Однажды мы огляделись вокруг – и увидели следующее.

С одной стороны – СВО. Поступь русского солдата. Идеализм. Мужество. Честь. Беспримерные подвиги.

А с другой… всё тот же рынок.

В сфере культуры, шоу-бизнеса, кинематографа, театра, медиа – как и прежде, царили те, кто захватил рычаги управления в 1991 году.

Идеологию страны у нас во все времена формулировал единолично царь. Но зарождается она – всё равно в культурных сферах.

Во все времена в живописи и в архитектуре, в поэзии и в философии апробировались и конкурировали идеи. «Москва – Третий Рим». «Православие, самодержавие, народность». «Вся власть Советам…»

Эти идеи сначала варились в супе культуры, а потом уже подавались государю на стол. И он свершал царский свой выбор.

В 2022 год, в март месяц, мы вступили с явственным ощущением катастрофы. Не столько даже военной, сколько культурной.

Одна, весьма заметная часть культуры вдруг подняла руки вверх и поспешила сдаваться: в Грузию, в Израиль, в Европу, в США, куда угодно.

Другая, менее заметная, осталась здесь, и тихо саботировала происходящее, молясь на то, чтоб тирания наконец рухнула, и в Россию вошла армия цивилизованных освободителей.

В тот момент стало необратимо ясно: нам нужна другая культура. Где же её взять?

Вскоре в воздухе начала, как птица, трепетать и биться мысль о том, что новую русскую культуру, взамен отжившей, создадут ветераны СВО.

Вот вернутся наши воины после победы, уверяли идеалисты, – и напишут, нарисуют, споют нам об открывшихся им истинах, и воссияет культура новая, небывалая, взамен отжившей. Ибо призвание воинов наших – не только победить внешнего врага, но и родить новую Россию.

И здесь мы вынуждены вступить и сказать своё грустное слово.

Вот оно: заблуждение.

Друзья! Вы заблуждаетесь.

Ничего подобного даже не стоит ожидать. Это бесплотные фантазии.

Да, культура в России оказалась пронизана не просто западничеством и либерализмом, иной раз это даже не вредно, – но она, увы, больна бесстыдным подражательством. Более того – втайне она враждебна русскому народу и русской армии.

Но как, по-вашему, эту огромную разветвлённую систему могут сломить вернувшиеся с фронта солдаты и офицеры?

С тем же успехом можно утверждать, что наши доблестные воины вернутся и построят космический корабль, потому что они хорошие мужики.

Чтобы писать музыку и стихи, чтобы снимать кино и создавать философию новых времён – надо учиться этому. У воинов – другая профессия. Они учились на воинов. Мобилизованные – учились на свои гражданские профессии, а не на философов, артистов, музыкантов, поэтов.

Не так давно у нас была жесточайшая война на Северном Кавказе, длившаяся почти десятилетие. Террористы, ваххабиты, вся нечисть мира сползлась туда, спонсируемая нашими, как обычно, заклятыми партнёрами.

Столько людей воевало там! И русские воевали там, и буряты, и башкиры, и татары, и осетины. И сами чеченцы, и дагестанские народы позже выметали со своей земли сор.

И что? Эти люди потом создали новую культуру в России?

Нет: пока они там воевали, в России резвилась и напитывалась соками антикультура.

А ветераны – они вернулись с фронтов и разошлись по домам, жить своей гражданской жизнью. И песню про Серёжку с Малой Бронной, песню про журавлей нам никто так и не написал в этом веке.

И на Донбассе, прежде чем началась специальная военная операция, бойня длилась восемь лет. Но ни одного крупного поэта или режиссёра, художника или философа, так, чтоб вся страна о нём узнала, – из числа ополченцев не вышло.

Нет, мы можем сказать, что из числа военкоров явились великолепные поэты Семён Пегов и Анна Долгарева, – но, увы, здесь придётся заметить, что перед нами – профессиональные журналисты, до войны получившие необходимое образование.

И они так и остались единичными примерами культурного осмысления случившихся событий. Примерами, никак не повлиявшими на общую ситуацию в литературе, где по-прежнему правили фестивальный, журнальный и премиальный бал тотальные пацифисты и назойливые миротворцы, всегда во время военных конфликтов сопереживающие какой-то чужой армии, но не своей.

Но как же появилась тогда лейтенантская проза – целый литературный пласт, сложившийся во время и после Великой Отечественной? Здесь и таится разгадка тех вопросов, которыми мы задались.

