Святой Димитрий, митрополит Ростовский

(28 октября 1709 г.)

Православная церковь, признательная к отечественным заслугам святителя Димитрия, причислила его к лику святых и так величает его: «Православия ревнителю, раскола искоренителю, Российский целебниче и новый Богу молитвенниче, списанми своими буих уцеломудрил еси, цевнице духовная, Димитрие блаженне, моли Христа Бога спастися Императору нашему и всему наследию и державе Его».

В немногих словах этого тропаря выражены подвижнические труды великого святителя: всю жизнь свою он всецело отдавал Богу, с самоотвержением служил ближнему, распространял Православие, искоренял раскол, просвещал своими сочинениями и усердно молил Бога о спасении своего земного отечества, Государя и народа, на пользу которых служил с полным самоотвержением.

Святитель Димитрий, во Святом Крещении Даниил, сын полкового сотника Саввы Григорьевича Тупталы, родился в 1651 году близ Киева в местечке Макарьеве. В своих дневных записках – Диарии, или Дневнике, который он вел с 1668 года по 1703 год, он описал благочестивую жизнь своих родителей и блаженную кончину своей матери, которая скончалась в Великую Пятницу и в тот самый час, в который Спаситель наш предал Дух Свой Богу Отцу. Блаженна мать, о добродетелях которой свидетельствует с похвалой такой сын!

Первоначальным воспитанием своим святитель Димитрий обязан был матери, потому что отец, отвлекаемый из дома военными занятиями, не имел времени заниматься сыном. Мать посеяла в нем глубокое чувство веры в Бога и любви к отечеству и ближнему, которые во всю его жизнь были отличительными свойствами его характера.

Желая доставить сыну высшее образование, родители поместили его в Братское училище в Киеве, ныне обращенное в Духовную Академию. В то время это училище или, как тогда называли, коллегия, устроенное преосвященным митрополитом Петром Могилой, было единственным рассадником духовного воспитания.

Необыкновенные способности и блестящие успехи в науках Даниила обратили на него общее внимание. Он тщательно изучил латинский, греческий, еврейский и польский языки и познакомился с правилами красноречия и поэзии. Но и в первые годы молодости Даниил обнаруживал особенную наклонность к духовной жизни, не любил шумных забав и увеселений товарищей и в свободное время всего охотнее посещал церковные службы, читал творения святых отцов и Священное Писание.

В 1665 году поляки овладели Киевом, колыбелью Православия – сожгли училище и Братский монастырь. Тогда пятнадцатилетний Даниил принужден был вернуться к родителям. Продолжая свои учебные занятия, он еще ревностнее посещал храмы и изучал Священное Писание и на восемнадцатом году жизни с благословения родителей последовал влечению своего сердца и вступил в Киевский Кирилловский монастырь, где принял пострижение и имя Димитрия в 1668 году 9 июля.

Труженическая жизнь, безропотное послушание, смирение и самоотверженная любовь к ближнему возбудили общую любовь и уважение начальства и братии к молодому иноку. На другой же год, 1669, Димитрий был посвящен в иеродиакона, а через шесть лет, в 1675 году, в день сошествия Святого Духа Черниговский архиепископ и блюститель Киевской митрополии Лазарь Богданович посвятил его в иеромонаха. Будучи великим ревнителем церкви в Малороссии, архиепископ Лазарь понял духовное настроение молодого инока и, имея нужду в мужественных защитниках Православия для состязания против злохитростных козней латинян, назначил его при своей кафедре в звании проповедника.

Два года поучал живым словом молодой проповедник, исполненный силы и духа и подкрепляемый труженической святостью своей жизни. Имя его стало известно в Украине и Литве; в разных епархиях желали его иметь проповедником слова Божия. Но поучая по обязанности своей ближних, он неупустительно внимал своему спасению и строго следил за собой. Раз в Чернигове видел он сон, который произвел на него такое глубокое впечатление, что он записал его: «Однажды в Великий пост 1676 года, по выходе от утрени в Крестопоклонную неделю и приготовляясь к служению (ибо и сам преосвященный хотел служить и служил в соборе), я задремал несколько сном тонким. Во сне показалось, будто я стою в алтаре перед престолом. Преосвященный сидит в креслах, а мы все около престола, готовясь к служению, что-то читаем. Вдруг Владыка на меня прогневался и начал сильно мне выговаривать. Слова его (я хорошо их помню) были таковы: “Не я ли выбрал тебя, не я ли нарек тебе имя? Оставил брата Павла диакона и других приходящих, а тебя выбрал”. Во гневе произнес он много и других слов, для меня полезных, но тех я не помню, сии же хорошо мне памятны. Я низко кланялся преосвященному и обещался исправиться, просил прощения и удостоился оного. Простив меня, он позволил мне поцеловать свою руку и начал разговаривать со мной ласковее, повелевая мне готовиться к служению. Тогда опять стал я на своем месте и разогнул служебник, но и в нем тотчас нашел написанные крупными буквами те же самые слова, в каких преосвященный делал мне выговор. С великим ужасом и удивлением читал я в то время сии слова и доныне помню их твердо. Пробудясь от сна, я много удивлялся виденному и доселе при воспоминании удивляюсь и думаю, что в оном видении через особу преосвященного архиерея вразумлял меня Сам Создатель мой. При этом я спрашивал и о Павле: не было ли когда такого диакона? Но не мог найти его нигде: ни в Чернигове, ни в Киеве, ни по другим монастырям, и доныне не знаю, был ли и существовал ли где в моем отечестве Павел диакон? И Бог знает, что значит Павел диакон? О Господи Боже мой, устрой о мне вещь сию по Твоему благому и премилосердному изволению на спасение души моей грешной». Даже сон произвел на благочестивого юношу такое благодатное впечатление, что по истечении многих лет всегда возбуждал его к спасительному сокрушению о грехах и вниманию к движениям души своей.

