На первый взгляд вопрос отношения германской промышленности к профсоюзам может показаться неуместным в книге, посвященной взаимоотношениям магнатов с диктатором. Но как было замечено в предисловии, критики стараются создать впечатление, что германские рабочие союзы были для них как бельмо на глазу, вот они и потянулись к Гитлеру в надежде, что он их устранит. Однако так ли это было?

Во время Веймарской республики германские капиталисты и рабочие поддерживали между собой вполне мирные отношения, во всяком случае по сравнению с другими странами с большим количеством промышленных рабочих. Профсоюзы не проводили тактику фезербеддинга, не шантажировали предпринимателей, не требовали принимать на работу только членов профсоюзов. Взаимные перебранки в партийных газетах и органах печати профсоюзов и союзов работодателей не стоит принимать всерьез. Обеим сторонам приходилось сдерживать своих членов, уверяя, что противоположная сторона постоянно замышляет против них агрессивные меры.

Революция 1918 года, свергнувшая монархию, привела наверх социал-демократов. Первым президентом Веймарской республики стал социалист Фридрих Эберт. Социал-демократическая партия занимала важные позиции в нескольких кабинетах. Профсоюзы, в которых также преобладали социал-демократы, играли важную роль в молодой республике, оказавшейся в тяжелом положении. Сначала фабриканты оценивали ситуацию весьма настороженно. Их опасения усиливались созданием в 1919 году внепарламентского Комитета по национализации, который должен был предложить пути и способы передачи угольной, а затем металлургической и стальной промышленности из частных рук в собственность государства. К счастью для них, вскоре комитет благополучно «скончался».

Однако социал-демократы оказались не такими революционными, как опасалась германская буржуазия. Президент Эберт был надежным стабилизирующим фактором. Министр обороны Густав Носке, министр внутренних дел Карл Северинг и другие члены кабинета с одинаковой энергией сдерживали левых политиков и защищали права рабочих. Президент рейхстага Пауль Лобе, тоже социал-демократ, на редкость умело и объективно вел бурные заседания молодого республиканского парламента.

Среди лидеров рабочего движения умом, проницательностью и талантом государственного деятеля выделялся Карл Легин, председатель Федерации германских профсоюзов, в 1920 году объединявшей 4 млн человек. Легин был Сэмюэлом Гомперсом германских рабочих.

Привлекал к себе внимание промышленник Хуго Штиннес, создавший необычным способом индустриальную империю. Концерн Штиннеса стал колоссальным предприятием, границы которого не знал никто, казалось, даже сам его владелец. Штиннес постоянно был в движении, полный энергии, амбиций и идей. Его густая черная курчавая борода и скромная дешевая одежда делали его прекрасным объектом для карикатур.

И Легин и Штиннес были членами рейхстага. За обоими с живым интересом наблюдал Ганс фон Раумер, мудрый, всесторонне образованный человек, прекрасно знающий политику и промышленность и давно занимавшийся проблемой улучшения отношений между рабочими и предпринимателями. Раумер был секретарем Центральной федерации германской электротехнической индустрии, в которой у него были крупные интересы. Он представлял в рейхстаге германскую народную партию и позднее, в 1923 году, стал министром экономики.

Во время долгого разговора, который я имел с Раумером в 1953 году, он сказал, что выделил Легина и Штиннеса, видя в них людей, которые вместе могли бы стать мощной силой для установления мирных отношений в промышленности. Поэтому он пригласил их к себе для откровенного разговора.

К изумлению социал-демократов и промышленных лидеров, оба приняли его приглашение. Подобные вещи в то время обычно не практиковались. Классовые различия и политические разногласия были столь сильны, что, к примеру, издатель демократической газеты никогда бы не пригласил к себе домой коллегу из консервативной газеты. В лучшем случае они могли бы встретиться в пресс-клубе, но и тогда вряд ли сели бы за один стол. Если человек, путешествующий первым классом, доставал из кармана социал-демократическую газету «Форвертс» («Вперед»), его попутчики вполне могли сделать ему какое-либо оскорбительное замечание. Точно такое же отношение к себе мог вызвать пассажир третьего класса, если его заставали за чтением ультраконсервативной «Прайссиш Кройццайтунг» («Прусская газета железного креста»).

