Рождество Христово
Христос по плоти связан с человечеством только со стороны Своей Пречистой Матери.
Пресвятая Дева Мария явилась лучшим, прекраснейшим плодом на высоком древе человечества. Многие последовательные поколения накапливали нравственными усилиями добродетель, очищали душу, вырабатывали в себе добродетель, чтобы, наконец, как завершение этой благородной работы, выставить Пресвятую Деву Марию. Ни до и ни после не повторялось явление столь исключительной чистоты и духовности. В рамках земного существования нельзя было достичь высшей святости. Следующею ступенью было уже божество. И, рожденная на земле, от смертных людей, Пресвятая Дева испытала судьбу необычайную: она стала матерью Бога, а после земного века своего, протекшего в великих страданиях, унижениях и бедности, вознесена Божественным Сыном на чудный единственный престол Царицы Небесной.
Много великих людей обязаны своим величием матерям своим. Спаситель мира в Божественной природе Своей имел уже все совершенства, всю, блистающую светом незаходимым, дивную красоту и душу Божественную. И тем не менее, этот воплотившийся Бог был многим обязан Своей Пречистой Матери, – поскольку он был человек.
И, если, как Бог, он почтил ее беспримерным величием, если не было случая, чтобы Он не внял ее молитвам за людей, то это за то, что ею было сделано и перенесено для Иисуса: Его воспитание в бедноте и тесноте, начавшееся с Его рождения в пещере, бегство в Египет, уход Его из дому для проповеди, страх при вести о ненависти к Нему иудеев, ужас Его предания, позора, распятия – смерть…
Неотделим земной путь Христа от пути Богоматери…
Так вот, приступая к рассказу о земных делах Спасителя мира, поклонимся прежде всего ей, как матери, воспитательнице и последовательнице, готовой служить Ему всеми силами, иногда удаляемой от него обстоятельствами, но на Голгофе у Его креста опять находящей свое место… И пусть помогает она нам в постижении Сына Божьего, которого никто не знал и не понимал ближе и лучше Ее.
Обручение Пречистой Девы Марии со старцем Иосифом, благовещение архангела Гвриила о воплощении через нее Сына Божьего, путешествие Девы Марии к своей родственнице Елизавете – вот события, предварившие рождение Спасителя мира.
Истосковавшийся мир погибал от отчаянной вражды, не в силах найти прочных устоев жизни. Многие из благородных, чутких людей доходили до сознания, что так жить дальше нельзя, и самовольно уходили из жизни. Богатые утопали в неслыханной роскоши, бессильные, однако, и самыми острыми наслаждениями утолить душевную тоску и пустоту.
И вот в одну из таких ночей. Когда под покровом темноты они предавались удовольствиям, когда в богатых тайниках римской жизни стонало изощренное наслаждение, а рабы в тяжком сне переживали свою неволю, когда глаза немногих мечтателей старались разобраться в тех загадках, которые написала на синем своде небесном переплетающимися линиями звезд Божественная рука, когда одни, наиболее впечатлительные, ищущие души бессознательною молитвою тянулись к неведомому Богу, а другие не задумывались, брали жизнь, как она есть, и выпивали ее чашу до конца, и только немногие мучительно искали ее сокровенного смысла, – в одну из таких ночей родился Христос.
Родился, неся с собой новые основы жизни, неся всем свет. Пришел сказать богатым и сильным, что есть счастье выше и лучше, чем их ничтожное земное величие и их тленные радости. Пришел сказать гонимым и страждущим, что кратко и ничтожно их горе в сравнении с теми радостями, которые готовит Он им в Своем новом царстве. Пришел открыться тем, кто искал Его, ничего еще о нем не зная, дать разгадку на все запросы души, утолить всякую чистую жажду, дать отраду и успокоение всем трепещущим, пришел снова, как в былые дни рая, беседовать с человеком, войдя в дверь души его и вечеряя с ним на таинственной вечере.
Незаметно для мира прошло в ту ночь это событие, перевернувшее потом мировую историю.
Незадолго до времени, когда надлежало родиться Христу, император Август, получив от сената утверждение в своем достоинстве, предписал исчислить жителей всех областей, подвластных Риму. У иудеев был обычай, записываться в том городе, из которого они происходили. Люди, имевшие в жизни самое незначительное положение, – бедный житель города Назарета Галилейского, старый плотник Иосиф, и обрученная ему Дева Мария, – вели, тем не менее, свое родословие от царя Давида, родиной которого был Вифлеем. Поэтому им и надлежало записаться в этом городе, в окрестностях которого Давид, тогда еще простой пастух, пас свои стада, где одна из прародительниц их, Руфь, подбирала на сжатых чужих нивах оставшиеся колосья. Сто двадцать верст отделяет Назарет от Вифлеема – расстояние, которое должно было казаться не малым старцу Иосифу и Деве, бывшей непраздною. Двигались они с помощью осла, на котором сидела Дева.
Жизнь на востоке течет медлительно. Путешествие совершается бесспешно. Обстоятельства еще более затягивали следование назаретских путников. К тому же по стране шло политическое брожение.
В нескольких верстах от Вифлеема показывают доселе существующий камень, на котором, по преданию, отдыхали, приближаясь к Вифлеему, святые путники.
Очень понятно, что вследствие медленного движения Иосиф с Девой Марией были опережены, как теми, кто вышел с ними из Назарета, так и другими. Поэтому, когда они пришли в город, все помещения были заняты. Богатому человеку всегда найдется свободный уголок, но Иосиф и Мария не могли дорого платить за помещение.
Вообще же и теперь гостиницы в Палестине для местных жителей не отличаются изысканностью. Это, по большей части четырехугольная ограда, за которой стоит в безопасности скот, и тут же «ливаны» – здания для людей с полом, выстланным камнями на один или два фута выше общего уровня двора. Помещение для путешественников представляет из себя небольшие комнатки, совсем открытые со стороны двора, так что в них видно все, что происходит внутри (возможно, что соображение иметь помещение, скрытое от взоров людских, тоже способствовало тому, что святые путники выбрали пещеру). Эти клетушки не имеют ничего из тех удобств, которые известны в роскошных гостиницах современного Запада, но и в самых глухих местах России. Путешественник должен приносить с собой сено и циновку, на которой он отдыхает, скрестя ноги, днем и на которой укладывается на ночь. В этой же клетушке он из забранных с собой припасов, готовит себе пищу; он также сам чистит и кормит приведенных с собою животных и сам ходит за водой, находящейся обыкновенно где-нибудь в источнике. Если же все эти клетушки заняты, то путнику приходилось проводить ночь в ограде, среди скота, где все его удовлетворение состоит лишь в сознании, что его не ограбят.
Вифлеем. Худ. В. Поленов
На окраинах Вифлеема, на известковых скалах проходящих здесь Абиссинских гор, было много пещер, в которые на ночь загоняли скот. В одной из этих пещер и приютились святые. По преданию, то место, к которому эта пещера прилегала, принадлежало одной родственнице Пречистой Девы.
Теперь монастырь с великолепною церковью покрывает место рождения в мир Младенца Христа. С потолка подземного храма, где хранится пещера Рождества, свешивается множество лампад. Отверстие или арка в половину человеческого роста покрывает священное место, обложенное белым мрамором с сияющей посередине серебряной звездой и краткая латинская надпись гласит о свершившемся здесь чуде: «Hic de Virgine Maria Jesus Christus natus est» – «Здесь от Девы Марии родился Иисус Христос».
Расположенный в двух милях к югу от Иерусалима, в долине Рефаимской, в самом центре иудейских гор, Вифлеем занимает вершину двух холмов, соединение которых образует полумесяц. Он окружен со всех сторон глубокими долинами. Средняя, наиболее плодородная, спускается вниз так круто, что для предупреждения обвалов устроены контрофорсы, придающие этому склону вид амфитеатра. Этот склон весь покрыт сплошною зеленью виноградников и фиговых, оливковых и миндальных деревьев. Из-за гор удивительно красиво смотрит темно-синий свод неба.
Приведем, кстати, малоизвестное, но прекрасное стихотворение поэта князя Вяземского, ярко передающее Палестинскую природу:
Свод безоблачно синий
Иудейских небес,
Беспредельность пустыни,
Одиноких древес,
Пальмы, маслины скудной
Бесприютная тень,
Позолотою чудной
Ярко блещущий день
По степи речки ясной
Не бежит полоса,
По дороге безгласной
Не слыхать колеса.
Только с ношей своею
(Что ему зной и труд?),
Длинно вытянув шею,
Выступает верблюд.
Он – ладья и телега
Беспромышленных стран,
Он идет до ночлега,
Вслед за ним караван;
Иль бурнусом обвитый,
На верблюде верхом,
Бедуин сановитый
Знойно смуглым лицом.
Словно зыбью качаясь,
Он торчит и плывет,
На ходу подаваясь,
То назад, то вперед.
Иль промчит кобылица
Шейха с длинным ружьем.
И кружится, как птица,
Под лихим седоком.
Помянув Магомета,
Всадник, встретясь с тобой,
К сердцу знаком привета
Прикоснется рукой.
Полдень жаркий пылает,
Воздух, словно огонь;
Путник жаждой сгорает
И томящийся конь.