Под влиянием благочестивого настроения иеромонах Димитрий отправился в Новодворский монастырь, в пределах Литовских, для поклонения чудотворной иконе Богоматери, написанной святителем Петром. Белорусский епископ Феодосий Васильевич пригласил его в Слуцк и просил проповедовать слово Божие в Братском Преображенском монастыре, где он и прожил более года, пользуясь особенной любовью ктитора Иоанна Скочкевича. Из Слуцка он иногда отлучался для поклонения святыням Православия в разных местах. По смерти своих благодетелей, архиерея Феодосия и ктитора Скочкевича, святой Димитрий принужден был, несмотря на все просьбы слуцкой братии, вернуться на Украину, где он, повинуясь приглашению гетмана Самойловича, поселился в Батурине, в Николаевском Крутицком монастыре. И здесь проводил он жизнь во всяком смиренномудрии, чистоте, в молитве и посте, занимаясь чтением душеспасительных книг, составлением поучений и проповедью слова Божия.

В Батурине многие монастыри приглашали его для начальствования; Киево-Кирилловская обитель присылала к нему нарочного с предложением сана игуменства, но Димитрий отказывался от почетного сана, как по смирению, так и по просьбе гетмана, не желавшего с ним расстаться. В 1681 году гетман отправил иеромонаха Димитрия с письмом к архиепископу Лазарю Барановичу, который принял его очень милостиво и, еще не читая письма, сказал: «Да благословит вас Господь Бог на игуменство, но по имени Димитрия желаю вам митры: Димитрий да получит митру». Уважая ходатайство гетмана и избрание братии Максаковской обители, Черниговской губернии, города Борзны, архиепископ посвятил его во игумена и, пригласив к себе на обед, так приветствовал его у себя: «Сегодня чтим память святого пророка и боговидца Моисея, сегодня же яко Моисея на Фаворе, сподобил вас Бог игуменства во обители, где храм Преображения Господня. Иже сказа пути Своя Моисеови, да скажет и вам на сем Фаворе пути Свои к вечному Фавору».

Но Максаковская обитель недолго наслаждалась его проповедями, недолго назидалась примером его святой жизни. На другой же год по воле владыки Лазаря и согласно желанию гетмана игумен Димитрий был переведен настоятелем Батуринского Крутицкого монастыря, которым управлял год и восемь месяцев, но по любви к уединению и ученым занятиям, он отказался от управления монастырем. Вспоминая о своих странствованиях из монастыря в монастырь, он написал в своем дневнике: «Бог знает, где и мне суждено положить свою голову?» В день своего Ангела смиренный Димитрий отказался от игуменства и оставался на покое в том же монастыре, не страшась покоряться чужой воле.

Через несколько времени после этого, настоятель Киево-Печерской Лавры, просвещенный архимандрит Варлаам Ясинский, пригласил отшельника Димитрия переселиться в Лавру по очень важному делу составления жития святых, для чего еще по желанию митрополита Петра Могилы выпрошены были у патриарха Иоакима Четьи-Минеи митрополита Макария. Известного по святой жизни и по необыкновенному дару слова Димитрия просили принять на себя труд составления житий. Димитрий не отказывался от благочестивого труда, хотя и понимал всю громадность его и тяжесть ответственности за него перед Богом и людьми. С упованием на помощь свыше, он оставил другие занятия и с июня 1684 года принялся за составление житий святых. С тех пор это сделалось постоянным делом всей его жизни. Двадцать лет трудился он над этим делом и тем оказал великую услугу православной церкви. Сведения свои он почерпал из достоверных источников: Четьи-Минеи блаженного Макария, жития святых Симеона Метафраста, привезенные с Афонской Горы, различные древние прологи, соборники, киевский патерик и еще много других.

