Глава 9
Глаз
Смотреть на кислого Боброва у меня не осталось никаких сил. Пётр страдал с полной отдачей и королевским размахом. Он грустил в гостиной, печалился в библиотеке, кручинился в парке, пригорюнивался за чаем и куксился в остальное время. Жизнь кончена, читалось у него на лице, жить одноглазым нет никаких сил. Особенно, если некоторые рыжие девицы игнорируют страдания раненого.
— Хватит, — я поймал его в библиотеке. — Будем делать тебе новый глаз.
Бобров тяжело вздохнул и покачал головой.
— Не хочу. Был у меня двоюродный дядька, Степан Михалыч, тоже одноглазый. Ему ювелир стеклянный глаз поставил, так лишь хуже стало. Здоровый глаз в одну сторону смотрит, а искусственный на потолок или на барышню, будто он с ней заигрывает. Шёпоток пошёл, будто дядька не в себе, его во все приличные дома звать перестали. Уехал к себе в имение, да так до конца жизни там оставался. А у меня даже усадьбы нет, куда сбежать можно.
— Спокойствие, Пётр, только спокойствие. Мы с Марьей Алексевной сделаем так, что от живого не отличишь. Будешь всех насквозь видеть, не хуже колдунов.
Ящик хрустальных шариков был просмотрен и отсортирован. Среди всего многообразия нашёлся лишь десяток сфер, подходящего размера, чтобы помещался в глазницу и не болтался в ней.
— Ну, — Бобров аккуратно протёр все десять бархатной тряпочкой и разложил рядком перед собой, — думаешь, подойдут?
— Так, дорогой друг, сходи позови Марью Алексевну.
Пока Бобров бегал за княгиней, я ещё раз прикидывал, какими Знаками формировать зрительную схему. Связка получалась сложная, с кучей тонких настроек и мелкой работы. Для таких мелких знаков мне требовался needle wand и сильная лупа.
С Марьей Алексевной мы устроили настоящий врачебный консилиум. Осмотрели пустую глазницу Боброва, прикинули, как передавать на зрительный нерв магический сигнал, как крепить к хрустальной сфере три пары мышц. Пётр сидел молча, глядя на нас со священным ужасом.
Мы решили сначала сделать магический «интерфейс» к нерву, протестировать работу глаза, а потом уже закреплять имплант.
— Петя, ляг, — Марья Алексевна указала на диван у окна.
Бобров устроился где сказано сложил руки на животе и вздохнул:
— Только не больно, пожалуйста. Очень я не лю…
Княгиня шлёпнула его ладонью по лбу, здоровый глаз Боброва закрылся, и он захрапел на весь кабинет.
— Не люблю, когда под руку говорят, — усмехнулась Марья Алексевна, — Давай, Костя, ставим твои Символы.
— Знаки.
— Без разницы.
Пальцами княгиня открыла пустую глазницу, и туда устремился поток магии её Таланта. Я нарисовал в воздухе needle wand’ом связку Знаков, Марья Алексевна силой подхватила её и утянула на самое дно, чтобы срастить с нервами.
Несколько минут княгиня колдовала над Бобровым. Запах, должен сказать, от её волшебства был крайне специфический: смесь лекарств, сладковато-горького миндаля и прижжённой крови.
— Ох, — княгиня попыталась выпрямиться и схватилась за поясницу, — помоги-ка, Костя.
Я подхватил её под локоть и помог сесть в кресло.
— Охохонюшки! Спасибо, Костенька. Всё, пусть спит пока Петя, чтобы лучше прижилось.
— Марья Алексевна, вы уж простите моё любопытство, но откуда у вас такие познания в медицине? Ничего подобного я никогда не видел, даже в Сорбонне слышать не доводилось.
Княгиня обожгла меня яростным взглядом, словно я зашёл на запретную территорию. Несколько секунд она полыхала невидимым огнём, но затем пламя опало и стало едва тлеющими углями. Марья Алексевна вздохнула, потянулась и похлопала меня по руке.
— Думаю, тебе-то можно рассказать. Коли ты некромант, то и такое знать должен. Слушай…
* * *
Чернокнижник Петра, колдун из Сухаревской башни, маг-авалонец — как его только не называли. Полуэльф Джеймс Дэниэл Брюс, получивший в России имя Яков Виллимович. Стоявший за троном Петра, ставший генералом-фельдцейхмейстером, командовавший всей русской артиллерией, учёный и дипломат, владелец мощнейшего Таланта. Но истинной его страстью были тайны медицины и поиск секрета бессмертия.