Вот под сенью платанов
Быт пустынных племен.
Женский склад – отпечаток
Первобытных времен.
Вот библейского века
Верный сколок: точь в точь,
Молодая Ревекка,
Вафусалова дочь.
Голубой пеленою
Стан красивый сокрыт;
Взор восточной звездою
Под ресницей блестит.
Величаво, спокойно
Дева сходит к ключу;
Водонос держит стройно,
Прижимая к плечу.
Светлый край Палестины
Упоенный тобой,
Пред рассветом пустыни,
Я несусь на коне
Богомольцем к святыне,
С детства родственной мне,
Эпопеи священной
Древний мир здесь разверст,
Свиток сей неизменный
Начертал Божий крест.
На Израиль с закатом
Здесь сошла Божья сень:
Воссиял здесь с рассветом
Человечества день.
Край святой Палестины,
Край чудес искони!
Горы, дебри, равнины,
Дни и ночи пути.
Внешний мир, мир подсудной,
Все, что было, что есть,
Все поэзии чудной
Влагодатная весть.
И в ответ на признанье,
Жизнь горе возлетев,
Жизнь – одно созерцанье
И молитвы напев.
Отблеск светлых видений
На душе не угас:
Для святых впечатлений,
Позабуду ли вас?
Вокруг Вифлеема лежат отмеченные библией места: поле, где когда-то бедная Руфь подбирала колосья, горка с деревушкою Бейт-Саур, где был расположен дом Вооза. Далее расстилается пустыня Иудеи с бесплодными горами серого цвета, словно сложенными из пепла. Как ни согревает солнце этих гор, ничто на них не родится. За ними в глубине, окруженное грудами голубоватых скал, расположилось страшное по воспоминаниям погребенных в нем городов Мертвое море с глухо бьющимися голубыми тяжелыми волнами… Наконец, к югу встает конусообразная гора Иродиум, избранная царем Иродом для своего погребения.
Понятно волнение, охватывающее душу христианина в этом «заветном городе». Понятно, почему здесь один из замечательных церковных писателей, блаженный Иероним, столь тепло веровавший во Христа, провел в своих ученых занятиях, посте и молитве почти 30 лет своей жизни, до радостной смерти своей, совершив тут переводы библии на латинский язык.
* * *
Итак, в эту ночь Пречистая Дева родила Сына своего Первенца, сама спеленала Его и положила в ясли.
Это показывает, что рождение Спасителя мира было безболезненным, ибо зачатие было совершено без греха.
Выражение «Сына своего Первенца» понималось лицами, отрицавшими божественное происхождение Христа, как утверждение того, что Иисус Христос был сыном Иосифа и Девы Марии и, что затем были у них и другие дети.
Помимо утверждения истинного христианского сердца в том, что Христос был Сын Божий, путем изложения высокого учения евангелистов о личности Спасителя, эта филологическая придирка вполне опровергается еще и тем, что по законам Моисея первенцем назывался всякий младенец мужского пола, «разверзающий ложесна», т. е., родившийся первым у своей матери, хотя бы он был и последним. Известно, что так называемые «братья Иисусовы» были только его мнимыми родственниками по мнимому отцу его Иосифу…
И вот совершилось это чудо из чудес. «Сын Божий сын девы бывает» – на холмике соломы лежит невместимый Бог, и воздух пещеры проникнут лучами свершившегося чуда.
Всмотримся в эту картину. Запечатлеем ее в своем сердце.
Вот старец, обыкновенно изображаемый суровым на вид, но в сердце полным тихого, молчаливого благоговения, – обручник, брат, хранитель и кормитель Пречистой Девы.
Рождество Христово. Худ. В. Боровиковский
Сколько он перестрадал за нее. Как было смущено его простое сердце, какой ужас разочарования в том, что было для него святынею души, переживал он, когда, заметив «непраздно сть» Девы, мучился подозрениями насчет нее, а Дева не смела открыть ему тайну благовестия архангелова и чудесное зачатие от Духа Святого… Зато теперь, в эту ночь дивного чуда, как полон радости этот правый сердцем, верный в привязанностях, крепкий в заботах своих человек… Какое глубокое умиление видно в старых очах, созерцающих младенца с отблеском Божественности на челе, и сколько заботливого покровительства в том взгляде, которым он обнимает зараз Деву и Младенца. Сколько трудов предстоит ему, чтобы доставить этим двум, врученным ему Провидением существам… А силы слабеют; руки, требующие твердости в его плотничьем деле, не так уж тверды… Много лишений, много испытаний, много дум впереди… Но пока радость, одна только радость…: и ум поражается воплотившимся перед ним чудом, и старые очи созерцают – созерцают…
Дева-Матерь… Что переживала она в эти единственные часы только что открывшегося материнства, когда радость, одна только радость наполняла ее сердце. И страх, тревога за Христа, ставшие так рано ее уделом, не мрачили креста ее души… От чуда к чуду. От изумления к изумлению.
Началось с того мгновения, когда ее, погрузившуюся в мысли над чтением Писания о таинственной Деве-Матери Мессии, охватила невыразимая нежность к Младенцу пророчеств, и всеми силами души захотелось ей видеть того Младенца и быть слугой чудной Девы. И вот в эту минуту раздался тихий шелест белоснежных ангельских крыльев, и белые лилии рая заблагоухали в бедной хижине Девы Назарета. Новой, неведомой земле, музыкой прозвучали принесенные с неба архангелом слова, которые потом столько веков и до днесь сердца христиан посылали обратно в то небо, откуда они ниспали: Радуйся, благодатная, Господь с тобою!..
И вслед за этими смутившими смиренную душу Марии словами – весть о воплощении через нее Мессии. И потрясенная, ища духом убежища от странных и недомысленных слов архангела на лоне любви Божественной, дух Мариами понесся к вековечному престолу Вседержителя, хотя она видимо стояла непорочным телом своим в девственной горнице назаретской в нисходящих на нее лучах Святого Духа и под воздействием осенявшей Ее силы Вышнего…
Потом посещение Елизаветы и вдохновенный клик родственницы: «прийде Мати Господа моего ко мне»… И тут же, неожиданно для нее, исторгнутый из уст ее самой Духом Святым крик пророчества: «ублажат Мя вси роди» наполнили ее сердце странными чувствами, ибо раньше прославлял ее архангел, а теперь вот близкий к ней человек восклицает такие необыкновенные слова…
Потом тяжкие подозрения Иосифа, мука при виде глубокого горя этого человека, которого она могла, но не смела успокоить открытием великой тайны своего избрания…
Наконец, спокойное и сосредоточенное ожидание Божественного Младенца, чувствование в себе созревания Божественного существа, путь в Вифлеем…
И вот в тайне тишины длившейся ночи сбылось чудо…
Она созерцает, склоняясь над повитым Младенцем, эти черты младенческого лица с печатью уже Божественного величия на челе. И когда Он приоткрывает детские глаза Свои, тогда кажется, тогда кажется, что в них сверкает Божественный разум.
О, великая тайна священной ночи, когда небо пригнулось к земле, когда неведомое озарение наполнило пещеру, где лежал повитый пеленами неприступный Бог, спустившийся от страшного престола славы Своей, чтоб возлечь на этом холмике соломы.
О, тайна свершившегося! Душа Матери полна и покровительственно-нежного материнства, и безграничного поклонения перед воплотившимся.
Ее младенец – Божество неописанное и непостижимое, Божество неприступное, перед Которым ангелы в ужасе и страхе поникают лицами своими, имя Которого страшно и неведомо. И вот младенец, лежащий перед нею, ею повитый. И тот Бог, и этот младенец… Он сейчас родился в этой пещере, но Он скажет о себе: Прежде даже мир не бысть, Аз есмь… Какая душа, кроме облитой и преисполненной благодати души Марками, могла вместить такие тайны, пережить и усвоить их себе с добавлением еще того, что родившийся Бог был Ее сыном.
И все было тайно. И все было чудо. И все было свято в эту священную ночь.
* * *
Самое обстоятельство рождества Христова было началом преобразовательной Его деятельности. Он родился в безвестности, родился в великой бедности, освещая тем и возвышая скромную людскую долю, а также делая священною ту нищету, которая древним миром, за редким исключением немногих величайших философов, считалась бедствием и позором и к которой после Него, Ему в подражание, стремилось столько сильных, богатых и знатных людей, как к некоему счастью.
Первые люди, узнавшие о пришествии в мир Искупителя, были простые пастухи.
Одинаково всем принес Христос Свое благовествование. Богатым и бедным, царю и бродяге одинаково открыл Он царство духа. После пастухов вифлеемских, поклонились Ему знатные волхвы, приведенные от края земли таинственной звездой вифлеемской. Но глубокий смысл есть в том, что первым открыта весть была именно пастухам: люди, живущие в скромной доле, более сильных и богатых нуждаются в духовном утешении. И Тот, кто призвал к Себе в единую проповедь «труждающихся и обремененных», пожелал принять поклонение именно от этих, обойденных судьбою людей…
Явление ангела вифлеемским пастухам
Но тех самых полях, где когда-то Вооз сеял свой ячмень и пшеницу, где пас свои стада отрок Давид, на этих самых полях пастухи в ночь рождества Христова пасли свои стада.
