Состояние составных частей человеческого естества, его существенных свойств и сил, в истинном христианине и человеке грешнике

Указанная прежде противоположность людей, живущих по духу Христову, под действием Божией благодати, и людей, чуждых сего духа и отметающих благодать, откроется еще с большей очевидностью, когда увидим, каково состояние общего устройства всей природы человеческой и главных ее свойств и каково состояние ее сил и способностей.

Общее устройство природы человеческой определяется сочетанием разных сил ее и способностей и разных частей ее состава. Так, все разнообразие наших внутренних действий сознаваемых сводится к трем исходным началам, или силам: познающей, желающей и чувствующей. Все же силы сии сосредоточиваются и сходятся в нашем лице, в нашей личности, в том, что говорит в нас: я, которое есть слияние и нераздельное единство всех сил. Они в нем сцентрированы и исходят из него, как из фокуса.

Далее, то, что познания, желания и чувствования являются в нас не только на различных степенях, но даже в противоположных направлениях, заставляет, кроме других оснований, допускать в составе существа человеческого три части: дух, душу и тело, из коих характер первого – отрешение от чувственного, последнего – погружение в нем, средней же – совместность того и другого. Цель и назначение первого есть общение с Богом и миром духовным, последней – посредничество в сношении с миром чувственным; средняя должна от чувственного чрез дух восходить к Богу и одуховляться и от Бога чрез дух низводить одуховление чувственному. Части сии в составе нашем не лежат одна подле другой, но все, так же как и способности, сходятся в нашем лице (я), ему присвояются и суть для него постоянные средства. Лицо человека (я) есть единство духа, души и тела.

К существенным свойствам человека принадлежит то, что он одарен сознанием, может говорить о себе – я, или есть лицо. Это такое свойство, по коему человек, утверждая свое собственное бытие и бытие вещей вне себя, отличает их от себя, а себя от них, говорит о себе – я, а не они, а о тех – они, а не я. Оно получает название самосознания, когда обращается внутрь, к себе исключительно. В сем обращении в себя, оно опять может отличать себя от своих действий, или свое бытие от того, что исходит из него, возносясь как бы над тем и другим. При сем, так как к бытию нашему могут прилагаться чуждые, сторонние силы, то, сознавая свое бытие, он может сознавать себя не как себя, а как иное лицо (у бесноватых).

Разумно-свободная самостоятельность. Самостоятельность принадлежит существу, которое не есть явление другого существа, а само есть источник всех явлений от него исходящих. Таких самостоятельных существ много (субстанции). Отличительное свойство человеческой самостоятельности состоит в том, что он не только производит действия, но и видит их, не только видит, но и правит ими по своему усмотрению и разуму. Это свойство однозначительно с разумной свободой.

Жизненность. Человек есть живое существо. Есть силы мертвые, например электричество, магнетизм. Они в каждое мгновение суть то, чем быть им должно, не развиваются. Человек в минуты происхождения не есть то, чем ему быть должно, а развивается, образуется, растет, преуспевает. И растение сначала, в семени, есть только будущее возможное растение; становится же действительным растением чрез принятие в себя чуждых элементов и усвоение их себе. Возрастание духовной природы человека происходит другим порядком. Она зреет разнообразием собственных произведений: мыслей, чувств, желаний и дел, которые, обращаясь внутрь, осаждаются как бы в ней и составляют для нее пищу или элемент возрастания. Посему свойство жизни ее всегда можно определять свойством ее действий. Особеннейшая же черта жизни, свойственной человеку, есть бессмертие, предполагающее бесконечную его усовершимость.

Теперь спрашивается, в каком состоянии соотношение составных частей человеческого и его способностей и существенные свойства прежде, чем человек станет жить по христиански, и после того, как он решится на сие дело и окрепнет в нем.

Естественное отношение составных частей человека должно быть, по закону подчинения меньшего большему, слабейшего сильнейшему, таково: тело должно подчиняться душе, душа духу, дух же по свойству своему должен быть погружен в Бога. В Боге должен пребывать человек всем своим существом и сознанием. При сем сила духа над душой зависит от соприсущего ему Божества, сила души над телом от обладающего ею духа. По отпадении от Бога произошло, и должно было произойти, смятение во всем составе человека: дух, отдалившись от Бога, потерял свою силу и подчинился душе, душа, не возвышаемая духом, подчинилась телу. Человек всем существом своим и сознанием погряз в чувственность. Человек, до приятия новой жизни в Господе Иисусе Христе, именно находится в этом состоянии низвращенного соотношения составных частей его существа, подобие которому представляет зрительная трубка, когда составные ее части вдвинуты одна в другую.

Так Слово Божие, говоря о грешниках, забывающих Бога, постоянно почти называет их плотскими, редко душевными, а духовными не только не называет, даже почитает их противоположными таковым.

