Ментальные расстройства Средневековья интересуют не только историков. Порой за их изучение берутся и врачи-психиатры. Они используют исторические источники в качестве материалов для ретродиагностики, то есть пытаются на основе этих данных поставить историческим личностям современные диагнозы. Так можно продлить историю хорошо известных сегодня заболеваний далеко в прошлое. Врачи выясняют, когда появились первые похожие описания, как распространялось расстройство, какие методы пытались применять в лечении. Это помогает расширить современные представления об определенных диагнозах. Упражняться в ретродиагностике полезно и студентам, изучающим психиатрию: это развивает наблюдательность. Это направление включает и соматические диагнозы, но в этой главе мы сосредоточимся на ментальных расстройствах прошлого.

Историкам такой подход дает материал для новых гипотез. Расстройство психики могло заметно повлиять на мотивацию и решения. Например, уже несколько исследовательских групп предположили, что британский король Георг III (1738–1820) мог страдать биполярным аффективным расстройством. Анализируя его письма, ученые очертили границы предполагаемых маниакальных фаз монарха. В это время его письменная речь становилась менее связной, король часто повторял одни и те же фразы. Возможно, именно периоды мании подтолкнули короля ко многим неудачным политическим решениям. Похожий эффект можно заметить и в большем масштабе. Некоторые историки считают, что в годы «черной смерти» множество европейцев получили психологическую травму, с последствиями которой справлялись десятилетиями. Это отразилось и на их жизненных решениях, и на взглядах. Может быть, поэтому культура последних столетий Средневековья совершила немало неожиданных поворотов.

Отыскать новые данные, к тому же подкрепленные авторитетом современной медицины, – заманчивая перспектива для историка. Но порой, охотясь за бесценной информацией, ученый рискует попасть в ловушку. Ретродиагноз, поставленный по всем правилам психиатрии, открывает неожиданные перспективы, но может и «обокрасть» исследователя. За его рамками остаются и совсем небольшие детали, и масштабные черты картины мира людей другой эпохи.

Насколько сложно переплетение этих исследовательских проблем, прекрасно видно на примере концепции средневековой «святой анорексии». Эту идею предложил в 1980-х годах Рудольф Белл в одноименной книге (Holy Anorexia, 1985). В середине 1980-х годов западный мир переживал волну интереса к этому ментальному расстройству – конечно, не связывая его с религией. Свой вклад внесла книга психиатра и психоаналитика Хильды Брух «Золотая клетка: загадка нервной анорексии» (The Golden Cage: the Enigma of Anorexia Nervosa, 1978). Брух посвятила много лет исследованиям проблемы. В этой работе она проанализировала семьдесят случаев расстройства. Исследовательница намеренно писала эту книгу несложным языком, рассчитывая на внимание широкой аудитории. Так и вышло – психиатры до сих пор советуют «Золотую клетку» родителям подростков, живущих с этим заболеванием. Тем временем телевидение и газеты заговорили о звездах, погибших от последствий расстройств пищевого поведения. Немало скандалов сопровождало смерть тридцатидвухлетней певицы и барабанщицы Карен Карпентер в 1983 году. Причиной ее гибели от сердечной недостаточности официально признали последствия многолетней нервной анорексии. Поначалу в ее смерти винили наркотики. Но в итоге судебно-медицинские эксперты заключили, что сердце певицы не выдержало постоянного приема ненужных ей лекарств. Карпентер принимала слабительные и рвотные средства, а еще гормональные препараты (для роста мышц). Становилось ясно: не только шоу-бизнес, но и все общество пронизано нездоровыми и опасными мыслями об «идеальном теле», чаще всего – женском. Большинство пациентов с диагнозами расстройств пищевого поведения – женщины разного возраста. Психиатры обычно поясняют, что мужчины в таких случаях могут реже обращаться за помощью из-за стереотипов. Однако, скорее всего, у женщин и девочек-подростков эти расстройства и правда возникают чаще. Как у разных полов проявляется генетическая предрасположенность к ним, сказать пока сложно, а вот с представлениями об идеальном теле все ясно. Женщинам с самых ранних лет показывают, что стройность – это красота и успех. Требования к мужскому телу тоже существуют, но они не настолько строги.

