, 7–8) (3).
Насколько злонравен ты, человек, настолько и не отрицайся страдания, чтобы этим злостраданием освободиться от злобы, как говорит некто. Какова язва, таково и врачевание, каков струп, таково должно быть и лечение, насколько велик грех, настолько велико должно быть и страдание. Поэтому, помня о своих недостатках, не уклоняйся никогда от лечения терпением, чтобы, увидев потом свое душевное здравие, возрадоваться о целительной силе терпения и воздать Богу благодарение за то, что Он исцелил тебя (3).
Тот крепкий властитель, кто силен одолеть самого себя, противиться собственным страстям, угашать в настоящей жизни разжжение страстное и греховное. Хорошо об этом говорит и Приточник: Долготерпеливый муж лучше храброго (Притч. 16, 32), – долготерпеливый, то есть не только претерпевающий оскорбления от людей, но и побеждающий терпением свои страсти, лучше крепкого. В некоторых переводах к этому прилагается и следующее: И муж, господствующий над сердцем своим, лучше завоевателя городов – то есть более крепок тот муж, который господствует над своим сердцем, чем тот, который побеждает и разоряет укрепленные города.
Итак, теперь понятно, что крепким властителем поистине может быть назван тот, кто обладает собой, кто одолевает свои похоти, крепко и мужественно противится своим вожделениям, сопротивляясь далее до крови, подобно тем святым, которые решили лучше страдать и умереть, чем, погубив свое целомудрие, быть побежденными и оскверниться плотскими греховными страстями (2).
Одно – страсти плотские, другое – страсти душевные. Плотские страсти содерлсатся в видимых плотских чувствах, каковы: сластолюбие, похоть, леность и прочее, угодное и желанное чувствам. Душевные же страсти заключаются в невидимом и недоведомом сердце. Это гнев, ярость, злоба, злопамятство, ненависть к брату и прочие подобные им страсти, содержащиеся в сердце злыми помыслами и иногда выходящие наружу. Об этих плотских и душевных страстях отчасти упоминает святой апостол Павел, говоря колоссянам: Умертвите земные члены ваши: блуд, нечистоту, страсть, злую похоть и любостяжание, которое есть идолослужение, – за которые гнев Божий грядет на сынов противления (Кол. 3,5–6). Это о плотских страстях, о душевных же говорит: Отложите все: гнев, ярость, злобу, злоречие, сквернословие уст ваших; не говорите лжи друг другу, – и прочее (Кол. 3,8–9) (2).
Не только своими хитросплетенными пленицами, но и нашими собственными враг нас связывает. Когда мы, возлюбив какую-либо страсть, сами ее держимся, о ней любезно помышляя и ту мысль в сердце сладостно удерживая, не только желая исполнить делом, но и выискивая на то благополучного времени и сами себе подавая повод ко греху. Потому говорит Приточник: Узами грехов своих каждый содержится (Притч. 5, 22).
Некий юноша просил старца молиться о нем, дабы облегчились его страсти, ибо «зело меня, – говорил, – мучают, не могу терпеть».
Молился святой немалое время, с постом и бдением. Вновь приходит юноша, говоря, что нимало не имеет послабления от навета вражьего.
Удивился преподобный: как же не имеют успеха молитвы его? И приложил пост к посту, бдение к бдению, труды к трудам, моля Господа, дабы отогнал искусителя.
Тогда явился ему бес и говорит: «Что труждаешься, старец, о том юном? Я, когда ты начал о нем молиться, отступил от него, но он сам себе бес: ест и пьет без времени, и спит довольно, упокоевая свое тело, живя в праздности и любезно принимая скверные мысли, удерживая их и в них услаждаясь, – и это в нем возбуждает страсти, зачинает беззаконие и рождает грех».
Смотри, как отец лжи говорит истину. Правда ведь, от нас самих, от нашего произволения часто делаются беззакония, по сказанному: О том, что они делают тайно, стыдно и говорить (Еф. 5, 12). Сами мы вольною волею многажды бываем виновны в нашей погибели.
Возненавидим же грехи наши, отсечем страсти наши, не станем принимать скверных мыслей, не будем удерживать их в сердце нашем. В пище и питии будем воздержаны, во сне бодры, в деле неленивы, – так разрешим пленицы грехов наших, расторгнем узы их и свергнем с себя иго их (Пс. 2, 3) (3).
Плача достоин тот, кто, видя самого себя согнивающим и червями снедаемым, не заботится о приложении средств, убивающих червей, но лучше соглашается быть согниваемым и червями снедаемым, нежели врачуемым и исцеленным. Подобно этому плача и рыдания, и особенно осуждения достоин тот, кто, видя всего себя согниваемым и снедаемым червями различных страстей, не заботится о полном излечении своего душевного недуга и о том, чтобы достигнуть тихого пристанища
Божественной Господней любви и познания, и не печется всей душой осолиться солью Пресвятого Духа, чтобы быть совершенным жилищем Господу, но лучше соглашается быть согниваемым и всегда мучимым и снедаемым червями различных бесовских страстных мучительств, нежели исцеленным и соединенным с Богом (3).
Дух Святой вещает устами святого пророка Давида: Придите, чада, послушайте меня, страху Господню научу вас (Пс. 33, 12). Начало же премудрости – страх Господень, – как говорит Екклесиаст (Притч. 1, 7). Страх Божий полагается и в числе семи даров Святого Духа, и кто будет иметь его в своем сердце, тот воистину преуспеет во всякой добродетели, ибо во всякое время и час он готов благоугождать Богу, удаляясь от всякой злой и соблазняющей вещи.
Если мы имеем страх Божий, помня Его заповеди и то, что Христос, Спаситель наш, соделал нам спасение, указал в Своем лице путь терпения, ведущий нас в Царство Небесное, то мы скорее и успешнее последуем по стопам Иисуса и будем исполнять сказанные Им слова: Научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим (Мф. 11,29)…
В том случае, когда не дьявол, а только леность мешает человеку, то нам потребен такой страх, чтобы побороть эту естественную леность и обратить к какой-либо науке. Но когда предстоит великая брань, когда есть много препятствий на пути ко спасению, то как можно спастись без страха?
Каким же образом этот страх поселяется в людях? Если мы помыслим, что Бог присутствует везде, что Он видит и слышит все, не только то, что совершается и говорится, но и то, что заключается в глубине сердец, – все помышления, ибо Он судит помышления и намерения сердечные (Евр. 4, 12), – если мы так настроим себя, то не сотворим, не скажем, не помыслим никакого зла и лукавства. Научившись же, как говорит апостол Павел, совершать свое спасение со страхом и трепетом (см. Флп. 2,12), мы сподобимся любви Божией по благодати Его, по предстательству Приснодевы Богородицы Марии и своим старанием (2).
Святые отцы и учители повелевают нам помнить о геенне, чтобы не впасть в геенну, то есть в место мучения, и чтобы не лишиться того небесного и святого града, где лики святых в неизреченной радости и сладости непрестанно воспевают Триипостасную Божественную Единицу преподобными голосами. Для этого, по словам псалмопевца Давида, мы должны иметь страх Господень, который чист, пребывает во век века (Пс. 18, 10). Подобает и учиться иметь его, и искать учителя, и слушать, и повиноваться ему, как Божию строителю, ведущему к любви Господней (2).
Такой человек [благоразумный] может поистине сказать словами пророка Исаии в посрамление демонов: Страха вашего прелестного и злобного не убоимся и не смутимся, ибо с нами Бог (Ис. 8, 12).