Еще о первом допотопном мире сказал Бог: не имать Дух Мой пребываши в человецех сих, зане сушь плоть (Быт. 6, 3). Явно, что преданность плоти погашает дух и отчуждает от Бога. У пророка Давида говорится: человек в чести сый не разуме, приложися скотом несмысленным и уподобися им (Пс. 48, 13), то есть честь Богоподобия, отраженную в его духе, заменил скотством, предавшись плоти. Апостол Павел о состоянии людей до принятия благодати в христианстве говорит, что тогда они были во плоти, потому страсти греховным действовали в них (Рим. 7, 5), жили в похотех плоти, творяще волю плоти и помышлений (Еф. 2, 3), или, как говорит апостол Петр: в след плотския похоти сквернения ходили (2 Пет. 2, 10). Апостол Иуда неверных прямо называет телесными, духа не имущими (ст. 19). И вообще в Слове Божием плотяности приписывается все зло. Сущии по плоти, плотская мудрствуют, мудрование же плотское смерть и вражда на Бога есть (Рим. 8, 5, 7), подчинившиеся коему Богу угодити не могут (Рим. 8, 8), почему пожнут от плоти истление (Гал. 6, 7).

Душевность же в человеке, не приявшем благодати или потерявшем его, как облако какое, стоит между лицом человека и Богом, пресекая общение между ними. Тот, кто порабощен преимущественно ей, или душевен человек, не приемлет, яже Духа Божия (1 Кор. 2, 14). Преобладание души, равно как и преобладание тела, есть отрицание жизни по духу. Святой апостол Иаков, перечислив страсти, коим удовлетворяет и по которым действует человек, не приемлющий яже Духа Божия, с большей точностью, прибавляет: несть сия премудрость от Бога, но земна, душевна, бесовска (Пак. 3, 15). Слова: душевный, земной, не Божий, однозначительны…

Где же дух у такого рода людей? В них же; но, состоя в подчинении душе и телу, он заморен и совсем почти не действует свойственным ему образом. Его присутствие в них можно узнавать, с одной, стороны по безграничности некоторых душевно чувственных стремлений, несвойственных душе и плоти по их природе, с другой – по бывающим нередко состояниям сих людей, в коих они отрешаются от земли, наперекор требованиям души и плоти. В последнем случае дух покушается как бы войти в свои права. Мучения совести, боязнь Судии – Бога, постоянная тоска – это суть его действия на душу, его стоны, отзывающиеся в сознании душевном. Так в людях чувственных и душевных дух тлеет, как искра под пеплом. Возбуди его, или лучше, не мешай ему возбуждену быть Словом Божиим, проходящим до разделения души и духа (Евр. 4, 12), и он явится во всей своей силе и власти.

В человеке же, прилепившемся к Господу Иисусу Христу и благодать Его приявшем, все сие имеет себя иначе. Как свойственно рабу Христову, он распял плоть свою со страстьми и похотьми (Тал. 5, 24). С первого раза, когда только полагает еще намерение работать Господу, он определяет уже себя на самоумерщвление, а потом и постоянно не по плоти ходит, но по духу (Рим. 8, 1, 4), духом умерщвляя деяния плотския (Рим. 8, 13). Он как бы несть во плоти, но в дусе, и не должен плоти, еже по плоти жити (Рим. 8,9, 12).

Прияв слово, проходящее до разделения души и духа (Евр. 4, 12), он берет душу в свою власть и приносит ее в жертву Богу (Мф. 10, 39), начинает огребатися от похотей, яже воюют на душу (1 Пет. 2, 11), подчинять ее слову, могущему спасти (Пак. 1, 21), и таким образом преобразует ее всю, назидает ее духом чрез веру или послушание истин (1 Пет. 1, 22; Иуд. 1, 20), приучает ее предавать себя в благотворение (1 Пет. 4, 19), и сердце ея обрезывает духом (Рим. 2, 29) и все Богоугодное, еже аще творит, заставляет творить от души, чего прежде она не хотела (Кол. 3, 23). Работая таким образом Богу всею душею и от души (Еф. 6,6; Мф. 22, 37), он обретает покой душе своей (Мф. 11, 29), прозревая кончину веры – спасение души (1 Пет. 1, 9), что, как котву, имел для души своей (Евр. 6, 19).

Вследствие сего у него жизнь духовная совершенно поглощает жизнь плотскую и душевную. Он прославляет Бога в душе и телеси своем (1 Кор. 6, 20); у него все производится в духе и духом; служит он Богу и работает духом и в обновлении духа (Рим. 1, 9; 7. 6; Фил. 3, 3), тщанием он неленив от того, что горит духом (Рим. 12, 11); ходит духом и похотей плотских не совершает (Гал. 5, 16); сеет в духе (Гал. 6, 8); исполняется духом (Еф. 5, 18); к слушанию истины преклоняется духом (1 Пет. 1, 22).

