Глава 4
Рука
— Костя, это что-то нужное или безделушки?
Ключница протянула мне две одинаковые медные коробочки. Близнецы той, что я отобрал у Еропкина.
— Осторожно.
Испытывать действие лже-«Зуды» не хотелось, и я аккуратно взял их, стараясь не задеть управляющие рычажки. Да, практически один в один, магические приборы явно вышли из-под рук одного мастера. Я поставил их на стол и открыл крышечки. Никакого сомнения: тот же самый механизм. Вот только стеклянные ампулы были пусты: испанка использовала «Зуду» до дна, а зарядить заново было нечем.
Я отложил коробочки в сторону. Вряд ли у меня найдётся красная ртуть для них, а вот детали механизмов могут ещё пригодиться.
— Спасибо, Настасья Филипповна. Если найдёте что-то подобное, лучше не трогайте и сразу зовите меня.
Но больше в вещах Диего ничего механомагического не оказалось. Зато я обнаружил письмо от Голицына! Князь в раздражённой манере требовал от испанки «разобраться с Урусовым» как можно быстрее. В ином случае, если Диего будет медлить, он обещал сам заняться «неприятной личностью» с наступлением осени. Очень хорошо! Я даже облегчённо вздохнул — чуть больше двух месяцев мне хватит и на подготовку защиты, и на ответную атаку.
Последним сюрпризом в комнате испанки стал сундучок, подготовленный к отъезду. Он был доверху набит золотыми дукатами и червонцами. Хороший капиталец собрала Диего, ничего не скажешь.
— Настасья Филипповна, прикажите отнести его в мой кабинет.
— А остальное?
— Сжечь, — строго заявила Марья Алексевна. — Всё в огонь, чтобы и памяти о Диего не осталось. А будет спрашивать кто, говорить, что уехала. Куда — не знаем.
Я согласно кивнул. Забрал письма, флакончик, шкатулки и отнёс их в свою «тайную комнату». Может, эти вещи пригодятся, может, и нет, но сейчас их лучше не показывать никому.
* * *
Чуть позже я пошёл навестить раненых. Хотел вначале заглянуть к Боброву, но из-за двери доносились голоса: Пётр о чём-то ворковал с Александрой. Слов было не разобрать, но тон не оставлял сомнений — Бобров подбивает клинья к моей ученице. То ли брал на жалость, то ли, наоборот, делал из себя героя. Сомневаюсь, что у Боброва что-то получится, но мешать им я не стал.
А вот Кижа я нашёл в одиночестве и отвратительном настроении. Сила, что я в него влил, ещё не до конца восстановила тело, и выглядел он самую малость лучше обычного мертвеца.
— Константин Платонович!
Киж мне обрадовался, отыскал на столе чистый стакан, налил рябиновки до краёв и пододвинул ко мне. Себя он тоже не обидел, опустошив бутылку и сразу же выставив на стол новую.
— Не рановато, Дмитрий Иванович?
— Скорее поздно, — он сделал скорбное лицо, — без руки всё равно заняться нечем. Константин Платонович, вы же добудете мне новую?
Я глотнул рябиновки и поморщился.
— Надо было тебе старую подобрать.
— Так разорвало её, Константин Платонович. Вот на такие клочки, пальцы по кустам разлетелись. А ведь я к ней привык, сроднился, можно сказать. Константин Платонович, надо новую, а то калекой себя чувствую. Там совсем несложно: я сам найду подходящего покойника, выкопаем его. Вы руку ап! И мне перешьёте.
— Дмитрий Иванович, тебе не кажется, что воровать руки у покойников недостойно дворянина?
— Да какой воровать! Им всё равно уже не надо. Только пропадают зазря. Вот, помню, Василий Фёдорович пришил мне однажды руку художника. Как я ей фехтовал, как фехтовал! А на досуге ещё и рисованием занялся, жаль, не сохранились мои картины.
— Нет, Дмитрий Иванович, грабить могилы мы не будем.
Киж посмотрел на меня с осуждением. Надулся как мышь на крупу, молча налил полный стакан и залпом выпил.
— И что мне, Константин Платонович, одноруким ходить?
— Зачем? Я тебе механическую руку сделаю, лучше старой будет.
Обида в его взгляде сменилась скепсисом.
— Видел я у одного прусского барона такой протез. Им только по головам стучать, как дубинкой. Он даже бутылку ей взять не мог, не то что…
— Дмитрий Иванович, я тебя когда-нибудь обманывал? Как думаешь, если я могу сделать сложнейшую механику лошади, то не сумею сделать нормальную кисть?
