§ 19. Четвертая часть Евангелия Иоанна Богослова – страдания, смерть и воскресение Господа Иисуса Христа и явление Его ученикам (18–21 гл.)

18–21 гл. События последнего дня (пятницы) в земной жизни Господа Иисуса Христа, начиная с взятия Его воинами в ночь с четверга на пятницу и кончая погребением, евангелист Иоанн Богослов описывает в 18 и 19 главах. В своем повествовании об этих скорбных событиях евангелист Иоанн дополняет сказания первых трех евангелистов подробностями, еще более подчеркивающими общее евангельское свидетельство о Божественном достоинстве Христа Спасителя и неизреченной любви Его к людям. Эти свойства Богочеловеческой личности Христа Спасителя не ослабели в своем проявлении и в день скорби и страданий, и у посторонних лиц (воины, слуги) вызывали трепет и ужас, у врагов (первосвященники, фарисеи) – бессильную злобу, а у любящих и преданных апостолов и учеников, а также у верующих всех времен – чувство сердечного умиления и благоговения перед Божественным Страдальцем.

Отряду архиерейских слуг и римских воинов, посланному Синедрионом ночью в сад Гефсиманский, не было сообщено, кого именно должны они арестовать там. Делалось это из предосторожности, чтобы не узнал народ о замысле Синедриона взять Иисуса и не выступил на защиту Его; к тому же Синедрион не уверен был и в слугах своих, которые один раз уже отказались взять Иисуса (Ин. 7, 45–46).

Может быть, в силу последнего соображения и сам отряд, посланный в сад Гефсиманский, был составлен не из одних только слуг архиерейских, но и из римских воинов, конечно более дисциплинированных и далеких от религиозных интересов иудейского народа. Отряду было приказано схватить того, кого поцелует Иуда. Поцелуй был обычным приветствием, и Иуда, очевидно, под маской приветливой встречи со Христом хотел скрыть от Него и от апостолов свое предательство и непосредственное участие в замысле архиерейских слуг и воинов. Но Сердцеведец Господь показал Иуде, что его хитрость напрасна. Иуда! Целованием ли предаешь Сына Человеческого? – сказал Христос в ответ на коварное приветствие.

Отряду слуг и воинов было внушено, что им придется действовать с хитростью и осторожно, так как возможно сопротивление со стороны приверженцев намеченной жертвы. Темнота ночи, таинственность, с какой было обставлено взятие Христа, и тревожная мысль об опасности предприятия, конечно, настроили стражников весьма враждебно, и можно было ожидать с их стороны решительных и крайних действий. Но, по свидетельству Иоанна Богослова, это враждебное настроение вооруженной толпы было побеждено Божественным достоинством и внутренней духовной силой добровольно идущего на смерть Спасителя мира.

При приближении вооруженной толпы, освещавшей путь фонарями и светильниками, Христос, зная все, что с Ним будет, вышел навстречу толпе и спросил: Кого ищете? В толпе для общего руководства и наблюдения за отрядом слуг и воинов были и первосвященники, и начальники храма, и старейшины. Они, сделав вид, что не узнали Христа, отвечали: Иисуса Назорея. Тогда Иисус, обращаясь к толпе, сказал: Это Я. Слова эти произвели необычайное действие. Вооруженная и враждебно настроенная толпа в испуге отступила назад и пала на землю. Снова Христос спрашивает: Кого ищете? и, получив ответ: Иисуса Назорея, – говорит: Я сказал вам, что это Я; итак, если Меня ищете, оставьте их, пусть идут (18, 7–8). Предавая Себя в руки врагов, Спаситель любовно оберегает от опасности апостолов и просит врагов Своих, очевидно намеревавшихся схватить и апостолов, оставить их в покое. Отмечая эту любовную заботу Христа об апостолах, евангелист Иоанн говорит: Да сбудется слово, реченное Им: из тех, которых Ты Мне дал, Я не погубил никого (ст. 9). Апостолы, видя нерешительность и испуг стражи, хотели спасти своего Учителя и взяться за мечи. И прежде чем Христос успел предостеречь их от этого, апостол Петр ударил мечом первосвященнического раба Малха и отсек ему ухо. Тогда Иисус сказал Петру: вложи меч в ножны; неужели Мне не пить чаши, которую дал Мне Отец? (Ин. 18, 11). Все, взявшие меч, мечом

погибнут; или думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего, и Он представит Мне более, нежели двенадцать легионов Ангелов? (Мф. 26, 52–53). Первосвященникам же, и начальникам храма, и старейшинам, собравшимся против Него, сказал Иисус: Как будто на разбойника вы вышли с мечами и кольями, чтобы взять Меня. Каждый день бывал я с вами в храме, и вы не поднимали на Меня рук, но теперь ваше время и власть тьмы (Лк. 22, 52–53).

Тем временем стража оправилась от испуга, взяла Иисуса, связала Его и повела в Иерусалим. Апостолы в страхе разбежались, и исполнилось пророчество: Поражу пастыря, и разбегутся овцы Его. По свидетельству евангелиста Марка, один юноша (а по преданию, сам евангелист Марк), завернувшись в покрывало, следовал за воинами; когда те погнались за ним и схватили его, он вырвался из их рук и убежал, оставив в их руках только покрывало. И еще два ученика, Петр и Иоанн, несмотря на боязнь за свою участь, не решились далеко уйти от своего Учителя и следовали за Ним в некотором отдалении.

