Не хощу… вас, братие, не видети о умерших, да не скорбите, якоже и прочии не имущии упования

(1 Сол. 4, 13).

Чаю воскресения мертвых и жизни будущаго века (11 и 12 чл. симв. веры). Поминай последняя твоя, и во веки не согрешиши

(Сир. 7, 39).

© Издательство «Сатисъ», 2001

Предисловие

Непрочна и суетна жизнь, которой мы живем на земле; неудержимо и скоротечно время, в пределах которого проходят дни нашей жизни. Самое ясное течение ее часто омрачается совсем неожиданно самыми черными тучами житейских бурь. Ненадежно и шатко наше счастье на земле; радости наши смежны с горем; от богатства – недалеко нищета; здоровье никогда и ничем не защищено от болезней; жизнь всегда может пресечься смертью. Грустно становится, когда следишь за скоротечностью нашей жизни, когда видишь и испытываешь всю непрочность ее благ. Но еще грустнее должно быть, когда при этом остаешься безутешным. А где искать утешения? Не будем ли искать его в постоянном наслаждении чувственными благами, в ежедневных пиршествах и празднествах, в удовлетворении страстей своих? Не пожелаем ли последовать примеру евангельского богача, говорившего душе своей: почивай, яждь, пий, веселися (Лк. 12, 19)? Люди, подобные этому богачу, бывали всегда и везде; много их и в настоящее время. Вот как они рассуждают, по свидетельству премудрого Соломона. Мал есть и печален живот наш, – говорят они, – и несть исцеления в кончине человечества… Яко самослучайно рождени есмы, и по сем будемякоже не бывше… имя наше забвено будет во время, и никтоже воспомянет дел наших… Стени… преход житие наше, и несть возвращения кончины нашея… Приидите убо, и насладимся настоящих благих, и употребим создания, яко в юности скоро. Вина дражайшего и мира благовоннаго исполнимся, и да не прейдет нас цвет жития… Ни един от нас лишен да будет нашего наслаждения, везде оставим знамение веселия, яко сия часть наша, и жребий сей (Прем. Сол. 2, 1, 2, 4, 5, 6, 7, 9). Неужели же последуем примеру этих людей, так безумно, по свидетельству Апостола, восклицающих: да ямы и пием, завтре бо умрем (1 Кор. 15, 32)? Прежде всего не всякий имеет достаточно материальных средств, чтобы предаваться постоянно наслаждениям земным. Но и тот, кто имеет такие средства, может скоро утомиться постоянными празднествами, может устать в однообразии удовольствий; пропадет для него и вся мнимая прелесть наслаждений; сам он потеряет силу и крепость, преждевременно состарится. Тогда опять настанет для него скука и тоска, с придачей утомления жизнью. А иной, иногда и богатый, и обладающий средним достатком, а тем более, угнетаемый бедственным положением, ничем не утешается, озлобляется на все и на всех, даже и на самого себя, и что же? Смерть, но не своевременная и естественная, а преждевременная и насильственная, кажется ему лучшим исходом. Первые, не имея утешения, ищут его и находят не в том, что может действительно его доставить, а этот последний отчаивается во всяком утешении. Но и те, и другие – все они забывают лучшее утешение, то утешение, за которым недалеко ходить, которого не долго искать, потому что оно заложено в самой нашей природе и которое может быть истинно благотворным для всякого. Это великое утешение состоит в твердой надежде, что настоящая земная жизнь не оканчивается еще смертью, что мы должны ждать жизни будущей, загробной. Говоря о ней, св. апостол Павел обращается с такими словами к солунским христианам: не хощу… вас, братие, не ведети о умерших, да не скорбите, якоже и прочии, не имущии упования (1 Сол. 4, 13). Только не имеющие надежды на продолжение настоящей жизни по смерти сетуют и печалятся во все течение жизни и ни в чем не находят утешения. Но будущая жизнь некогда настанет для всех умерших, живущих и имеющих жить, и надежда на это, ожидание этого составляет источник истинного утешения и успокоения. Разум человеческий, как сам по себе, так особенно при озарении Слова Божьего, приходит к мысли о возможности и необходимости будущей загробной жизни. Действительность ее с несомненностью явствует из Слова Божьего и учения св. отцов, излагающих нам и некоторые свойства будущей жизни. Для нас, православных христиан, будущая загробная жизнь – непререкаемая истина, это верование, учение и исповедание св. Церкви, ежедневно торжественно возглашающей в слух верующих: чаю воскресениямертвых и жизни будущаго века (11 и 12 чл. симв. веры).

Доказательства бессмертия души, почерпнутые из рассмотрения природы и общего убеждения в бессмертии

Если кто сомневается в том, что жизнь человеческая будет продолжаться и по смерти человека, то для удостоверения его, что так может быть и будет, можно заставить говорить окружающую нас природу. В природе, этой великой книге Божией, в которой через рассматривание тварей, составляющих ее буквы, можно видеть невидимое (Рим. 1, 20), каждая буква ее, каждая тварь Божия говорит, что человек бессмертен. Вот как говорит об этом в одном из своих слов наш знаменитый проповедник Филарет, митрополит Московский. «В целом мире, – проповедует он, – нельзя найти никакого примера, никакого признака, никакого доказательства уничтожения какой бы то ни было ничтожной вещи; нет прошедшего, которое бы не приготовляло к будущему; нет конца, который бы не вел к началу; всякая особенная жизнь, когда сходит в свойственный ей гроб, оставляет в нем прежнюю, обветшавшую одежду телесности, а сама выходит в великую, невидимую область жизни, дабы паки явиться в новой, иногда лучшей и совершеннейшей одежде».