На Востоке по общественному положению своему пастухи – самые последние люди. Еще и теперь их можно встречать в их своеобразных одеждах, с бараньей шкурой на плечах, с длинными черными покрывалами на голове. Ноги их босые, или иногда к ним привязывали жалкие сандалии. Покорность своему положению написана на их лицах; в руках у них неизменно тяжелые дубины из дубового или кленового дерева. По ночам они бодрствуют по очереди «стражами» и где-нибудь по утесам окрестных гор разводят огонь и греются. Когда начинается пора дождей, земля от влаги высылает из себя траву и цветы, которые стада жадно поедают.
Бедная жизнь этих людей не лишена, однако, высоких наслаждений, не известных тем, кто живет в более счастливой доле. Они живут сам-друг с природой, бессознательно читая ее великую книгу. О, сколько поэзии в этих ночах с привольно поднявшимся над головами сводом небесным, где горят, переливаются, хотят сказать душе что-то громадное и святое мириады светлых звезд… И честны они в первобытной простоте своей жизни: и ни зависти они не знают, ни вражды, ни гордых, не сбывшихся гордых мечтаний. И близок Бог к этим несложным искренним душам, привыкшим смотреть в небо, которое во всяком чутком зрителе образует чувство ощущения скрывшихся за ним Божьих чудес…
Они видят пред собою постоянно загадочную сказку ночи. Эти люди способны всегда ясно, просто, без сомнений принять чудо. Поэтому они просто отнеслись к тому, что над ними совершилось в ту великую ночь. Сидя вокруг огней, они бодрствовали, вели между собою нескончаемую речь, – бросали временами взгляды на высоту, в то небо, на которое никогда не может достаточно насмотреться человек со здоровой душой, и вдруг озарило их светлое сиянье и явился им ангел Господень со словами: не бойтесь, я возвещаю вам великую радость, которая будет всем людям, – ныне родился вам в городе Давидове Спаситель, который есть Христос Господь.
И вот вам знак: вы найдете Младенца в пеленах, лежащего в яслях.
И тогда вдруг раздалось громкое пение. Слетавшие с неба ангельские ополчения восхваляли Вседержителя, воспевая: Слава в вышних Богу и на земле мир, в человецех благоволение.
Когда ангелы отошли от них на небо, пастухи сказали друг другу: «Пойдем в Вифлеем и посмотрим, что там случилось, о чем возвестил нам Господь», и поспешив, пришли и нашли и Марию, и Иосифа, и Младенца, лежавшего в яслях. Увидевши, рассказали о том, что было возвещено им о Младенце сем. И все слышавшие дивились тому, что рассказывали им пастухи. А Мария сохраняла все слова сии, слагая их в сердце своем. И возвратились пастухи. Славя и хваля Бога за все то, что слышали и видели, как им было сказано.
В таких величавых, простых выражениях повествует евангелист Лука о событии поклонения Младенцу Христу пастухов Вифлеемских.
Не отмечено здесь, что страх или особое изумление овладело пастухами при явлении им ангела с чудной вестию.
Простым сердцем приняли ее эти добрые и простые люди. Скрытое от премудрых и разумных открыл еси младенцам.
Эти евангельские слова вспоминаются, когда думаешь о пастухах Вифлеемских, первыми принявших евангельское благовестие. От вооруженного тончайшими орудиями ума мудреца как бы отскакивают, не в силах проникнуть в мозг истины веры, легко усвояемые сердцем ребенка или необразованного простолюдина. В вере открывается Бог, а гордый разум свысока смотрит на откровения веры, не подчиняясь им и не овладевая ими. Над кучкой этих простосердечно тогда же уверовавших в Бога пастухов как бы уже раздаются сказанные впоследствии Христом слова: если вы не обратитесь и не будете как дети, – не можете войти в Царство небесное. Простым сердцем эти дети природы приняли слова ангела, явление Им небесных ополчений и спетую небожителями песню: Слава в вышних Богу и на земле мир, в человецех благоволение.
Сколько бы людей заплатило бы великими сокровищами, чтобы быть на месте пастухов, внимать той небесной музыке; сколько ушей, изощрившихся восприниманием гармонии, силились представить себе эти колыхавшиеся между небом и землей священные звуки! И не слыхать им… Кротким подает Господь благодать Свою. Нищему на гноище порою открывает Он Свои тайны, которые остаются недоступными красующимся на престолах и великим мира сего и видным людям. Сокровищем духа украшена часто внутренняя жизнь таких людей, в которых такой гордый наблюдатель жизни не увидит никакого содержания.
В словах, которые спели ангелы вифлеемским пастухам, заключалась вся суть нового завета: было сказано о том, что мир и всепрощение сменили в отношении Бога к людям прежнюю вражду и отчужденность.
Слова этой новой счастливой песни, как все слова нового завета, проливают на душу человеческую светлую благодатную силу. Сердце, истерзанное муками существовавшего и испытанное великими потерями и лишениями, внимая той песне, окрыляется надеждою. В этих священных словах открываются объятия любящего Бога, и в забвении горестной жизни рисуется берег вечного отечества с его нетленной красотой и ненарушимыми радостями…
Приход пастырей в пещеру, где бодрствовали над Младенцем Христом старец Иосиф и Дева Мария, нарушил счастливое, углубленное и единенное созерцание Марией своего Сына. Быть может, впервые представились ей тут столь часто и тяжко переживаемые ею потом ощущения, что не ей одной принадлежит ее Сын, через которого она получила столько страданий еще прежде, чем Он родился, что она отдаст Его людям.
* * *
Господи, когда Ты родился нашего ради спасения, домашние животные согревали Тебя на подстилке из соломы, заменившей Тебе Твой вековечный престол… Простые люди первые пришли поклониться Тебе… И как высоко было это преклонение пред Тобою – Тобою, который разбойнику, исповедавшему Тебя на кресте, обещал первенство, царствие Твое… И мы в память Твою славим этих первых паломников христианства, первых поклонников воплотившегося Христа… с ними же помилуй нас!
* * *
Возвратившись к остававшимся в поле стадам, пастухи стали рассказывать товарищам о том, что они видели, и все эти простосердечные люди вместе прославляли Бога. Надо думать однако, что происшествия этой ночи не получили широкой огласки и никто более не беспокоил святого семейства.
Апокрифические сказания указывают число пастухов – четыре и называют даже имена их. Но доподлинно ни то, ни другое не известно. Не известна и последующая судьба этих первых людей, в самый час пришествия Христова увидевших Господа, осиянных первыми лучами Божественной благодати.
Дошел ли до них слух о том пророке, который ходил по городам иудеев, воскрешая мертвых, исцеляя больных; догадались ли они, что вот какая судьба постигла таинственного Младенца, к которому посылали их ангелы… И когда Его распяли в Иерусалиме и весть о том дошла до Вифлеема, расположенного в двух милях или девяти верстах от столицы иудеев: пожалели ли они тогда Христа?.. Кто из них отошел от жизни раньше, чем Христос принес Свою искупительную жертву, тот потом должен был увидеть Христа, сошедшего в ад для освобождения томившихся там душ.
Все догадки. Все тайны… В спустившихся на землю звуках ангельских пений, в тихом сиянии той священной ночи прибыли эти люди. Чрез евангельские сказания они получили среди человечества свое бессмертие, и мы их увидим… Как не верить, что в чудную славу, во втором пришествии Христовом на землю, когда будут окружать Его ангельские силы и лики святых, не станут близко, близко к страшному престолу славы те «пастыри вифлеемские» в своих звериных шкурах, от которых впервые принял Он поклонение в земном уничижении Своем и которых потому первых прославит славою незаходимою в вечном царстве Своем.
Поле, где пастухи в эту ночь пасли свои стада и где было им явление ангелов, существует и теперь… Как тогда, во дни Христа, под маслинами сверкает та же изумрудная зелень, как во дни Христа цветут анемоны. Сердце христианское не могло забыть этого места, где христианство впервые проявилось. Равноапостольная царица Елена воздвигла здесь храм, от которого теперь уцелела лишь небольшая часовня, близ маленькой масличной рощи. И часовня эта носит имя «Ангела, вещающего пастухам». Она стоит среди заветного поля. Можно бы было надеяться, что последующее поколение воздвигнет тут великолепный храм или памятник. Но когда путник спускается вниз часовни по ее полуразрушенным ступеням, то с трудом верит, что часовня эта отмечает столь чудное место.
В Рождественскую ночь жители Вифлеема и приезжие поклонники собираются к этим остаткам прежнего храма, и при лунном освещении фигуры женщин, закутанных в белые покрывала, сидящих под тенью маслин на развалинах храма, напоминают белокрылых светлых ангелов, слетевших в такую же ночь к пастухам.
Прежде чем перейдем к описанию поклонения волхвов, бегства в Египет и к поклонению пастырей, скажем несколько слов об апокрифических, т. е. недостоверных, сказаниях, связанных с рождеством Спасителя. Естественно, что такое громадное событие, производя величайшее впечатление на последующие христианские поколения, должно было сильно заставить работать воображение христиан, и это объясняет происхождение легенд.