Великий писатель и ярчайший представитель «лейтенантской прозы» Юрий Бондарев в 1945 году поступил в Литературный институт и окончил его в 1951 году. И только тогда начал писать.

Писатель Григорий Бакланов в 1951 году окончил всё тот же Литературный институт. Виктор Астафьев с 1959-го по 1961-й учился на Высших литературных курсах в Москве. Виктор Курочкин окончил в 1959 году заочное отделение Литературного института.

Фронтовые поэты Константин Симонов, Михаил Луконин, Сергей Наровчатов и Евгений Долматовский окончили Литературный институт ещё до войны, а десантник Константин Ваншенкин, написавший множество фронтовых стихов и слова к песне «Я люблю тебя, жизнь», – в 1953 году.

Артиллерист Евгений Винокуров – тот самый, что сочинил стихи про Серёжку с Малой Бронной и Витьку с Моховой, – окончил Лит в 1951 году. А музыку к этой песне написал другой фронтовик – Андрей Эшпай. Но музыку он написал не потому, что ушёл добровольцем на войну и смело воевал, – а потому, что, встретив 9 мая в Берлине, Эшпай отправился учиться на композитора, и в 1953 году окончил Московскую консерваторию по классу композиции.

А другой фронтовик, Ян Френкель, получивший тяжёлое ранение в 1942 году и после войны написавший музыку к великой песне «Журавли», Киевскую консерваторию окончил ещё в 1941 году.

Не станем далее множить эти бесконечные примеры, но лишь проговорим очевидное: та великая культура была создана профессионалами высочайшего уровня.

Либо композиторы, музыканты, поэты, уже имея образование, шли на фронт. Либо в обязательном порядке учились после фронта – в том числе киноискусству, живописи, философии, литературе.

Это была гигантская система, которую Советский Союз начал создавать в самом начале двадцатых. А к тридцатым она стала необычайно разветвлённой, действенной и пронизывающей всё общество.

В России 2022 года наблюдалась совсем иная ситуация. Поэты, артисты, музыканты и художники (не все, но большинство) делали всё, чтоб на войну не попасть даже в качестве волонтёров.

Министерство обороны так и не захотело образовать институт литературных военкоров, подобный тому, что создал Сталин, приписав практически весь Союз писателей к военным печатным изданиям, дав литераторам воинские звания и получив в итоге плеяду блистательных военных корреспондентов, прошедших всю Отечественную: от полковников Фадеева и Шолохова до майоров Леонова и Платонова.

Наконец, едва ли кто-то всерьёз рискнёт предположить, что тысячи ветеранов пойдут после войны учиться на поэтов и живописцев.

В нынешней России – с рыночной, чёрт бы её побрал, экономикой – не слишком ясно, как на подобную деятельность можно выживать и кому это нужно вообще.

К тому же институции эти остались в руках людей, которые СВО восприняли как натуральную катастрофу. Больно даже вообразить картину, как ветеран этой войны является в Союз, скажем, кинематографистов или, например, журналистов, и просит: «Научите меня».

Для начала – не явится. А если явится – на него посмотрят из-под лохматых бровей таким взглядом, что он предпочтёт ещё раз Мариуполь взять, но не иметь больше с этими людьми дела никогда.

Предложения перетрясти эти институции и посадить там других людей стоит отмести сразу – как заведомо невыполнимые.

Не будет этого. До той поры, по крайней мере, пока этого не возжелает наше с вами государство.

Но наше с вами государство – верит в рынок, а сами принципы рыночной экономики противоречат появлению той культуры, что описали мы выше.

Та культура, с песней про Серёжку с Малой Бронной, сложилась исключительно в силу того, что имел место – увы и ах – государственный заказ.

Через советские университеты, институты, мастерские в культуру шли с фронта режиссёры Фёдор Бондарчук и Павел Чухрай, актёры Иннокентий Смоктуновский и Юрий Никулин, писатели Иван Акулов и Фёдор Абрамов, поэты Семён Гудзенко и Василий Субботин, скульпторы Евгений Вучетич и Виктор Гончаров, композиторы Андрей Эшпай и Георгий Пономаренко, художники Пётр Кривоногов и Евсей Моисеенко, философы Александр Зиновьев и Эвальд Ильенков.

Тысячи обученных ранее и будущих мастеров культуры возвращались из окопов в систему, которая их ждала и была в них заинтересована. Хотела их учить и выучила их, была готова дать им институционные формы для реализации.

А военный опыт сам по себе, увы, не пишет картин и не снимает кино.

Не обнадёживайте себя.

Либо это нужно государству – либо нет.