Отчего так? – христианин ходит духом оттого, что живет духом (Гал. 5, 25), что Дух Божий живет в нем (Рим. 8, 9; 1 Кор. 3, 16); что он стал храмом живущаго в нем Духа Святаго, напоился Духом (1 Кор. 12, 13; 1 Кор. 3, 16; Еф. 2, 22). Сей Дух, пришедши чрез слово, разделившее душу и дух, высвободил сей последний из теснивших его душевно – плотских уз, ибо где Дух Господень, там свобода (2 Кор. 3, 17), и тем положил начало новой, духовно благодатной жизни (Рим. 8, 23). С таким обручением духа (2 Кор. 1, 22), зреет потом потаенный сердца человек в неистлении кроткаго и молчаливаго духа (1 Пет. 3, 4). Христианин больше и больше утверждается Духом Божиим – во внутреннем человеке; вселяется верою Христос в сердце его, в любви вкореняемое и утверждаемое (Еф. 3, 16), ибо прилепляяйся Господу един дух есть с Господем (1 Кор. 6, 17); почему вышних ищет, идеже есть Христос одесную Бога седя, горняя мудрствует, а не земная, и живот его сокровен есть со Христом в Боге (Кол. 3, 1,3).

Отсюда видно, что истинный христианин и не христианин, или христианин ложный, по составным частям существа человеческого состоит в противоположности. Что у одного первое, то у другого последнее. У того первое – дух, у сего он заглушен; у того первое – плотяность, у сего она отрицается, подавляется, распинается, умерщвляется. Средняя – душа подчиняется, очевидно, господствующему: у одного духу, у другого телу. Посему истинное соотношение частей существа человеческого: совершенный дух, душа и тело (1 Сол. 5, 23), есть только у тех, кои соделались Христовыми. В них, следовательно, и истина человеческого существа; вне же христианства не истина, а ложь, как бы призрак человека.

Не показалось бы кому жестоким слово сие. Жаль некоторых язычников, так высоко стоящих во мнении, и некоторых именующихся христианами, силы же его отвергшихся, кои тоже не без заметных достоинств. Но потерпите. Чем дальше, все будет яснее и яснее раскрываться проводимая нами истина, что истинно человеческая жизнь на деле может быть видима только в христианстве, в тех, кои сочетаваются с Христом и приемлют Дух Его.

Теперь об общем состоянии и соотношении действующих внутри нас сил. Силы сии, исходя из нашего сознания или лица (я) и в него возвращаясь, должны пребывать во взаимной связи и согласии между собой, под управлением своего неточного начала. Взаимнопроникновение и взаимноспомоществование при зависимости от действующего лица есть естественное состояние их.

Но в человеке грешнике, отпадшем от Бога и пребывающем в сем падении, как представляет опыт, силы сии являются как бы отпадшими от его лица, ставшими в некоторую от него независимость и самоуправствующими. Что значат, например, обыкновенные у нас слова: сделал бы, да не хочется, или: пусть это не так хорошо, но мне очень хочется; или: сердце не лежит; поди ты с сердцем; или: поверил бы, но разум не покоряется, ум царь в голове, куда деваться мне с моим разумом? Эти и многие другие выражения значат, что силы сии перестали быть во власти человека, но или управляются сами собой, или подлежат влиянию сторонней силы. Отпадши же от лица человека, они потеряли взаимную точку соединения, а вместе с тем перестали получать и взаимную друг от друга помощь и не имеют уже того, чем одна обыкновенно пользуется от других. Так разум заоблачен, мечтателен и отвлечен, потому что не удерживается сердцем и не правится волей; воля своенравна и бессерда от того, что не слушает разума и не смотрит на сердце; сердце неудержимо, слепо и блажно, потому что не хочет следовать указаниям разума и не отрезвляется силой воли. Но мало того, что силы сии потеряли взаимную помощь, они приняли некоторое враждебное друг против друга направление, одна отрицает другую, как бы поглощает ее и снедает. Оттого преобладание сердца имеет с собой в связи слабость ума и непостоянство воли, как бы бесхарактерность; преобладающее стремление к познаниям ведет за собой ослабление деятельности или беспечность воли и нечувствие или холодность сердца; преобладание воли всегда сопровождается односторонним направлением, упорным, не внимающим никаким доводам: там душа не слушает никаких убеждений и недоступна для потрясений сердечных.

Таким образом, внутренний мир человека грешника исполнен самоуправства, беспорядка и разрушения. О таком состоянии свидетельствует преимущественно опыт, но и в Слове Божием можно находить немало на то указаний, хотя оно изображает не столько душевные силы и их состояние, сколько дела человека – произведение всех сил. В сем отношении очень замечательны следующие места:

Так, апостол Павел, в Послании к Римлянам в 1-й главе изображает большое смятение и нестроение внутреннее, какое бывает в грешниках и нечестивцах, производя его из отпадения от Бога. Разумеете, говорит, Бога, они не яко Бога прославиша (ст. 21), то есть презрели Бога, отпали от Него, отвергли Его. Следствием сего естественным было то, что сердце у них стало слепо, воля своенравна, ум обезумел осуетишася помышлении (желаниями), омрачися неразумное их сердце (21) и объюродеша (22). За сим естественным следствием настало другое, как казнь от Бога… предаде их Бог в похотех сердец их (24), то есть своенравию сердца, в страсти безчестия (26), то есть упорному разврату воли, в неискусен ум (28), то есть неблагоразумию, мечтам и отвлеченностям (отнял практический разум).