В 1685 году Димитрий имел два видения, показавшие ему, что угодники Божии благоволят к его трудам. Ему представилось, что пещера с мощами святых поручена его смотрению; он перекладывал мощи великомученицы Варвары в лучшую раку и молился: «Благодетельница моя! Умоли Бога о грехах моих!»; а она явилась, как живая, и сказала: «Не знаю, умолю ли: ты молишься по-римски». Смиренный Димитрий смутился, поняв это так, что он молится коротко и редко, но святая Варвара сказала милостиво: «Не бойся». В другом же видении явился ему Орест и сказал: «Я больше претерпел мук за Христа, нежели ты написал». И показав ему великую рану на левом боку, проходящую сквозь внутренность, сказал: «Это мне железом прожжено!» Указав на раны на локтях правой и левой руки, сказал: «Это мне перерезали. Видишь ли, – прибавил весело мученик, – не больше ли я претерпел страданий за Христа, чем ты написал?» Внимая ему, святой Димитрий думал: «Который это Орест? Не тот ли, который празднуется 13 декабря?» Мученик отвечал на его мысль: «Я не из пяточисленных, но тот Орест, которого жизнь ты ныне пишешь».

Два года Димитрий, свободный от других обязанностей, занимался составлением житий святых, но в 1686 году, по настоянию нового митрополита Гедеона и убеждению гетмана, опять принял настоятельство Николаевского монастыря в Батурине, где и кончил первое отделение Четий-Миней. В 1689 году Киевская Лавра приступила к печатанию первой части в лаврской типографии, не испросив на то благословения патриарха и приняв на свою ответственность издержки издания. Димитрий сам приезжал в Киев наблюдать за исправностью издания.

Патриарх Иоаким в Москве возмутился от такого своеволия и по случаю распространявшейся унии, не доверяя православию малороссийских ученых, как ближе стоящих под влиянием Запада, вытребовал в Москву напечатанную книгу и, приказав найденные в ней ошибки исправить, сделал строгое замечание наместнику Лавры Варлааму, чтобы на будущее время все книги представлять на рассмотрение патриарха. Вскоре после этого Димитрий сам был в Москве с новым гетманом и удостоился принять благословение патриарха на продолжение своего благочестивого труда.

По возвращении в Батурин святой Димитрий еще с большим усердием и осторожностью принялся за составление второй части, и чтобы ничто более не развлекало его от занятий, оставил настоятельские покои и перешел в небольшую келью, построенную им невдалеке от Николаевской церкви; келью эту он называл своим скитом.

Новый патриарх Адриан прислал похвальную грамоту Димитрию: «Сам Бог да воздаст ти, брате, всяцем благословением за твои богоугодные труды в писании, исправлении и тихом издании книги душеполезной житий святых за три месяца первые. Той же и впредь да благословит, укрепит и поспешит потруждаться тебе даже на всецелый год».

Выразив живейшую благодарность милостивому патриарху, Димитрий снова отказался от настоятельства и, переселившись в Киев, отпечатал жития святых за декабрь в 1693 году.

Но любителя уединения и богоугодных занятий не оставляли в покое. Новый архиепископ Черниговский Феодосий, знавший искусство Димитрия по управлению, посвятил его в архимандрита над Петропавловским монастырем, в 20-ти верстах от города Глухова. Здесь он составил жития святых за месяцы январь и февраль, которые и были напечатаны в 1695 году. После этого он с обновленным усердием принялся за составление третьей части, но в это время митрополит Варлаам перевел его в Киевский Троице-Кириллов монастырь, где Димитрий полагал начало своей иноческой жизни. Тут еще жив был его столетний отец – ктитор монастыря – всегда отличавшийся живой любовью к благочестию, построивший в обители трапезный храм в честь святого Димитрия – Ангела своего сына-труженика. Три дочери столетнего старца были одна за другой игуменьями Иорданской женской обители, устроенной заботами их благочестивого отца, воспитавшего богоугодных детей.

Но и тут недолго оставили Димитрия в сане игумена: через пять месяцев его посвятили архимандритом Черниговского Елецкого монастыря и Глуховского, а через два года и три месяца перевели в Северский монастырь Всемилостивого Спаса в Новгороде. Здесь он окончил третью часть Четьи-Минеи, которая в 1700 году напечатана в типографии Киево-Печерской Лавры. В знак признательности за великий труд новый архимандрит Лавры Иоасаф Краковский прислал ему икону Богоматери, подаренную царем Алексеем Михайловичем после венчания его на царство митрополиту Петру Могиле. В продолжение 20 лет Димитрий был настоятелем пяти различных обителей и два раза Батуринской. Все обители желали его иметь настоятелем у себя, каждый архиерей хлопотал, чтобы иметь его в своей епархии, все понимали, какой свет благодати разливается в мире от светильника, поставленного Господом освещать и просвещать души человеческие.

Но чем выше становилось положение святого труженика в мире, тем смиреннее становилась его душа, и не оставляла его любимая забота о житиях святых. Глубина его смирения ясно выражается в письме к другу Феологу, монаху Чудова монастыря: «Несмь таков, каким считает меня любовь твоя. Несмь благонравен, но злонравен, обычаев худых исполнен и в разуме далече отстою от разумных… Молю же братскую твою любовь помолиться о мне Господу, Свету моему, да просветит мою тьму, и изыдет честное от недостойного… Надеюсь же на ваши святые молитвы, уповая на милосердие Божие, да не погибну со беззаконьми моими… и помоли Владыку Христа о моем окаянстве, да совершим вскоре пишемую нами книгу, помощию Того всесильною, и нас здравых, спасенных, коварствы вражиими не наветованных да соблюдет. Аминь».

