Глава 2
В помещении было достаточно потолочных окон. Но, когда свечи погасли, свет исчез полностью.
Это значило, что я ошибся.
Хоппер, исполняющий обязанность мастера истины, не был связан с Контролем. Он сам был одним из Контролирующих!
Не знаю, что именно он сделал. Подвесил меня вне обычного пространства, вывел из потока времени, остановил несущиеся в пространстве фотоны, заморозил мои нервные окончания… Хотя нет, последнее невозможно.
Кто вообще в курсе, что доступно Контролю? У каждого из Большой Четвёрки припрятано достаточно тузов в рукаве.
Как бы там ни было, темнота длилась недолго.
Я снова сидел на полу напротив столика. От погасших свечей струились белёсые парафиновые дымки. Значит, прошло несколько секунд.
Мастера истины, конечно, в комнате не оказалось.
Раскрытый работник Контроля никому не нужен. Кто он был на самом деле? Хоппер, сделавший столь впечатляющую карьеру? Какой-то иной разумный вид, много лет принимавший облик хоппера?
Нет смысла гадать.
Я встал, вздохнул, коротко поклонился пустому месту. Наблюдали за мной или нет, но хоппер и впрямь дал важную информацию. Контроль не причастен к происходящему.
А Большая Четвёрка не врёт обычным существам, это ниже их достоинства и нарушает третий постулат Думающих.
Когда упираешься в тупик — это повод не остановиться, а пойти в другую сторону. Вот и сейчас, выкинув из головы Контроль (не вмешиваются? Вот и прекрасно, вот и хорошо!), я сделал то, чем по-хорошему стоило заняться сразу.
Я отправился в квартал хро.
Почти все разумные, кроме немногих видов с развитым инфракрасным зрением или особо чувствительным обонянием, путают землян и хро. Хопперы отличаются зеленоватым цветом и морщинистостью кожи, разрезом глаз… Да, ещё у них по четыре пальца и костяные выступы на лбу. Рили слишком красивы и элегантны, люди могут их имитировать, но не очень успешно.
А вот хро внешне — полная копия людей: такое же разнообразие цветов кожи, волос и глаз, такая же мимика, и голос, и даже эмоции. Единственное, что нас отличает, — зеркальная симметрия внутренних органов. Сердце у них справа, печень слева.
Интеллектуально и морально мы тоже развиты одинаково. Претендуем на одни и те же социальные ниши в обществе. Конкурируем, но без всякого успеха. И нас, и хро на планете примерно одинаковое количество, то хро больше, то землян.
Да что уж говорить, нам нравится музыка друг друга, и литература, и кино, и мода!
Наверное, в этом и есть причина взаимной неприязни.
Хро появились в Слаживании на полвека раньше нас и обжились получше. Их исконный квартал напоминал провинциальный немецкий город до массового переселения туда жителей Африки и Азии: уютные домики, садики, чистенько и мило. В центре квартала здания были выше, имелся даже аналог Сити с десятком небоскрёбов и бережно восстановленные фрагменты родных городов хро — с узкими улочками, старыми домиками, площадями и фонтанами. Это, кстати, оказалось заразно — в земном квартале сейчас достраивали уголки Лондона, Пекина и Амстердама.
Я вышел из подземки, где хватало и людей, и рили, и хопперов, и хро, и прочих, не столь многочисленных, видов. На улице возле метро тоже наблюдалось определённое этническое разнообразие, хотя людей, как мне кажется, не было. Состроив морду кирпичом и надеясь, что пёстрые одежды хотя бы на беглый взгляд делают меня похожим на хоппера, я двинулся к ближайшему зданию делового центра, напоминающему стеклянное зубило, вроде того, что когда-то стояло в Шанхае.
Ну и, разумеется, уже через пару минут меня остановил полицейский патруль.
Одна особь была крепким темнокожим хро. Ну, это я понимал, что хро, а так — типичный полицейский из древнего американского сериала, хороший темнокожий парень, уставший бороться с преступностью, но ещё цепляющийся за идеалы. Вторым был хоппер: высокий, бледный настолько, что зеленоватый тон кожи едва угадывался. Нормальная парочка патрульных, в Пунди стараются придерживаться этнического разнообразия в полиции. А к хопперам в этом районе относились нормально.
