Вредный договор
А. Баиов
Военное искусство есть искусство вести войну; служители военного искусства, определенным образом организованные для ведения войны, представляют собой армию.
Таким образом, для успешного ведения войны нужно самую войну признать делом необходимым, благородным, чистым, высоким, а армию, как средство для ее ведения, организацией тоже необходимой, заслуживающей уважения, благодарности, признания ее заслуг.
Между тем в конце XIX века началась кампания против войны. Первоначально велась она очень робко и стремилась лишь к тому, чтобы сократить число предлогов к войне, главным образом устранив ничтожные из них, уничтожив войну из-за пустяков. Такую борьбу против войны возможно признать допустимой и даже желательной, ибо суровое и святое дело войны, дело жертвы своей жизнью за други своя сплошь и рядом профанировалось и становилось кощунством вследствие ничтожности предлогов, вызывавших вооруженное столкновение народов.
Однако и такая, вполне законная с точки зрения разума и чувства борьба против войны, даже при незначительном злоупотреблении ею привела к умалению значительности войны, к взгляду на нее, как на нечто ненужное, заслуживающее порицания, какими причинами она ни была бы вызвана, как «а вредное и даже позорное явление, как на действие, которого нужно во что бы то ни стало избегать, каким бы ущербом материальным и моральным за это ни пришлось бы заплатить.
Такой взгляд на войну поощрялся так называемым общественным мнением и при сильном участии антиправительственных и антипатриотических организаций распространялся во всех слоях населения, не исключая и армии. Распространению такого взгляда на войну, собственно, в армии способствовали даже некоторые высшие руководящие военачальники. А отсюда, как мы это видели в войне с Японией 1904–1905 гг., – проводы командирами своих частей в бой со слезами вместо стремления поднять у них дух горячим словом поощрения, напоминания о долге перед Родиной и призыва к геройству, доблести и к мужеству; отсюда же впервые в истории Русской армии появившиеся массовые сдачи в плен даже без достаточных к тому оснований. В результате же – одни сплошные неудачи и окончательный позорный проигрыш всей Японской войны, далеко еще до истощения всех материальных средств для ведения ее. И это даже несмотря на то, что причины, вызвавшие эту войну, были достаточны и значительны, а конечные цели, преследуемые ею, были важны в интересах России.
Результаты, как материальные, так и моральные для обеих, воюющих сторон, войны 1904–1905 гг. как бы несколько приостановили, так сказать, официальную, т. е. официальными учреждениями и лицами, работу по ограничению войн с точки зрения причин их возникновения или даже полного уничтожения их как средства решать международные споры. Но с тем большими энергией и старанием за это взялись так называемые общественные силы, не исключая и членов законодательных палат разных государств, выступающих, впрочем, в этом случае не от имени тех учреждений, членами которых они состояли, а от себя лично или отдельных групп своих коллег.
При этом исходными точками для такой борьбы брались или гуманность и необходимость во имя ее отказаться в наш просвещенный век от такого варварского средства решения спорных вопросов, как война, или антинациональные учения, утверждающие, что национализм и патриотизм и все связанное с ними суть анахронизмы, предрассудки, с которыми давно уже пора расстаться, и что рознь между людьми даже разных племен, наций, государств может быть только классовая, так как различие интересов у людей можно подметить и должно допускать лишь между классами без различия народов и государств.
Такая проповедь, не имея решающей силы, все же, однако, не осталась без последствий и, воспринимаемая по разнообразным причинам разными слоями народов, в общем мало-помалу подготовляла благоприятную почву для пацифизма и сильно затрагивала духовно тех, кто являлся носителями идеи вооруженной борьбы, кто готовился и готовил других к войне, кто были служителями военного искусства.
Тем не менее на такую проповедь против войны людей безответственных большинство смотрело пока как на дело несерьезное, тем более, что правительства всеми мерами и средствами увеличивали вооружение и готовились к войне, а ответственные лица если и выступали по этому поводу, то неизменно говорили: «Мы войны не желаем, но мы совершенно готовы к ней, и если нас вызовут на войну, то будем воевать до конца».