Посреди своих всеобъемлющих трудов Петр Первый не оставлял заботиться о распространении христианства и в отдаленнейших краях своей обширной империи. Так и в это время на кафедру Сибирского митрополита он желал поставить инока святой жизни, высоких дарований и просвещенного ума. По совещании с патриархом, император именным указом предписал Киевскому митрополиту в 1700 году выслать к нему в столицу инока добродетельной жизни и основательного образования для занятия кафедры Сибирской, чтобы с помощью Божией мог бы он просветить закоренелых язычников светом Евангельского учения, чтобы благодатное его действие могло проникнуть и до далеких пределов Китая. Так всеобъемлющий гений Петра проникал в настоящее дело: он понимал, что денежные средства и сила власти не делают благодатных миссионеров, но что всепобеждающая сила благодати привлекается безукоризненной жизнью и чистым умом, просвещенным прежде святой верой, а потом – покорной ей наукой.

Митрополиту Варлааму Ясинскому издавна был известен архимандрит Северский Димитрий? и потому он поспешил указать на него Петру как на достойного высокого сана святителя.

В феврале 1701 года архимандрит Димитрий прибыл в Москву и приветствовал царя красноречивой речью, в которой изобразил достоинство царя земного, носящего на себе образ Христов. Через полтора месяца по приезде в Москву Димитрий, на 50 году рождения, был хиротонисан в митрополита Тобольского и Иркутского.

Высоким саном превознесли смиренного инока Димитрия, но от непрерывных усиленных трудов здоровье его расстроилось; он понимал, что не вынести ему борьбу с суровым климатом Сибири. Кроме того, его тревожила мысль, что в далекой глуши он не в состоянии окончить своего любимого труда – составления житий святых; от этой скорби новопоставленный митрополит заболел и слег в постель. Великий царь поспешил посетить его и, узнав о причине его болезни, повелел оставаться в Москве и ждать ближайшей епархии.

Около года митрополит Димитрий прожил в Москве и имел время познакомиться с новым порядком дел, вводимых Петром, и с государственными деятелями того края, куда вызван на кафедру в трудное время преобразований. Книга «Жития святых» и красноречивые проповеди, которые по усиленным приглашениям он неослабно говорил, приобрели ему расположение царицы Прасковьи Феодоровны, вдовы царя Иоанна Алексеевича, и многих влиятельных особ. Народная любовь всюду за ним следовала.

В это время скончался Иоасаф, митрополит Ростовский, и царь Петр немедленно назначил на его место Димитрия; для Сибирской же епархии нашелся ему достойный преемник в особе Филофея Лещинского, который с помощью Божией окрестил многие тысячи остяков, странствуя за ними на оленях по их тундрам.

Так утешил Господь Россию в славные дни Петра великими столпами церкви: Димитрий в Ростове, Иннокентий на востоке Сибири, Филофей на западе Сибири, Стефан в Москве, Лазарь и Феодосий в Чернигове, Варлаам в Киеве, Митрофан в Воронеже, Иов в Новгороде. Все они ревностные защитники православия, распространявшие свет евангельской жизни и духовное просвещение.

1 марта 1702 года прибыл митрополит Димитрий в Ростов, и остановясь в Яковлевском монастыре, указал в юго-западном углу монастырского собора место для своего погребения, сказав окружающим его: «Се покой мой, зде вселюся во век века». Отслужив первую литургию в кафедральном соборе, он приветствовал паству свою трогательным словом, в котором изложил взаимные обязанности пастыря и паствы.

Первое внимание святителя было обращено на служителей церкви, и он скоро открыл между ними много людей грубых и невнимательных к исполнению своих священных обязанностей. Он обратился к ним с двумя окружными посланиями. В первом обличал их невежество и нерадение относительно тайны исповеди; во втором в подробности объяснил им, как преступны небрежность и грубые мнения относительно Пречистых и Животворящих Таин Христовых, а излагая наставления об обязанностях пастырей церкви, советовал им всегда помнить о высоких своих обязанностях.

Желая приготовить на будущее время более достойных священнослужителей, он открыл при своем доме и на собственные доходы училище из трех классов, сам следил за успехами учеников, часто посещал классы, предлагал вопросы, иногда сам заменял учителей, объяснял Священное Писание и возбуждал в учениках любовь к святым истинам и наукам. Он служил образцом ревности к долгу пастыря. Во все воскресные и праздничные дни он совершал торжественное служение и требовал, чтобы ученики ходили к службам в собор. В святую четыредесятницу и другие посты заставлял их говеть и сам исповедовал их и приобщал Святых Таин. Оказавших особенные успехи брал с собой на дачу в село Демьяны и, занимаясь обучением их, толковал им Новый Завет. Поистине добрый пастырь душу свою полагал за овец, стараясь приготовить будущих пастырей для Русской Церкви. Окончившим курс места давал по достоинству.