— Занятная у тебя одежонка, гражданин, — сказал хро. Для своего вида он был сама вежливость. — Папа был хоппером?
Вот в юморе они не сильны, да. Есть такой недостаток.
— Вторая мама хопперша, — ответил я с достоинством. — Разве запрещено честному землянину носить одеяния иных видов?
При слове «землянин» хро поморщился, но вежливо кивнул.
— Нет, не запрещено. А с головой как? Всё в порядке?
— Не жалуюсь.
Хоппер тем временем с любопытством изучал меня. Потом тронул напарника за руку.
— Он в поиске истины. Не стоит ему мешать.
— Он землянин!
Хоппер пожал плечами.
— Твоя личность не опознаётся, — пожаловался хро. И в доказательство своих слов нацелил на меня сканер.
Самое смешное, что это не было обязательным. Я мог сослаться на тайну личности, приверженность анонимности, отсутствие самоидентификации, религиозный догмат — и ещё кучу всяких оснований.
Но я послушно достал свой телефон, включил и вывел профиль. Урезанный, разумеется, но подтверждающий имя и отсутствие правонарушений.
Если меня отслеживали по цифровому следу, то я, конечно, громко закричал: «Я здесь!»
— Слушай, землянин Никита. — Хро спрятал сканер в чехол. — Ничего личного. Но твой вид здесь не любят.
Я понимающе развёл руками.
— Не хочу возиться с бумагами, — пожаловался хро. У них даже выражения были земные — конечно же, настоящих бумажных отчетов никто не заполнял. — Куда ты идёшь?
— Офисный центр. — Я указал на «зубило».
Хро поморщился.
— Моя зона… Постарайся не умереть, пока не войдёшь?
— Даю слово, — сказал я.
— И, если получится, потом иди к другому метро. Хорошо? Или вызови машину.
— Ладно.
— Что-то с тобой не так, — пробормотал хро. — Ладно. Топай. Но ты делаешь ошибку.
Я ещё раз кивнул и пошёл.
Как ни странно, на меня никто не напал. Может, потому, что за яркими одеждами не все узнавали землянина. Может, потому, что район был всё-таки деловой, мультикультурный и всякое повидавший. А может, оттого, что патруль плёлся позади и у офицера-хро на лице было написано: «Блин, только не в мою смену!»
Так что я дошёл до офисного центра, в вестибюле назвался девушкам на ресепшн (у них ни один мускул на лице не дрогнул при виде человека в одежде хоппера, вышколенные) и через десять минут входил в кабинет хозяина фирмы «Родичи», уважаемого господина Тонсо Мея Исишата.
Было ему семьдесят лет, возраст достойный по меркам как землян, так и хро. Многие уже уходят на пенсию. Но Тонсо любил свою работу.
— Ты ещё жив, старый хро, — сказал я.
Почему-то их самоназвание уже звучало как насмешка.
Тонсо Мей поднялся из-за стола. Возраст его не сильно изменил, не лишил волос, зоркости или ума, а только засушил когда-то мускулистое высокое тело и выбелил кожу до болезненной бледности. Внутри дорогого делового костюма Тонсо болтался, как подсохший орешек в скорлупе.
— Я должен прийти и плюнуть на твою могилу, старый чел, — сказал он, скалясь в улыбке. — Надо держаться.
Нет, зубы, наверное, искусственные или заново выращенные. Невозможно сохранить к его годам такие хорошие.
— Шанс у тебя есть, — признал я. — Но ма-а-аленький, как твой дряхлый член.
— Вот сейчас ты меня ранил в самое слабое место, — ухмыльнулся Тонсо. Он всегда был бабником, у него даже человеческие подруги случались. И сейчас, небось, спуска юбкам не даёт. И я это знал, и он знал, что я знаю.
Мы обнялись.
— Пятнадцать лет? — задумчиво сказал Тонсо. — Или больше?
Фрагмент памяти в моей голове развернулся и встал на место.
— Шестнадцать лет и два месяца.