Подняв руку, я пошевелил в воздухе пальцами.
— Уж поверь мне, не эфирный трином Ньютона, а гораздо проще. Двадцать семь костей, тридцать три мышцы, и куча места, куда можно спрятать дополнительное оружие.
Киж задумчиво запрокинул голову и несколько секунд разглядывал потолок. А затем резко посмотрел на меня и переспросил:
— Оружие? Это не помешает, Константин Платонович. А когда начнёте? Сегодня? Я могу посмотреть, как вы её делаете?
— Ты сначала отдохни и восстановись.
— Так я уже!
— Дмитрий Иванович, тобой сейчас впечатлительных девиц до обмороков доводить можно. И пей поменьше, чтобы мне не пришлось настройку десять раз проводить.
Я встал и похлопал мертвеца по плечу.
— Придёшь в себя — будет тебе новая рука. Ещё понравится, попросишь и вторую руку на механику поменять. А теперь давай целую руку, мерки с тебя прямо сейчас сниму.
* * *
Впрочем, я немного слукавил: механической рукой я собирался заняться уже сегодня. Киж в моей команде — мощная боевая единица, и его необходимо вернуть в строй как можно скорее. Пока опричники лечатся от ран, а магомеханические часовые ещё в проекте, безопасность усадьбы можем обеспечить только мы двое. Не Марью Алексевну же просить, в самом деле.
Я вышел во двор усадьбы и прошёлся по стройке. Конюшня и часть подсобных построек были почти готовы, а школа отремонтирована. Увы, занятия там начнутся ещё не скоро: Апполинарию не меньше месяца лежать, пока не заживут ноги. Оставались ещё два флигеля, где вовсю кипела работа. Там-то я и нашёл кузнеца Прохора, ругающегося со строителями.
Стоило только подойти, как ко мне подбежали два артельных старосты. Благообразный старичок-орк с окладистой бородой и мужик-каменщик с тяжёлым взглядом и пудовыми кулаками. Я с ними уже встречался, когда инспектировал стройку в прошлый раз. Старосты держали артельщиков в строгости, не дозволяя прикладываться к спиртному во время работы.
— Барин, — оба с достоинством поклонились, — скажи ты ему.
— Пусть не доводит до греха.
— Сил уже нет терпеть его!
— Так, почтенные, что вы имеете в виду? — я строго на них посмотрел.
— Прохор, барин.
— Иванович который.
— Спасу от него нет.
— В каждый угол заглядывает.
— Под руку смотрит.
— Ругается, что не так делаем.
Будто специально со стороны возводимого флигеля донёсся голос кузнеца Прохора, фигурно-матерно требующего что-то у одного из рабочих.
— Мы, барин, за свою работу отвечаем.
— Доделаем, тогда пусть и спрашивает.
— Полработы дураку не показывают, — мрачно буркнул каменщик, потирая костяшки кулака, — а он лезет, будто мёдом намазано.
Артельщиков я понимал очень хорошо. Нет хуже заказчика, который вмешивается в процессе работы. А это, а то, а вот тут, а переделать — выводят из себя, и хочется прибить въедливую сволочь. Ну, не готово ещё, не готово!
— Позовите мне его.
Каменщик побежал звать кузнеца, а старичок-орк поклонился.
— Ты не серчай, барин. Всё построим, как заказывал, ежели что не так будет, так переделаем. Но пусть не мешает да мужичков не допекает. А то пришибут ненароком, коли не отстанет.
— Заберу от вас Прохора, — я усмехнулся, — но чтобы на совесть делали.
— Как есть на совесть, барин. Построим как себе, вот те крест.
Когда я забрал Прохора со стройки и велел запрячь Буцефала в телегу, чтобы ехать в мастерские, мне показалось, он выдохнул с облегчением.
— Ковать что-то будем, Константин Платонович?
— Будем, Прохор, мастерить стальную руку.
— Хорошо-то как, — кузнец заулыбался, — люблю сложную работу. А то стройка уже в печёнках сидит. Сил моих больше нет с артельщиками ругаться.
— Плохо работают?
— Почему плохо? Толково работают. Токмо, ежели не ругаться на них, то уважать не будут. Цену в следующий раз заломят. Нет, Константин Платонович, совсем нельзя без матерного слова.
Мне оставалось только ухмыльнуться и махнуть рукой. Пусть ругается, если ему так хочется.
* * *
Изготовить стальные кости для механической руки нам удалось всего за три дня. Я не гнался за полным подобием настоящих костей. Упрощал форму, где только можно, сложные части заготовок изготавливал магией: струны раскалённого эфира отлично режут горячую сталь, а шарниры вытачиваются их вращением. Будущие «мускулы» Прохор вырезал из полосок стали и довёл напильником до нужных размеров. Осталось только собрать всё вместе и вдохнуть подобие жизни с помощью магии.