Так, в апокрифических евангелиях рассказывается, что в минуту рождения Спасителя все в природе оцепенело. Небесный свод стал неподвижным, птицы не могли летать, работники лежали на земле, бездеятельно опустив руки, а кто в эту минуту протянул за чем-нибудь руки, тот не мог ничего взять. Кто подносил что-нибудь ко рту, – не мог донести; глаза у всех невольно обратились к небу. Говорили еще о внезапной тишине, охватившей всю природу, которая как бы замерла в трепете при сошествии на землю своего Бога и Творца, о многих солнцах и таинственном свете. Блиставшем в разных странах мира, а также о воле и осле, которые стали на колени, чтобы поклониться Божественному Младенцу, и о том, что Христос, как только родился. Внятными словами возвестил Пречистой Матери, что Он сеть Сын Божий… «Я видел, – рассказывается в одном апокрифе, – овец рассеянных и неподвижно стоящих. Пастух поднял свою руку, чтобы ударить животных, но рука его остановилась. Я смотрел на реку – уста козлят приникали к воде, но пить они не могли. И все в природе сдержано было в своем движении».
Обо всех этих подробностях нигде не упоминается в Слове Божием; их приходится признать вымыслом, хотя вымыслом художественным, мечтою души верующей о том, что могло быть при рождении Спасителя.
Доподлинно неизвестно, сколько дней провела в пещере Богоматерь с Младенцем.
По прошествии восьми дней, Младенец, во исполнение иудейского закона, был обрезан. Этим самым делом повиновения закону было показано, что Христос действительно пришел не нарушить закон, а исполнить его. Христианам обрезание стало символом того, что надо отсекать свои телесные страсти. В этот же день закреплено за Младенцем имя Иисус, которое Дева Мария избрала для Сына при Его рождении: «Роди Сына своего Первенца и нарече имя Ему Иисус».
Слово Иисус в переводе с греческого означает «спасение» Имя это было в большом употреблении у иудеев. Оно напоминало им того вождя их, Иисуса Навина, который ввел их в землю обетованную, и имя того священника, который был во главе пленников, вернувшихся в Иерусалим из Вавилона.
Какое же великое значение предстояло приобрести этому имени!
Если еврейское слово «Мессия» и греческое «Христос» говорили о значении Христа, как пророка, перво священника и царя, то имя Иисус было личным именем Христа, как человека, с которым Он, проходя путь уничижения, совершил дело спасения нашего.
C этим именем, с прибавлением имени города, где жил плотник Иосиф и где Христос провел детство – Иисус Назарянин, – ходил Он по городам Иудеи. Под этим именем был Он предан и приведен на суд к Пилату; оно же в виде издевательства написано было на доске, прикрепленной ко кресту: Иисус Назорей, Царь Иудейский. И церковь славит Христа под этим именем: «Господь, Иисус Христос, Сын Божий».
* * *
Поклонение волхвов принадлежит к числу трогательнейших подробностей события рождества Христова и будет изложено здесь на основании сведений, собранных великим святителем Димитрием Ростовским в его «Четьих Минеях».
Святые отцы различно передают о месте происхождения волхвов. Иоанн Златоуст, Кирилл Александрийский и некоторые другие полагают, что они были из Персии, так как в то время там процветала наука вычисления по звездам. Другие производят их из Аравии; этого мнения придерживаются святой мученик Иустин Философ, Киприан и Епифаний, основывая свое мнение на том, что эта страна изобиловала золотом, Ливаном и смирною. Наконец, некоторые приписывают им происхождение из Эфиопии. Из этой страна некогда пришла царица савская, иначе эфиопская, в Иерусалим слышать премудрость Соломонову. По объяснению блаженного Иеронима, это было прообразом прихода волхвов к Премудрости Божией, т. е. ко Христу.
Во всяком случае все те страны лежат на востоке, все они граничат друг с другом, изобилуют золотом ливанами и смирною и издавна занимались волхованием и исчислением звезд.
Может быть, один из низ из Персии, другой из Аравии, третий из Эфиопии. И тогда подтвердилось бы пророчество Давида: «Царие фарсийстие дары принесут, царие аравстии и Сава дары приведут». Слово «фарсийстие» означает море. Под «царями фарсийстими» можно разуметь Персию, находящуюся за морем. «Царие аравстии» – конечно, Аравия, а словами «Сава дары приведут» указывалось на Эфиопию (теперешнюю Абиссинию), имевшую главный город этого имени.
Итак, по заключению святителя Димитрия Ростовского, три волхва происходили из Персии, Аравии и Абиссинии. Назывались они волхвами не потому, что упражнялись в бесовском колдовстве и зловредных чарах, но потому, что у аравитян, сирийцев, персов и других восточных народов этим именем обыкновенно назывались философы и звездочеты; и принадлежали они к числу выдающихся мудрецов тех стран. Называют их еще царями – не потому, что они царствовали над обширными странами, но у всякого из них было владение, определенный город или княжество.
Нет сведений о том, каких именно городов они были властителями. Известно только, что выйдя из восточных стран врознь друг от друга, они несли каждый независимо от других свои дары – золото, ливан и смирну; они начали свой путь отдельно, каждый из своей страны. Но вела их одна и та же звезда. И по Божию определению они встретились на пути и, узнав друг от друга общее свое намерение, продолжали путь вместе, следуя за звездой.
Вифлеемская звезда. Худ. Г. Хубулава
Какова же была та звезда? Златоуст утверждает, что то не была одна из видимых нами звезд, и вообще она не имела характер небесного светила. Но то была Божественная сила, имевшая вид звезды. Звезды имеют бытие свое от сотворения мира, а та звезда явилась после стольких веков при воплощении Бога Слова. Все звезды как бы поставлены на небесах, а эта была видима в воздухе; все звезды имеют обыкновенное течение от востока на запад, а эта, вопреки движению прочих звезд шла от востока на запад, к Иерусалиму. Все звезды сияют только ночью, а эта светила и днем, подобно солнцу, превосходя и силу света и величину всех звезд. Ce небесные светила – солнце, луна и звезды имеют постоянные движения, а эта звезда двигалась, когда волхвы шли, а если они останавливались для отдыха, останавливалась и звезда.
Затем возникает вопрос о времени появления этой звезды. Некоторые думают, что она явилась в самую ночь и час рождения Спасителя, но по зрелым размышлениям это не представляется вероятным. Если бы звезда явилась бы только при рождении Спасителя, то разве могли бы волхвы успеть поклониться Христу? Ведь известно, что Иосиф с Девой сотворили в сороковой день по рождении Спасителя обряд очищения в храме Иерусалимском, а потом из Назарета, наскоро захватив с собою необходимое имущество, бежали в Египет. На это говорят, что будто бы волхвы, двигаясь на быстрых конях, могли совершить свой путь до Вифлеема, употребляя всякую поспешность в течении двенадцати дней. Но едва ли возможно предположить, чтоб с такой скоростью совершали путь волхвы. Они ведь привыкли к роскоши, были знатные владельцы городов, а не скороходы. Они везли с собою дары и были сопровождаемы, как это всегда бывает со знатными людьми, множеством слуг. При них было много скота и множество принадлежностей, к каким привыкли в пути знатные и богатые люди. И возможно ли при таком способе путешествия в двенадцать дней дойти от Персии, Аравии или Эфиопии до Вифлеема? К тому же следует принять в расчет, что Ирод на несколько дней задержал их в Иерусалиме, пока вопрошал священников и книжников, где должен родиться Христос, а те ему отвечали, что в Вифлееме Иудейском.
Существует другое мнение, что звезда явилась в час рождества Христова, но волхвы пришли на поклонение через два года, так что застали Христа уже двухлетним ребенком. Мнение это основывается на том, что Ирод приказал избить младенцев от двух лет и ниже, выпытав от волхвов возможный возраст Христа.
Но и это мнение не может быть никак принято. Церковь безусловно верит, что волхвы принесли поклонение Христу, находившемуся в Вифлееме и в том самом вертепе, где Он родился. А через два года Христа ведь не было не только в Вифлееме, но и в самой Палестине, так как, по свидетельству евангелиста Луки, после очищения в храме, где встретил Христа Симеон Богоприимец, и исполнения всего по закону Господню, святой Иосиф и Пречистая Дева Мария возвратились с Младенцем опять в Галилею. А не в Иудею – в свой град Назарет, а не в Вифлеем: оттуда же по повелению ангела отправились в Египет. Каким же образом могли бы волхвы чрез два года найти Христа в Вифлееме?
Древний историк греческий Никифор рассказывает, что звезда показалась на востоке за два года до рождества Христова. И в течении двух лет волхвы шли к Иерусалиму и достигли его в самый час рождества Христова.
Мнение свое историк, по-видимому, хочет согласовать с евангельским указанием насчет двухлетнего возраста, с которого Ирод приказал избивать младенцев.
Но и это мнение не может быть принято вполне, ибо, почему было так долго, два года путешествовать волхвам из стран восточных, когда оттуда можно дойти до Иерусалима в два или три месяца. Если же они и шли медленно, со всякими удобствами, большим караваном и со множеством поклажи, то и тогда едва ли могли они пропутешествовать долее шести или семи месяцев. Восточные страны, как Персия, Аравия и Эфиопия не так далеки от Иерусалима. Чтобы требовался двухлетний путь.
