Глава 13

В то же самое время. Май 641 года. Герцогство Сполето. Италия.

Виттерих оказался прав. Герцог Сполето не мог больше держать этот город в осаде. Гвалт и ругань в лагере германцев стояли такие, что даже отсюда слышно было. Видимо, до них дошло, что пока они сидят тут, их собственные дома горят синим пламенем, а семьи изводят под корень. А еще пришла весть, что короля Ротари растерзал на охоте кабан, а это и вовсе переворачивает с ног на голову всю местную политику.

— Ну вот, — удовлетворенно произнес Виттерих, глядя на всю эту суету с высоты башни Атернума. — Либо они сейчас на стены полезут, либо переговоры запросят. Если переговоры, то у них все плохо. У Теуделапия — точно. Войско его вот-вот разбежится.

— В Сполетии что, совсем никого нет? — спросил его Валерий.

— Почему нет? — удивился Виттерих. — Младший сынок Вахилап с конницей словен гоняет. У него сотен пять точно есть, и бойцы там отменные. Мы как-то сцепились с ними, когда я в Равенне в клибанариях служил. Так еле ноги унес. А! Я уже тебе это рассказывал.

— А Тразимунд, старший сын, не придет? — заинтересовался Валерий. — Он же в Беневенто, граф Капуи.

— Не знаю пока, — Виттерих задумчиво гонял соломинку из одного угла рта до другого. — Иди доспех надевай. Все-таки будут переговоры. Вон, смотри, ветками машут.

Едва уняв сердце, которое бешеным зайцем норовило выпрыгнуть из его груди, Валерий натянул нарядную бригантину, которую дал ему поносить Витерих, подпоясался мечом, который бил с непривычки по ногам, и надел на плечи алый плащ. Теперь он сам себе казался консулом и триумфатором, который идет принимать капитуляцию варварского князька. А такого роскошного доспеха, обтянутого разноцветной парчой, не было и у его предков-полководцев. Эта мода только недавно пошла в Братиславе и еще не добралась до захолустной Италии.

С той стороны шли пятеро во главе с герцогом Теудалепием. Ворота Атернума со скрипом отворились, и оттуда вышла такая же делегация, из пяти человек. Это были дружинники Виттериха, отборные бойцы, у которых, в отличие от других, к тому же присутствовала некоторая толика разума. Воины свиты встали шагах в двадцати друг от друга, опираясь на копья, а Теуделапий пошел вперед, навстречу Валерию. Немолодой, но крепкий герцог удивленно смотрел на патриция, оглядывая его роскошное одеяние со смесью зависти и презрения. Сам он был одет весьма просто: в пластинчатом доспехе и грубом зеленом плаще.

— Чего ты хочешь, парень? — хмуро спросил он, когда они остались наедине. — Я помню тебя, я ведь сам бил тебе морду за наглость. Я готов выплатить виру. Только не говори мне про кровную месть, я даже смеяться не стану. Ты пришел за деньгами, и я готов тебе их дать. Как только мы договоримся, ты уведешь этих дикарей с моей земли.

— Во-первых! — громко заявил Валерий и гордо выпятил грудь. — За нанесенное мне оскорбление ты выплатишь мне виру — три тысячи солидов.

Сумма была совершенно чудовищная, но Теуделапий молчал, только сопел, как кабан перед прыжком, а его лицо медленно наливалось кровью.

— Во-вторых, — продолжил Валерий, — ты вернешь мои земли и земли моих родственников. Тут у моего рода была огромная латифундия.

— В-третьих, — заявил патриций, — ты принесешь мне извинения при всём своем войске.

Он хотел было добавить и четвертое требование, которое заключалось в публичном целовании его, Луция Валерия Флакка, сиятельной задницы, но не успел. Герцогу хватило и первых трех. И он с непостижимой для его возраста и сложения резвостью прыгнул вперед и ударил патриция ножом в живот. Огромный сакс лязгнул о пластины бригантины, и герцог застыл с выражением недоумения и обиды на лице. Впрочем, оно длилось совсем недолго, потому что в грудь его ударило копье, которое бросил Бруно, дружинник, стоявший позади патриция.