Тот же апостол в Послании к Ефесеям (4, 17–20), называя язычников или неверующих отчужденными от жизни Божией, здесь же изображает состояние их души, именно, что они ходят в суете ума, то есть в призрачных, фантастических построениях умственных, идеальных, страждут окаменением сердца, то есть бессердием и нечувствием; предали себя студодеянию, то есть буйству и увлечениям воли.

Человек же, к Богу обратившийся и в Св. Церкви с Господом Иисусом Христом соединившийся и в Нем обновившийся, в Слове Божием изображается совсем в противоположном виде. Так апостол Павел молится об Ефесеянах (3, 16–19), да даст им Бог силою утеердитися Духом Его во внутреннем человеце, да дарует, то есть, нравственную силу воле чрез союз с Св. Духом; да даст вселитися Христу верою в сердца их, да будет, то есть, у них сердечное сочетание с Христом Спасителем, да возмогут разу мети, то есть, из сего опытного вкушения Христа Господа да черпают духовный разум, и да исполнятся во всяко исполнение Божие, то есть из совокупности всего сего, или из соединения их с Богом всеми силами, пусть составляется полнота свойственных христианам внутренних совершенств или, под сим условием, их внутреннее да будет приятелищем или сосудом, который беспрерывно наполнялся бы приливом от Бога совершенств духовных… Видимо, как во Христе Иисусе дух человека становится крепким или скрепленным в себе сосудом.

В том же Послании (4, 22–24) существо христианства, или истину о Христе, апостол описывает так: отложити вам, по первому житию, ветхаго человека, тлеющаго в похотех прелестных; этим заповедуется обновление сердца; обновлятися же духом ума вашего, – здесь изменение ума, и облещися в новаго, созданнаго по Богу в правде и преподобии истины, – тут преображение воли! Сим местом указывается, что в христианине совместно и единовременно обновляются все силы его существа и притом все в одном духе и в одном направлении.

В Послании к Филиппийцам апостол изображает, что мир Божий, превосходящий всякий ум, водворяется в сердце вместе с вселением в нем Бога мира (4, 7–9). Чтобы не возмущать сего мира, он заповедует им: все помышления свои, или иначе, действия всех своих способностей обратить на Богоугодное, именно: ум – на истинное, волю – на праведное, сердце – на прелюбезное. Какая душа это сделает, та способной становится быть жилищем Бога мира. Посмотрите притом, все сии Богоугодные предметы апостол прежде указал Филиппийцам, и они уразумели их, приняли их и покорились им, то есть заняли себя ими всех всецело, по всем силам.

Такое же совмещение деятельности всех сил в одном, как характер жизни христианской, указывается и в следующих местах: Кол. 1, 9-11: апостол молится о Колоссянах, да исполнятся в разуме воли Божией во всякой премудрости и разуме духовном, яко ходити им достойне Богу во всяком угождении и проч.; Кол. 2, 1–7: апостол молится о всех, да утешатся сердца всех, снемшихся в любви, и во всяком богатстве извещения разума, в познание тайны Бога и Отца и Христа… и проч.; Кол. 3, 12–16: Облецытеся во утробы щедрот… мир Божий да водворяется в сердцах ваших… Слово Христово да вселяется в вас богатно во всякой премудрости и проч.; Еф. 5, 15–19: Блюдите, како опасно ходите, не якоже не мудри, по якоже премудри… не бывайте несмысленни, но разумевайте, что есть воля Божия… исполняйтеся Духом, глаголюще себе во псалмех и пениих и песнех духовных и проч.

Из них видно, что в душе истинного христианина совсем не бывает того нестроения, какое неизбежно в человеке, непричастном Духа Христова. Все его способности действуют совместно, устремлены на одно, состоят в подчинении ему, как лицу, – почему и приписывается ему целость, полнота, здравие.

В правилах святых подвижников о том, как питать душу свою истиной Божией через благоговейное размышление о ней, видно, как самым делом должны быть совмещены все силы в одном. Старцы Божии заповедуют, обыкновенно, держаться при сем следующего порядка: сосредоточь внимание свое на избранном тобой предмете, например, присутствии Божием, смерти, крещении, и рассматривай его с разных сторон. При сем каждую родившуюся у тебя мысль старайся проводить до чувства или внедрять в сердце, например, из мысли о близости смерти роди страх или раскаяние, из помышления об обетах крещения радость или печаль, и проч. Заключай же всякое размышление выводом правил для себя, применительно к твоей жизни и твоим обстоятельствам; например, Бог везде есть, все видит, след, и меня; не буду же я допускать худых помыслов, – лучше умру, нежели согрешу; а в таком-то случае буду поступать так и так, чтобы не прогневать Бога, видящего меня. Таким образом действования, очевидно, скрепляются все силы духа или весь состав внутренней жизни человека, вся жизнь беспрерывно движется и подновляется.

