Дмитрий Ромов
Цеховик. Книга 8
Запах денег
1. Королева красоты
В закутке позади стойки проходит второе совещание за один вечер, правда, на этот раз в другом составе.
— Повтори, что ты мне сообщил, — киваю я капитану Торшину.
Цвет и Ферик молча буравят его глазами.
— Ашотик Большой заманил Абрама и его людей в шашлычку к Рубенчику и там всех порешил, включая и Рубенчика. Шашлычку поджог, все улики сгорели. Было это днём. Я когда узнал, сразу поехал. Там уже милиция работала. Я всё осмотрел лично.
Воцаряется тишина. Через некоторое время Ферик поворачивается ко мне и спрашивает:
— Кто это такой, Егор? Ему можно верить?
— Это капитан Торшин. Он был помощником майора Плешивцева из ГУБХСС. Они, собственно, крышевали Ашотика по катранам, может и в других вопросах помогали. Это те, что схватили меня с Айгюль и с моим человеком.
— Я в вашем захвате не участвовал, — сразу реагирует Дольф и даже делает полшага назад.
— Правда, — подтверждаю я. — Зато в другом участвовал, когда Абрам Ашотика поймал и пытал в гараже. Нахрена ты туда попёрся? Ашотика уже в живых бы не было и вопрос был закрыт.
Все взгляды обращаются на капитана, но он не смущается и пытается держать марку.
— Тогда приказ был лично от генерала Рахметова, заместителя министра. Он знает, что Ашотика мы с Плешивцевым курируем. Ему сообщили, что Абрам взял Ашота. И адрес точный сообщили. Задача была одна, отпустить Ашотика, а с вами возиться никто и не собирался, потому что это вообще не наша задача, у нас БХСС, сами понимаете, замучились бы объяснительные писать. Так что это было чисто для видимости.
— Кто сообщил? — спрашиваю я.
— Мне неизвестно, — разводит руками капитан. — Я получил приказ с конкретным адресом и всеми установками.
— А кто живым сегодня остался, тот и сообщил, — заявляет Цвет. — Есть выжившие?
Пока неизвестно. Ферик молчит, внимательно глядя на капитана.
— А твой резон какой? — спрашивает Цвет. — Зачем тебе Ашотика нам сдавать.
— Во-первых, — отвечает Дольф немного подумав, — с Ашотиком мне работать не хочется. Во-вторых, я Егору уже говорил, я бы хотел, чтобы все игровые точки в городе были в одних руках. Всё в одной корпорации. Это более устойчивая машина, и в таких условиях я вижу больше возможностей роста для себя лично. Как карьерного, так и финансового. И, в-третьих, безопасность. Находиться в вечном состоянии войны с соперниками удовольствие сомнительное. А так можно выстроить взаимные противовесы и обеспечить друг другу спокойную работу.
— Не знаю, Фархад Шарафович, можно ли ему верить, — говорю я. — Но теперь все мы об этом человеке знаем примерно одно и то же. Если бы я принимал решение единолично, я бы попробовал с ним посотрудничать.
— Другими словами, ты ему доверяешь? — прищурившись, смотрит на меня Ферик.
— В определённой степени, да, — киваю я.
— Где сейчас находится Ашотик? — спрашивает Цвет.
— В бане. Гуляет, празднует победу. Их там человек десять, включая приближенных. И шестеро в охране.
— У тебя есть люди? — спрашивает у меня Ферик, бросая короткий взгляд на Цвета. — Как думаешь с этим разбираться?
— Варианты имеются, но я хотел бы обговорить последствия, — отвечаю я. — Для кого я буду рисковать своими людьми, да и собой тоже? Кто займёт место Ашотика?
— Это будет собрание решать, — уклончиво отвечает Ферик и снова скользит цепким взглядом по Цвету.
— А какие есть варианты? — настаиваю я. — Просто, поймите, какая мне разница с кем работать, если от моего мнения ничего не зависит? А вдруг новый человек, например, будет ещё хуже Ашотика? Пусть уж тогда Ашотик и остаётся. Зачем менять шило на мыло, рискуя жизнями своих людей, да и собственной жизнью?
— Ашотика по-любому уберут, он беспредельщик, — гнёт своё Фархад Шарафович. — Да и если бы всё перешло к нему, он бы тебя выкинул отсюда, это точно. Опять же кандидатуру надо с «конторой» согласовывать и с ментами теперь уже, раз так всё разворачивается.
— Я предлагаю нам сейчас здесь всё согласовать, а органы поставим перед фактом.
— Некогда согласовывать, — нервничает Торшин. — Они сейчас разбегутся и будут дальше беспредельничать. Они и за тобой придут. Я же слышал, что в тебя стреляли. Думаешь отцы обесчещенных девиц? Это Ашотик, сто процентов.
