Оружие боя и убоя
При Петре I ружье било на 300 шагов, а пуля попадала метко на 60. Два века увеличивали дальнобойность, но, придумав отличное оружие дальнего пехотного боя – пулемет, продолжали мучиться обучением рот дальнему огню. Теперь догадались оставить дальнее поле пулемету, а для ближнего дать пехоте карабин и автомат.
Танк, вооруженный пехотным пулеметом и артиллерийским орудием, восприняв пехотный натиск и унаследовав кавалерийское дерзновение, сотворил ударные дивизии большого маневренного размаха, упразднив в пехоте ударные дивизии – в пехоте осталось множество, но не отбор.
Танк сделался и ударной артиллерией, но старая, в своей мощи уверенная артиллерия стала опаснейшим врагом танка: она вместе с миной, базукой и самолетом отнимает у танка гегемонию.
Артиллерия завершила минувшую войну эффектнейшей концентрацией 22 тысяч орудий при прорыве к Берлину. Мощью она одолела фортификацию, а дальнобойностью достигла поражения отдаленных целей. Она еще не исчерпала всех возможностей химии порохов и механики, как наступили для нее сумерки: любимица артиллеристов, легкая пушка, уже после Первой Всемирной войны оказалась замененной гаубицей, а теперь гаубицу заменяет ракетомет, орудие упадочное с точки зрения артиллерийского искусства.
Примитивная ракета, которою полки Скобелева вызывали паническое бегство коней коканской кавалерии, модернизированная изобретением «сталинского органа» и доведенная ныне до способности лететь к Луне или вертеться спутником Земли, стала фаворитом на суше, на море и в противосамолетной стрельбе.
Тысячу лет назад французские рыцари говорили:
Презрен тот, кто первым начал из лука стрелять:
Он был трусом и не смел наступать.
Если лук был оружием уклоняющегося от соприкосновения с врагом, то что сказать о трансконтинентальной ракете? Но, оставив без рассмотрения моральную сторону вопроса, надо сказать, что ракетометание будет декадентским способом поражения, пока оно не научится преодолевать рассеивание своих снарядов, достигающее на дальних дистанциях многих километров. Конечно, «детская болезнь» ракеты будет излечена улучшением баллистических ее свойств, телеуправлением и, может быть, высылкой «передовых наблюдателей» – летчиков с телеуправительными приборами для точного нацеливания ракеты. Впрочем, последний способ, как и фантастическая мысль о посадке в ракету наводчика-парашютиста, напоминают о неудаче японских «камикадзе», с малой пользой погибавших в самоубийственный атаках на «летающие крепости» в воздухе и на корабли в море. Во всяком случае, ракетам сулят блестящее будущее. Но в военном деле только духовное не уравновешивается, материальное же стремится к равновесию; надо предвидеть, что будет изобретено противоракетное оружие и тогда ракету постигнет участь всех военно-технических «вундер-киндов» – она станет в ранжир строя видов оружия.
Ракета стремится помочь пушке согнать с неба самолет. А самолет, пользуясь метеорными скоростями и стратосферными высотами, управляемый радаром, несет к цели свое мощное оружие – бомбу. Авиационная бомба гораздо мощнее равного ей по весу артиллерийского снаряда и несомненно «дальнобойнее» его. Самолет дополнил поле артиллерийского действия неограниченным пространством бомбометательного действия. Бомбоносный самолет растянул дистанции морского боя на сотни километров, что, в связи с установкой на кораблях ракетометов, грозит судовой артиллерии разжалованием во вспомогательное оружие. Но, вооружаясь по последнему слову техники, флот воскресил оружие древних галер – таран и применяет его в схватках малых единиц. Глубинная бомба и радар под конец минувшей войны парализовали подводную лодку. Полно драматизма было состязание между подводной лодкой и противолодочными средствами, и оно продолжается и ныне, обещая большие неожиданности в будущей войне.
Война не ограничилась усовершенствованием убойного оружия – она ввела в употребление оружие истребительное. Разница между ними в следующем: убойное оружие пронизывает – более или менее густо – пространство боя убивающими частицами, а истребительное оружие насыщает это пространство убивающими частицами, делая пребывание в нем невозможным для человека.
Переходными видами от убойного к истребительному оружию сперва был огнемет, а теперь напалм с его сжигающим действием.
Уже в 1855 г. во время осады Севастополя английский химик Дендональд предлагал «выкурить» защитников Малахова Кургана сожжением дров, соломы, угля и серы. Тогда же англичанами были применены «вонючие бомбы» при обстреле Одессы. От этих предков появились в 1915 году удушливые газы, первое «научное» истребительное оружие. Боевые газы, примененные в Первой Всемирной войне, превратили бой в убой. Химия позаботилась о разнообразии типов газового оружия: слезоточивые, удушающие, комбинированные (побуждают скинуть маску, а затем отравляют), мучительные (вредят коже и внутренним органам), явные и потайные (неприметно в течение известного времени приводящие к тяжелым заболеваниям). Говорят, о существовании газов усыпляющих, временно парализующих, отнимающих у воина волю. Если бы боевая химия осталась на уровне 1915 года, то она бы и теперь имела широкое применение. Но, к счастью, она стала столь ужасной, что люди страшатся применять ее. Не из соображений гуманности (фанатики гуманности погребли ее в 1918 году, по заключении перемирия продолжили голодную блокаду Германии) – страх перед газовым возмездием удерживает от газового нападения.
Другим чудовищным видом оружия убоя, истребительного оружия, является фосфорная корзинка. Тысячи людей были в бомбоубежищах Гамбурга и Кенигсберга сжарены фосфором, развивающим температуру в тысячи градусов, а выскакивающие на улицу прилипали подошвами к размякшему асфальту и сгорали живыми факелами; были Нероновы факелы, теперь история запомнит Черчиллевы факелы (кстати, сэр Уинстон претендовал на получение Нобелевской премии за мир).
Непревзойденным истребительным оружием является термоядерное. Впрочем, рекорд истребления поставлен не им в Хиросиме, а обычными бомбами в Дрездене, где в одну ночь авиацией было погребено под развалинами домов, разрушенных или сожженных, 250 тысяч женщин, детей и инвалидов. «Тот, у кого нет больше слез, заплачет при виде гибели Дрездена», – сказал престарелый Герхард Гауптманн. Пожалуй, некому будет и плакать, когда в будущей войне решатся применить термоядерное оружие, действие которого теперь несоизмеримо с Хиросимским. <…>
Оптимисты, как Фуллер, полагают, что страх перед атомной бомбой не только удержит от ее применения, но – даже от войны. Однако медицина знает случаи, когда больной кончал самоубийством из страха смерти.