Сначала Христа повели к первосвященнику Анне, как об этом говорит евангелист Иоанн, а потом уже к Каиафе. Анна был тестем Каиафы и жил на покое, не принимая непосредственного участия в управлении. Но, из почтения, в делах серьезной важности к нему обращались к первому. Первосвященники Анна и Каиафа жили в общем дворе, называвшемся первосвященническим и примыкавшем ко двору Храма. Сюда, следом за Иисусом Христом, прошли и апостолы Петр и Иоанн, благодаря знакомству последнего с первосвященником Анной.

С чувством злорадства первосвященник Анна стал задавать Иисусу вопросы, подсказанные праздным любопытством, о Его учении и учениках. Иисус отвечал ему: Я говорил явно миру; Я всегда учил в синагоге и в храме, где всегда Иудеи сходятся, и тайно не говорил ничего. Что спрашиваешь Меня? Спроси слышавших, что Я говорил им; вот они знают, что Я говорил. Когда Он сказал это, один из служителей, стоявший близко, ударил Иисуса по щеке, сказав: так отвечаешь Ты первосвященнику? Иисус отвечал ему: если Я сказал худо, покажи, что худо; а если хорошо, что ты бьешь Меня? (Ин. 18, 20–23). Этот кроткий, полный сверхчеловеческого достоинства и величия, ответ Христа не мог не пристыдить ни злорадствовавшего первосвященника, ни в меру угодливого служителя. На этом кончился допрос Христа у первосвященника Анны.

Привели Христа в дом Каиафы. Здесь начался формальный суд над Иисусом Христом при наличии всех членов Синедриона и свидетелей обвинения. Но так как судьи Христа руководствовались не требованиями закона, при всей суровости справедливого в отношении обвиняемого, а пристрастным чувством злобы, то суд над Христом был произведен Каиафой с грубым нарушением закона и справедливости.

По закону суд должен был производиться в здании Синедриона, а не в частной квартире, и днем, а не ночью; кроме того, полагалось два заседания с промежутками между первым и вторым в три дня, чтобы облегчить подсудимому защиту. Эти требования закона были нарушены в отношении Христа Спасителя. Первое заседание Синедриона происходило ночью, в доме Каиафы, а второе заседание было, хотя в помещении Синедриона, но не через три дня, а через три часа после первого. С нарушением прямого требования закона, во время перерыва между двумя заседаниями Синедриона, слуги первосвященников, конечно, не без ведома последних, подвергли Христа побоям, издевательствам и насмешкам (Лк. 22, 63–65).

Весь суд над Христом производился в Синедрионе лишь для формы, чтобы придать хоть с внешней стороны видимость закона ранее состоявшемуся соглашению начальников народа иудейского предать смерти Спасителя. Члены Синедриона испытывали крайнее затруднение, так как за Христом не было ни малейшего проступка, за который они могли бы ухватиться для обвинения Его. За неимением действительных свидетелей обвинения, были приглашены лжесвидетели. Но и те не могли сказать ничего, кроме удостоверения, что слышали, как Он говорил: Я разрушу храм сей рукотворенный и через три дня воздвигну другой, нерукотворенный (Мк. 14, 58). При всем пристрастии судей, такого обвинения было недостаточно для соблюдения даже формы закона в предании Христа смерти.

А Христос молчал и тем еще более подчеркивал бессилие судей в их злобном замысле. Тогда Каиафа решил вызвать Христа на ответ, в смысле которого он наперед был уверен и усматривал в нем достаточный повод для обвинения Христа на смерть. С клятвой (заклинаю Тебя Богом живым) первосвященник спросил Иисуса: Ты ли Христос, Сын Божий? И в первом, и во втором заседании Синедриона был предложен Христу этот вопрос. И оба раза Христос ответил утвердительно. Тогда первосвященник, обрадованный в душе таким ответом Христа, но лицемерно скрывая свое злорадство, в притворном негодовании разодрал на себе одежды и, обращаясь к членам Синедриона, сказал: Он богохульствует! На что еще нам свидетелей? Вот теперь вы слышали богохульство Его; как вам кажется? Они же сказали в ответ: повинен смерти (Мф. 26, 65–66), какое еще нужно нам свидетельство? Ибо мы сами слышали из уст Его (Лк. 22, 71).

Во время допроса Иисуса Христа у первосвященника Анны и беззаконного суда в доме Каиафы исполнилось пророчество Спасителя об отречении от Него апостола Петра. Движимый любовью ко Христу, апостол Петр всю ночь пробыл среди архиерейских слуг, чтобы, прислушиваясь к их разговору, следить за дальнейшей судьбой Учителя. На высказанное слугами подозрение, что и он один из учеников «Иисуса Галилеянина», Петр начал клясться и божиться, что не знает Сего Человека (Мф. 26, 74). Третье отречение его совпало с тем временем, когда Христа, после первого заседания Синедриона, вывели во двор на издевательство грубой толпе архиерейских слуг. Выходя во двор, Христос встретился взглядом с апостолом Петром, напряженно следившим за Ним. В это же время пропел петух уже во второй раз в эту ночь. И вспомнил Петр слово, сказанное ему Иисусом: прежде нежели петух пропоет дважды, трижды отречешься от

Меня (Мк. 14, 72). Обливаясь горькими слезами раскаяния, ушел Петр со двора первосвященнического. По свидетельству св. Климента, ученика апостола Петра, Петр во всю последующую жизнь не мог забыть отречения своего от Господа и был всегда с воспаленными глазами, так как каждую ночь, как только раздавалось пение петухов, он вставал на молитву и со слезами каялся и просил прощения своего греха.