И армия сознавала и чувствовала, что она нужна, что дело, которому она служит, дело благородное, ибо дает ей возможность в необходимую минуту защитить интересы своего народа и государства, что эта защита в свое время потребует от нее жертвенного подвига, на который она и пойдет для общего блага, что эту жертвенность ценят и чрезвычайно признательны за нее.
Это все наполняло чинов армии чувством собственного достоинства, давало им силы служить своему нелегкому делу, а когда настанут времена, то с сознанием исполнения долга безбоязненно идти в бой и с чувством святости своего подвига положить живот свой за други своя.
И вот в 1914 г., когда из-за кровных своих интересов народы восстали одни на других и их правительства признали, что возникшие между ними споры, затрагивающие их жизненные интересы, не могут быть решены никакими переговорами, конгрессами, трибуналами, международными третейскими судами, началась всеобщая война. Но в угоду общему мнению войну эту декларировали не как борьбу за национальные интересы, а как войну против войны.
Тем не менее ее объявление повсюду вызвало сильный энтузиазм, везде забыли проповедь против войны.
Напротив, война в глазах подавляющего большинства стала святым делом, а армия предметом особых забот, ухаживаний и признательности. Общим кличем всех сделалось: «все для войны, все для победы». И мы были свидетелями, как все это действовало на армию, носительницу и исполнительницу в области военного искусства, которая с легким сердцем переносила все материальные и моральные испытания, приносимые войной в новых крайне тяжелых условиях.
Но вот продолжавшаяся четыре года война, охватившая почти весь мир, окончилась. Велики были жертвы, принесенные борющимися народами на алтарь войны, не все вынесли тяжесть этих жертв – не вынесли те, среди которых вновь возобновилась пропаганда против войны, пропаганда, которая к тому же в желании скорее и сильнее воздействовать велась демагогическими приемами.
Война была прекращена так называемым Версальским миром, одним из самых неудачных когда-либо заключенных в истории человечества. Не продолжительная, тяжелая, жестокая война, потребовавшая громадного духовного и материального напряжения народов, произвела тот хаос Европы, который мы переживаем вот уже одиннадцатый год, а именно Версальский мир виновник его.
Этот Версальский мир, в сущности говоря, не закончил войну – она продолжается еще повсюду и теперь – а изменил лишь средства и способы борьбы, создав благоприятные условия для ее непрерывности.
Народы зашли в тупик и, не зная, как из него выбраться, с одной стороны, стали лихорадочно вооружаться и готовиться к новой войне, которую они, благодаря условиям, созданным Версальским миром, ожидают в ближайшем будущем, а с другой стороны, повели борьбу против войны.
Однако на этот раз борьба ведется иными способами, чем прежде, и это потому, что прежние способы не дали решительных результатов. Теперь не стремятся ограничить число причин для войны во имя гуманности и в силу просвещенности, теперь уже во имя избежания войны не противопоставляют национальные интересы классовым, тем стремясь восстановить народы против международных войн, – теперь просто решили воздействовать на моральное чувство и объявили войну грехом, делом позорным, преступлением, вне закона.
Что же из того вышло?