— Священный обычай рушишь, сволочь! На переговорах напал! — заревели воины Виттериха и бросились на свиту герцога Сполето. Тот сам, сбитый на землю, уже кряхтя поднимался на ноги, и выражение его лица не сулило Валерию ничего хорошего. Крепкий ромейский доспех выдержал могучий удар копья, лишь одна пластина улетела в сторону. Но такой бросок запросто мог сломать пару ребер, и тут уже никакой доспех не поможет. Юшман разве что.

— Руби его, олух! Чего смотришь? Живо! — рявкнул Бруно Валерию, и тот выхватил меч и неумело ударил поднимающегося герцога, ранив его в шею.

— Ногу ему подсеки! — подсказал тот же воин. — А потом добей.

Так Валерий и сделал. Он секанул герцога по голени, а когда тот взвыл и рухнул наземь, неумело ткнул его в шею. Он смотрел во все глаза и не верил сам себе. Герцог Теуделапий был мертв.

— Голову ему отруби, — скомандовал тот же воин. — Мы ее со стены показывать будем.

Делегация переговорщиков забежала в ворота крепости, на крюки которых упал толстенный брус. Ошалевший патриций так и стоял с вытянутой вперед рукой. В ней Валерий держал отрубленную голову, и он никак не мог прийти в себя. Обрубок шеи сочился кровью, которая капала в сухую пыль городской улицы. Бруно подошел к Валерию и схватил страшный трофей за бороду.

— Дай сюда! На башне уже шест установили, надо лангобардам твою добычу показать.

— Так его светлость всё знал? — промямлил Валерий, у которого подогнулись ноги.

— Мое дело маленькое, — пожал плечами Бруно. — Мне сказали копье бросить, когда тебя убивать начнут, я и бросил. А кто там и что знал, мне неведомо. А ты, парень, чего ждал-то вообще? Что герцог лангобардов, у которого войско бунтует, будет какие-то там обычаи соблюдать? Вот ты чудак, право слово!

— Ну что, герой! — Виттерих, который подошел к ним, улыбнулся Валерию, блеснув белоснежной ниточкой зубов. — Скоро отряды словен подойдут сюда, да еще и подкрепление ждем. Вот тогда-то и повеселимся по-настоящему!

Виттерих протянул ему кубок, который Валерий опрокинул в себя махом, не заметив вкуса.

— Что? — сочувственно посмотрел на него герцог. — Никогда так близко собственную смерть не видел? Привыкай, парень. И ты это… бригантину мою верни. Я ее в штопку отдам. Так и знал, что эта деревенщина купится.

В то же самое время. Префектура Египет.

Время жары, самое дрянное время года в Египте. Тут не знали привычного лета, осени, зимы и весны. Эти слова не имели ни малейшего смысла в этой земле. Тут все подчинялось ритму, который задавала великая река. Время высокой воды, время всходов и время жары. Оно же — время низкой воды. Вот те времена года, которые были понятны египтянам. И прямо сейчас лютовало безжалостное солнце, ярость которого стоически терпел повелитель этой земли, великий князь Самослав.

— Тебе и правда нравится тут, сын? — спросил он, когда кавалькада всадников миновала очередной город Дельты. Вавилон Египетский станет самой южной точкой его путешествия. Оттуда они повернут на север, к Пелузию.

— Правда, — серьезно кивнул Святослав. — Я не хочу уезжать отсюда, отец. Мне хорошо здесь, я привык к этой земле. Я полюбил ее. Я даже великого Сфинкса приказал расчистить.

— А что с ним не так? — удивился князь, который видел эту статую когда-то бесконечно давно.

— Так он же песком засыпан был, — недоумевающе посмотрел на него Святослав. — Одна голова торчала. Тут никто и не знал, что там тело и лапы есть. Местные уже и забыли историю своей страны.

— Молодец, — одобрительно кивнул князь. — Объяви награду. Пусть тебе несут папирусы и старинные изделия. Плати за золото вдвое по весу. Тогда никто его плавить не будет. И запрети грабить старинные могилы.

— Хорошо, — кивнул Святослав. — Я тут такой же музей открою, как у тебя в Братиславе. И я уже приказал собирать старинные рукописи.

— Что с посадкой сахарного тростника и хлопка? — спросил князь.