Так что можно было считать большим достижением Раумера то, что ему удалось свести вместе этих двух независимых по характеру политических оппонентов. Но дело того стоило: в результате беседы Легин и Штиннес ознакомились с взглядами друг друга, осознали справедливость требований классов, которые они представляли, и прониклись взаимным уважением, поскольку оба честно и откровенно высказывали свою точку зрения на сложившуюся ситуацию. За первой встречей этих пионеров, стремящихся к лучшему взаимопониманию и отношениям предпринимателей и рабочих, последовало много других.

Во время одной такой встречи Штиннес пригласил Легина на освящение только что построенного корабля в Гамбургских верфях. Легин принял приглашение. По прибытии на пристань он был торжественно препровожден на высокую трибуну, где собрались ораторы и особо важные гости. Представьте себе его удивление, когда о борт корабля ударилась и разлетелась вдребезги бутылка шампанского и он услышал: «Нарекаю тебя Карлом Легином!»

Но самым главным было то, что примеру этих двоих, сумевших прийти к согласию, последовали и другие. В октябре 1918 года на совещании «Стального треста» Штиннес предложил прекратить борьбу с профсоюзами и создать организацию по сотрудничеству с одинаковым количеством представителей от труда и капитала – и это предложение было встречено с огромным энтузиазмом. Эта организация стала известна как Общество сотрудничества (ее официальное название – Централь-Арбайтсгемайншафт дер Геверблихен унд индустриллен Арбайтгебер унд Арбайтнемер Дойчландс).

Подписанное 15 ноября 1918 года соглашение было радостно встречено обществом как гарант мирных отношений в промышленности. Оно признавало профсоюзы в качестве полномочных представителей рабочих, объявляло недопустимым ограничение свободы организаций, провозгласило восьмичасовой рабочий день, потребовало у предпринимателей распустить так называемые союзы компании и обязало обе стороны рассматривать ставки недельной заработной платы, устанавливаемые профсоюзами, как основу для урегулирования условий работы.

Даже Пауль Ройш, несмотря на свои опасения в отношении рабочих объединений, в октябре 1952 года сказал автору, что «Штиннес и Легин заставили меня полностью согласиться с принципами их Общества сотрудничества. Это был настоящий подвиг».

Особенно важным защитником Общества сотрудничества был Эрнст фон Борзиг из вагоностроительного концерна, который во время Первой мировой войны часто служил посредником между правлением и рабочими. В течение многих лет он был президентом Союза немецких работодателей.

Несмотря на то что у Общества сотрудничества не было четко прописанных функций, оно оказывало огромное нравственное влияние. То, что здесь рабочие и руководство встречались на равных, позволяло им вести свободный и откровенный обмен мнениями по общим проблемам.

К сожалению, разногласия по поводу длительности рабочего дня в угледобывающей и тяжелой индустрии Рейн-Вестфалии, возникшие в 1924 году, привели к выходу из Общества сотрудничества Общего трудового союза, в результате чего оно перестало приносить практическую пользу.

Тем не менее совместная работа в Обществе сотрудничества плодотворно сказывалась в течение довольно долгого периода и даже способствовала созданию Имперского экономического совета, совещательного органа при правительстве, в котором присутствовало одинаковое количество представителей труда и капитала. Совет начал собираться в июне 1920 года еще до своего официального учреждения. По каким-то причинам правительство так и не удосужилось придать этому совету юридический статус, однако на протяжении всего существования Веймарской республики он продолжал собираться и консультировать правительство по экономическим проблемам.