Какое же из этих мнений о появлении звезды нужно признать достоверным? Кажется, мнение св. Иоанна Златоуста, который полагает, что звезда явилась волхвам до рождества Христова, так как им предстояло долгое путешествие. Таким образом и звезда явилась им раньше, так что они могли застать Господа еще в пеленах. Иоанн Златоуст не определяет точно времени появления звезды, утверждая лишь, что она появилась раньше времени рождения Спасителя, вероятно за несколько месяцев.
Весьма вероятно предположить, что в этот самый день и час, когда Слово воплотилось при благовещении архангела и при нашествии на Деву Святого Духа, в этот самый час, за девять месяцев до рождества, явилась звезда на востоке.
Ставя такое предположение, мы не пренебрегаем свидетельством упомянутых учителей и вместе с тем отметаем невероятное их утверждение, будто волхвы могли путешествовать два года.
Итак, по Иоанну Златоусту волхвы увидели звезду в час благовещения, за 9 месяцев до рождества Христова.
Волхвы на востоке увидели звезду. Сперва они удивились, спрашивали самих себя: что может значить эта звезда, и не есть ли это комета, пророчествующая несчастье, как это бывает вообще относительно кометы? Действительно, та звезда предвозвещала великое злоключение врагу-душегубу: падение идолов, изгнание бесов, просвещение светом веры. Хранилось пророчество об этой звезде одной сивиллы в ионийских Ерифрах. Вспомнив это пророчество, еще же более по тайному внушению Божию, волхвы поняли, что настало время рождение Господа и Царя всей вселенной, который, по пророчествам должен родиться в Иудее, и что звезда предсказывает Его рождение.
Без колебания поверили они этому; сделали нужные приготовления, пустились в дальнюю дорогу и, встретившись на дороге, продолжали путь вместе. Тем временем истекло девять месяцев со времени явления звезды; с приближением рождества Христова приблизились и они к городу Иерусалиму, в который въехали в самый час рождества Спасителя.
Когда они вступили в Иерусалим, ведшая их звезда скрылась из их глаз. Если бы она продолжала гореть в Иерусалиме, то народ, увидав ее, пошел бы за ней с волхвами ко Христу. Ирод бы с иудейскими старейшинами узнал бы о месте рождения Христа, и Христос тогда же был бы убит из зависти. Вот почему Господь повелел звезде скрыться: как для того, чтоб ищущий душу Младенца не открыл пещеры, видеть которую он недостоин был, как и видеть звезду. Кроме того, это было испытанием веры евреев – веруют ли они словам их о рождении Мессии, захотят ли поклониться Ему, или неверие их послужит им в большее осуждение.
Один из древних христианских писателей задает вопрос: для чего приходили волхвы? И отвечает: на осуждение иудеев, ибо, если волхвы, будучи идолопоклонниками, уверовали во Христа, то какой ответ за неверие Ему дадут иудеи? Волхвы из столь далеких стран приходили поклониться Христу. Иудеи же, имея у себя Христа, гнали его.
Войдя в Иерусалим, волхвы расспрашивали о новорожденном царе: «Где родившийся царь иудейский? Мы видели Его звезду на востоке и пришли Ему поклониться».
Эта новая весть изумила народ, смутила Ирода царя и всех начальников иудейских. Царь собрал всех первосвященников и книжников и стал их спрашивать, где должен родиться Христос. Его объял страх, что у него буден отнято его царство, и он замыслил убить новорожденного царя.
Узнав, что Христос должен родиться в Вифлееме Иудейском, он стал расспрашивать волхвов о времени явления звезды. Затем, обманывая их и скрывая свое злое намерение, он с лукавством сказал волхвам: идите и узнайте все подробно об Отроке Том. Когда же найдете Его, скажите мне, чтобы и я мог поклониться Ему.
Когда волхвы вышли из Иерусалима, им снова явилась их путевая звезда и шла перед ними, полными радости, что они вновь ее видят, и довела их до Вифлеема, к вертепу. Тут остановилась она над пещерой и спустилась вниз к земле, так как иначе невозможно было бы узнать, над каким собственно местом она остановилась. Ведь всякая звезда с высоты осеняет обширное пространство. Видя луну над своим домом, человек думает, что луна стоит над этим домом, но кажется это и другому, живущему далеко от первого. Поэтому и звезде надо было сойти, скатиться вниз и стать над самой главой Божественного Отрока. Из этого также ясно, что то была не звезда обычная, а некоторая Божественная сила.
Найдя Того, кого они искали, волхвы, как говорит Евангелие, вошли в храмину. Отсюда некоторые заключают, что они застали Христа уже не в пещере, но в одном из домов города, так как Евангелие упоминает здесь уже не о пещере, а о храмине… Объясняют при этом, что так как весь народ, пришедший в Вифлеем для переписи, разошелся, то оказались пустыми и гостиницы, и дома горожан, и Богоматерь с Младенцем перешли из пещеры в какой-нибудь дом.
Между тем Иоанн Златоуст и Иероним утверждают, что в пещере, где Он родился, Христос оставался все сорок дней до дня очищения, бывшего после сорока дней от рождения, и в пещере же нашли Его волхвы. Произошло же это для того, чтобы весь мир узнал, что царство новорожденного Царя в нищете, смирении, в презрении мирской славы, а не в богатстве, гордости и палатах. Еще же и к тому, чтобы во всем величии показалась их вера. Они ожидали найти в царских палатах Того, ради кого подъяли столь долгий трудный путь, а увидели такую нищету. И не раскаялись они, не возроптали.
Волхвы. Найдя Господа в пещере, припав, поклонились Ему не как человеку, не простым поклонением, но как Богу и поклонением, подобающим Богу. Просвещаемые тайно Божьей благодатью, они увидели Младенца, познали в Нем Бога, уверовали в Него и почтили в нем не только Царя, но и Бога, как написано: «припав, отверзоша сокровища свои и прнесли Ему дары – золото, ливан и смирну: золото – как Царю, ливан – как Богу, смирну – как смертному человеку». «Смирною евреи помазывали трупы умерших, чтобы сохранить их в целости». Так три царя почтили тремя дарами одно из лиц Пресвятой Троицы и вместе с этими дарами указали нам два в нем естества.
Приняв во сне от ангела, явившегося к ним, приказание не возвращаться к Ироду с его злыми замыслами, они отправились каждый в свою страну и стали там проповедниками Христа. Они проповедывали о пришествии в мир Христа, Сына Божьего, учили людей веровать в Него, как уверовали сами, и несомненно, что по смерти своей были удостоены причисления к лику святых.
Имена трех волхвов, по приданию, следующие. Первый Мельхиор, старый и седой, с длинными волосами на голове и бороде; он принес золото Царю и Владыке. Второй Гаспар, со смуглым лицом, молодой и безбородый, принесший ладан воплотившемуся Богу. Третий Валтасар, очень смугл лицом. Бородатый, он принес смирну смертному Сыну человеческому.
Спустя много лет по кончине их, тела трех волхвов перенесли сперва в Константинополь, а потом в Милан.
Вот как тщательно великий святитель Димитрий Ростовский собрал все данные о волхвах, приходивших поклониться Христу.
Конечно, это поклонение представляет собою один из наиболее трогательных эпизодов Нового Завета. Сколько тут тех контрастов, которые вообще считаются эстетиками одним из главных условий красоты.
Они – представители человеческой мудрости, да еще в области наименее исследованных таинственных явлений жизни; они владыки земные, со своими пышными шумными караванами оставившие обычные условия своей жизни и идущие в безвестную даль за лучами таинственной звезды. Какая крепкая вера, какая простота и теплота веры нужна для того, чтоб довериться, как доверились они, странному светилу и идти за ним, не зная куда…
Какая палящая жажда увидеть Царя, Пророка и Первосвященника, предреченного им звездами, должна была распалять эти простые и чистые души для того, чтоб безропотно и радостно переносить трудности и лишения пути!
Какая детская вера звучала в этом вопросе, который они задавали в Иерусалиме: «Где родившийся Царь Иудейский? Ибо мы видели звезду Его на востоке и пришли поклониться Ему». И в какой обстановке встретили они этого «Царя Иудейского»? «В ничтожном иудейском городке, в пещере для загона скота, на кучке подстилочной соломы, заменявшей «Царю Иудейскому» трон…
Сильные, верные души, не усомнились они, что в этой убогой до смешного, нищенской обстановке пред ними действительно чудный Царь-Младенец. С презрением не отвернулись от этого убожества, но «отверзшее сокровища свая, принесоша Ему дары: злато, ливан и смирну»… Преклонили свое земное величие пред этим Младенцем, в котором чувствовали в этих условиях земного уничижения Его Божественность.
Это было первое преклонение мирской силы пред величием духовным, первое признание того, что царство благодати господствует над царствами земными.