Посмотрим, например, на солнце. Вот оно утром, как бы рождаясь, выходит на небо; в полдень, как бы возмужавши, сияет оно с полным блеском и силой; к вечеру, подобно старцу, теряет свой жар; а потом, как бы умирая, заходит под землю. Но не меркнет дневное светило, когда оставляет наш горизонт во мраке ночном; нет, оно светит по-прежнему, только по другую сторону земли, и наутро снова рождается для нас с тем же блеском.

Или взглянем на землю. Весной она, как дева, является во всей красоте; летом, как матерь, приносит она плоды; осенью она истощается в силах, как старица; а зимой покрывается снегом, будто умершая – саваном. Но не теряет земля своей жизненной силы, когда поверхность ее замерзает от холода; снова на ней наступит весна, и тогда, сбросив с себя снеговое покрывало, явится она в новой красе, с той же животворной силой.

Посмотрим ли на травы полевые, на которые и Спаситель указывал в назидание людям (Лк. 12, 27, 28), и они, подобно нам, рождаются, растут, а потом увядают и тлеют в земле, но не уничтожаются: из праха их вырастают новые травы. Вообще, на что ни посмотрим в природе, все в ней умирает и ничто не гибнет; но, что истлевает в одном существе, то обновляется и живет в другом. «Если твари низших степеней, – восклицает тот же проповедник, – разрушаются для воссоздания, умирают для новой жизни: человек ли, венец земли и зеркало неба, падет во гроб для того только, чтобы рассыпаться в прах, безнадежнее червя, хуже зерна горчицы?

В непреложных, неизменных законах Божиих, по которым в творении все явления исчезают и снова рождаются, человек может видеть для себя залог своего бессмертия, вечное, небесное ручательство за свою будущую жизнь, за свое посмертное бытие.

От наблюдений над бессловесной и неразумной природой обратимся к сознанию разумного существа – человека. От сотворения мира и до настоящего времени в человеческом роде сохранялось и сохраняется убеждение, что жизнь человека по смерти его не прекращается. Всегда и везде все люди, на какой бы ступени развития и просвещения ни находились, от дикаря до первого мудреца, единодушно сознавали бессмертие человека и его загробную жизнь. Язычники, как ни грубы, как ни чувственны, как ни полны заблуждений были все их религиозные понятия, всегда верили в действительность будущей жизни.

И лучшие из язычников, выделявшиеся по своему умственному и нравственному развитию, видели сами в этом общем, повсюдном и всегдашнем веровании ясное доказательство и явное свидетельство в пользу действительности бессмертия человека. Христианские древние писатели, как например, св. Иустин, философ и мученик, св. Иоанн Златоуст, и наши православные богословы также видят в общем веровании народов в будущую загробную жизнь одно из доказательств действительности ее. Но язычники имели не только одно отвлеченное верование в будущую жизнь, или, вернее сказать, предчувствие ее; нет, они и заботились о ней, стараясь оставить по себе память в потомстве. Все они, особенно великие люди заботились о сохранении своего имени в следующих за ними поколениях, поэты и философы – в своих сочинениях, цари и полководцы – в своих деяниях, различных памятниках и грандиозных постройках. Что все это доказывает, как не полную уверенность язычников в имеющей настать по смерти иной, загробной жизни? Иначе к чему бы прилагать столько забот к тому, что будет по смерти, если самое существование их прекратится вовсе?.. Откуда же такое согласие у язычников относительно будущей жизни? Как оно могло возникнуть? Без сомнения, вера в будущую жизнь распространялась по преданию, но где начало этого предания? Несомненно, или в природе человеческой есть побуждения верить в другую жизнь, или эта вера получена свыше. Философ древности Цицерон, указав на эту общую веру, прибавляет: «Более всего убеждаемся всей древностью, которая, конечно, тем лучше видела, чем ближе была к началу и божественному происхождению». Эта живая уверенность древности в бессмертии человека побуждает нас обратиться к ней и у нее искать ответа на вопрос, где начало веры человека в загробную жизнь. Обратимся для этого к первым дням существования человека на земле; рассмотрим повествование Моисея об этих днях.

Что же мы видим в повествовании Моисея? Бог, сотворив первого человека, обещает ему бессмертие, если он пребудет верен данному ему завету. Что первозданный человек одарен был бессмертием, это видно из того, что Бог угрожает смертью именно за нарушение завета. От всякого древа, еже в раи, заповедует Бог первому человеку, введя его в рай, снедию снеси: от древа же, еже разумети доброе и лукавое, не снесте от него: а в оньже аще день снесте от него, смертию умрете (Быт. 2, 16, 17). Таким образом, как говорит премудрый Соломон, Бог смерти не сотвори (Прем. 1, 13). И действительно, от Источника жизни не могло проистечь ничего, кроме жизни же. Видимым залогом бессмертия было древо жизни, находившееся посреди рая (Быт. 2, 9). По самому значению названия своего древо жизни – такое древо, плоды которого сообщают вкушающему жизнь. Плоды этого райского древа жизни благотворным действием на телесный организм восстанавливали здоровье в теле, ослабляемое летами, по закону стихийной жизни, и поддерживали способность жить во веке.

В Новом завете мыслью о бессмертии проникнуто все учение: христианство основано на той мысли, что Бог наш – Бог жизни. Христос, Его Апостолы, а за ними и вся св. Церковь уже излагают ясное и положительное учение о будущей жизни человека. Итак, из исторического взгляда на веру в бессмертие, как полученную свыше, непосредственно от Бога, постоянно сохранявшуюся в человечестве и у народа Божьего, и в язычестве, и, наконец, утвержденную в христианстве, следует придти к невозможности отрицать истину бессмертия.