— Я уж думал, ты допрыгался. Вместе с Алексом или сам. О тебе ничего слышно не было.
— Алекс жив. Я тоже. Просто всё надоело.
— Неужели потерял вкус к жизни? — ужаснулся Тонсо.
Мы уселись на диван, секретарша принесла человеческий чай, газированный молочный настой хро, чай хопперов (видимо, её смутила моя одежда), просто воду, несколько сортов алкоголя.
— Тебе нравилось наше вино, — напомнил Тонсо.
— Ты же знаешь, не в коня корм, — вздохнул я. Но бокал взял и с удовольствием сделал глоток. Вино у хро вкусное.
— Что стряслось?
— Может, я просто решил навестить старого приятеля?
Тонсо помолчал, потом поправил:
— Друга. Чего уж… Нет, Никита, тебе что-то нужно. Рассказывай.
— Макоррсанноакс мёртв.
— Прискорбно, — Тонсо нахмурился. — Хорошо, что он уже бывший клиент. Но очень жаль. Что случилось?
— Он убил себя. Но давай, я расскажу по порядку… Только один вопрос — Слаживание с тобой не связывалось?
— Бог миловал, — ответил он серьёзно. — С того раза — никогда больше.
— Тогда слушай…
…Тонсо был первым, кого я увидел после Обращения.
И, конечно же, решил, что он — человек. Землянин.
У меня болело всё тело. К старости ты привыкаешь, что всё время где-то что-то болит. Шутишь: «Если проснулся утром и ничего не болит, значит, ты помер». Это раздражает, бесит, отвлекает… но ты привыкаешь к боли.
Сейчас у меня болела каждая клеточка тела. Будь боль сильнее, я бы умер, наверное. Но боль была слабая, так ноет больной зуб, прежде чем разойтись по-настоящему.
Я открыл глаза и увидел симпатичного светловолосого парня. Он был в какой-то серой военной форме, с бронепластинами по всему телу, в каске с поднятым над глазами защитным щитком. Но выглядел совершенно как человек. На его поясе крепились две шпаги, слева и справа. Это было странно, конечно…
— Мальчик, помоги встать, — попросил я и протянул руку.
Тонсо взял мою ладонь с некоторым колебанием. Но помог сесть. Я ещё раз оглядел его, решил, что это вернулся из ущелья кто-то из вояк — были там китайские и русские спецназовцы, тоже упакованные во что-то высокотехнологичное.
Левее меня лежали на земле погружённые в сон или транс старики. Я насчитал десять. Над вторым стояла Слаживающая, простирая над неподвижным телом руку. Из пальцев Слаживающей сочился вниз свет — именно так это выглядело. Падали крошечные искры, и почему-то я подумал, что каждая искорка — фотон.
Чушь, конечно, антинаучная.
Ещё можно было сравнить Слаживающую с феей, посыпающей спящих своей волшебной пыльцой.
Но образ от этого, боюсь, не станет менее сказочным.
Старик по левую руку от меня слабо шевельнулся. Застонал. Это оказался Алекс. Я похлопал его ладони. Посмотрел направо. Там были шестеро прошедших Обращение раньше меня.
Трое лежали неподвижно, и я понял, что они мертвы. Трое уже были на ногах — Вероника, Тянь и вредный ворчливый дед с инопланетно звучащим именем Дзардаг. Впрочем, матерился дед так виртуозно, что явно был моим соотечественником.
Живых осматривали юноша и девушка потрясающей красоты. Несмотря на их человеческую внешность, у меня никаких сомнений не возникло — нам говорили о рили и их адаптивной привлекательности. Ещё был робот (так в тот момент я подумал о тао) и высокий нескладный гуманоид в кроваво-красной одежде, с замысловатым оружием в руках — не то пулемёт, не то пушка, не то огнемёт.
— Пятьдесят на пятьдесят, — сказал я. — Нам обещали другое.
— Но вы живы, — сухо произнёс юноша в броне.
— Пятьдесят — это не пятнадцать, — упрямо повторил я.
— Слаживающая не имела ранее дела с вашим видом, — наставительно сказал юноша. Пожал плечами. — Полагаю, что больше жертв не будет.
Так и вышло, кстати.