Именно Яков Брюс рассмотрел в молодой княгине Марье схожий Талант. Он негласно взял её в ученицы, обучил и сделал своей помощницей. Она-то и ассистировала Брюсу, когда он в Сухаревской башне провёл над собой первую операцию по улучшению организма.
Вторая операция не состоялась. Оказалось, что эфир, воздействуя на живые ткани, меняет их куда сильнее, чем маг представлял. Княгиня не вдавалась в подробности, но упомянула, что Яков Брюс потратил два года, чтобы вернуть себе «достойное обличье». Опыты были прерваны, но окончательную точку в них поставило рождение у колдуна дочерей. Девочки умерли в младенчестве, причём их не показали даже ближайшим родственникам.
Яков Брюс не был ангелом. Как всякий потомок авалонских эльфов, он без зазрения совести проявлял жёсткость, шёл к поставленной цели напролом и плевал на сопутствующие жертвы. Но после личной трагедии прекратил любые магические опыты над живыми организмами. Запретил практиковать такую магию княгине Марье и уничтожил все записи по теме, как опасные в самой своей сути. А в Европейские масонские ложи были отправлены письма с предупреждениями. На магической медицине был поставлен жирный крест.
* * *
— Да уж. Так вот почему спрятали архив Иоганна Алхимика.
— Ты откуда про него знаешь? — Княгиня схватила меня за руку.
— Слышал, Марья Алексевна. И уж точно не собираюсь искать его или читать. Спасибо, что предупредили, никогда бы не подумал, что могут быть такие последствия.
— Вот-вот, даже не думай в эту сторону смотреть.
— А ему, — я кивнул на Боброва, — ничего не будет? Может, не стоило ради глаза рисковать?
— Слишком слабое воздействие, — отмахнулась княгиня, — от такого даже прыщ не вскочит. Кстати, пора нашего Петеньку будить.
* * *
Марья Алексевна оставила нас с Бобровым наедине.
— Не чеши глаз, — хлопнул я ладонью по столу, — вообще до лица не дотрагивайся.
Пётр скривился, но указание выполнил.
— Как будто огнём прижгли, — пожаловался он.
— Болит?
— Не болит, но…
— Вот и посиди тихо, не отвлекай меня.
Пока я накладывал на хрустальные шарики Знаки, Бобров активно скучал. Ёрзал, крутился, морщился, корчил скорбные рожи и горестно вздыхал. Под конец он задремал, уронив голову на грудь и посапывая носом.
В процессе работы я запорол штук семь шариков. Одни оказались с внутренним дефектом и лопнули прямо у меня в руках, на других отслаивались эфирные нити, третьи я испортил сам, неверно наложив Знаки. Но в конце концов всё получилось, как и задумывалось.
— Пётр.
— Ммм…
— Бобров!
— А? Хде? Хто?
— Так, спящий красавец, иди умойся и бегом обратно.
Минут через десять он вернулся и сел напротив, посвежевший и бодрый.
— Соберись. Ты должен сосредоточиться и говорить мне всё, что видишь. Держи.
Я протянул ему хрустальный глаз — с радужкой и зрачком, практически как настоящий. Бобров покрутил его в пальцах, разглядывая со всех сторон. Тяжело вздохнул, будто я заставлял его совершать подвиг, и вставил магический протез в глазницу.
— Эм…
Бобров часто заморгал. Потом зажмурил здоровый глаз, уставившись на меня искусственным.
— А так и должно быть?
— Что именно? Ты говори, я же не знаю, что ты видишь. На себе попробовать не мог, уж извини.
— Да всё такое… Ну, странно цветное. То есть ты весь такой красный, по краям зелёный. А стены и всё остальное скорее серое. Вот, рука у меня тоже красная. И жилы под кожей видно.
— Та-а-ак. Это ты видишь тепло. Проведи пальцем по виску, чтобы поменять спектр.
Подняв руку, Бобров недоверчиво провёл пальцами снизу вверх.
— Теперь нормально!
Он тронул пальцами висок ещё раз.
— Теперь всё какое-то… ммм… фиолетовое…
Опыт Боброву понравился, и он продолжал «крутить» спектр.