Несмотря на множество дел по управлению, святой подвижник окончил и последнюю, четвертую часть «Житий Святых» через два года по водворении своем в Ростове. Рукопись была отослана в Киев и отпечатана в октябре 1705 года. Так, в продолжение 20 лет святитель Димитрий совершал великое дело, по-видимому, превышающее силы одного человека. Но он веровал, что невозможное человекам возможно Богу, и не жалея трудов, неустанно работал ради Бога и с помощью Единого Бога на пользу всей Православной Церкви.

Святитель Димитрий, посетив Ярославль в 1705 году, в первый раз встретился с грубыми суеверами, которым даже и такое распоряжение государя, как бритье бороды и усов, казалось искажением в человеке образа Божия. Они остановили его при выходе из собора по окончании литургии и спросили, как им тут быть, ведь они готовы положить лучше головы на плаху, только бы не брить бороды. «А что отрастет: борода или голова?» – спросил святитель. «Борода», – отвечали они. «Ну так лучше не беречь бороды, которая не раз может отрасти». Чтобы вывести их из заблуждения, святой Димитрий написал «Рассуждение об образе Божием в человеке», которое много раз было издаваемо в России. Тут он ясно раскрывает невежественным людям, что образ Божий не в бороде и не в наружности, но в невидимой душе, и внушает, чтобы они не надеялись заслужить ращением бороды спасения души.

Вызванный в Москву в 1705 году, святитель Димитрий вместе с другом своим Стефаном Яворским занимался делами церковного управления и проповедью Слова Божия, преимущественно против сильно распространявшегося раскола. Здесь же, по просьбе Казанского митрополита Тихона, он составил службу и похвальное слово святителю Гурию и службу в честь Казанской иконы Богоматери.

В 1707 году возвратился святитель Димитрий на епархию и с этого времени видимо было расстройство его здоровья, сильно потрясенного духовными подвигами и непомерными учеными трудами. Всегда готовясь к смерти, он написал духовное завещание в том же году. Несмотря на это, он не переставал трудиться, написал «Вопросы и ответы о вере», кратко, но понятно опровергая раскольническое мнение о перстосложении при крестном знамении, об образе Божием и еще многое для утверждения истинного Православия. После этого принялся он за составление Летописи или Священной Церковной Истории, необходимость которой для современников живо чувствовал святитель. Но этому труду не суждено было кончиться, по недостатку пособий и слабеющему здоровью. Много претерпев скорбей, святитель Димитрий глубоко понял, как неизбежны скорби на земле, и утешал себя и прибегавших к нему страдальцев христианскими надеждами, единственным врачевством против земных скорбей. Так писал он к митрополиту Стефану, много скорбей испытавшему по управлению и думавшему проситься на покой: «Сколько могу, молю Господа, крепкого и сильного, да укрепит Он архиерейство ваше в ношении тяжкого креста. Не ослабевай, святитель Божий, под тяжестями: ветвь под тяжестями приносит плоды. Не думай, что труды твои напрасны. Приидите ко мне, – говорит Господь, – еси тру уедающийся и обремененнии. Велика награда перенесшим труды и зной дня! Не в суете те, которыми умно управляется корабль Христовой церкви среди бурь. Ваше преосвященство, считаете блаженным уединение. И я ублажаю его. Но худо ли и рассуждение святого Макария Египетского о пустынниках и о трудящихся для пользы других? Он пишет: одни с помощью благодати заботятся только о себе, другие стараются принести пользу душам ближних. Последние много выше тех. Подвизайся же, Христов подвижник, о укрепляющем Иисусе! Бремя возложено на ваше святительство не случайно, а по смотрению Божию. Готов для вас и венец праведной награды. Благо носить иго Христово, да будет же легким бремя его».

Святой Димитрий успел довести Летопись свою только до шестого столетия четвертой тысячи лет. Другие более важные дела настоятельно требовали его забот. Раскольничьи заблуждения быстро распространялись по Ростовской епархии и требовали неослабного обличения. Нашелся даже один священник, принявший заблуждения раскольников и защищавший их, за что был отрешен; но царица Параскева Феодоровна, глубоко уважавшая святителя Димитрия, вступилась за отрешенного священника. На просьбу царицы святитель отвечал: «Много причинил он мне досады, перед многими людьми позорил мое смирение, укорял меня еретиком, и римлянином, и неверным. Но я все это прощаю ему, ради Христа моего, Который быв укоряем не укорял и сносил страдания терпеливо. Взирая на страдания Спасителя моего, простил я священника, не запретил ему священства, а предоставил ему избрать место в монастыре». Несмотря и на письменное ходатайство царицы, святитель не изменил своего решения: «Страшусь гнева Божия, если пущу в Христово стадо волка, одетого в овечью шкуру, губить души раскольничьим учением. Молю ваше царское благородие не прогневаться на меня, что не могу выполнить невозможного».

Выше всего святитель ставил понимание и исполнение обязанностей своего сана. Не находя способных людей для борьбы с расколоучителями, он сам ревностно восстал против размножившегося зла? и вся тяжесть борьбы пала на него одного. Он ездил по епархии, живым словом толковал народу неосновательность и вред лжеучений, написал «Розыск», то есть полное опровержение раскольничьих учений, который и разослал по епархии, предлагая тем духовенству сильное оружие против врагов православия.