На этом фоне Рудольф Белл предложил посмотреть сквозь психиатрическую оптику на средневековые источники. Отказ от пищи был популярной аскетической практикой в тот период. К тому же историки уже замечали: судя по жизнеописаниям, женщины Средних веков отказывались от еды намного чаще мужчин. Белл задумался о том, насколько признаки современного диагноза anorexia nervosa схожи с их поведением. Он изучил около 260 жизнеописаний европейских женщин, признанных святыми. Более-менее подробные сведения об их биографии сохранились в 170 случаях. Это неудивительно: многие жития фокусируются на посмертных чудесах святой, а об ее земной жизни рассказывают бегло. Но более чем к половине из этих 170 женщин были применимы современные диагностические критерии нервной анорексии. Святые уже в детстве и юности старались отказываться от пищи, тщательно соблюдали постные дни. Часто жития сообщают, что будущая святая постепенно слабела и теряла вес. Судя по тому, сколько внимания составители житий уделяли этим фактам, такое поведение было значимо для средневекового христианина. По мнению Белла, разница была только в целях. И женщины 1980-х, и средневековые святые отчаянно стремились к недостижимому идеалу. Для первых это был образ идеального тела, воплощенный в отретушированных фото супермоделей. Для вторых – надежда на сближение и единение с Господом. Средневековая женщина могла контролировать не так уж много вещей в своей жизни. Выбор пищи был одной из них. Пожалуй, даже ее собственное тело не принадлежало самой женщине в полной мере. Решения, касающиеся его, часто принимали отец, муж или другие родственники. Где жить, за кого выходить замуж, сколько детей родить – все это едва ли не всегда решал кто-то другой. Но питание считали традиционно женской сферой, и в ней средневековая дама обладала относительной свободой.

Белл подкрепил свою позицию обширными фрагментами средневековых источников. Например, он ссылается на житие блаженной Гумилианы де Черки (1219–1246). До того как узреть первые видения, женщина успела побывать замужем и родить детей. Гумилиана была набожной уже в юности. Но супруг, богатый торговец тканями и ростовщик, смеялся над молодой женой за это. Поначалу она пыталась пойти по пути, традиционному для замужней обеспеченной христианки, – заняться благотворительностью. Но муж последовательно запретил Гумилиане почти все доступные ей способы помощи ближним. Ей больше не разрешалось устраивать обеды для нищих, раздавать бедным одежду и посещать больных. Муж, человек расчетливый и экономный, видимо, считал, что на все это уходит слишком много семейных денег. Со временем он начал оскорблять жену и даже бить ее. Гумилиана пыталась творить добро втайне и в ущерб себе, например, отдавать нищим остатки хлеба со стола и обрезки дорогой ткани от собственных платьев. Когда женщине исполнился 21 год, ее супруг умер, и она вернулась в родительский дом. Там ее стремление к Богу тоже посчитали чрезмерным. Отец и братья настаивали, чтобы молодая вдова умерила свой молитвенный пыл и поскорее вышла замуж вновь. Гумилиана, как и многие святые-мирянки, отказывалась. Она хотела уйти в монастырь, но «Господь не разрешил ей» – неясно, по какой причине. Тогда женщина затворилась в небольшой комнате отцовского дома-башни, каких было немало во Флоренции.

© Sailko

Поздний портрет блаженной Гумилианы де Черки (Италия, Флоренция, музей базилики Санта-Кроче. Мрамор, первая половина XIX века)

С той поры ограничения в пище вошли у нее в привычку. Все началось с эпизода, когда дьявол начал искушать Гумилиану в час молитвы. Она выдержала все издевательства нечистого, и «дьявол, исчезая вместе со своими образами, побил ее по пояснице таким образом, что от этого бития застучали зубы ее так сильно и одновременно, что от всего этого сотрясения и от боли в зубах пятнадцать дней она провела так, что не могла жевать пищу» (здесь и далее перевод Ю. В. Родионовой). Братья женщины поначалу подумали, что у нее эпилептический припадок и попытались разжать ее зубы ножом, но ничего не вышло. Сам Рудольф Белл называет ее ощущения «психосоматическими болями». Вне зависимости от состояния здоровья Гумилиана соблюдала строгий график ограничений в пище. Каждый год она выдерживала пять сорокадневных постов на хлебе и воде. Ничего другого она не ела и в постные дни недели: понедельник, среду, пятницу и субботу. Биограф святой называет ее жизнь «одним непрерывным постом». Иногда женщина и вовсе ничего не ела по три дня подряд: обычно это происходило, когда ее посещали видения. Современный скептик может предположить, что сами видения были вызваны голодом, но Гумилиана была убеждена в их сверхъестественном происхождении. Духовник женщины советовал ей смягчить ограничения, но Гумилиана верила, что поступает правильно. Все, что оставалось несъеденным, она вновь и вновь велела раздавать нищим. Само ее тело несло следы постоянного самоистязания: руки и ноги «были лишены плоти, как у скелета». К двадцати семи годам голодание и болезни окончательно измучили женщину. В последние месяцы жизни половина ее тела была скована параличом. Житие сообщает, что перед смертью Гумилиана ничего не ела в течение сорока двух дней.