Есть и другое правило, которое показывает, как все силы духа должно держать в своих руках, именно: утром, по молитве, сядь и расчисли, что тебе необходимо делать в продолжение дня, где быть, с чем и с кем встречаться, и применительно тому наперед определи, что где помышлять, что сказать, как держать свою душу и тело и проч. Это значит, что истинный христианин должен сам держать себя в руках, сам заведовать всеми движениями своей души, а не позволять им происходить самим собой, как бы без его ведома. Он должен быть сам владыкой всего внутри его происходящего, владыкой своих сил.

Из всего предложенного может всяк усмотреть, что в истинном христианине все силы в деятельности своей зависят от него самого, а не самовластно движутся, что в сей деятельности везде действуют совместно, не раздробляясь и не отделяясь одна от другой, вспомоществуя себе взаимно и взаимно возвышая общую жизнь духа, так что она от сего есть цела и крепка, есть достойный сосуд пребывающего и покоящегося в нем Бога. В грешнике же этого нет, а есть все противное, как видели. Сам он сего не видит и говорит о себе, что цел и здоров, в чем и беда его. Но и тем, кои отказались от грехов, надо внимать себе, чтобы не попасть хоть временно в такое разложение сил, какое бывает в преданных греху… ибо и это опасно. Уразумевая сие, внимай себе всяк.

Вслед за изменением соотношения составных частей человека и главных его способностей не могут не изменяться и существенные свойства его лица, ибо сие лицо есть центр и частей, и способностей. Потому состояние сих последних непосредственно отражается в первом и его определяет, как и обратно им определяется.

Между сими свойствами первое место занимает сознание. Оно есть свойство, исходное для других, есть прямое свойство лица и как бы истолкование его. В производстве своем, оно, полагая бытие себя и бытие существ вне сущих, отличает себя от них и их от себя. След, условие к совершенству сознания или к стоянию его в своем чине есть возвышение нашего лица и над собою, и над внешним миром. Где нет сего возвышения, там сознание должно быть мутно, неопределенно, безотчетно или приближаться к животному самочувствию.

Но о человеке, до восприятия им благого намерения жить свято, по-христиански, о человеке, работающем греху и страстям, несомненно известно, что он не возвышается над внешним миром, а напротив, увлекается им, живет в нем, как бы сорастворяется с ним, почему и называется внешним, вне себя живущим, ушедшим из себя. В себя приходит он уже в обращении. Благосостояние внешних вещей своих он считает благосостоянием собственного лица, и напротив, неблагосостояние их своим несчастием. Оттого покушение на ущерб или самый ущерб в одежде, доме, мебели, месте и проч. Глубоко потрясают его, поражают в самое сердце.

Не возвышается он также и над внутренним своим миром, но так же, как внешними вещами, увлекается и механизмом внутренних своих движений. Обыкновенно говорят: я задумался, был в забытье, не помню, что со мной было и около меня… то есть в это время он увлекался движением мыслей; или: был вне себя от радости, убит горем, в сердцах вышел из себя… то есть предал себя движениям сердца; или: не вспомнишься в хлопотах и заботах: то нужно, другое нужно… то есть беспрерывно гонят все вперед и вперед многообразные желания воли. Очевидно, что преданный греху не властен над внутренними движениями, а втеснен как бы в них, влечется ими, как воин, стесненный внутри полка. И это не на один только час, а постоянно. Таков уж закон его жизни внутренней: вестись, как ведомому.

Итак, у человека грешника ясного сознания быть не может. Его и нет. Он ходит как в тумане, как бы объуморенный, кружится как в вихре. Как полусонный слабо различает предметы от себя и полусознает только себя, таков и преданный страстям. Это явление очень странно: в гордости он никого не считает выше себя, а между тем сам себя слабо сознает.

Особенный оборот сознания есть самосознание, или самопознание. Оно преимущественно обращено внутрь и различает себя от своих действий, опять возносясь над тем и другим. Сие самосознание еще более слабо у человека страстного, лишенного благодати. Ибо для сего надобно знать свои действия, знать себя и отделять себя от своих действий.

Но у него

Нет достаточного знания собственных своих действий. Он не знает не только, что сделано вчера, даже ныне или за несколько часов. Он находится непрестанно в заботливом действовании, а не знает, что делать, как будто сии действия не от его лица происходили. Это от того, что, слишком увлеченный потоком собственных действий, и оглянуться на себя не имеет он времени.

Нет знания себя, ибо это знание слагается из знания собственных действий и своего отношения ко всему прочему существующему. Но ни последнего, ни первого в нем нет. Потому он не скажет, что собственно он значит, что его ожидает, в каком он состоянии, какое главное его настроение, главный недуг и чем помочь ему.