— О! А теперь серое. Ух ты, я тебя будто насквозь вижу! — Он подался вперёд, разглядывая меня одним глазом. — Кости вижу, сердце бьётся.
— Отлично. Потом поиграешься с настройкой, иди сюда.
Я подозвал его к окну.
— Настрой, чтобы нормально видеть.
— Есть!
— Видишь лес?
— Угу.
— Там сосна на опушке. Сколько шишек на ветках?
— Шишек?
Бобров прикрыл здоровый глаз, наклонил голову к плечу и беззвучно зашевелил губами.
— Десять. То есть двенадцать. Ничего себе! Это я лучше, чем в подзорную трубу, вижу! Ну ты… Ты… Волшебник, Костя!
Улыбнувшись, я похлопал его по плечу.
— Так и задумывалось. А теперь, зови Марью Алексевну. Будем приживлять мышцы.
— Не-е-ет… — Бобров застонал и закрыл лицо ладонями. — Может, так оставить? Хорошо же вижу.
— Давай, давай, надо всё доделать как положено.
* * *
Операция прошла сложно. Марья Алексевна смогла приживить ткани на место не с первого раза. Я ассистировал ей — вытирал выступившую кровь, держал веки, чистил паразитные выбросы силы. У меня сложилось впечатление, что княгиня осторожничала и старалась вкладывать в колдовство как можно меньше эфира. Так что нам пришлось изрядно помучиться над спящим Бобровым. Операция прошла успешно, и храпящего, как бегемот, Петра слуги унесли в его комнату. Новый глаз был на время скрыт под толстой повязкой, чтобы завершить приживление.
Княгиня ушла отдыхать к себе, а я занялся вторым рубежом обороны. С помощью Сашки и Тани расчертил всё пространство вокруг особняка связками Знаков и печатей. Только не эфиром, а обычными палочками, прямо по земле. Затем десяток крепостных выкопали по этим линиям канавки, глубиной в ладонь. На дно уложили речную гальку, на неё металлические пруты, выкованные Прохором и соединённые в единую «сеть». Затем сверху снова засыпали камнями.
Получившийся «бутерброд» я сплавил в единую цельную конструкцию. Пришлось ходить по рисунку и, напрягая Анубиса, разогревать камень. Но в итоге вышла громадная связка. Овеществлённые Знаки и Печати, едва заполненные эфиром, я чувствовал даже у себя в комнате.
Канавки зарыли, заровняли и привели двор в божеский вид. Будто там ничего и не было. Напитывать огромную конструкцию эфиром пришлось целый день. Я выжал Анубиса досуха, но зарядил охранный конструкт. Его активацию тоже подвесил на «тревожную кнопку». В случае опасности он накроет особняк защитным куполом и атакует приблизившихся врагов разрядами электричества.
Главной особенностью этой стационарной защиты и моей гордостью стали контуры самоподзарядки и грубый накопитель эфира. Всё по рецепту, подсмотренному в дневниках Бернулли. Теперь, даже если меня не случится рядом, защита будет работать без дополнительной подпитки. А для её вскрытия потребуется десяток сильных магов.
* * *
Через три дня пришло время снимать бинты с Боброва. В торжественной обстановке Марья Алексевна усадила его в центре гостиной и самолично стала разматывать повязку.
— Не дёргайся, — строго одёрнула она Петра.
Я наблюдал за процедурой с дивана, стараясь не нервничать. Руку Кижу я стыковал с мёртвой плотью и не особо за него переживал, а Бобров живой, и в успешном результате полной уверенности у меня не было. Вдруг не приживётся? Придётся начинать всё заново.
— Открывай, можно.
Бобров с опаской моргнул несколько раз и расплылся в улыбке.
— Вижу!
— Костя, подойди-ка сюда.
Голос княгини прозвучал строго и чуть-чуть сердито.
— Что случилось? — я смотрел на Петра, не понимая, что произошло.
— Скажи мне, какого цвета глаза у Пети?
— Эм… Серые?
— Точно! А ты какой глаз сделал?
В горле у меня запершило. Вот уж действительно напортачил. Искусственный глаз был ярко-голубой, совершенно непохожий на своего живого напарника.
— Ну, поменяем. Ничего страшного.
— Нет!
Бобров вскочил и замахал перед собой руками.
— Не надо ничего менять. Мне всё нравится, всё замечательно. Так даже лучше!
И пока мы его не поймали, сбежал из гостиной.