Евангельские волхвы были и символом… И к ним можно применить, как в сущности ко всем христианам, евангельское слово о людях, которые, движимые верою, «прията обетование». Христиане веруют в Иисуса, победившего смерть и воцарившегося над вселенной, но воочию царство Его не видят. А лишь в него веруют. И им Христос, как и волхвам, открывается не в Отчей славе, а в уничижении, в пещере вифлеемской или растерзанным, в венце терновом, на кресте… И веруют, и терпеливо ждут своего часа, когда увидят Его в вековечной Его славе…
Есть другой символ в этих волхвах… Kor из христиан не манила эта звезда путеводная, таинственная звезда, влекущая к яслям Христовым… Как бы завороженные ее светом шли за нею христиане, стремясь к Христу, сквозь столько препятствий: уговоры родных, привычки иного роскошного быта, крепкие когти богатства, прельщение власти и славы… Все миновали, все оставляли позади и шли – шли за таинственной звездой к пещере вифлеемской. Волхвы принесли Христу от сокровищ своих: богатыми и сильными к Нему пришли, богатыми и сильными от Него уехали. Христианство знало иные подходы людей ко Христу. Оно видело многих людей, которые клали к ногам Христа не часть сокровищ своих, а все, все, что имели – не только богатство и власть, но и близких своих, но и волю свою. Добровольным порывом веры эти люди, подойдя ко Христу в достоинстве и величии древних волхвов, оставались около Него уже в нищете пастырей вифлеемских.
…Примите вы, великие мира, мудрые волхвы, «со звездою путешествовавшие», вечную славу и благодарность от христианских поколений за ваше искреннее поклонение возлегшему в яслях Христу… И пусть, привыкнув созерцать земное величие, взор наш радуется и у престола Вседержителя лучами той незаходимой Божественной славы, которую чуткий дух ваш сумел уловить в Младенце, лежавшем пред вами в вертепе вифлеемском.
* * *
Нам предстоит теперь рассказать о событии, которое внесло голос некоторой скорби в великую радость рождества Христова. То было избиение Иродом младенцев вифлеемских. Таким образом на безоблачном восходе Божественного Светило кипит уже море крови, крови невинных страдальцев, в предвестие той Божественной крови, которою Христос искупил человечество и неистощимый, неперестающий поток которой с тех пор льётся по миру, возрождая иочищая его.
Евангелие рассказывает, что Ирод допытывался у волхвов, где именно родился Царь Иудейский и просил их на обратном пути зайти к нему, чтобы рассказать все, что увидят они у новорожденного Царя. Явление волхвам ангела удержало их от исполнения этой просьбы. Ирод тщетно ждал волновавших его вестей.
Божественный Младенец пришел на землю не для того, чтобы оспаривать у кого-нибудь какие-нибудь царства. Он пришел, чтобы создать новое царство – царство духа и даровать его в обладание всякому, кто только искренне его пожелает, так как и пред разбойником распахнул Он двери этого царства… А вот, не разобрав дела, да и не в состоянии понять, что есть счастье и владычество высшее, чем сидение на земном престоле, что есть власть больше, неограниченнее власти царской, – Ирод трепетал.
Ирод, родом идумеянин, не имевший права на престол, царствовавший, благодаря покровительству римлян, был человек необузданно честолюбивый и безмерно завистливый. Весь жизненный путь его был устлан трупами людей, которых он, иногда без всякого основания, считал своими врагами.
Низкопоклонный, готовый всячески унижаться, чтобы снискать милость римлян, он был жесток по отношению подданных и такой ненавистник людей, которые возбуждали его мнительность, что свою ненависть мог успокоить только кровью.
Свое восшествие на престол он ознаменовал казнью побежденного им Антигона и умерщвлением всех членов синедриона за то, что они во время осады Иерусалима шли против него и его союзников римлян. Он велел утопить на своих глазах юного благородного Аристовула, своего зятя, хотя, для соблюдения приличий, его утопили во время состязания по плаванию. Велел задушить восьмидесятилетнего старца – царя Гиркана, последнего из Асмонеев. И, наконец, задушил свою красавицу жену Мариамну, хотя, по-видимому, страстно. Трое его сыновей, трое дядей, друзья и родственники пали его жертвой. О нем говорили иудейские послы императору Августу: «Живые люди в царствование Ирода кажутся несчастнее казненных».
Всюду видя измену, то подсылая тайных убийц, то умерщвляя людей в ужасных пытках (он сжег живьем двух иудейских старшин), Ирод к концу дней своих становился все похотливее на кровь.
Ирод пережил недолго казненных им младенцев вифлеемских, и смерть его была ужасна. В своем роскошном дворце, осененном пальмами, он мучился медленно сжигавшим его огнем, видя, как сыновья составляют против него заговоры и рабы его грабят его.
То он покушался на самоубийство, то казнил собственного сына Антипатра, то страшился той смерти, которой сам искал за несколько дней до того. Перст Божий покарал его, как других людей, известных своими черными злодеяниями, омерзительным недугом – он заживо разлагался, и гниющий труп его, сохраняя еще искры жизни, издавал страшное зловоние и кишел червями… Желая вызвать по кончине своей слезы, если не скорбь (так как смерть его должна была явиться, как он сам знал, праздником для народа после пережитых ужасов), он вызвал из Иерихона несколько знатных семейств и глав колен. Он заключил их в ипподроме и поручил сестре своей, Саломии, немедленно, после своей смерти перебить всех. Окруженный призраками загубленных им людей, как бы слыша перед собой стоны тех, чья гибель ознаменует его смерть, мысленно сося их кровь, этот изверг, одно из самых страшных лиц мировой истории, наконец, прекратил свое существование на земле.
Семидесятилетнего старика, которого называли почему-то «Ирод Великий», с большой пышностью отвезли в его гробницу, Иродиум, недалеко от Вифлеема. Царство его было разделено, потомство этого сына языческого жреца вскоре бесследно вымерло.
Избиение вифлеемских младенцев
Ирод был первый человек, занесший руку на Христа, и вместе с Иудой предателем вызывает глубокое отвращение у людей.
Познакомясь с личностью Ирода, расскажем о его кровавом деле. Тщетно ожидая волхвов и поняв, наконец, что они к нему не вернутся, Ирод пришел в страшную ярость, что верная добыча от него ускользнула. Как всегда, ярость его требовала крови, и вот он дает ужасное приказание – избить всех младенцев в окрестностях Вифлеема от 2-хлетнего возраста и ниже.
В Евангелии сказано: «смутися Ирод и весь Иерусалим с ним». Чем могли смутиться при вести о рождестве Христовом жители Иерусалима? – а тем, что многие из них, зная, что Ирод не имеет прав на престол, не только помирились с этим, но, вероятно, и подслуживались к Ироду, ища его милости, и воцарение законного царя, каким рисовался им Тот, к Кому шли на поклонение волхвы, могло смущать их потому, что было им просто невыгодно…
Предание говорит, что младенцев в Вифлееме и в его окрестностях было избито до 14 тысяч. Цифра это, очевидно, сильно преувеличена, так как во всем Вифлееме и его окрестностях не было в общем-то такого числа жителей.
В полутора верстах от Вифлеема находится, под большим памятником, гробница праматери еврейского народа – Рахили.
Так исполнились слова пророка Иеремии: «Глас в Раме слышен, плачь и рыдания и вопль великий. Рахиль плачет о детях своих и не хочет утешиться, ибо их нет». Рама – это небольшой городок в колене Вениаминовом. Здесь когда-то были собраны пленные иудеи, чтоб вести их в Вавилон. Пророк Иеремия изображает древнюю Рахиль, плачущую об этих потомках своих; плач ее как бы повторился теперь над невинными младенцами…
Гробница Рахили близ Вифлеема
Возникает невольно вопрос; почему Бог попустил эти ранние смерти невинных детей… Они, может быть, могли бы стать хорошими людьми и принести свою долю пользы родному народу… Если бы жизнь земная была исключительным значением человека, тогда бы мы могли оплакивать судьбу этих детей… но ведь судьба христианина измеряется по его небесному делу… и разве не блаженны эти дети, первые мученики за Христа, венчанные от него неувядаемыми венцами… Может быть, выросши, они очутились бы в числе Его гонителей, и из их уст вылетело бы ужасное слово: «Распни, распни Его»…
Предупрежденный ангелом об опасности, Иосиф увел Святую Деву с Младенцем в Египет.
Есть мнение, что волхвы покланялись Христу и Христос был увезен в Египет из Вифлеема во время Своего вторичного пребывания в Вифлееме, уже после принесения в сороковой день в храм Иерусалимский. Дело в том, что после прохода через Иерусалим волхвов, и распространившихся слухов о рождении Мессии, народ должен был выказывать особую чуткость ко всему, что могло иметь отношение к этим слухам. В таком случае принесение Христа в храм с пророчествами о Нем Симона и восторженными речами о нем Анны должно было бы получить самую широкую огласку и немедленно дойти до слуха Ирода. Только в том случае появление Христа в храме Иерусалимском могло пройти незамеченным, если о Мессии не прошло еще таких тревожащих слухов, какими явились всполошившие весь Иерусалим расспросы волхвов.
Но каким образом очутился вновь в Вифлееме Младенец, принявший в Вифлееме поклонение пастырей? Очень возможно, что старец Иосиф желал взрастить отрока Иисуса во граде Давидовом, где незримо рука Божия подготовляла царство праотцу Пречистой Девы отроку Давиду.