Потому нет и различия себя от своих действий.

Это опаснейшее из обольщений лица грешного. Все, что возникает внутри, считает он собственно собой и стоит за то, как за себя, как за свою жизнь. Оттого и отказать себе ни в чем не хочет. Между тем мало ли всевается в нас совне – от сатаны и мира, кроме того, что возникает от живущего в нас греха, которого тоже не следует считать собой?

По всем сим причинам и опытам надо полагать, что грешник не знает себя, как следует.

Такое состояние сознания и самосознания у грешников, потерявших благодать, и у неверных, не приявших благодати, называется сном; почему к каждому из них говорит апостол: востани сияй (Еф. 5, 14); также слепотою, сидением во тьме, и даже прямо, тьмою. Каждый из таковых слеп есть, мжай, забвение прием (2 Пет. 1, 9). Грешник живет в самозабвении, видит как во мгле, и даже больше, ходит как слепой. Посему Спаситель, как обещано было, и пришел отверсти очи слепых, извести от уз связанных и из дому темницы седящих во тьме… (Ис. 42, 7). Грешник, как в темнице какой, заключен во внутренней своей тьме самоневедения и самозабвения, из какой изводится Спасителем. Напоминая о сем благе, апостол Павел говорит: Бесте иногда тма, ныне же свет о Господе (Еф. 5,), то есть как прежде в вас, по густоте мрака, ничего не было видно, так теперь все видно, по благодати Господней.

И действительно, сознание благодатно живущего во Христе совсем не то, что сознание работающего греху и страстям. Они отличаются как свет и тьма. Первое действие благодатного пробуждения грешника состоит в извлечении души из механизма его внутренней и внешней жизни и в возвышении над течением ее… Здесь, следовательно, полагается первая возможность сознанию истинному и полному. С сей минуты оно и начинается, ибо первый взор человека под действием благодати обращается на его существенные отношения; на них прежде всего падает свет ее. Затем уже внимательный к себе не сходит с сей высоты духа. Око его вознесено над всем своим и над всем соприкосновенным к нему, и все то сознает и видит он ясно, как страж какой.

Это свойство облагодатствованного в Слове Божием и в наставлениях подвижнических называется бодрствованием и трезвением. Механизм внутренней и внешней жизни, поминутно порывается опять вовлечь их в себя, как в вихрь или пучину какую; они держатся в себе. Напряжение пребывать в себе есть подвиг трезвения или бодрствования, самый важный и начальный в духовной жизни. По мере совершенства в трезвенной бдительности над собой возвышается и сознание.

Так заповедуется христианам трезвиться и бодрствовать, трезвиться в молитвах или бодрствовать в молитвах (1 Пет. 5, 8; 4, 7), и вообще, быть всесторонне бодрственными: Вы же, братие, несте во тме, да день вас яко же тать постигнет. Вси бо вы сынове света есте и сынове дне; песмы нощи, ниже тмы. Темже убо да не спим якоже прочий, по бодрствуим и трезвимся. Спящий бо в нощи спят. Мы же сынове суще дне, да трезвимся, оболкшеся в броню веры и любве, и шлем упования спасения (1 Сол. 5, 4–8). Такое стражничество над собой заповедуется христианам, следовательно, оно в них есть, как свойство.

То же изображается и в правилах св. подвижников, что есть новое доказательство того свойства христианина, что он ясно зрит себя, все свое и все вокруг себя. Таку преподобного Филофея пишется: от утра надлежит твердо содержать в памяти Бога и, непрестанно содержа душевную молитву к Иисусу Христу, мужественно и непреклонно стоять при дверях сердца и на сей духовной страже убивать всех грешников земли (Добр. Т. 3, гл. 2).

Вследствие сего и самосознание, как дальнейшее развитие или особый только оборот сознания, состоит у истинного христианина на высшей степени совершенства. Так

Ясно знает он свои действия, действия не только одного дня, но недель и годов, со времени пробуждения, знает не только численно, но по их силе и смыслу, с побуждениями, чистотой и нечистотой, вполне. Затем у него есть повседневная исповедь.

Различает себя от действий. На этом основана вся мудрая тактика в духовной брани, ибо самое первое здесь дело есть сознание врага. Затем всякое движение у него сейчас оценивается, откуда оно и что значит. Взор внутрь себя в сем отношении у него так глубок, что он не только вообще неправые движения видит, но и между ними различает свои от не своих. В этом и состоит известное у св. подвижников различие вещей или помыслов.

Знает, что он значит сам, что его ожидает, в каком он состоянии, в каких отношениях к другим…

Из всех сих свойств слагается тот внутренний свет, который приписывается истинным христианам и по которому вся их жизнь называется хождением во свете или деланием в день.

