Глава двадцать седьмая
– Андрей Михайлович, вы здесь? – поинтересовался Юра.
– Да, – ответил мужской голос. – Слышу, но никого не вижу.
– На экране вверху есть кнопка «начать видеотрансляцию», нажмите на нее, – посоветовал наш компьютерный гуру. – О! У вас получилось!
– Простите, – улыбнулся пожилой мужчина, – новые технологии осваиваю с грехом пополам. Спасибо за подсказку! Рад знакомству, но не могу даже представить, зачем понадобился детективам.
– На заре перестройки вы работали с певцом Игорем Буниным, – начала я.
– Как молоды мы были, – пропел Попов. – Золотое времечко, когда можно было есть все, на что глаз упал, пить из любой бутылки и утром вставать бодрячком. Был такой опыт. Чес по городам и селам. Прикатили в Козлодуевск, проверили сцену, отрепетировали, потом концерт, банкет с местной элитой, выпили, закусили, сели в автобус, поехали в Овцедуевск, ночь протряслись, прибыли на место, проверили сцену… И так месяц! Или полтора! А чего нам? Молодые, задорные! Раз десять чесанешь – кооперативную квартиру купишь! Потом машину! Шмоток у фарцы наберешь! Сверстники за копейки работают, а ты звезда! Эх, где мои семнадцать лет? На Большом Каретном…
Андрей рассмеялся.
– Отправил вам фото. Узнаете людей на снимке? – осведомился Юра.
– Народ сейчас хилый! – объявил Попов. – Больной! Вечно жалуется! Приятель один, на десять лет меня младше – развалина. То голова у него болит, то ноги не ходят, памяти нет! А я хоть сейчас чечетку отобью. Показать?
– Не надо, верим вам на слово, – быстро произнесла Горти. – Мне ваша жизненная позиция близка, я такая же.
Андрей продолжал смеяться.
– Девочка, не примазывайся к легендам. Тебе полтинник прозвенел?
Гортензия улыбнулась и лихо соврала:
– Нет!
– Сиди молча, хватит баллоны катить! Отвечаю на вопрос. Память моя – как у слона! Ничего не забываю. На фото, которое от вас получил, запечатлены братья Шубины, мужчина с травмой уха – Федор. Он как-то рассказал, что в возрасте пяти лет на даче решил пролезть через железные прутья забора, застрял, начал дергаться, тело вызволил, а с головой проблема возникла. Рванулся сильно, освободился, но часть уха потерял. Пришлось в Москву ребенка везти, там зашили рану. Особо в глаза дефект не бросается. В школьном возрасте он его стеснялся, отпустил волосы, они уши прикрывали. Ну и сразу получил Федька выговор по комсомольской линии, ему объяснили, что у них мальчики носят три стрижки: «бокс», «полубокс» и еще какая-то, название забыл. Нечего с загнивающего западного капитализма пример брать. Хотели ученика наказать. Маму в школу вызвали, она там порядок навела! Отстали от Феди. Я и с ним, и с Борей работал. Старший умер во время гастролей, его похоронили где-то, не помню название села. Всем занимался Федька, чем меня здорово удивил.
– Почему? – осведомился Костин. – Они же братья.
– По крови – да! По жизни – нет, – объяснил Попов. – Борька очень обозлился, когда увидел Федю в бригаде. Прямо в лице переменился. Устроил мне скандал. А я сначала искренне не понимал, в чем дело, говорил: «Вы же братья, похожи, как близнецы. Можно классный номер сделать. Вот Кио выступает с двойняшками, публика не понимает, как женщина способна войти в телефонную кабину на манеже и в тот же миг оказаться в директорской ложе! Хватит вам отношения выяснять, давайте дружить, работать вместе! Забацаем номер с куклами, такой, какого еще не было». Так нет же! Никакого мира, одна война! На мои призывы оба плевать хотели! Ну и закончилось плохо! Прибежал ко мне Федор, трясется: «Борька умер! Помоги!» Я с ним помчался туда, где старший брат находился, понял, что вижу покойного. Вот это поворот! Нужна нам такая ботва! Гастрольный тур в разгаре! Обратился к Бунину. Он знаменитость крупная, помог сразу. Приехала «Скорая», тело увезли в местную больницу. Федька с телом уехал, а когда вернулся, огорошил сообщением: «Похоронили мертвеца под именем Федора. Я теперь Борис». Я вот ничего не понял. Какого черта он такое проделал? Бунин при беседе присутствовал, он-то вмиг сообразил: «У Борьки характер был дерьмо, но он кукловодом стал отличным. Ты тоже не Сахар Медович, но работаешь намного хуже. Решил захапать славу брата, на чужом горбу в рай въехать? И вопрос возникает: что случилось? С чего вдруг Борька умер, а? Вечером он здоровее быка был, а на следующий день упокоился?» Федя возмутился: «Намекаешь, что я родного брата жизни лишил?» – «Какие уж тут намеки? Ты его терпеть не мог, – усмехнулся Иван. – Прямо спрашиваю: ты Бориса чем угостил? Что ему в еду подсыпал?» Федор так побледнел, что сразу стало понятно – попал тенор в точку. Бунин продолжил: «Место ты правильное выбрал. Эксперт тут деревенский, сообщит про сердечный приступ – и делу конец. Я вот как решил: гастроли не прервем. Раз Бориса зарыли как Федора, то пусть младший паспортом и репутацией старшего пользуется. А за молчание станешь мне отчислять тридцать процентов с каждого своего заработка!»
Андрей замолчал. Костин уточнил:
– Федор согласился?
– Да, – тихо отозвался Попов. – Тяжелый для меня разговор получился. Я тогда, наверное, самым ярым фанатом Ивана был. Восхищался им безмерно, почитал, словно божество. Каждое утро просыпался с мыслью: «Счастье, что могу находиться рядом с таким Человеком!» С большой буквы! Бунин был талантлив, голос чарующий, интеллигент до мозга костей, вежливый со всеми. И вдруг такое предложение! Он никому не сообщит про убийство, про то, что Федор стал Борисом, но за молчание ему надо платить. Кумир упал с пьедестала. Но понимание, что Игорь – отличный певец, со мной осталось. Все остальное рассыпалось в прах. Я продолжил работать с тенором из чисто корыстных побуждений, получал хорошие деньги. До смерти Бунина всегда оставался рядом с ним. Знаю, что Федор под именем Бориса сделал прекрасную карьеру. Но мы больше не общались. Написал о Бунине книгу, это мои воспоминания. Правда, там многое подрихтовано. Кому нужна правда жизни?
Попов улыбнулся.
– Вот такая история! Много лет миновало. Доказать, что младший брат убил старшего, невозможно. Да и зачем прошлое ворошить?.. Больше сообщить нечего! До свидания, жду гонорар, который вы мне за откровенный рассказ сбросите на телефон.