На четвёртый день, когда я начал «маркировать» детали Знаками, в мастерскую явился Киж. Долго наблюдал за моей работой, а потом полез с вопросами, страшно беспокоясь за судьбу будущей конечности.
— Константин Платонович, а здесь что будет? Это последние фаланги? Может быть, их сделать…
— Дмитрий Иванович, будь добр, замолчи, пожалуйста. И вообще, уйди отсюда. Я тебя позову, как будет готово.
Киж обиженно засопел, сжал губы, но даже и не подумал отойти. Надо отдать ему должное — всё оставшееся время он дисциплинированно молчал. Смотрел, хмурился, кусал губы, но ни разу не высказался.
Настройка «мышц», подгонка костей, сборка, встраивание двух «секретов», настройка «элемента питания» из связки трёх Печатей и тестовый прогон изделия. Разборка, точная подстройка, шлифовка, воронение с помощью магии и «едкой сажи». И наконец, финишная сборка. Рука из тёмного металла смотрелась одновременно жутко и футуристично.
— Уже можно?
Киж подался вперёд, расширенными глазами уставясь на изделие.
— Рано, Дмитрий Иванович, ещё рано.
Оставалось последнее магическое действие — протяжка эфирной «нервной системы». Пальцы не только должны сжиматься по команде, но и обеспечивать чувствительность. Чтобы Киж мог и ломать кирпичи железными пальцами, и схватить бабочку, не повредив нежные крылья.
Знаки, Знаки, Знаки. Большие, с помощью small wand’а, и множество крохотных needle wand’ом.
— Дмитрий Иванович, иди сюда. Закатай рукав и дай руку.
Мертвец сунул мне культю, замотанную платком. Я сдёрнул тряпку, протёр обрубок руки и начал наносить на него главную связку. Всё остальное, что было сделано до этого, не стоило и десятой доли трудов по сравнению с ней. Требовалось обеспечить крепление протеза без ремней, подцепиться к мёртвым нервам и настроить интерфейс вида «мёртвая плоть — магомеханика», проверить прохождение импульсов…
— А-а-а-ахахаха!
— Дмитрий Иванович, не дёргайся.
— Щекотно очень, — Киж утёр слёзы, — прям, сил нет.
— Терпи, сейчас другие рецепторы проверю.
Следующий час я тестировал жар, холод, боль и всё прочее. Под конец экзекуции Киж дёргал щекой и нервно косился на меня.
— Может, ну её? — мертвец глянул на протез, как на ядовитую змею. — Фехтовать я и левой могу выучиться.
— Столько сил потратили, и впустую? Нет уж, будь добр, примерь.
Механическая рука мгновенно прилипла к культе мертвеца, будто всегда росла оттуда.
— А как…
Стальные пальцы сжались. Раскрошив край верстака. Киж поднял новую руку перед собой и с благоговением посмотрел на неё. Пошевелил, скрутил фигу, показал неприличный жест и пробарабанил пальцами по бедному верстаку ритм походного марша.
— Константин Платонович! Вы… Вы! Вы кудесник! Я даже представить не мог…. Чувствую! Будто настоящая рука. Даже как ветер дует.
— Не кудесник, — я усмехнулся, — а бакалавр деланной магии. Проверь «секреты».
Киж сжал пальцы в кулак и щёлкнул суставом большого пальца. Между костяшками указательного и среднего пальца выскочил короткий гранёный стилет.
— Чудно, чудно. Другой!
Мертвец спрятал жало, вытянул руку и согнул ладонь к земле. Запястье щёлкнуло, и из него выдвинулось короткое толстое дуло — модернизированный дуэльный «громобой». С пяти шагов такая игрушка может остановить некрупного медведя, карликового бегемота или упитанного опричника.
— Константин Платонович, вы…
— Оставь, Дмитрий Иванович. Лучше сходи на опушку и потренируйся попадать из него. Там перезарядка почти минута, учти.
Киж не заставил себя долго упрашивать и умчался бабахать. Прохор проводил его задумчивым взглядом и покачал головой.
— Ты ж смотри, а. Как настоящая прям. И не обожжёшься, и молотком по пальцам не больно. Константин Платонович, может, и мне такую пришить, а?
— Заказы на протезы больше не принимаются. Передохнём, и займёмся чем-нибудь покрупнее.
— Лошадьми?
— Лучше, Прохор, и больше. Гораздо больше.