Так была вписана новая страница в историю отношений между трудом и капиталом, и со временем профсоюзы и организации работодателей привыкли воспринимать друг друга как равноправных партнеров.

Вполне естественно, что между ними велись ожесточенные споры по поводу ставок заработной платы, продолжительности рабочего дня и условий работы, размера пенсий, страхования и подобных проблем. Но они проходили в обстановке полного понимания, и противоположные стороны квалифицированно и независимо выражали интересы своей группы.

Вскоре внимательные лидеры промышленности заметили, что подавляющее большинство руководства профсоюзов представляет собой мощный бастион против радикализма коммунистов. Представители союза были настроены в пользу разумного компромисса. Благодаря депутатам своих рабочих советов они хорошо знали условия и проблемы, возникавшие у руководства предприятий. Эта осведомленность помогала им занимать умеренную позицию по отношению к работодателям.

После Первой мировой войны в Европе проводилось множество международных конференций по вопросам экономического положения, в результате которых возникли планы Дауэса и Янга. На каждую из таких конференций германское правительство направляло делегации из представителей рабочих и предпринимателей. Движимые заботой о благополучии своей страны, эти представители работали в полном согласии. Особое уважение завоевал социал-демократ Петер Грассман, заместитель председателя Федерации профсоюзов, за его острый интерес к проблемам репараций.

Немецкому рабочему всегда были свойственны понятия порядка и дисциплины. Провоцируемые вопреки решениям руководства профсоюзов широкомасштабные стачки в Германии были более редким явлением, чем, например, в этот же период в нашей стране. Это происходило потому, что наниматели рабочей силы, подписывая с профсоюзами соглашение о зарплате, были уверены, что те тоже будут соблюдать данные ими обязательства.

Среди предпринимателей, разумеется, были и непримиримые противники профсоюзов. Уже упомянутый Пауль Ройш так же упорно противостоял профсоюзам, как позднее и Гитлеру. Эмиль Кирдорф был также против рабочих союзов. А Фриц Тиссен считал профсоюзы необходимым инструментом для урегулирования проблем в германской промышленности.

Однако, какую бы позицию ни занимал тот или иной ведущий предприниматель, факт оставался фактом: никто не требовал распустить какую-либо официальную организацию работодателей. Ни в один департамент правительства не поступало просьбы об их ликвидации.

Это не мешало промышленникам жаловаться на то, что переговоры с рабочими профсоюзами отнимают слишком много времени. Они не учитывали необходимости полномочных представителей рабочих в современной промышленности.

Если среди предпринимателей и существовало сочувствие к нацистам, то больше всего оно объяснялось их надеждой на то, что, если демократическое самоуправление уступит место правлению директоров, им станет легче руководить предприятием. Но эти скрытые, порой неосознаваемые настроения выражались лишь в недовольном ворчанье. Они не имели четкого оформления, не говоря уже о том, что не вели к согласованным действиям промышленников. Тем не менее о них необходимо сказать, так как они ослабляли борьбу против Гитлера, мешали своевременно понять всю опасность нацизма.

 

Как промышленники, так и мы, журналисты, которые в это время работали в Германии, прекрасно понимали, что коммунисты считали социал-демократов своими принципиальными противниками. 16 ноября 1932 года газета «Роте Фане» («Красный флаг»), официальный орган коммунистической партии Германии, в ответ на приглашение социал-демократов объединиться в борьбе против фашизма заявила: «Наша главная борьба направлена против социал-демократии».

Резонно спросить: какой, собственно, интерес могли иметь промышленные магнаты в ликвидации социал-демократических профсоюзов, если коммунисты считали социал-демократию своим главным врагом?