— С «нашим видом»? — нахмурился я. — А ты кто, сынок?
У юноши аж лицо перекосило от «сынка».
— Я — хро.
— Ты очень похож на человека.
— Это вы на нас похожи! — почти прошипел он. — Как мы, но вывернутые!
Я не понял, конечно. Предложил:
— Будем друзьями?
Хро рассмеялся и перешёл от меня к Алексу. Я не стал спорить. Доковылял до Вероники, которую осматривали юные красавчики. Боль потихоньку проходила, да и вообще я чувствовал себя бодрее.
— Живой! — обрадовалась Вероника. — Дедушка с бабским именем выжил!
Я на дурацкие подколки не реагировал. С любопытством смотрел на рили.
— Эй, Никита, не обижайся! — попросила Вероника. — Я за тебя переживала!
Рили оставили её и принялись осматривать меня. Парень просто трогал суставы, заглядывал в глаза и рот, в общем, вёл себя как обычный доктор на приёме. Девушка прикладывала какие-то датчики, потом маленькими шприцами взяла несколько анализов — кровь из руки, кровь из шеи… потом уколола в районе печени.
— Ай! — сказал я. Боль была секундная, тут же прошла, но это показалось мне не слишком вежливым и разумным.
— Меня зовут Макоррсанноакс, — сказал юноша. — Моя коллега и жена — Дассатрамарр.
— Не жена я тебе, Макоррсанноакс, — отозвалась девушка строго.
— Будешь! — усмехнулся юноша.
Они были такие милые и симпатичные, что ссориться не хотелось.
— Вы всё-таки поаккуратнее, — сказал я, наблюдая, как Макоррсанноакс достаёт крошечный контейнер и маленький скальпель.
— Ничего страшного, мы уже убедились, — отмахнулся рили.
И срезал мне с пальца шматок кожи с мясом. Брызнула кровь.
— Да вы совсем… — Я замолчал, глядя на свою руку.
Раны не была. Вот она была, вот её нет.
Вероника хрипло засмеялась над плечом.
— Круто, да? Гляди!
Я скосил на неё глаза. Вероника аккуратно вынула из ножен на поясе огромный, напоминающий мачете нож. Я отстранился, но она на меня не посягала — вогнала нож себе в живот. Поморщилась, вынула лезвие. На грязной мятой блузке остался окровавленный разрез. И всё!
— Ненормальная, — сказал я.
В стороне ущелья вдруг гулко бухнуло, расцвёл огненный шар. Дохнуло жаром, ночь на мгновение превратилась в день.
— Это что? — выкрикнул я. В глазах плавали разноцветные круги.
Ко мне подошёл Тянь. Он пришёл в себя сразу после Алекса, но собрался удивительно быстро.
— Командир танка ухитрился подорвать реактор, — сказал он. — Я ему объяснял, как это сделать.
Я не стал спрашивать, откуда он знает, как преодолеть все защиты и блокировки в старом американском танке.
— Может, ущелье засыпало? — предположила Вероника.
— Нет, — коротко ответил Тянь. — Взрыв слабый. Будет небольшое заражение, но они пройдут. Даже мы бы прошли.
— Здесь ведь тоже радиация? — забеспокоилась Вероника.
— Вам на это теперь наплевать, — сообщил Макоррсанноакс и тревожно глянул в сторону ущелья.
— Вы будете нам помогать? — спросил Тянь.
— Нет. Мы будем наблюдать, по заданию Слаживающей. Хоппер, хро и тао защищают нас.
Ага. Я посмотрел на «робота». Значит, это и есть та самая форма жизни, которая похожа на роботов из старой фантастики…
— У вас имена-то есть? — спросил я, обращаясь к хопперу, хро и тао.
— Зачем тебе моё имя? — ответил хро вопросом.
— У нас принято знать имена тех, с кем сражаешься рядом.
— Я не сражаюсь за вас.
— Но ты же рядом.
Откуда я взял ту убежденность, с которой смотрел на хро?
Он пожал плечами, совершенно по-людски. Тогда я не понимал, что законы Слаживания заставляют уважать чужие обычаи.
— Моё имя Тонсо Мей Исишат.