Совершенно иначе отнесся к своему проступку Иуда. Когда он узнал об осуждении Христа на смерть, совесть заговорила в нем, и он сознал, что «предал кровь неповинную», и возвратил первосвященникам тридцать сребреников, полученных за предательство. Но вместе с тем он не нашел в черствой душе своей благотворных чувств искреннего раскаяния и не обратился к Богу с молитвой о прощении; он впал в мрачное отчаяние и, под влиянием страшных угрызений совести, удавился, повесившись на дереве.

Осужденный на смерть Синедрионом, Христос должен был предстать еще на суд Пилата, римского правителя Иудеи, так как Синедрион не имел права приводить в исполнение своих смертных приговоров без утверждения правителя.

Римские правители Иудеи, хотя и имели свой дворец в Иерусалиме, обычно жили в Кесарии, где стоял римский гарнизон. Но перед праздником Пасхи правитель приезжал в Иерусалим. Здесь, во дворце, было особое помещение, называемое Преторией, где производился суд, а перед дворцом была площадка, устланная разноцветными каменными плитами и потому называвшаяся по-гречески Лифостротон, а по-еврейски – Гаввафа. На лифостротоне так же, как и в претории, стояло судейское кресло, так как иудеи избегали входить в дома язычников, чтобы не оскверниться. И в этот раз, когда члены Синедриона привели связанного Иисуса на суд к Пилату, они не вошли в преторию, потому что осквернение в этот день лишило бы их права вкушать вечером пасху.

Пилат вышел из претории на лифостротон, и здесь под открытым небом начался суд над Иисусом. Члены Синедриона весьма неохотно и только в силу необходимости обращались к Пилату, оспаривая его право разбирать по существу дела, ими уже решенные. Поэтому, когда Пилат спросил их, в чем они обвиняют «Человека Сего», они обиженно ответили: Если бы Он не был злодей, мы не предали бы Его тебе. В нежелании членов Синедриона посвятить римского правителя в подробности обвинения Иисуса Пилат усмотрел умаление своей власти и достоинства и хотел отклонить от себя решение этого дела. Возьмите Его (Иисуса) вы, и по закону вашему судите Его, – сказал он. Желание во что бы то ни стало предать Христа смерти принудило членов Синедриона выступить обвинителями Иисуса перед Пилатом и таким образом признать право последнего на решение дела по существу. Говоря об этом, евангелист Иоанн замечает: Да сбудется слово Иисусово, которое сказал Он, давая разуметь, какой смертью Он умрет (18, 32). Христос предсказывал, что Он будет предан в руки язычников и будет распят. Это пророчество и исполняется передачей Иисуса на суд языческой римской власти, осуждавшей, в случае смертного приговора, всех, не имевших звания римского гражданина, к распятию на кресте.

В Синедрионе Христос был осужден на смерть за богохульство, за то, что называл Себя Сыном Божиим. Это обвинение для Пилата было бы недостаточным для осуждения Христа на смерть, и скорее всего Пилат, ввиду религиозного характера обвинения, уклонился бы от разбора дела. Это соображение заставило членов Синедриона изменить обвинение Христа. Непримиримые противники власти римского кесаря, мечтавшие все время поднять народное восстание для свержения римского владычества, они теперь выступают перед Пилатом ревностными защитниками власти кесаря. Они обвиняют Христа в том, что Он развращает народ наш и запрещает давать подать кесарю, называя Себя Христом Царем (Лк. 23, 2).

Для Пилата было очевидно лицемерие Синедриона и ложность обвинения, но, как представитель власти кесаря, он должен был войти в расследование официально выставленного обвинения. Чтобы допросить Иисуса наедине, Пилат велел Ему пройти в преторию и спросил: Ты Царь Иудейский? Так как Пилату чуждо было представление о духовной власти Царя-Христа и, задавая Христу вопрос, он со словом «царь» соединял обычное понятие о верховной государственной власти, то Христос, признавая Себя Царем, разъясняет ему: Царство Мое не от мира сего… Я на то родился и на то пришел в мир, чтобы свидетельствовать о истине; всякий, кто от истины, слушает гласа Моего (Ин. 18, 36–37). Пилат увидел, что перед ним стоит религиозный учитель или, как тогда называли проповедников истины, философ, совершенно неопасный для государственного могущества Рима. Совершенно не интересуясь содержанием проповеди Христа, Пилат сказал Ему: Что есть истина? В этих словах Пилата выразилось то религиозное неверие, разочарование в истине, в смысле руководства в жизни, какое было характерной чертой в настроении язычества, особенно высших слоев общества, в век пришествия на землю Христа Спасителя.