— Нет, если моё мнение не учитывается, я не буду участвовать, — твёрдо говорю я. — Хотя у меня есть кандидат, который точно устроит «контору» и в ценности которого я смогу убедить ментов.
Ферик поджимает губы и дышит недовольно и громко.
— Рано ему ещё, — наконец, выдаёт он. — Молодой больно. Ещё не все свои дела переделал, чтобы за чужие хвататься.
— Ну, уж не моложе меня, правда? — развожу я руками.
— Воры будут недовольны.
— Так вы их убедите, с вашим-то авторитетом. Решайте, Фархад Шарафович. По сути это единоличное ваше решение. Только человек с максимальным авторитетом может принять на себя бремя таких решений.
— Да хватит меня разводить, — мотает он головой. — Я тебе не девка, чтобы на лесть вестись!
— Всё сошлось, все звёзды с нами. — не сдаюсь я. — Сегодня наш день. Подумайте сами, кандидат этот имеет к вам уважение и практически сыновьи чувства, советуется с вами, ценит ваше мнение. Где вы ещё такого союзника найдёте? Вы, можно сказать, непосредственно в дело входите, а не со стороны наблюдаете, как это до сих пор было. А тут ведь не только катраны, планы у нас куда как серьёзнее.
При этих словах глаза Ферика резко сжимаются, превращаясь в узкие щёлочки. Он внимательно смотрит сначала на меня, а потом на Цвета. Цвет едва заметно кивает, подтверждая сказанное мной. Ферик Матчанов стискивает зубы, пытаясь оценить щедрость только что полученного предложения и, наконец, соглашается.
— Да, — говорит он. — Хорошо. Пусть будет Цвет.
Да будет Цвет, сказал электрик.
Мы пожимаем руки под недоумёнными взглядами Торшина, который, кажется не совсем понял, что сейчас произошло.
— Капитан, — говорит Ферик. — Вот твой новый партнёр. Паша Цвет. Говори, куда ехать.
Он говорит, а я звоню Александру и объявляю подъём по тревоге. Мы вылетаем в холодную декабрьскую ночь. Я, Игорь, Цвет и непобедимый Иван Драго, он же капитан Торшин. За рулём ветеран такси Сергей Сергеич, он город, как свои пять пальцев знает. Следом за нами мчит второе авто. Там сидит охранник Цвета и два человека из охраны казино.
Оружия у нас нет, но это сейчас и не важно. Отряд, спешащий сейчас из деревни Дьяково вооружён до зубов. И, в конце концов, есть же палки и обломки арматуры, есть камни, орудие пролетариата. Я смотрю на своих спутников, на их сосредоточенные лица и вижу в глазах огоньки пламени, вызываемого адреналином, и мне становится даже весело, что ли. Неправильное слово, но как лучше сказать, не знаю. В бой, братья, в бой! Наше дело правое! Да даже, если и нет, победа будет за нами!
Шины шуршат по асфальту. Мы несёмся по пустынным улицам, расцвеченным новогодними кометами и звёздами, слепящими глаза серпами, молотами, ёлками и снеговиками. Дорогая моя столица, золотая моя Москва! С Новым годом, товарищи! Пролетарии всех стран, присоединяйтесь к нашему празднику. Да здравствует «Оливье»!
Когда мы подъезжаем к деревне, где парится Ашотик с друзьями, замечаем на обочине «Кубань» защитного цвета. Тормозим и я иду туда с Торшиным. Забираемся внутрь и немного проезжаем вперёд.
— Здесь останови, — отдаёт он команду. — Вплотную не будем подъезжать, чтобы не услышали.
Останавливаемся. Я выглядываю, «Волги» подъезжают следом и тоже останавливаются. Гасят огни.
— Самохвалов! — вызывает бойца командир отряда.
— Тута… — появляется из темноты салона мужик в афганке.
— Толян, иди проверь. Осмотрись. Там вроде охрана выставлена.
— Понял, — кивает Толян. — Антоха, пошли со мной, поглазеем.
Торшин показывает, куда нужно идти.
— А у вас чё, задание? — спрашивает сержант водитель.
— Разговорчики, — чеканит командир, — отставить! И потуши папиросу, не отсвечивай и воздух не порть.
Толян с Антохой растворяются в темноте. Дом, к которому они уходят, с дороги не видно. С улицы тянет дымком. Вдалеке лает собака. Лунные отблески едва пробиваются через хмурую вату облаков.
Проходит минут пятнадцать, и разведчики возвращаются.