— Мы создали два общества на паях с купцами, — ответил Святослав. — Как ты и велел, отец. Пока рано говорить о результатах. Мы пробуем, подбираем места для посева. Подбираем способы посадки и полива. Нужно несколько лет, чтобы наладить эту работу.

— Сахар и хлопок заменит тебе торговлю пряностями, — сказал Самослав. — Я помню твои слова. Ты хочешь оставлять здесь часть пошлин, но я не могу тебе этого позволить. На Египет и так потрачены огромные средства, и пока я не получил назад ни копейки. Учитесь жить на свои, сын.

— Неужели какие-то сладости и обычное волокно даст такие деньги? — не поверил Святослав.

— Ты еще удивишься, — уверил его князь. — Если мы не позволим никому больше их выращивать, то все порты Средиземного моря ваши. Торгуйте свободно. Европа переварит любые объемы. А хлопок… Хлопок — это не только ткань. Это нечто гораздо большее. Но не сейчас…

— А если мы заберем золотые копи в Нубии и Аксуме, то и вовсе крепко станем на ноги, — задумчиво сказал Святослав.

— Главный источник золота не здесь, сын, — покачал головой князь. — Он в Мали. Если твоим внукам удастся добраться до него, то могущество нашей семьи станет безграничным. Римские императоры покажутся пылью у наших ног.

— Мали? — наморщил лоб Святослав. — Что это за земля?

— Это на западе Африки. Я покажу тебе на карте, — ответил ему князь. — Но пока прямого пути у нас туда нет. Для этого должны произойти кое-какие события. И они уже происходят. Мы работаем над этим. Точнее, работает императрица Мартина. Эта дура с ослиным упрямством насаждает догматы монофелитства. Для нее это плохо закончится, а для нас, наоборот, закончится хорошо. Так мы получим выход к золоту Мали.

— Я не понимаю, отец, — растерялся Святослав. — Какое отношение имеет вера к золотым копям в заднице мира.

— Да самое прямое! — расхохотался Самослав. — Думай, префект! Считай, что это твое домашнее задание.

Они въехали в ворота города, который служил ключом к Нижнему Египту. Не случайно его развалины стоят на территории Каира. Он защищает путь вверх по Нилу. Он защищает вход в Дельту. И он защищает вход в Великий канал, расчищенный трудами Святослава.

Кавалькада всадников в пропыленной одежде проследовала до дворца наместника провинции, где князь с сыном и расположились. Типичный одноэтажный дом из обожженного кирпича с крошечными окошками и крытым черепицей внутренним двором распахнул им свои ворота, в которых и исчезла полусотня всадников в броне. Люди, стоявшие вдоль улицы от самых крепостных стен, начали расходиться по домам и лавкам. Они увидели истинного повелителя этой земли, страшного колдуна Севера. Они сорвали глотки, приветствуя и его, и молодого князя, которого здесь, по усвоенной столетиями привычке называли цезарем и игемоном.

Самослав вошел во дворец и поморщился. Что нашел его сын в этой земле? Тонкий слой пыли покрывал все вокруг. От здешнего песка, который нес ветер со стороны пустыни, спасения не было. А ведь пустыня — вот она! Полчаса пути отсюда. Весь огромный и густонаселенный Египет — всего лишь ничтожная полоска земли вдоль берега великой реки.

Бесшумные слуги, движущиеся словно тени, зажгли масляные светильники, в мгновение ока накрыли стол и поставили кувшины с вином. Управляющий хозяйством бестрепетной рукой налил себе первый кубок и выпил его на глазах князя и его сына. И только после этого налил им самим. Князь шевельнул рукой, и слуга, склонившись, попятился назад, пока резные двери не закрылись за ним. А Самослав продолжил разговор, который вел с сыном уже не первый день.

— Ты мой наследник, — жестко сказал Самослав. — Ни слова, ни полслова никому о своей любви к Египту. Ты префект самой большой провинции и второй человек государства. Если хоть кто-то заподозрит, что ты можешь остаться здесь навсегда, на меня начнется охота. Бериславу князем не быть, Кий слишком кровожаден, а Владимир младший из всех, сын римлянки. Бояре и ханы не примут его, пока есть старшие сыновья. Я полностью осознаю, что твой отъезд отсюда сейчас невозможен. Но это решение ослабляет мою власть в словенских землях.