Выйдя из претории к членам Синедриона, Пилат объявил, что не находит никакой вины в Этом Человеке. Много и других обвинений возводили первосвященники на Иисуса (Мк. 15, 3). Иисус не оправдывался, так как ложность обвинений была очевидна, и Пилат снова объявил о Его невиновности. Тогда Синедрион сделал попытку перенести дело Иисуса на суд Ирода, царя Галилейского: настаивая на обвинении Иисуса, они сказали: Он возмущает народ, уча по всей Иудее, начиная от Галилеи до сего места (Лк. 23, 5). Желание Синедриона совпало с желанием и самого Пилата – устраниться от решения дела Иисуса, и Пилат отправил Христа к Ироду, который, по случаю праздника Пасхи, был в это время в Иерусалиме. Ирод давно хотел видеть Иисуса, о Котором он много слышал и, под влиянием угрызений совести за убийство Иоанна Крестителя, склонен был думать, что Иисус не кто иной, как воскресший Иоанн Креститель. Неверующий, но при этой крайне суеверный, Ирод надеялся быть очевидцем какого-либо чуда со стороны Иисуса. Но его ожидания не оправдались. Христос молча стоял перед Иродом, не отвечая ни на его вопросы, ни на обвинения членов Синедриона. Находя обвинения, выставленные Синедрионом против Иисуса, несерьезными, недовольный в то же время упорным молчанием Иисуса и разочарованный в надежде увидеть чудо, Ирод со своими воинами, уничижив Его и насмеявшись над ним, одел Его в светлую одежду и отослал обратно к Пилату (Лк. 23, 11). По римскому обычаю, длинную светлую одежду надевали лица, заявлявшие о своем желании занять какую-нибудь выборную должность по общественному управлению; от слова candidus – белый, они назывались кандидатами. Одеянием Иисуса в светлую одежду Ирод хотел выразить насмешку над Ним, как выставившим кандидатуру на царский трон. Но так как и кандидаты на общественные должности одевались в светлые одежды в знак нравственной чистоты и незапятнанности своей совести, то светлая одежда, надетая на Христа, как нельзя полнее соответствовала действительной нравственной чистоте ее Носителя. Как Каиафа невольно свидетельствовал об искупительном значении смерти Христа, так Ирод засвидетельствовал о совершенной нравственной чистоте Спасителя.

Возвращением Иисуса на суд к Пилату Ирод ответил любезностью на любезность Пилата, приславшего к нему Иисуса, и с того времени враждовавшие раньше правители стали друзьями.

Мнение Ирода еще более утвердило Пилата в убеждении в невиновности Христа. Но когда он заявил об этом Синедриону, последний снова начал требовать смерти Христа. Слабовольный Пилат не нашел в себе решимости прямо отказать

Синедриону в его незаконном требовании. Он стал искать выхода, который удовлетворил бы несколько и Синедрион, и спас бы жизнь Христу. Пилат хотел воспользоваться обычаем отпускать перед праздником Пасхи одного из узников, по выбору народа. В это время содержался под стражей очень видный государственный преступник – Варавва, обвиненный за многие убийства и возмущение народа против римского владычества на смертную казнь. Когда Пилат предложил отпустить Иисуса, члены Синедриона, а под их влиянием и собравшийся к этому времени народ, стали кричать: Не Его, но Бараеву (Ин. 18, 40). Пилат, надеясь вызвать в народе сочувствие к Иисусу, приказал бичевать Его, чтобы потом окровавленного вывести к народу и предложить отпустить Его. И воины, сплетши венец из терна, возложили Ему на голову, и одели Его в багряницу, и говорили: радуйся, Царь Иудейский! И били Его по ланитам (19, 2–3).

Во время зверского бичевания Христа воинами Пилат получил от жены своей просьбу пощадить Праведника Иисуса, о Котором она видела этой ночью страшный сон и много за Него выстрадала, очевидно из сочувствия к Нему. Это обстоятельство еще более укрепило Пилата в намерении освободить Иисуса. Но этим же временем воспользовались и члены Синедриона, чтобы настроить народную толпу настойчиво требовать освобождения Вараввы, которого они, наверное, изображали народным героем, ратующим за освобождение родного народа от римского владычества. Поэтому, когда Пилат вывел к народу Иисуса, истерзанного и окровавленного, в терновом венце и в багрянице, и, указывая на Него, сказал Се, Человек! – в ответ послышались крики: Распни, распни Его. Этими двумя выразительными словами: «Се Человек» Пилат как бы так говорил: «Посмотрите на этого измученного в угоду вам Человека! Посмотрите на этого Праведника, ни в чем неповинного! Как Он страдает и как кротко смотрит на вас, жаждущих Его смерти! Неужели для вас и этого мало? Неужели только смерть Его насытит вашу ненависть к Нему? Не забывайте того, что и Он – Человек! И если в вас есть хоть капля человечности, то вы должны пожалеть Его, а не домогаться Его смерти» (Толк. Еванг. Гладкова, с. 636). Проявление сильной злобы и жажды крови со стороны народа, постоянно кичившегося перед язычниками своей праведностью и близостью к Богу, возмутило Пилата и вызвало в нем решимость прекратить этот постыдный суд над Праведником. Возьмите Его вы и распните, ибо я не нахожу в Нем вины, – возбужденно заявил Пилат.