По окончании этих трудов святитель хотел опять приняться за Летопись, но сил уже недоставало. «Часто изнемогаю, – писал он к своим друзьям, – и Бог весть, могу ли начатое совершить: частые мои недуги перо от руки пишущей отнимают и писца на одр повергают, гроб же очесам представляют. А к тому, очи видя мало видят и очки немного помогают и рука моя дрожит и вся храмина тела близ разорения».

Близился конец земной жизни, и человек Божий созрел для вечности блаженной. Святитель предчувствовал свою смерть за несколько дней до кончины. Царица Параскева Феодоровна отправилась на богомолье в Ярославль для поклонения чудотворной иконе Толгской Божией Матери. Но за распутицей и непогодами не решалась путешествовать до Ярославля и повелела принести икону в Ростов. Услышав о том, святитель призвал казначея и сказал ему: «Се грядут в Ростове две гостьи: Царица Небесная и царица земная; но я не сподоблюсь видеть их здесь, а надлежит тебе, казначею, быть готовым для принятия этих гостей».

За три дня до кончины, святитель, несмотря на свое изнеможение от жестокой болезни, давно уже таившейся в груди, отслужил в соборе обедню, 26 октября, в день Ангела своего – святого великомученика Димитрия Солунского. Но не в силах уже быв произнести приготовленной им проповеди, приказал одному из певчих прочитать ее, сам же слушал, сидя в Царских вратах. За обеденным столом по обычаю прежних лет сидел вместе с гостями, но с крайним изнеможением. На другой день навестил больного владыку Варлаам, архимандрит Даниловского монастыря в Переяславле-Залесском. В это время пришел к нему дворецкий монахини Варсонофии, бывшей кормилицы царевича Алексея Петровича, проживавшей неподалеку от архиерейского дома, и просил посетить ее, хотя на самое короткое время. Два раза он отказывался от приглашения, наконец, по совету архимандрита, пошел к ней и уже с большим трудом мог дойти до дома, опираясь на служителей. Совершенно ослабев, он не мог более заниматься с гостем и приказал своему казначею угостить его, сам же удалился в келью, долго ходил, поддерживаемый под руки служителями, думая через ходьбу облегчиться от удушливого кашля. Потом призвал певчих и заставил их петь духовные песни, им написанные: «Иисусе мой прелюбезный! Надежду мою в Бозе полагаю» и другие, и слушал их, греясь у печки. Отпустив певчих с благословением, он оставил из них особенно им любимого за усердие в переписывании его сочинений и стал рассказывать ему о своей прошлой жизни, начиная с детства.

Наконец, благословив певчего, сказал: «Время и тебе, чадо, идти домой», – и сам провожал его до двери и поклонился ему почти до земли, благодаря за труды при переписывании его сочинений. Видя такие необычайные проводы и такое смирение архипастыря, певчий содрогнулся и с благоговением сказал: «Мне ли, последнему рабу твоему, Владыко, так кланяешься?» Смиренный архипастырь опять сказал ему: «Благодарю тебя, чадо!» Певчий удалился, заплакав. Святитель отпустил своих служителей на покой, сам же затворился в келье и стал на молитву. Утром пришли служители и увидели его, стоящим на коленях, как бы молящимся, но уже скончавшимся. По троекратном ударе в соборный колокол первым прибежал любимый певчий архипастыря и застал его еще в том положении, в каком он скончался.

Вся жизнь святителя Димитрия, начиная от раннего детства, посвящена была на служение Богу и святой Его церкви и была увенчана блаженной кончиной. Молитва услаждала его при жизни, в молитве перешел он в вечность.

Тело святителя, облаченное в заранее приготовленные им одежды, положено во гроб; вместо возглавия и под все тело положены были различные его сочинения, писанные его рукой, и вынесено в Крестовую церковь, близ кельи, в которой он скончался. Народ толпами бежал поклониться телу любимого архипастыря, ко всем милостивого и всем доступного; и поднялся великий плач народный о добром пастыре, наставнике и заступнике своей осиротевшей паствы. В тот же день прибыла в Ростов и царица Параскева Феодоровна и, узнав о смерти святителя, много плакала, что не удостоилась получить от него благословение. По ее желанию тело его перенесено в собор, где она, отслушав панихиду и поклонившись телу святителя, отправилась в обратный путь.

Духовное завещание святителя Димитрия немедленно было отправлено в Москву и оттуда последовал приказ похоронить его в Яковлевском монастыре, в соборной церкви, на том месте в правом углу, которое сам святитель назначил для себя. Вероятно, духовное завещание святителя было прочитано Петром Первым, потому что, узнав о крайней бедности усопшего архипастыря, царь прислал указ ко дню погребения: «Что если в Ростове рыбы мало, то купить в Ярославле осетра, стерлядей и прочих рыб сколько пристойно» и сколько чего будет куплено и на сколько денег, о том известить его.