— У меня нет постоянного имени в вашем понимании, — не выпендриваясь, объяснил хоппер. — Сейчас меня можно звать Познающим Новые Впечатления.
Тао сделал шаг в нашу сторону. Чувствовалось, что он тяжёл, а его серебристая кожа хоть и гибкая, но очень твёрдая.
— Я извергнут из Тао, — пояснил он. — Поэтому прежнее имя мертво. Как звали первую особь, не пережившую Обращения?
Мы все переглянулись. Я не знал, как звали толстого бедолагу, неподвижно лежащего на земле.
— Джон, — сказала Вероника. — Джон Доу его звали.
— Тогда я — Тао-Джон, — решил тао.
Слаживающая тем временем закончила осыпать своей фотонной пылью тела. И подошла к нам. Она была так прекрасна, что без усилий затмила и парочку рили, и Тонсо, который по молодости был ещё тем красавчиком.
— Мне надо уходить, — сказала она, обводя нас взглядом. — Остальное в вашей власти.
Слаживающая развела руки, не то прощаясь, не то благословляя, — и исчезла.
Наша старческая команда потихоньку сбилась в кучку. Последние Обращённые ещё постанывали, поругивались и пытались понять, что же с ними произошло. На мёртвых мы старались не смотреть.
Хоппер и хро раздали нам пояса с ножами-мачете.
— Лучше бы что-то посерьёзнее, — ворчал Алекс, закрепляя пояс. — Мы что, тростник рубить отправляемся?
— Вряд ли понадобится что-то другое, — утешил нас Макоррсанноакс. — Надо верить представителю Слаживания!
Я всё-таки взял в руки «калашников». Да и остальные разобрали ружья и дробовики.
— Приближаются первые особи касамни, — сообщил Тао-Джон. — Они изранены, облучены и понимают, что умрут. Поэтому биться будут насмерть.
Рили отступили к скале. Хоппер, хро и тао встали перед ними, глядя в темноту.
Мы просто стояли и ждали, ловя в последних отсветах костра хоть какое-то движение.
— Надо, блин, подбросить что-то, блин, в огонь, — сказал Дзардаг. — Какую-то горючую хрень, чтоб света было до фига. А то темно, крендец какой-то.
Ну, примерно так он сказал.
Взяв какую-то тряпку — вряд ли от неё был бы свет, только вонь и дым, — Дзардаг бодро заковылял к костру.
Из темноты вынеслась стремительная тень, напрыгнула на него и перекусила горло. Дзардаг рухнул в костёр, но, однако, вцепился мёртвой хваткой в тварь. Они принялись кататься по разлетающимся углям, Дзардаг хрипел, но тварь не выпускал. Стало чуть светлее, мы увидели, что тварь мохнатая, похожая на крупного волка, но шестиногая, причём ноги членистые, блестящие, будто хитиновые.
Я успел подумать, что насекомые не могут быть такими крупными. Это противоречит биологии, потому что дыхательная система насекомых…
Из темноты вырвалось ещё несколько теней.
Касамни не сразу разобрались в ситуации. Они кинулись не на нас, землян, а на хоппера, хро и тао, приняв их за самых опасных врагов.
И те принялись стрелять.
Ночь вскипела огнём. У Тао-Джона были какие-то крошечные пулемёты, закреплённые прямо на руках, он расстреливал нападавших в упор, а когда те приближались — просто отвешивал чудовищной силы удары.
Хро дрался своими мечами — тогда я впервые увидел виброрапиры в действии и влюбился в это оружие.
Хоппер сжигал нападавших из своей пушки, временами добавляя в поток огня какие-то мелкие фугасные заряды.
Он и погиб, единственный из охранников, когда двое пылающих касамни набросились на него, сбили, разорвали на части и принялись пожирать, несмотря на полыхающие шкуры. Боюсь, он познал не те новые впечатления, которые хотел.
Дзардаг поднялся в костре. Одежда на нём была окровавлена, порвана и горела. В руках болталось неподвижное тело касамни. Старый горец захохотал и швырнул дохлого врага в темноту.