Напуганные решением Пилата прекратить суд над Иисусом, члены Синедриона еще настойчивее стали требовать смертного приговора Иисуса, ссылаясь на свой религиозный закон. Мы имеем закон, и по закону нашему Он должен умереть, потому что сделал Себя Сыном Божиим (19, 7). Услышав новое обвинение Иисуса, Пилат, по словам евангелиста Иоанна (ст. 8), еще «более убоялся». Пилат, как и многие образованные язычники того времени, изверившийся в своих идолах, не отвергал существования Истинного Бога и был полон суеверного страха перед Неведомым Богом. Утверждение Синедриона, что Иисус называет Себя Сыном Божиим, по связи с мыслью о необычайном ночном видении жены, произвело сильное впечатление на Пилата и вызвало в нем чувство страха Небесной кары за осуждение Иисуса. Он снова пригласил Иисуса в преторию и спросил Его: «Откуда Ты?», т. е. правда ли, что Ты Божественной природы, Сын Божий? Христос сначала молчал, потому что Пилат, по своему религиозно-нравственному развитию, не мог усвоить требующей сильной веры истины о Божественном достоинстве Христа, отдающего Себя на такое поругание. Но когда Пилат заносчиво и высокомерно сказал: Мне ли не отвечаешь? Не знаешь ли, что я имею власть распять Тебя и власть имею отпустить Тебя? (19, 9-10), – Христос спокойно, в величавом сознании Своего Божественного достоинства, разъяснил Пилату: Ты не имел бы надо Мною никакой власти, если бы не было дано тебе свыше, т. е. если бы Бог не допустил тебе проявить твою власть. Но и Божие попущение не снимает с человека ответственности за его дела, так как попущением Божиим не ослабляется нравственное чувство и свобода воли человека. Посему, – закончил Христос, – более греха на том, кто предал Меня тебе (19, 11). Следовательно, доля ответственности падает и на Пилата за его нерешительность действовать по совести и закону и чрезмерную заботу о своем благополучии. Решительным отказом Синедриону он боялся навлечь на себя обвинение перед кесарем в попустительстве врагам государственного могущества Рима.

После объяснения с Христом Пилат, по выражению евангелиста Иоанна, искал (случая) отпустить Его (ст. 12).

Но члены Синедриона нерешительности и двойственности Пилата противопоставили свою злобную решимость и настойчивость и, конечно, оказались победителями. На предложение Пилата отпустить Иисуса они кричали: Если отпустишь Его, ты не друг кесарю; всякий, делающий себя царем, противник кесарю (ст. 12). Это беззастенчиво наглое лицемерие непримиримых врагов кесаря испугало Пилата, но вместе с тем и возмутило его нравственное чувство. Он не мог удержаться, чтобы не сказать иудеям, указывая на Иисуса: Се, Царь ваш! и, когда те кричали: Возьми, возьми, распни Его, воскликнул: Царя ли вашего распну? Вы только и мечтаете, как бы так говорил Пилат, иметь своего царя и отложиться от Рима, а теперь изменяете себе самим, требуя смерти иудею, провозглашающему себя царем вашим и противником кесаря. Не смущаясь ничем, первосвященники отвечали: нет у нас царя, кроме кесаря (ст. 14, 15). Этими словами первосвященники «произнесли над народом еврейским вечный приговор: никогда не иметь иного царя, кроме кесаря, т. е. вечно быть в изгнании, всегда подчиняться царям тех народов, среди которых евреям придется проживать, и вечно повторять: “Нет у нас царя, кроме кесаря!”» (Толк. Еванг. Гладкова, с. 640).

Пилат, побежденный настойчивостью, злобой и наглостью членов Синедриона и видя, что ничто не помогает, но смятение увеличивается, взял воды и умыл руки перед народом, и сказал: невиновен я в крови Праведника Сего; смотрите вы! (Мф. 27, 24). Кровь Его на нас и на детях наших (ст. 25), – неистово кричал народ, заразившийся чувством злобы своих руководителей. И Пилат решил быть по прошению их, и отпустил им посаженного за возмущение и убийство в темницу, которого они просили, а Иисуса предал в их волю (Лк. 23, 24–25). Омыл Пилат перед народом руки, но это формальное оправдание участия в беззаконном суде не избавило его от укоров совести. И совесть стала мучить его еще сильнее, когда он узнал, что император Тиверий намеревался даже включить Иисуса Христа в число римских богов и, только ввиду протеста сената, ограничился распоряжением не преследовать учеников Христовых.

Вскоре после суда над Иисусом Христом Пилат, по жалобе на него самарян, за жестокость и различные преступления по службе был отрешен от должности и сослан в Галлию, где и окончил жизнь самоубийством.

После утверждения Пилатом смертного приговора, назначенные для совершения казни воины повели Христа на Голгофу, или лобное, а по-гречески, краниево место. Так назывался небольшой холм за городской стеной, где обычно совершались казни. Так называлось место казни или по форме очертаний холма, напоминавшего собой лобную часть черепа человеческого, или потому, что здесь же закапывались тела казненных, и часто кости и черепа выглядывали из земли. По древнеиудейскому преданию, подтверждаемому и св. отцами, на Голгофе погребен был праотец рода человеческого – Адам. На этом предании основан древнехристианский обычай: на иконах Распятия Христова изображать у ног Спасителя главу (череп) Адама с двумя крестообразно положенными костями, причем капли крови Божественного Страдальца падают на главу Адама и смывают прародительский грех, тяготевший над всем человечеством.

