В тот день Даша Дугина подходила ко мне несколько раз.

Мы знакомы лет восемь – да, вот эти восемь лет. Время от времени встречались по всяким мимолётным делам, и даже работали в одном театре некоторое время.

Я её не сразу узнал – она сменила прическу, покрасила волосы, и была какой-то неизъяснимой и удивительной красоты.

Я поздоровался, конечно, – но в течение фестивального дня здороваешься с доброй сотней людей, иной раз отчёта себе не отдавая, кто перед тобой.

А тут – словно птица пролетела мимо, крылом задев щёку. «…кто это? – подумал озадаченно. – Я же её знаю… Такое лицо прекрасное».

Но подошли другие люди, отвлекли.

…Она ещё раз возникла где-то на краю кадра, а потом – снова.

Переходила с одной площадки фестиваля на другую, жадно слушала музыку, стихи, хоры.

И спустя то час, то полчаса вдруг снова появлялась рядом, улыбаясь.

Она была изящно одета: женственная, светлая, тонкая.

Шумела музыка, радовались люди – но у неё словно бы внутри играла другая, своя мелодия.

Эта мелодия – переливалась, серебрилась.

Тем временем те, кто явился за её жизнью, – сидели на автомобильной стоянке и ждали.

Приехали и ждали, чтобы убить.

Они так делают. Это давно легализованный для них метод. Цивилизованный мир, вся эта Европа, коллективная Анджелина Джоли посол мира, все эти наши письменники и песенники, все эти лукавые праведники, – они приучили киевскую власть, их элиту, их многомиллионный актив к мысли, что они слабые, они ж дети, им всё можно, их же обижают.

Приучили, говорю, не сейчас, а тогда, за восемь лет до.

«На, деточка, тебе гранату, иди и отнеси им смерть».

То, что они так делают, стало понятно давно.

Когда они подорвали в лифте Арсена «Моторолу» Павлова.

Когда они подорвали Михаила «Гиви» Толстых.

Когда шли покушение за покушением на Александра Захарченко.

Да, названные мной были солдаты, это понятно.

Но тогда уже стоило осознать, что для заказчиков, для исполнителей значения не имело – как, кого, в каком составе убить. У Захарченко несколько раз едва не погибала вследствие покушений вся семья – включая его самого младшего сына, совсем малыша. Арсен должен был в тот вечер подниматься в лифте вместе с женой и с грудным ребёнком. Просто они не дождались его на улице – Арсен задержался – и поднялись одни.

Мы всё это знали, пока та сторона в блогах устраивала свои хиханьки да хаханьки по поводу каждой смерти.

Впрочем, что я. Хиханьки да хаханьки устраивали и здесь, в России. Для наших записных гуманистов всё это не имело ни малейшего значения.

Давно надо было понять: они перешли этот рубеж.

Этот их кумир из бесконечного комедийного сериала, вечно невыспавшийся человек в маечке, – он тоже давал добро на такие действа. И потом проникновенно тряс руки партнёрам и послам добра.

– Я ведь убью, ведь убью, ведь убью? – словно бы повторял он.

– Да, конечно. Безусловно. Да, – отвечали ему.

20 августа 2022 года под машину Дарьи Дугиной было подложено взрывное устройство, которое буквально выбросило её «Ленд Крузер» с трассы. Автомобиль разнесло так, что даже номера не могли найти.

Она могла ехать вместе с отцом. Могла ехать без отца. В любом случае она бы ехала в машине. Они спланировали убийство девушки тридцати лет.

Место было выбрано не случайно. Фестиваль «Традиция» был придуман нами за восемь лет до этого чёрного дня. И сама дата – восемь лет – конечно же, неслучайна. Все эти годы фестиваль объединял, по сути, одних и тех же людей. Тех, для которых Донбасс – личная боль.

С первого же фестиваля он стал местом сбора для всех наших. Для тех, кто там, на Донбассе, поёт, работает, служит. Для тех, кто разделяет эту трагедию.

А потом фестиваль стал ещё и семейным праздником. На него стали приходить и приезжать и участники, и гости – вместе со своими детьми.

Философ Александр Гельевич Дугин был постоянным нашим гостем и другом. И Даша всегда была с ним.

С той же общей стоянки уезжал в тот вечер соорганизатор фестиваля, давний друг Донбасса и его ополченских командиров, режиссёр Эдуард Бояков вместе со всей своей семьёй.

Наш друг и брат все эти годы музыкант Алексей «Джанго» Поддубный со своей семьёй уезжал тогда же.

Наш друг и брат музыкант Дмитрий Ревякин со своей семьёй и командой.

Наш друг и брат скрипач Пётр Лундстрем со своей семьёй.

Были и уезжали оттуда же чуть раньше, тогда же или чуть позже: военкор и музыкант Аким Апачев, военкор и поэт Анна Долгарева, ещё один поэт из Донецка Анна Ревякина, друг Донбасса и актёр Сергей Пускепалис, друг Донбасса артист Сергей Маховиков, группа «Зверобой»… Вся наша родня по бесконечной русской весне. Были бойцы, ополченцы, донецкие и луганские резервисты.

И было огромное количество детей.

Там у всех машины стояли рядом, и все двигались в общей пробке домой.

Даша выехала на считаные минуты раньше общего потока.

Нелюди, совершившие это, – они толкались меж наших детей, ждали, жевали жвачку, курили.

Они готовились. Они дождались.

Это невыносимо.

Во гробе Даша словно бы сияла.

Случалось бывать на похоронах, но такое – увидел впервые.

Она светилась: вся чистая, вся небесная.

В один день она стала дочкой всей стране.

Дочкой, сестрой, роднёй.