— Но ты уже знаешь, что делать? — вопрос Святослава звучал вовсе не как вопрос. Скорее, как утверждение.

— Скажем так, — поморщился Самослав. — У меня есть кое-какие мысли, как организовать власть в будущем. Она не может замыкаться на одном человеке, иначе слишком многое будет завязано на конкретные личности. А это очень опасно. Если к власти придет не тот человек, случится настоящая катастрофа.

— Как Фока у ромеев? — задумчиво произнес Святослав. — Если бы не этот пьяница, арабы так и сидели бы в своих песках и пасли верблюдов. А между персами и римлянами царил бы мир. Мария, дочь императора Маврикия и жена шахиншаха Хосрова Парвиза, ни за что не допустила бы той бойни.

— Именно так, — кивнул Самослав. — Я открою тебе секрет, сын. Я сомневаюсь, что хоть кто-то удержит в одном кулаке настолько разные земли. Слишком далеко все зашло.

— Но почему? — удивился Святослав. — У арабов же получится. Ты сам сказал.

— А разве я пророк Мухаммед? — грустно усмехнулся князь. — Такие люди, как он или Иисус рождаются раз в тысячу лет. А всего лишь обычный человек. Мне не дано зажечь в людях подобный огонь. И я полностью отдаю себе в этом отчет. Я не хочу, чтобы мои сыновья и внуки резались почем зря, отбирая друг у друга ничтожные клочки земли. Тогда мусульмане, ромеи и франки сметут вас по одному. Этого никак не может понять твоя мать, которая интригует напропалую, пытаясь выкроить царство каждому из своих сыновей.

— Мою мать считают языческой богиней, — осторожно ответил Святослав. — Ее влияние на людей огромно.

— И пока я ничего не могу с этим сделать, — кивнул князь. — Да и не хочу, если честно. Она довольно сильно мне помогает. Никто не может в одночасье переделать миллионы людей. Это никому не под силу, даже таким титанам, как Умар ибн Хаттаб… Великий человек! Те, кто придут ему на смену, не станут даже слабым его подобием. Их вера сильна, но мусульмане потратят не одно столетие, пока станут главной силой в своих же собственных землях. Они делают ставку на низкие налоги, понятные законы и свободу торговли, и у них все неплохо получается.

— Римскую империю в старых границах восстановить невозможно, — нахмурившись, посмотрел на него Святослав. — Слишком далеко разошлись народы и веры. Но если мы потеряем Египет, то потеряем торговлю с Индией. Мы потеряем, а другие приобретут. Мы станем слабее и вскоре проиграем. Так как нужно поступить, отец?

— Ты узнаешь это в свое время, — ответил Самослав. — Также, как и я. Пока еще будущее слишком туманно. Карты главным игрокам еще не розданы, но скоро очень многое изменится. Ты, как мой наследник, должен знать одно: Египет мы потерять не можем. Он — основа наших доходов. И он страховка на случай голода.

— Голода? — наморщил лоб Святослав. — Но благодаря тебе Словения не голодает, отец. Рыба есть, зверя много. Земли и соли полно.

— Пока, — ответил Самослав. — Ты забыл сказать «пока». Да, пока всего этого много, но через сто лет людей станет столько, что голод будет нашим постоянным спутником. Потому-то мне нужен Тергестум. Потому-то я и восстанавливаю дорогу оттуда до Белграда и Солеграда. В случае неурожая отсюда пойдут корабли в метрополию.

— А если голод придет сюда? — испытующе посмотрел на отца Святослав. — Низкая вода случается здесь каждые семь лет. Если вывезти отсюда зерно, люди умрут от голода.

— У вас должны быть сделаны запасы, — ответил князь. — И вы получите зерно из Ольвии и Херсонеса. Там отличные черноземы. Я уже договорился с болгарами.

— Это не Римская империя, отец! — воскликнул Святослав, в голове которого не укладывалось то, что он слышал. — Это что-то совсем иное! Что же ты хочешь построить?

— Я? — невесело усмехнулся Самослав. — Я один не сделаю ничего. Мне одному это не под силу. Это работа лет на сто. Я только положу первые камни в фундамент этой стройки. А строить будете вы, мои дети. Вы, ваши дети и ваши внуки. И я молю всех богов, какие только есть, чтобы у вас хватило мудрости и терпения для этой работы.