Около месяца стояло тело святителя Димитрия в соборном храме, в ожидании Местоблюстителя Патриаршего Престола митрополита Стефана, желавшего исполнить условие, заключенное с усопшим архипастырем, по которому, в случае смерти одного из них, оставшийся в живых должен похоронить усопшего. Митрополит Стефан много плакал над телом угодника Божия и своего друга, и в назначенный день погребения, 25 ноября, совершил литургию и отпевание, при котором сказал красноречивое надгробное слово; оно не издано, но известно, что Стефан часто повторял в нем: «свят Димитрий, свят!» Тело святителя Димитрия, в сопровождении множества народа, перенесено в Яковлевский монастырь и погребено в соборной церкви Зачатия Богоматери. Блаженная кончина святителя Димитрия последовала 29 октября 1709 года, на 58 году от рождения. Замечательно, что архипастырь, нежно любивший свою мать и обративший внимание на день ее кончины в пятницу, и сам скончался в пятницу, погребен в пятницу и святые мощи его обретены в пятницу. Дневник свой он продолжал только до 1703 года и заключил его известием о кончине своего отца: «1703 года, яннуария 6-го, в третий час дня Богоявления Господня, преставился отец мой Савва Григорьевич и погребен в монастыре Кирилловском Киевском, в церкви Святыя Троицы; вечная ему буди память!» Отец его достигнул ста трех лет жизни; за год до кончины имел радость знать, что сын его Димитрий, по благословению Божию, возведен на высокую степень святительства.

Оставшиеся после труженика-святителя рукописные и печатные книги на греческом, латинском, польском и славянском языках тогда же были увезены митрополитом в Москву и сданы в патриаршую библиотеку.

Несмотря на многочисленность занятий по управлению епархией и глубоких ученых трудов, митрополит Димитрий ежедневно присутствовал при церковных службах; по праздничным и воскресным дням сам совершал обедню, говорил поучения и, несмотря на слабое здоровье, сам сопровождал крестные ходы из соборного храма. Во всю жизнь святой труженик соблюдал строгое воздержание, в первую же и Страстную неделю принимал пищу только по четвергам; и во всей чистоте наблюдал обет нестяжательности. После него остались только книги и архиерейское облачение, в котором он завещал себя похоронить. Все свои доходы он все время своего начальствования употреблял на нужды монастырские и на пособие нуждающимся и, поистине, что одной рукой получал, то другой раздавал. Для вдов и сирот он был покровителем и отцом; народу был доступен, будучи всегда готов на дела милости. В сане митрополита он часто призывал в свою крестовую палату хромых, слепых, глухих, увечных и нищих; кормил их и оделял деньгами, сам часто нуждаясь в них, особенно с тех пор, как доходы архирейского дома значительно уменьшились вследствие новых постановлений Петра Первого. Святитель не скорбел о своей скудости: «Ни коня, ни всадника, оскудели овцы и лошадей нет», но жалел, что не имеет возможности распространять училища и удовлетворять нужды убогих. Будучи сам искренно благочестив, он и всех приучал к благочестию, и когда бывал болен, то не только сам молился, но и извещал о том своих любимцев, воспитанников училища, чтобы за здравие его прочитали молитву Господню по пяти раз в воспоминание пяти язв Христовых – и чувствовал, что ему становилось легче. Окружающих своих приучал креститься и читать про себя молитву «Богородице Дево, радуйся» каждый раз, как часы своим боем напоминали о времени и приближении смертного часа.

По случаю починки опустившегося церковного пола, спустя 42 года после кончины святителя, обретено тело его нетленным, хотя лежало в сыром месте и без каменного свода. Все облачение святительское, митра из тафты, четки, на шее тонкий шелковый шнурок, на котором висел медный крест – все оказалось невредимым, а дубовый гроб сгнил, кроме дна, которое осталось цело, хотя под ним была грязь. Быстро разнеслась весть об обретении мощей; народ толпами спешил к угоднику Божию, и при гробе его потекли исцеления и совершались великие чудеса. После того указом 1757 года установлено праздновать во всей Русской Церкви 21 сентября, день обретения святых мощей, и 28 октября, день кончины святителя. Митрополит Ростовский Арсений Мацеевич тогда же написал житие святителя Димитрия, а архиепископ Амвросий Каменский составил ему службу. В следующем 1758 году усердием императрицы Елизаветы Петровны устроена прекрасная рака из первого серебра, открытого в ее царствование в Колыванских рудниках, в которую переложены нетленные мощи в присутствии императрицы Екатерины Второй 23 мая 1763 года, приходившей пешком после своего коронования из Москвы для присутствования в Ростове при этом торжестве. Императрица несла раку вместе с архиереями при обхождении вокруг церкви.