Белл приводит немало подобных случаев. Голодали и богатые горожанки, и монахини. Ограничения в пище были одной из самых доступных в быту форм аскетизма. Далеко не каждая могла себе позволить запереться в монастырской келье, раздать все имущество бедным или на долгие годы застыть на месте, подобно святому-столпнику. Отказаться от еды было куда проще. Иногда женщинам даже не приходилось скрывать свое поведение: соблюдение постов считали добродетелью. Пренебрегая пищей, говорил Белл, средневековая святая выходила из-под власти мужчин-авторитетов. Мы видели, что ни муж, ни отец, ни братья, ни духовник так и не смогли склонить Гумилиану де Черки к мирской жизни. В своих видениях она общалась с Богом напрямую. К тому же самому стремились женщины-мистики позднего Средневековья: в видениях Господь говорил с ними, минуя посредников. Наконец, в Средние века христиане – и женщины, и мужчины – активно искали новые способы очиститься от греха, а в перспективе – достичь святости. В первые века нашей эры главным путем было мученичество: пытки и смерть от рук язычников за новую веру. Но когда христианство стало официальной религией, сделаться мучеником стало гораздо сложнее. Мужчины, принадлежавшие к духовенству, отправлялись распространять Христову веру в отдаленные земли. Церковь нередко канонизировала «просветителей», убитых иноверцами. Другая дорога к святости заключалась в монашеском подвиге. Мирянин мог отправиться на священную войну. Святым он бы не стал, но и отпущение грехов считалось достойной целью. Женщинам была доступна лишь небольшая доля этих способов, а в спасении души они нуждались не меньше. Белл предположил, что «святая анорексия» решала все подобные проблемы, поэтому и была настолько распространена.

Книгу Белла приняли далеко не все историки. Они критиковали его подход к статистике и особенности работы с источниками. Некоторые и вовсе сомневались, что современные диагнозы применимы к сюжетам такой далекой эпохи. Они считали, что такой подход «медикализирует» материал: исследователь уделяет больше внимания внешним признакам расстройства, а не внутренней мотивации средневековых женщин. Идея об анорексии как постоянном стремлении к идеалу – современная. Белл, с точки зрения своих критиков, перенес ее на средневековые реалии довольно механически. Некоторые скептики считали, что Беллу следовало углубиться в поиски собственных идей средневековых женщин-мистиков. Большинство исследователей все же уверены, что гораздо лучше «идти от источника», а если и решаться выносить суждения о людях Средневековья, то лишь по их собственным правилам. Здесь открывается огромное поле для размышлений о задачах исторической науки. Как мы узнаем, какими были эти правила, если они не сформулированы в источниках прямо? Не будет ли ученый всегда ограничен своими собственными вопросами и исследовательской «оптикой», актуальной для его времени? Что историки узнают о своих героях, а что – о себе самих? И насколько формат научной работы вообще уместен для разговора о темах, принципиально важных сегодня, если мы еще не знаем, какую роль играли эти темы в прошлом?

Не меньше сомнений вызывают и другие исследования, использующие ретродиагностику. Например, время от времени ученые пытаются ставить диагнозы юродивым. Сам по себе термин «юродство» весьма широк, не меньше измерений включают и его иностранные эквиваленты, например английское понятие holy foolishness. Одна из главных черт юродивого – его странное, не укладывающееся в общепринятые рамки поведение. Нередко оно напоминало «безумие». Византийские и древнерусские юродивые, как и holy fools других стран и вероисповеданий, могли кричать, ругаться и бегать, срывая с себя одежду. Они то и дело провоцировали окружающих. Чаще всего предполагают, что юродивые лишь имитировали «безумие», а на деле полностью осознавали, что и зачем они делают. Но у некоторых из них историки-ретродиагносты находят и черты различных расстройств.

Методы ретродиагностики до сих пор вызывают споры. Претензии к ним часто справедливы. Действительно, в поисках современного диагноза ученый может потерять немало особенностей источника, в том числе и основополагающих. Но у этих исследований есть и светлая сторона. Во-первых, сторонники ретродиагностики часто сами признают ограничения своего метода и не дают читателю забыть об этом. Во-вторых, эти работы, несмотря ни на что, прокладывают «мостик» между прошлым и современностью. Зная, что века и тысячелетия назад люди жили с похожими особенностями, уже не так легко поддаваться заблуждениям. Речь и о «золотых легендах», рисующих светлый и безмятежный образ прошлого, и о «черных легендах», где царят жестокость и мракобесие.