Мы словно очнулись от транса. И принялись стрелять. Палили в набегающих касамни, просто в темноту — пока у нас не кончились патроны, а враг не обратил на нас внимание.
Потом я увидел, как трое касамни слаженно атакуют хро. Я так и не узнал, правда ли это, но мне кажется, у них было что-то вроде телепатии. Двое касамни бросились в самоубийственную атаку и повисли на визжащих рапирах, разваливаясь на части, но блокируя Тонсо руки. А третий прыгнул, целясь в горло.
И чего я решил влезть? Не знаю. Патроны в магазине уже кончились…
Но Тонсо был совсем молодой и так походил на человека, а что хро нас ненавидят, я тогда ещё не знал…
В общем, я бросился к ним. Тело слушалось на удивление хорошо. Я ударил касамни прикладом автомата по скуле и остановил прыжок, он всё-таки успел полоснуть по шее хро когтем, но артерии не порвал. Тонсо тоже упал, а касамни ловко перевернулся в воздухе, оттолкнулся от земли — и прыгнул на меня. Я снова занёс «калашников», но ударить не успел. Узкая зубастая пасть раскрылась под каким-то чудовищным углом, клацнула, обдав меня горячим гнилостным дыханием, и перекусила мне шею.
Полностью.
Мир вдруг кувыркнулся вокруг, завращался, я увидел себя — своё собственное, стоящее с автоматом в руках, безголовое тело, костёр, вопящего Дзардага, колотящего касамни обгорелой палкой, вжавшихся в скалу рили, Веронику с древним ружьём, из которого не стоит стрелять…
И с каким-то ледяным оцепенением понял, что это проносятся последние мысли в моей оторванной и улетающей прочь голове. Боль при этом была, но настолько запредельная, что даже не воспринималась как боль.
Вот это уж точно редкое ощущение!
А потом я закончил замах и влепил прикладом автомата в спину касамни. Да, он был покрыт шерстью, но под ней оказалось что-то вроде хитиновой чешуи, приятно хрустнувшей под деревянным прикладом.
Касамни издал рыкающий звук, перевернулся — и уставился на меня.
Голова снова была у меня на плечах.
Собственно говоря, ничего даже не болело, только в шее зудело какое-то воспоминание о чудовищной боли.
Касамни ещё раз рыкнул. Раскинул лапы и застыл.
Мне говорили потом, что они не умеют сдаваться, и это не могла быть поза покорности, как у волков или собак. Но я думаю, он всё же хотел сдаться.
Возможно, если бы они поняли, что происходит, они бы сдались все.
И сейчас существовали бы в Слаживании по соседству с нами. Ездили бы в метро, строили свои причудливые дома на сваях, сочиняли музыку (мне она не нравится, но я послушал ради любопытства).
Секунду я смотрел в глаза касамни, только что откусившего мне голову. А касамни смотрел на меня, и в глазах светился разум.
Но на зубах была моя кровь.
Я даже не заметил, что достал мачете. Взмахнул им и отсёк твари голову.
Она назад не приросла.
Я помог подняться Тонсо, зажимавшему рукой рану на шее и таращившему на меня глаза.
— Царапина, сынок, — сказал я. Меня пробивало на истерический смех.
Стоящий в огне Дзардаг издал какой-то воинственный вопль и заколотил себя кулаками в грудь, будто Кинг Конг. У него была волосатая грудь, волосы горели, разбрасывая искры, но так и не сгорали.
Первая волна касамни иссякла.
Мы стояли, глядя друг на друга. Повсюду валялись мёртвые тела, напоминавшие плоды соития волка и паука.
— Эй, Никита, с башкой было круто! — сказал мне Алекс и подмигнул. — Мне руку оторвали, но у тебя — просто топчик!
Потом пришла вторая волна.
Примерно через полчаса мы с Тонсо всё-таки прикончили бутылку вина, а рассказ о моих неприятностях был закончен.
Тонсо задумчиво почесал пальцем старый неровный шрам на шее. И сказал:
— Ну и влип же ты, друг.
— Сказал бы что-то новое, — мрачно ответил я.
— Попробую, — вздохнул Тонсо. — Хотя всё во мне вопит: «Не ввязывайся».