Второе свойство человеческого лица есть разумно свободная самостоятельность. Состояние этого свойства определяется уже состоянием сознания, ибо они служат взаимным друг для друга отражением. Следовательно, в истинном виде и оно бывает только у христиан истинных, а у преданных греху можно видеть только тень его. Самостоятельность, свойственная человеку, отличается разумностью и свободой. Разумность требует, чтобы действия располагались по своему усмотрению, своим целям и своеличному распоряжению разумному. Признаком его отличительным служит то, если мысль всегда предшествует желанию; напротив, где желание правит мыслью, там отсутствие или неблагосостояние сего свойства не подлежит никакому сомнению. У человека грешника, не водимого и не укрепляемого благодатью, так и есть. Мы видели уже, что он предан механизму внутренних движений; и Слово Божие говорит о нем, что он творит только волю плоти и помышлений (Еф. 2, 3) и ходит в своих похотях (2 Пет. 3, 3), то есть как захотел, так и делает, тогда как следует действовать так, как находит человек сообразным с собственным своим назначением.

Свобода состоит в том, чтобы располагать действиями без всякого насилия и увлечения совне или извнутри, прямо от лица. Отличительный ее признак – независимость и непринужденность. Если бы кто хотел сделать что по своему усмотрению, а между тем бывает вынуждаем делать иначе, то свобода сия очевидно была бы в узах. Такой она изображена апостолом Павлом в человеке грешнике, о котором в своем лице говорит он: не еже хощу, сие творю, но еже ненавижу, то содеваю. Сии узы налагаются:

Грехом, живущим в нас: уже не аз сие творю, говорит там же апостол, но живый во мне грех… Вижду бо ин закон во удех моих, противовоюющ закону ума моего и пленяющ мя законом греховным, сущим во удех моих (Рим. 7, 14–23). Силу сего греха больше всего испытывает, чувствует и знает по опыту тот, кто пришел в сознание своей господствующей страсти и собирается одолеть ее. Он видит, как ведется вслед своей похоти, влеком и прельщаем, как невольник (Иак. 1, 14). Посему таковые в Слове Божием называются рабами греха (Рим. 6, 7-20), проданными под грех (Рим. 7, 14); имже бо кто побежден бывает, сему и работен есть (2 Пет. 2, 19).

Миром. Над человеком, не приявшим благодатной силы, господствует сила и власть страстных обычаев мирских и духа, действующего в мире, до того, что ему и на мысль даже не может прийти решиться на что-нибудь противное. «Никак нельзя: так принято». Этим выражается общее сознание своего рабства духу мира. Поддерживается сия власть некоторой боязнью или страхом за жизнь. Ибо иначе надобно выйти из мира, куда же?! Посему в Слове Божием они и называются порабощенными под стихиями мира (Тал. 4, 3), ходящими по веку мира сего (Еф. 2, 2), по преданию человеческому и по стихиям мира (Кол. 2, 8).

Диаволом. Он действует чрез мир и грех, в нас живущий; потому большей частью сокрыты узы его. Но если покаявшийся человек осмотрится и сообразит прежнюю свою жизнь, то найдет, что в пути его к погибели была соблюдаема самая хитрая сообразительность, не его, впрочем, и не других людей. Чья же? Очевидно, чья – человекоубийцы искони. Следовательно, надобно сказать, что каждый грешник, как и все грешники, суть лица, состоящие в распоряжении злого духа или суть рабы его. Рабство сие выражается в отвращении грешника от всего священного и в его бессилии привлечь себя к чему-либо такому. В Слове Божием грешники, чуждые Духа Христова и благодати его, прямо называются рабами диавола, содержащимися в области его (Деян. 26, 18) и сетях, и суть живи уловлени от него в свою его волю (2 Тим. 2, 26).

Таким образом и второе свойство, разумно свободная самостоятельность, у людей, не приявших в себя благодатных, восстановительных сил, в худом и униженном состоянии. Напротив, у приявших сии силы она является в истинном своем значении.

Что касается до разумности, она у них действует со всей силой уже потому, что они извлечены силой благодати из внутреннего своего механизма и вознесены над своими действиями; особенно же потому, что с минуты обращения к Богу и воссоединения с Ним благодатью, всякое у них действие производится не иначе, как по сознанию воли Божией на него, – всякое действие, и внутреннее, и внешнее. Они уже не ктому человеческим похотем, но воли Божией прочее по плоти живут время (1 Пет. 4, 2). Жизнь по воле Божией есть в высочайшей степени жизнь разумная. Здесь воля Божия чрез покорный внушениям ее разум правит всеми делами и всем ходом жизни и ведет человека к последней его цели. Отсюда строй, целость жизни.