Таинственной поэзией окружено это «бегство в Египет»…
За сердце схватывает мысль о Божественном Младенце, которого преследует злоба людская, прежде чем он успел чем-нибудь Себя проявить.
Таинственность загадочной страны, куда бежали святые путники, преследуемые страхом… Так и видишь перед собой сияние пронзительных ярких звезд в темноте глубокой южной ночи, сгустившийся мрак, удары копыт ослика по каменистым дорогам. И юная Дева с Младенцем на руках, под заботливым, сочувственным взглядом старца…
Есть известная картина, изображающая отдых святых путников у сфинкса в Египте, между ногами каменного чудовища, который смотрит в пустыню своими невидящими глазами, но для которого бессилен ход времени – тысячелетия скользят по нему, не изменяя его; в этих страшных каменных объятьях приютилась Пречистая Дева; она откинулась в изнеможении на грудь сфинкса и дремлет. И дремлет пустыня, и дремлют древние, забытые видения.
Множество легенд украсило в воображении христиан эту пору жизни Христа. Рассказывали о том, как на пути покланялись Ему драконы и выказывали Ему благоговение львы и леопарды, как розы расцветали там, где лежал Его путь, и деревья склоняли святым путникам ветви со своими плодами.
Есть замечательное предание об одной встрече, которую они тогда сделали и которая повторилась потом при совершенно исключительных обстоятельствах. В одном месте они были окружены разбойниками, и те хотели отнять у них осла и убогое их имущество. Одному из разбойников удалось видеть лик Младенца, и он до глубины души поражен был Божественным видением. Он воскликнул: «Если б Бог сошел на землю, он не мог бы быть прекраснее этого Младенца». Разбойник этот не позволил товарищам прикоснуться к светлым путникам и настоял на их освобождении. Богоматерь благодарным взором окинула разбойника и сказала ему: «Этот Младенец воздаст тебе благим воздаянием». Это был тот самый разбойник, которого церковь называет «разбойником благоразумным». Он был распят одесную Христа, исповедовал Его Богом и первым из всего человечества вошел в царство небесное.
Другое предание несколько иначе передает о той же встрече. Схваченные разбойниками, путники были приведены в их притон. Там лежала больная жена одного из разбойников, имевшая грудного младенца. Болезнь матери тяжело отражалась на ребенке. Тщетно силился он высосать каплю молока из ее истощенной груди. Богоматерь, увидев страдания ребенка и терзания несчастной матери, подошла к ней, взяла ее младенца к себе на руки и приложила его к своей груди, и от таинственной капли, проникшей в увядающий телесный состав, мгновенно жизнь вернулась в зачахшего ребенка. Щеки оживились румянцем, глаза заблестели, полутрупик превратился опять в веселого цветущего мальчика. Таково было действие таинственной капли. И в этом мальчике осталось на всю жизнь воспоминание о чудесной Жене, у персей которой, он, умирающий, исцелился. Жизнь не была к нему добра: он пошел проторенной его родителями дорогой преступления, но жажда духовная, стремление к лучшему никогда не оставляло эту загубленную жизнь. Можно думать, что черты благородства отличали его. Что, враждуя на богатых, он никогда не занес руку на женщин, на слабых, на детей и на тружеников. Там, в глубине, жил светлый образ, и этот образ требовал от него милосердия ко всему беззащитному, немощному. Подарив ему чудесную встречу у врат смерти, Бог, за все то чистое и благородное, что таилось в нем под внешним покровом разгула и преступления. Послал ему при конце новую встречу с Тем, кто бросил такой чудесный отблеск на весь его житейский путь. И когда он, распятый одесную Христа, сгорая от жгучей боли, пронимавшей его тело, сгорая от бесплодного и позднего раскаяния за все свои преступления, открыт глаза и увидел прекрасную Женщину, в безмолвном сосредоточии скорби смотревшую на Того, чья вина была выражена в надписи, прибитой к крестному древу над Его головой, в словах: «Иисус Назорей, Царь Иудейский», – не узнал ли он тогда свою в детстве Исцелительницу, которая теперь должна была стать его Избавительницей на вечность? Утраченное заветное видение возвращалось теперь, в последние минуты жизни. Чрез Мать он познал Сына, понял, что в Нем и Его заслугою все разрешается, и волны ликующей благодати покрывают бездны греха и заблуждений, и в блаженном порыве воскликнул он слово, которым столько веков потом, по его примеру, падшая душа человеческая, прозревая Бога, звала своего Искупителя: «Помяни мя, Господи, егда приидеши во царствие Твоем!»
Много вообще преданий связано с бегством святого семейства в Египет…
Святое семейство на пути в Египет
Первый отдых в египетских пределах путники имели в селении Матариэ. Иосиф, оставив Богоматерь с Младенцем под громадным тенистым деревом, отправился искать приют в селении. Ветви дерева склонились над путниками, чтобы усилить над ними тень и прохладу, дать им лучше отдохнуть. Когда Богоматерь удалилась из этой гостеприимной сени, дерево продолжало сохранять свое наклонное положение, а листья его получили целебную силу. Около дерева пробился родник прекрасной чистой воды. Сохранившись доныне, родник этот дает прекрасную пресную воду. А свойство его тем поразительнее, что все родники и колодцы этой местности имеют солоноватый вкус. Невольно дивишься тому явлению, что разрушились и забыты огромные египетские города, современные Христу, а приютившее Его дерево и пробившийся рядом источник сохранились и доселе.
Есть предание, что при входе святого семейства в город Гермополис, лежавший в Верхнем Египте, одно высокое дерево, как бы не смея стоять перед Христом, склонилось до самой земли и поклонилось Ему.
У коптов существует предание, что Богоматерь с Младенцем жила в городе Бэнюсефе, в трех днях плаванья по Нилу от бывшего Вавилона (старый Каир). Самое имя этого места (по – еврейски оно значит Иосиф) подтверждает вероятность этого предания. Христиане старого Каира показывают также пещеру, где жило святое семейство. Там сохранилось углубление в стене, где под заботливым взором Девы Марии спал Божественный Младенец. Сама же Богоматерь отдыхала на соседнем каменном ложе.
Сохранилось еще предание, что при входе Христа в Египет, по всей стране пали и сокрушились невидимою силою идолы…
По смерти Ирода, ангел опять явился Иосифу с повелением вернуться на родину. Святое семейство думало было поселиться в Иудее, которою владел тогда Архелай, сын Ирода, но Архелай смещенный впоследствии императором римским Августом за тиранию, имел некоторые черты отца и начал свое царствование тем, что избил в храме 3000 человек. Галилея же была подчинена другому сыну Ирода, менее лютому, Антипе.
В земле Галилейской, в городе Назарете и поселилось, по новому откровению ангела, святое семейство.
* * *
Восточная церковь стала праздновать Рождество Христово лишь в конце IV столетия.
День 25 декабря был выбран одинаково с Западной церковью. День этот предполагают днем рождения Спасителя по следующему сложному расчету. Если Захария был первосвященник и если явление ангела последовало ему за завесою во «Святая Святых», куда первосвященник входил однажды в год, а именно в праздник «Очищения», то праздник этот приходился в конце сентября, и днем зачатия Предтечи поэтому стали считать 23 сентября, а днем рождения Его – через 9 месяцев – 24-е июня. В шестой месяц после зачатия Иоанна Крестителя последовало Благовещение архангела Гавриила Пресвятой Деве Марии, и Благовещение кладут на 25-е число марта, а Рождество Христово через 9 месяцев – 25 декабря. В восьмой день по Рождестве произошло Обрезание, приходящееся, значит, на 1-е января, а в сороковой день, т. е. 2 февраля – Сретение.
Расчеты эти, однако, довольно гадательны и освящены более временем, чем исторической достоверностью, так как ниоткуда не видно, чтобы отец Иоанна Предтечи, Захария, был когда-либо первосвященником.
Праздник Рождества Христова есть один из наиболее любимых праздников и обвеян особой поэзией. Да и что может быть и прекраснее, и трогательнее, и более захватывающе этого сошествия в мир предвечного всемогущего Бога в образе беспомощного, бедного Младенца.
Все подробности Рождества Христова христианский мир запомнил и старается во дни праздника Рождества вновь перечувствовать их…
Праздник Божественного Младенца есть по преимуществу праздник детства. И в зрелых, и в старых годах, соприкасаясь с поэзией Рождества, мы снова как бы становимся детьми. Внимая задумчивым священным распевам Рождества, жалеем о невозвратно утекших днях детства и смутно чувствуем, что вновь станем детьми в Божьем вечном царстве. А с клиросов несутся тихие звуки о Деве, «рождающей днесь Пресущественного», о земле, приносящей вертеп Неприступному, об ангелах, с пастырями славословящих, о волхвах, зо звездою путешествующих, о нас ради родившемся отроке – «Предтече Бога».
Как-то само собой установилось, что в праздник Рождества стараются в честь Младенца Христа радовать детей. По всей Европе крепко утвердился обычай устраивать в этот день детям елку, обвешанную сластями и игрушками, освещенную разноцветными свечами… И среди ветвей приветливо и радостно горящие огоньки напоминают о звездочке вифлеемской, заботливо ведшей волхвов к яслям, а ярко-зеленое среди зимы дерево говорит о вечной, невянущей весне рая, которую обещает нам Младенец Христос.