Так называемый «пакт Келлога» (Келлога – Бриана пакт 1928, Парижский пакт, договор об отказе от войны в качестве орудия национальной политики, подписанный 27 августа 1928 в Париже – Ред.)., объявивший войну вне закона, т. е. отъявленным грехом и ужасным преступлением, конечно, не уничтожил ни в малейшей степени возможности возникновения войны. Это прекрасно сознают и сами создатели пакта и все те, кто подписал его. Еще лучше это понимают народные массы, мнение которых до известной степени выражается прессою, не мудрствуя лукаво, а главное – искренно и честно смотрящей на дело…
Факты, последовавшие за подписанием этого пакта, тоже свидетельствуют о реальной ничтожности его. Как уже было выяснено, пакт Келлога не может заставить государства даже приостановить свои вооружения. Напротив того, как оказывается, подписание пакта, объявившего войну грехом и преступлением, послужило к торопливой постройке новых крейсеров, усилению средств химической борьбы, увеличению могущества и количества артиллерии и т. п…
Некоторые утешают себя и других тем, что хотя, конечно, пакт Келлога войн не прекратит, к разоружению не приведет, но он имеет моральное значение. Вульгарно выражаясь, из такого морального значения шубы себе не сошьешь, тем более что создатели этого международного акта сами постарались отнять у него всякое моральное значение. Заявления ответственных лиц в разных государствах по поводу подписания пакта Келлога, как бы в успокоение народов, свидетельствуют, что, несмотря на этот пакт, национальные интересы государств и впредь будут защищаться всеми мерами, что пакт ничтожен, ибо с этой точки зрения он ничего не изменит. Это не может, конечно, создать ему морального значения. Да и какое моральное значение может иметь международный акт, к которому наравне с представителями других государств прикладывают руку представители заведомых мошенников и разбойников, лишенных какого бы то ни было морального чувства, – советского правительства?
Итак, возможность войн и теперь ни для одного государства не исключена. Но для ведения войны нужна сильная, хорошо обученная и отлично воспитанная армия, нужно, чтобы в стране процветало военное искусство и военное ремесло.
Для достижения этого необходимо, чтобы служению военному искусству посвящали себя люди высокого умственного и нравственного развития, способные всецело и сознательно отдать себя военному делу, быть ему преданными, любить его, считать его жертвенным, а потому благородным и необходимым.
Необходимо, кроме того, чтобы эти люди свое горение по отношению военного дела умели и желали бы передать массе, по необходимости составляющей всю армию. Ну а можно ли настроить себя на высокий лад, проникнуться сознанием высокого призвания для служения делу, которое правительством своей страны, лучшими, по общему мнению, не всегда, впрочем, справедливому, людьми своего народа признается грехом, преступлением, находящимся вне закона, а потому делом мерзким и недостойным?
Но если даже такие люди с высокоразвитым национальным сознанием и глубоким патриотическим чувством в каждом народе найдутся – несомненно найдутся и в достаточном числе, – то в состоянии ли они будут надлежащим образом воспитать армейскую массу? Ведь на каждый призыв к обучению, к исполнению требований службы эта масса ответит: «зачем учите нас служить преступлению; тому, что само правительство наше считает вне закона». Ведь на каждое стремление взрастить в своих подчиненных надлежащий воинский дух и боевое настроение каждый начальник может встретить внутреннее сопротивление тех, которые, искренно или нет, не захотят сопричисляться к греху. А какой простор для разлагателей армии изнутри, для всякого рода агитаторов, провокаторов и т. д.!
Русская армия не устояла против них и в иных, противоположных условиях. Нет уверенности, что она в состоянии будет устоять и при укоренении мнения о разумности, верности и справедливости идей, вложенных в пакт Келлога. Да и одна ли русская армия? Вот разве только парламенты откажутся ратифицировать пакт Келлога, но на это надеяться вряд ли возможно.
Итак, пакт Келлога с военной точки зрения акт чрезвычайно вредный и опасный. Он выгоден только так называемому правительству СССР. Это «правительство» одним из самых могучих средств в вооруженной борьбе со своими противниками считает разлагательскую пропаганду в рядах их армий. Пакт Келлога не только облегчает эту пропаганду, но в высшей степени способствует ей и облегчает ее.
С другой стороны, пакт Келлога, который подписал и СССР, никоим образом не может стеснить последний. Ведь согласно п. I война признается преступлением лишь тогда, когда предполагается по национальным мотивам. А ведь СССР есть единственное государство, которое в своих действиях не руководится национальными моментами, – значит даже идейно, отвлеченно, пакт Келлога и после его подписания не налагает на советскую Россию никаких решительно уз.
Хорошо, что пакт Келлога не может быть подписан от имени русских эмигрантов! Да не будет на нем также подписи грядущей национальной России!
Баиов А. Вредный договор //Новое Время. – 1928. – №№ 2233, 2234.