Время окончательного приговора Пилата над Иисусом Христом евангелист Иоанн определяет шестым часом, а первые три евангелиста говорят, что уже после распятия Христова была тьма по всей земле от шестого часа до девятого. Это кажущееся противоречие легко устраняется, если мы примем во внимание, что первые три евангелиста определяют время по еврейскому исчислению, отстающему от нашего на шесть часов, а евангелист Иоанн – по исчислению римскому, совпадающему с нашим.

Таким образом, применяясь к нашему исчислению времени дня, нужно признать, что смертный приговор произнесен был Пилатом в 6 часов утра, и тогда же началось скорбное шествие Христа на Голгофу; а упоминаемая евангелистами тьма по всей земле началась с 12 часов и продолжалась до 2 часов пополудни.

Путь на Голгофу шел в гору, усеянную мелкими камнями и гравием, и поэтому подъем был затруднителен. Христос изнемогал и падал под тяжестью Креста, который, по обычаю того времени, Он нес на Себе, на плечах. А совершители казни торопились закончить ее до вечера, так как начинался великий праздник Пасхи. В это время с поля возвращался в город некто Симон, уроженец Киринейский. Воины заставили его донести Крест Христов до места казни. Многие женщины, бывшие в толпе народа, сопровождавшего Христа на казнь, громко рыдали. Но Христос терпеливо переносил страдания и скорбел об ожесточении народа и о той ужасной участи, какая ожидает этот преступный народ. Не плачьте обо Мне, – говорил Он женщинам, – но плачьте о себе и о детях ваших!.. Ибо если с зеленеющим деревом это делают, то с сухим что будет? (Лк. 23, 27–28, 31).

На Голгофе Христа распяли вместе с другими разбойниками. И сбылось слово Писания: и к злодеям причтен (Ис. 53, 12), – замечает евангелист Марк (15, 28).

Добровольно принявший крестные страдания, Господь Иисус Христос отказался выпить перед пригвождением ко Кресту особый напиток из вина и смирны, обычно дававшийся распинаемым для притупления сознания и болевой чувствительности. При ясном сознании совершающегося злодеяния, испытывая острое чувство боли, когда гвозди пронизывали руки и ноги и кровь лилась из ран на землю, распинаемый Христос не издал ни единого звука стона или жалобы. Он только молился к Богу Отцу за виновников Своих страданий: Отче! Прости им, ибо не знают, что делают (Лк. 23, 34).

На верху Креста Спасителя Пилат распорядился прибить дощечку с надписью на еврейском, греческом и латинском языках: Иисус Назорей, Царь Иудейский. Прибивкой этой надписи Пилат зло издевался над иудеями, так как съехавшиеся в Иерусалим на праздник Пасхи иудеи и иноплеменники из отдаленных местностей, читая эту надпись, недоумевали, как Иерусалимские иудеи могли поступить так со своим царем. Члены Синедриона поняли насмешку Пилата и просили его заменить эту надпись другой, из которой бы видно было, что распят самозванный царь. Пилат, уступивший домогательству Синедриона в серьезном деле, теперь оставался неумолимым и надменно отвечал: Что я написал, то написал (Ин. 19, 22).

Совершив распятие, воины принялись за дележку одежды распятых. В распятии Христа принимали участие четверо воинов. Они разодрали на четыре части верхнюю одежду Христа, а нижнюю – хитон – пожалели рвать на части, так как она была без швов, сотканная целиком, и бросили о ней жребий, кому достанется. Отмечая это обстоятельство, евангелист Иоанн говорит: Да сбудется реченное в Писании: разделили ризы Мои между собою и об одежде Моей бросали жребий (Пс. 21, 19) (19, 24).

Враги Христа не оставили Его в покое и на Кресте. Члены Синедриона злобно издевались над Ним, указывая на Его беспомощность и вызывали Его совершить чудо для Своего спасения и крестных страданий. По примеру членов Синедриона злословили Христа и воины, случайно проходившие мимо Голгофы. И даже один из распятых вместе с Христом разбойников заразился общим глумлением над Христом, и только другой, «благоразумный», разбойник удерживал его. Он проникся верой в Божественного Страдальца и выразил эту веру в молитвенном обращении ко Христу: Помяни меня, Господи, когда приидешъ в Царствие Твое, – и был порадован милостивым ответом Христа: Истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю! (Лк. 23, 42–43).

Окруженный злорадствующими врагами, Христос не видел перед Собой никого из близких и расположенных к Нему лиц, сочувствие которых хоть несколько облегчило бы Его страдания. И только когда враги насытили злобу свою и стали расходиться от Креста, а воины уселись невдалеке, чтобы стеречь распятых, ко Кресту Христову подошли Пресвятая Дева Мария, Мария Магдалина, Мария Клеопова и апостол Иоанн Богослов. Надо думать, что они были на Голгофе с самого начала казни, но ранее не могли подойти ко Христу, стесняемые злобой врагов Христа, и скорбели, стоя вдали.