В Малороссии ставят в сочельник рождественские блюда «звар и кутью» под образа на наброшенную солому, в трогательную память о соломенном холмике, послужившем в ночь рождения престолом Младенцу Христу. Паробки ходят в святочные дни «колядовать» – петь приноровленные к Рождеству Христову гимны, причем носят пред собой на высокой палке фонарь в виде звезды.
В немногих старинных малорусских усадьбах сохранился, как остаток старины, так называемый «вертеп». Это – театр марионеток, изображающий маленькими фигурками, приводимыми в действие крючками или веревочками, событие, относящееся к Рождеству Христову, например. Шествие волхвов к Вифлеему, избиение Иродом младенцев вифлеемских… Во время этого представления певчие поют приноровленные к показываемым событиям особые канты, для которых подобраны соответствующие мелодии.
«Вертепное» действо теперь нелегко можно встретить. Самый «вертеп» или сцена такого театра марионеток считается теперь большой редкостью.
В западной Европе, особенно во Франции, распространен очень трогательный обычай, состоящий в том, что в сочельник Рождества дети выставляют за порог детской свою обувь, с надеждой, что Младенец Христос порадует их, когда что-либо опустит ночью в их сапожки. Действительно, поутру дети всегда находят подарки, положенные заботливыми родителями, но дети принимают их как бы из рук маленького Иисуса…
* * *
Остановимся на праздновании дня Рождества Христова в московской Руси при дворе царей.
День Рождества Христова предварялся святым делом – милостыней. Очень рано в сочельник, в пятом часу утра, государь, в сопровождении небольшого отряда стрельцов и подьячих тайного приказа, делал «тайный выход» в тюрьмы и богадельни. Тут он собственноручно жаловал милостыней заключенных, пленных, людей призревающихся в богадельнях и всякую вообще бедноту. Проходя по улицам, государь тоже раздавал милостыню нищим и убогим. Можно думать, что эти люди, зная час прохода государя, заблаговременно во множестве собирались на его пути. В то же время у Лобного места и на Красной площади раздавали, по поручению государя, доверенные стрелецкие полковники или подьячие. Таким образом ни один бедный человек не оставался на праздник без денег и без возможности разговеться.
Рожественский «тайный» выход царя в тюрьмы. Худ. Н. Дмитриев-Оренбургский
Вот просвечивающая сквозь сухие слова расходной записки по случаю «выходов» царя Алексея Михайловича в 1664 году дорогая, теплая картинка тогдашнего русского быта: «Декабря в 24 числе, за четыре часа до света, великий государь, царь и великий князь Алексей Михайлович, всея великия и малыя и белыя России самодержец, изволил ходить на большой тюремный и на аглинский дворы и жаловал своим государевым жалованьем милостынею из своих государских рук на тюремном дворе тюремных сиделок (т. е. заключенных), а на аглинском дворе полоняников (пленных), поляков и немец, и черкас». Затем идет перечисление того, кому сколько дадено: например, пленному полковнику 40 р. – сумма по тем временам очень значительная… Государь продолжает свой «выход». «Да великий же государь жаловал из своих государских рук, идучи от ашинского двора в Белом и в Китае городах, милостынею ж Агеева полку Шепелева, бедных и раненых солдат и нищих безщётно. Да по его ж великого государя указу роздавали нищим же полковник и голова Московских стрельцов Артемон Матвеев у Лобного места, Василий Пушечников да приказу Тайных дел подьячий Юрий Никифоров на Красной площади. Всего роздано 157 рублев 4 алтына.
Всего же вообще нищим. Колодникам и стрельцам, сопровождавшим государя, роздано 1131 руб. 4 алтына».
Затем идет весьма любопытное в бытовом отношении событие. «Того ж числа в вечеру великий государь изволил иттить к Зиновею расслабленному, который лежит у Рождественского священника Никиты. И указал дати из своего государева жалованья милостыни ему, Зиновею, пять Рублев».
Кто был этот Зиновей расслабленный? Очевидно, какой-нибудь подвижник, терпеливо несший крест тяжкой болезни. И вот государь накануне праздника идет к нему… прекрасная трогательная черта… ничто лучше не подготовляет душу к восприятию святых праздничных впечатлений, как такие простые, добрые дела – царь всей Руси, обходящий под Рождество колодников, больных, нищих, страдающих и стонущих людей, чем уподоблялся тем ангелам, которые в священной ночи пели пастухам вифлеемским песнюд благоволения…
Посвятив утро делам личного благотворения, государь после отдыха и переодевания, по большей части, шел в одну из придворных церквей к так называемым «царским часам». Затем перисутствовал в Успенском соборе у вечерни и у «действа многолетия». При этом вычитывался полный царский титул. На государе почти всегда на этой службе бывала белая шелковая шуба кованным, золоченым «круживом» и золотыми нашивками. В белых же шубах бывали и бояре. После службы патриарх поздравлял царя, царь поздравлял патриарха и властей. Затем следовали поздравления бояр, окольничих, думных и ближних людей, стольников и стряпчих, дворян и дьяков, и людей прочих чинов. Старейший из бояр, как представитель всех, «сказывал титло» и поздравительную речь по установившейся форме. Государь также всех поздравлял, а затем упомянутым мирским людям говорил речь и патриарх. Наконец, государь возвращался во дворец. Когда начинались сумерки, в 5-м часу приходили во дворец «славить Христа» соборные протопопы, попы и певчие, как собственно государевы, так и патриаршие и разных других церковных властей. Государь, принимая всех в столовой избе, приказывал выдать каждому по ковшу белого и красного вина. Одним из ближайших к государю людей в серебряных и золотых ковшах эти напитки тут же выдавались вместе с «славлеными» деньгами.
Затем эти люди ходили славить к царице и к патриарху, где тоже им подносили мед и наделяли деньгами. Количество денег сообразовывалось с важностью и значением причта: были принты, получавшие рублей по 12 «на собор», а были и такие, что всего получали 8 алтын с двумя деньгами (около 25 копеек). Певчие получали «славленое» особо, сообразно выказанному ими искусству в пении. Иногда государь жаловал и по 5 рублей на человека, а иногда только по полтине. Отличившимся государь давал и лично из рук своих общей мерой по рублю и по два.
Любители церковного пения цари – Алексей Михайлович и Феодор Алексеевич, кроме рождественских песнопений слушивали и разные другие церковные песни.
Певчие – государевы дьяки имели право ходить славить Христа и по домам бояр, что, разумеется, составляло для них немалый доход. Любопытно, что государь сам посылал их славить Христа у тех дьяков, которые сидели в доходных приказах и наживались взятками.
Очень любопытное происшествие вышло в 1677 году. Некоторые дьяки не захотели пускать к себе государевых певчих. Царь на это прогневался и лишил их доходов. Им велено было сказать, что «такого безстрашна никогда не бывало, что его, государевых певчих-дьяков, которые от его, великого государя, славить ездят, на дворы к себе не пущать; и за такую их дерзость и безстрашне быть им в приказах безкорыстных и никаких почестей и поминков ни у кого ничего ни от каких дел не имать».
Но вот настал и самый день Рождества Христова. Государь слушал заутреню в столовой или в Золотой палате. В пятом часу утра начинался благовест к литургии, и государь, выйдя в столовую, ожидал прибытия патриарха с духовенством. Столовая была украшена коврами и сукнами. Государь, севши на свое место, приказывал сесть по лавкам боярам и думным людям. Другие разряды придворных чинов обыкновенно стояли. Выходил патриарх, обыкновенно, при пении праздничных стихир, предшествуемый соборными ключарями, несшими крест на «ложе» и св. воду. Патриарх поздравлял государя, который выходил навстречу в сени.
После церковного пения государь и патриарх садились на своем месте, и затем, благословив государя, патриарх отправлялся «славить Христа» к царице и ко всем членам царского дома.
Пока патриарх ходил по дворцу, государя облекали в царский наряд, в котором он и шел к обедне. Все служилые люди также были богато одеты. После литургии государь возвращался во дворец, где в столовой и Золотой палате был приготовлен праздничный стол для патриарха, властей и бояр.
Был трогательный и христианский обычай – кормить в этот день на царский счет заключенных в тюрьмах. Так в 1663 году на большом тюремном дворе накормлено 964 человека.
На половине царицы праздник справлялся также торжественно. В сопровождении своих «дворовых и приезжих бояр» царица выходила в свою Золотую палату, куда приходил к ней патриарх. Затем шла торжественно к обедне. Приезжие боярыни привозили царице сдобные крупитчатые куличи и караваи, каждая по нескольку, так что в 1883 году царице Марии Ильиничне Милославской 14 приезжими ее боярынями были принесены 426 перепечь.
Царица, в свою очередь, посылала после обедни патриарху от себя и от каждой царевны по 5 перепечь.
И у царицы были свои славилыцицы: являлись из Воскресенского монастыря старицы, а также царицыны крестовые дьяки.
У малолетних же царевичей тогда славили их карлы.