Помимо бастиона против коммунистов, профсоюзы воспринимались руководством компаний как организации, позволяющие экономить время. Эмиль Поуплир, владелец небольшого сталелитейного завода, объяснил это, когда мы с ним сидели в компании 30 рабочих в пивной маленького городка Бург, который находится в долине реки Эннепе, что в Вестфалии: «На наших современных предприятиях владелец или директор практически не может встречаться с каждым рабочим и обсуждать с ним его зарплату, условия работы и тому подобные вопросы. Поэтому мы, наниматели, очень рады, что существует представительная рабочая организация, чьи делегаты могут выступать от целой группы рабочих».

Рабочие с одобрением кивнули. Эти выносливые загорелые люди с сильными руками пришли все вместе на свой традиционный праздник песни. Всю неделю они нетерпеливо ждали субботнего вечера, чтобы слить свои голоса в самозабвенном и, могу от себя сказать, прекрасном мужском хоре, которым руководил любитель Эмиль Поуплир. Эти жизнерадостные люди показались мне отличным примером идеальных отношений между рабочими и работодателями.

Насколько отчетливо разумные руководители предприятий понимали, что в моменты экономических кризисов профсоюзы являются их самыми надежными союзниками, можно судить по двум инцидентам.

В апреле 1933 года, вскоре после опубликования лживого заявления нацистов, что Союз германских промышленников согласился принять двух нацистских комиссаров для наблюдения за их работой, Густав Крупп фон Болен предложил установить связи с руководством профсоюзов, чтобы не дать нацистам подчинить себе организации рабочих и предпринимателей. Среди тех, кого он консультировал, были Альберт Фёглер и Эрнст Бранди, директора дортмундского концерна «Хёш». Крупп предложил, чтобы Общество сотрудничества, действующее на территории всего государства, имело свое специальное отделение в Руре. Фёглер и Бранди в принципе согласились с ним, но, наведя справки, обнаружили, что профсоюзы настолько ослаблены проникновением в них нацистов, что время для осуществления такого проекта уже упущено.

Это произошло всего за несколько недель до государственного переворота, организованного Робертом Леем, руководителем Германского трудового фронта, который 2 мая 1933 года со своими приспешниками арестовал тысячи профсоюзных лидеров по всей Германии, захватил их штаб-квартиры и все средства в размере 100 млн марок и ликвидировал Федерацию немецких профсоюзов.

Эта бесцеремонная акция ужаснула лидеров промышленности. Они справедливо опасались, что за уничтожением профсоюзов последует также насильственный разгон и захват имущества организаций предпринимателей.

Карл Фридрих фон Сименс срочно собрал совещание. Очевидно, его участники не обладали полной информацией о действиях Лея, так как коммерческий советник Герман Бюхер предложил установить связи с преемником Карла Легина Теодором Лайпартом и Фрицем Тарновом, экспертом по экономике Общей федерации труда и председателем профсоюза рабочих деревообрабатывающей промышленности. Участники совещания считали, что созданные организации предпринимателей и рабочих должны продолжать свою партнерскую работу вопреки Гитлеру и Лею. После окончания совещания Бюхер с ужасом узнал, что его предложение опоздало – руководители профсоюзов уже находились за решеткой.

Сами профсоюзы тоже не ведали о готовящейся операции по их ликвидации. Более того, они надеялись, что их организации пригодятся при новых порядках. Поэтому они призвали рабочих принять участие в традиционном первомайском празднике по всей Германии, во время которого миллионы рабочих были согнаны на огромные плац-парады, где они слушали по трансляции речь Гитлера, произнесенную в Берлине.

Уже на следующий день они были потрясены вестью о том, что нацисты захватили все профсоюзы и их казну. Самоуправление в промышленности закончилось.

На фабриках и заводах теперь заправляли политические комиссары нацистов, отдававшие нелепые приказы и вмешивавшиеся в бизнес. Теперь заслуги предприятия оценивались по количеству вывешенных на нем нацистских флагов или по дружным приветствиям «Хайль Гитлер!». Вскоре рабочие и предприниматели оказались в смирительной рубашке тоталитарного Германского трудового фронта.