И на Кресте Господь Иисус Христос не оставил любовной, сыновней заботы о Своей Матери. В это время старец Иосиф Обручник уже умер, а остальные родственники Богоматери, за немногим исключением, еще не веровали во Христа и не были в числе Его последователей. Чтобы не оставить Своей Матери одинокой в этом мире, Христос поручает ее заботам любимого ученика Своего Иоанна Богослова. Увидев Матерь и ученика тут стоящего, которого любил, (Иисус) говорит Матери Своей: Жено! Се, сын Твой! Потом говорит ученику: Се, Матерь твоя! И с этого времени ученик взял Ее к себе (Ин. 19, 26–27).

Внезапно наступившее в двенадцатом (а по-еврейски, в шестом) часу дня затмение солнца окутало землю тьмой. Крестные мучения Христа все более возрастали по мере того, как силы оставляли Божественного Страдальца. Вся тяжесть искупительных страданий Его за грехи человечества выразилась в скорбном вопле Его к Богу Отцу: Боже Мой! Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил? (Мк. 15, 34). Этот вопль не был воплем отчаяния, в нем выразилась только глубокая скорбь растерзанной души Богочеловека. Связь между Иисусом и Отцом Его неразрывна. Они суть едино. Но для того, чтобы Искупительная Жертва до дна испила чашу человеческих скорбей, непостижимая воля Божия требовала, чтобы Иисус на Голгофе не чувствовал радости единения Своего с Отцом; почему из груди Его и исторгся скорбный вопль: Боже Мой! Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил? (из соч. Дидона «Иисус Христос»; Толк. Еванг. Гладкова, с. 652).

Было уже три часа дня. Совершители казни и особенно члены Синедриона торопились скорее покончить с казнью, чтобы вечером, когда наступит Пасха, быть свободными. Ввиду этого, первосвященники, несмотря на затаенное желание продлить страдания Христа, послали к Пилату испросить разрешения перебить голени распятым для ускорения смерти. Но пока ходили к Пилату, Христос скончался. В предсмертной агонии, изнемогая от жажды, Христос попросил пить. Воин подал Ему на трости губку, напоенную уксусом. Когда же Иисус вкусил уксуса, сказал: совершилось! (зная уже, что все совершилось). И, преклонив главу, предал дух (Ин. 19, 28, 30) со словами: Отче! В руки Твои предаю дух Мой! (Лк. 23, 46).

Предсмертное восклицание Спасителя Совершилось! имеет глубокий смысл, как выражение сознания совершенной Христом победы над грехом. «Совершился великий, тяжелый подвиг страданий, совершилось дело послушания, через которое Ему предстояло войти в славу Свою; совершилось предсказание в Писании словами, событиями и преобразовательными жертвами. Все совершилось.

Принесена единая и единственная жертва, невинная жизнь человеческая за грехи мира. Бог примирен. Слышишь, душа? Твои преступления оплачены, твое примирение с Богом совершилось; только веруй, надейся и люби! И получишь полноту утешения, сокрытого в слове твоего Господа: “Совершилось!”» (Сб. Барсова, т. 2, с. 490).

Искупительная смерть Господа Иисуса Христа сопровождалась многими знамениями: Завеса в храме раздраласъ надвое, сверху донизу; и земля потряслась; и камни расселись; и гробы отверзлись; и многие тела усопших святых воскресли и, выйдя из гробов, по воскресении Его, вошли во святый град и явились многим (Мф. 27, 51–53). Разодрание завесы храма, отделявшей Святое Святых от Святилища, означало собой уничтожение смертью Христа первородного греха, стоявшего преградой («средостением») между Богом и людьми. Воскресшие одновременно с Воскресением Господа Иисуса Христа из мертвых многие святые явились живыми свидетелями победы Христа над грехом и смертью.

Когда пришло разрешение Пилата ускорить смерть распятых, воины перебили еще живым двум разбойникам голени, а к умершему уже Спасителю не было надобности применять эту меру. Только для большего удостоверения в смерти Христа один из воинов пронзил Ему бок копьем; из раны потекла кровь, смешанная с водой (сукровица), что было несомненным показателем смерти Христовой. Свидетельствуя об этой подробности, евангелист Иоанн замечает: Сие произошло, да сбудется Писание: «Кость Его да не сокрушится» (Исх. 12, 46). Также и в другом месте Писание говорит: Воззрят на Того, Которого пронзили (Зах. 12, 10) (19, 36–37). И стало понятным требование закона Моисеева не сокрушать костей при вкушении пасхального агнца, так как агнец этот прообразовал собой Агнца Христа, закланного за грехи мира.