И свободным в полном смысле можно назвать только того, у кого жизнь устрояется показанным образом. Тот только и свободен истинно, кого освободит Иисус Христос (Гал. 5, 1); там только и свобода, где Дух Господень (2 Кор. 3, 17). Пребывающий в Господе Иисусе Божественной силой Духа христианин наслаждается отрадным состоянием свободы (Рим. 8, 2). Грех им не обладает (Рим. 6, 7-12); из мира он изъят (Ин. 15, 19) и небоязненно готов говорить истины пред владыками (Мф. 10, 18); диавола и всю силу вражию он попирает (Лк. 10, 19). Поэтому он стоит, как столп твердый, не колеблясь никакими противностями; никакие стечения обстоятельств не овладевают им; а напротив, он ими располагает по своему усмотрению или ведет себя среди их, не изменяя своего настроения и главных своих преднамерений.

Последнее наконец свойство человеческой природы – жизнь у человека грешника, по указанию Слова Божия, совсем утрачивается. Оно почти иначе и не называет его, как мертвым, который только имя имеет, яко жив, а в самом деле есть мертв (Апок. 3, 1). Мертвость сию оно производит от греха (Еф. 2, 1–5; Кол. 2, 13), который рождает смерть (Иак. 1, 15), есть жало смерти, всех уязвляющее на смерть (1 Кор. 15, 56), и за которым смерть следует как оброк (Рим. 6, 23).

Мертвящая сила греха состоит:

В отчуждении человека от Бога. Грешник отчужден от жизни Божией (Еф. 4, 18) и живет как бы без Бога (Еф. 2, 12). Богообщение, вещи Божественные и духовные составляют естественную пищу нашего духа, или как бы его стихию. Отпадши оттуда, он принужден теперь быть не в естественном себе месте и умирать, как без пищи и без воздуха.

В расстройстве сил и способностей. Жизнь человека состоит в гармоническом сочетании сил его природы и их взаимнодействии, соответственно их природе. Если сие законное соотношение их отнято, как видели, то и жизни, и деятельности в человеке, свойственной человеку, нет. На вид он человек, а по настроению внутреннему – не истинный человек. Как инструмент расстроенный по виду есть тот или другой; а по звукам не знать какой, так судить должно и о человеке, которого внутреннее расстроено грехом. В сем отношении надобно сказать, что в нем умерло или утрачено истинно человеческое, или то, что свойственно человеку. Как мертвый не видит, не слышит, не движется, так и человек грешник не видит, не слышит и не движется по-человечески: делает дела, но мертвые (Евр. 6, 1; 9, 14).

В отъятии и как бы убитии сил душевных и телесных. Грех назван ядом: и точно, он есть яд. Как ржа съедает железо, так он съедает душу и тело. Он отнимает у ума живость, сообразительность, быстроту, у воли – крепость и стойкость, у сердца – вкус и такт. Ядовитость же греха для тела всем очевидна. В сем отношении человек, работающий греху, есть то же, что умирающий или томящийся предсмертно. Как ощутительно это выражается в беспрерывном безотрадном состоянии человека грешника! Жизни свойственна радость, но нет радости у нечестивого.

По определению Божию на всяком человеке лежит закон: смертию умреши (Быт. 3, 19). Всякий входящий в мир сей вступает в область смерти и чрез смерть временную должен подпасть смерти второй, вечной. Такой и есть естественный порядок жизни человека падшего и пребывающего в падении. Изменение в нем производится только Божественной благодатью. Она, пришедши, зарождает в человеке истинную жизнь во Христе Иисусе. Восприявший в себя благодать полагает в своем растлении нетленное семя, которое возрастает в древо жизни. Кто удостаивается сего, тот изъемлется из челюстей смерти, а кто нет, тот пребывает в смерти (1 Ин. 3, 14); не веруяй не узрит живота (Ин. 3, 36).

Так верующий, сочетаваясь со Христом, принимает новую жизнь (Рим. 11, 15) и потому переходит от смерти в живот (1 Ин. 3, 14); из мертваго становится живым (Рим. 6, 13). Это зависит от того, что при сем соединяется человек с Богом, источником жизни. Он уже имеет в себе Сына, а с ним живот (1 Ин. 5, 12) и принял Духа животворящаго (Рим. 8, 10); живот его сокровен есть со Христом в Боге (Кол. 3,3); ибо не ктому он живет – но живет в нем Христос (Гал. 2,20).

Сила нового рождения и жизни начинает истреблять в человеке грех, а вместе с тем уничтожать и следствия греха – расстройство сил и частей его существа, или восстановлять в нем жизнь истинную, которая в нем множится, растет, приходит от силы в силу и преисполняет его отрадой. А здесь сподобившись приять духа жизни, он и вечно будет жить, ибо над ним смерть вторая не возымеет власти.

Сия новая жизнь ныне сокровенна в искренно работающих Господу и даже большей частью сокрыта и от них. Она зреет как бы под покровом тления, строя, и составляя там нового человека или человека вечности. Но потом, как плод из древа или древо из семени, из него явится сия жизнь во всем свете. Силу свою она воспринимает постепенно, подобно закваске, постепенно исполняющей тесто, ибо постепенно изъемлет из смерти части наши, одну за другой… Переполнивши же все, тленное оставляет тлению, а живое предает или переносит в область жизни, в мир Божественный.