Из сочинений святителя Димитрия известны: «Четьи Минеи», или «Жития Святых», несколько раз напечатанные в Москве и в Киеве; «Алфавит Духовный» – нравоучительные увещания, по алфавиту начинаемые – много раз печатанный и в Киеве, и в Петербурге; «Руно Орошенное» – сказание о чудесах от иконы Богородицы в Черниговском Ильинском монастыре; «Рассуждение о образе Божием и подобии в человеце», писанное против суеверных защитников бороды, часто печаталось по приказу Петра Первого; «Апология во утолении печали человека суща в беде, гонении и озлоблении», печатанная сперва в Чернигове, потом в разных местах; «Розыск о раскольнической Брынской вере», книга эта имела несколько изданий в Киеве и в Москве. Всем защитникам раскола следовало бы изучать эту книгу, потому что в ней обличается раскол в полной несоответственности духу евангельскому. В трех частях «Розыска» развиваются три мысли: вера раскольников неправая, учение их вредно для души, дела их богопротивны. Все это написано с ясным и глубоким напоминанием евангельского духа. «Летопись келейная», любопытное исследование о несогласном летоисчислении; «Диариум», или «Дневник», на белорусском языке; «Каталог Киевских митрополитов с кратким летоописанием» напечатан в любопытном месяцеслове на 1776 год; «Летопись о построении церквей»; «Собрание разных поучительных слов»; «Внутренний человек в клети сердца своего поучающийся и молящийся, или Наставление для упражняющихся во внутренней молитве»; «Молитва исповедания к Богу» – это вопль грешника, кающегося о грехах; «Исповедание грехов перед иереем»; «Размышление о страданиях Спасителя» – дышит любовью к Распятому за нас. Кроме того, он написал много духовных стихотворений и драм духовного содержания.

Духовное завещание, написанное святителем за два года до кончины, есть лучшее руководство для пастырской жизни инока: тут излилась высокая христианская душа, исполненная любви к Богу, смирения и милосердия к ближнему. Прочитывать и изучать такое предсмертное завещание полезно для души. Повторим его:

«Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.

Я, смиренный архиерей Димитрий, митрополит Ростовский и Ярославский, слушая голоса Господа своего, глаголющего во святом Евангелии: будете готовы яко в онь же час не мните, Сын человеческий приидет. Не весте бо, когда Господь дому приидет, вечер или полунощи, или в петлоглашение, или утро, да пришед внезапу, обрящет вы спяща. Слушая сего голоса и страшась, особенно еще и потому, что часто подвергаюсь недугам, день ото дня изнемогая телом и ожидая на всякое время того нечаянного часа смертного, указанного Господом, и по силе моей приготовляясь к исходу из сей жизни, я рассудил за нужное известить сею духовною моею грамотою всякого, кто захочет после смерти моей разыскивать келейного моего имения, чтобы не трудиться ему понапрасну и не мучить служивших мне Бога ради. Пусть он знает, что от юности моей не собирал я ни сокровищ, ни богатств (это я говорю не из тщеславия, но для того, чтобы сделать то известным искателю имения после меня); с того же времени, как я принял святой иноческий образ и постригся в Киевском Кирилловом монастыре, на восемнадцатом году возраста моего, и дал обещание Богу хранить произвольную нищету, – с того времени и даже до приближения моего ко гробу не приобретал я имущества и мшелоимства, кроме святых книг; не собирал ни золота, ни серебра; не желал иметь лишних одежд, ни каких-либо вещей, кроме самых необходимых; но старался духом и самым делом соблюсти по возможности нестяжание и нищету иноческую; не заботился я о себе, но полагался на Промысл Божий, который никогда и не оставлял меня. Подаяния, какие доходили в руки мои от благодетелей, или келейный приход, по должностям расходовал я на мои и на монастырские нужды, там где был игуменом и архимандритом; точно так же и в архиерейском сане не собирал я келейных доходов (да и не много их было), но иное употреблял на мои нужды, другое же на нужды нуждающихся, как Бог приводил. Итак, пусть никто не трудится по смерти моей разузнавать или отыскивать какого-либо келейного сокровища; ибо ничего не оставлю ни на погребение мое, ни на поминовение; пусть нищета иноческая особенно при смерти явится пред Богом; потому что я верую, что приятнее Ему будет, если ни одной копейки после меня не останется, чем когда бы великое имущество после меня раздавалось. И если меня, такого нищего, никто не захочет предать обычному погребению, то умоляю тех, кто помнит о своей смерти, да отвлекут мое грешное тело в убогий дом и там между трупами бросят его. Если же воля начальствующих повелит погребсти меня по обычаю, то молю христолюбивых погребателей, да погребут меня в монастыре святого Иакова, епископа Рязанского, в углу церкви, где указал я место; о сем смиренно прошу. Кто захочет безмездно, ради Бога помянуть грешную мою душу в молитвах своих, тот сам да помянут будет в Царстве Небесном; кто же требует за поминовение мзды, того молю да не поминает меня нищего, ничего не оставившего на поминовение свое. Бог же да будет милостив ко всем и ко мне, грешному, во веки. Аминь.

Таковый завет есть моя духовная грамота: таково известие о моем имении. Если же кто не поверит сему известию, начнет с испытанием разыскивать после меня золота и серебра, то хоть и много потрудится, но ничего не найдет и судит ему Бог».