После удостоверения в смерти распятых тела их должны были снять с крестов, чтобы они не омрачали праздничных дней. Тела разбойников, наверное, тут же на Голгофе и были зарыты. А о достойном погребении тела Иисуса Христа позаботилсиь два тайных ученика Христовых: Иосиф из Аримафеи и Никодим. Оба они были членами Синедриона. Евангелист Марк называет Иосифа «знаменитым членом совета», т. е. Синедриона, а по свидетельству евангелиста Луки, Иосиф, человек добрый и правдивый, не участвовал в заседаниях Синедриона, когда Христос беззаконно осужден был на смерть. Иосиф лично испросил у Пилата разрешение погребсти Христа невдалеке от Голгофы, в своем саду, в новой гробнице – пещере, заготовленной для себя. Вместе с Никодимом, приготовившим для погребения Христа около ста фунтов благовонного состава из смирны и алоэ, Иосиф снял тело Иисуса с Креста. Они благоговейно перенесли Его на руках в пещеру и там обвили Его пеленами с благовониями, как обыкновенно погребают Иудеи (19, 40). К входу в пещеру был привален большой камень. В погребении Христа принимали участие и некоторые благочестивые женщины, ученицы Христа.

Члены Синедриона не могли успокоиться и после смерти Христа Спасителя. Они вспомнили предсказание Спасителя о Воскресении Его в третий день по смерти, и в субботу – в первый день Пасхи, нарушая субботний покой, отправились к Пилату просить поставить стражу при гробе и запечатать сам вход в пещеру. С разрешения Пилата они поставили стражу из числа римских воинов, прикомандированных к храму Иерусалимскому для охранения порядка во время праздника, когда собиралось в Иерусалим много народа. А к камню у входа в пещеру, осмотрев предварительно ее внутренность и убедившись в отсутствии другого входа, они приложили печать.

20 и 21 главы. Рано утром в первый день недели (а по-нашему, в воскресенье) силой Своего Божества Христос воскрес из мертвых. Воины, стоявшие у пещеры, были свидетелями землетрясения и видели, как Ангел отвалил камень от гроба; в страхе упали они на лица свои. Оправившись от испуга, они побежали к членам Синедриона сообщить о случившемся. Те, встревоженные рассказом воинов и убедившись сами, что гроб пуст, вместо раскаяния в совершенном злодеянии, измыслили новый обман. Они убедили воинов, склонив их к тому подкупом и обещанием заступничества перед Пилатом, рассказывать всем, что ночью, когда они уснули, пришли ученики Христовы и украли тело Своего Учителя.

В течение 40 дней после Воскресения из мертвых Господь Иисус Христос являлся апостолам и ученикам Своим, утверждая их в вере в Себя как Божественного Искупителя и научая их Тайнам Царствия Божия и устроению Церкви Своей на земле.

О Воскресении Христа Спасителя и явлениях Его после Воскресения говорят все четыре Евангелия. Одиннадцать избранных евангельских чтений о явлениях Воскресшего Христа Спасителя, читаемых за воскресными утренями (всенощными бдениями), распределяются между евангелистами так. Из Евангелия Матфея одно чтение (28, 16–20) о явлении одиннадцати апостолам в Галилее, на горе, когда Христос дал апостолам заповедь: Идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Из Евангелия Марка два чтения: одно (16, 1–8) о шествии жен мироносиц ко гробу Христову и возвещении им Ангелами радостной вести о Воскресении Спасителя, а другое (16, 9-20) содержит краткое перечисление явлений Воскресшего Христа: Марии Магдалине, двум ученикам, шедшим в селение (Еммаус), одиннадцати апостолам в день Вознесения и о самом Вознесении Христа на небо. Из Евангелия Луки три чтения: одно (24, 1-12) о возвещении Ангелами женам мироносицам о Воскресении Христа; второе (24, 13–35) содержит подробное повествование о явлении Воскресшего Христа Луке и Клеопе, шедшим в Еммаус; и третье (24, 36–53) о явлении в тот же день всем апостолам и «бывшим с ними», когда Христос в удостоверение апостолов, что перед ними не привидение, давал осязать Себя, и вкушал печеную рыбу и сотовый мед, и говорил им о предстоящих проповеднических трудах после сошествия на них Духа Святого; в заключение кратко говорится о Вознесении Христа на Небо.

Из Евангелия Иоанна Богослова – остальные пять чтений, содержащиеся в 20 и 21 главах. В 20 главе евангелист Иоанн дополняет первых трех евангелистов более подробным повествованием о явлении Христа Спасителя Марии Магдалине, о шествии ко гробу Христову Петра и Иоанна, о явлении Христа сначала 10 апостолам без Фомы, а потом, в восьмой день по Воскресении, тем же апостолам, но с Фомой. А в 21 главе евангелист Иоанн повествует о явлении Христа ученикам на берегу Тивериадского озера.

Об этом явлении Христа другие евангелисты не упоминают. В повествовании евангелиста Иоанна останавливает на себе внимание троекратное обращение Христа к Петру с вопросом: Симон Ионин! Любишь ли ты Меня? и троекратное же повеление: Паси агнцев Моих и овец Моих. Троекратно данное апостолу Петру повеление пасти овец и агнцев св. отцы объясняют в смысле троекратного восстановления Петра в апостольском звании, в соответствии с его троекратным отречением от Христа.

Заканчивает Иоанн Богослов свое Евангелие утверждением, что многое и другое сотворил Иисус, но если бы писать о том подробно, то, думаю, и самому миру не вместить написанных книг. Из жизни и учения Господа Иисуса Христа евангелисты записали только самое существенное, что содействует укреплению нашей веры: Иисус есть Христос, Сын Божий, чтобы мы, веруя, имели жизнь во имя Его (20, 31).