— Отдельно стоящий бревенчатый дом, — докладывает Толян. — Во дворе баня и гараж. Баня с верандой или сенями, довольно большая, примыкает к деревянному забору. Высота забора примерно метр семьдесят. Объект находится на краю улицы, окружён заброшенными строениями, соседей в непосредственной близости нет. На территории два охранника, прохаживаются около дома. Один ствол на двоих у них точно имеется, может, и два. Ещё четыре человека сидят на веранде дома, играют в карты. Снаружи, у ворот никого. В бане пьянка. Количество людей в бане около десяти. Я в окошко глянул, но там стёкла запотели, хрен чё увидишь.
— Девки есть? — спрашиваю я.
— Не знаю. Не установлено.
— Да, в бане и должно быть человек десять, — говорит Торшин. — Ближний круг Ашотика.
— Так, — командует Александр. — Все на выход. Водитель, из машины ни на шаг. И не курить.
— Саш, — тихонько говорю я командиру. — Хорошо бы без огнестрела. Спалим их к херам потом и всё. Чтоб без следов.
Как они Абрама, так и мы их.
— Посмотрим, — кивает он. — Но ты не идёшь.
— Иду, ещё как иду. И Игорёк идёт и ещё тут у нас один, ой, два даже.
Я машу Цвету и Игорю.
— Я тоже иду, — не терпящим возражений голосом заявляет Торшин.
— Нахера столько народу-то? — злится Александр.
— Так нам поговорить ещё надо с товарищами бандитами, — усмехаюсь я. — Так что тех, кто в бане сразу не гасим.
Выдвигаемся.
— Переговорщики остаются снаружи, — шёпотом командует Александр и протягивает мне ТТ. — Остальные вперёд.
Переговорщики — это я и прочие не члены моего отряда. Мы останавливаемся у калитки, а остальные крадутся вдоль забора. Они проходят гуськом, неслышно ступая по промёрзшей земле едва припорошённой снегом. Снега ещё мало, но в ближайшие несколько дней должно насыпать, навалить столько, что Москва и все окружающие её деревеньки превратятся в настоящую сказку.
Я приникаю к забору и вглядываюсь, стараясь в маленькую щёлочку разглядеть как можно большую часть двора. Кровушка бежит, циркулирует, волнуется, горячится и вскипает. Ага… вижу пока одного из наших бесшумно спрыгивающего с забора во двор. Блин, хреново видно…
Я чуть отстраняюсь от своего перископа и осматриваю доску. Есть, есть счастье в жизни. Нахожу сучок и пытаюсь выдавить пальцем. Он поддаётся и чуть выдвигается со своего места. Сухой, вымороженный. Поддавливаю и он летит во двор. Ну, это уже совсем другое дело, просто театр оперы и балета. И цирк, заодно.
Оглядываюсь на своих спутников. Все прилипли к воротам и калитке и глядят в щели. А посмотреть действительно есть на что. Мои ниндзи беззвучно перепрыгивают через забор и крадутся вдоль стен с двух сторон дома. Ай, да Скачков, ай, да молодец! Круче китайского боевика. Надо возвращаться к регулярным тренировкам, иначе буду скоро, как мешок с луком…
Один орк-охранник стоит у крыльца и внимательно смотрит на веранду, где за большим окном две смены его товарищей играют в карты. Гогочут они так, что даже здесь, по другую сторону забора слышно. Им весело, а ему холодно и неуютно при минус семи градусах. Он переминается с ноги на ногу, не отрываясь глядя туда, где светло, тепло, сухо и азартно.
Его напарник понуро курит сигарету на противоположном углу дома. Он задумчиво смотрит в снег перед собой и подрыгивает правой ногой, будто пританцовывает.
Пык… Я даже не успеваю заметить, что именно происходит. Задумчивый курильщик начинает оплывать и сминаться, как пустой пакет. Он утрачивает внутренний стержень и теряет равновесие, заваливаясь вперёд. Но упасть ему не дают. Заботливые руки подхватывают и аккуратно укладывают на припорошённую снегом землю.
Его напарник ничего не замечает. Его внимание по-прежнему приковано к тёплой и уютной веранде, посылающей во всемирный эфир волны инфернального веселья. Я не вижу лиц этих весельчаков, но представляю, что у них свиные рыла и козьи морды.
Вдруг тело охранника чуть вздрагивает и он, даже рукой не взмахнув падает, как подкошенный. Блин, просил же не стрелять. Хотя ладно, хрен с ними, пусть уж палят, всех не перережешь. Появляется Толян. Он подбегает к телу и, нагнувшись, проверяет, жив или не жив. Судя по всему, второе.
За Толяном появляются ещё бойцы. Толян, не глядя на них, выпрямляется и подняв руку с зажатым в ней длинным как у Пушкина ПБ, несколько раз нажимает на спуск. Его «космическая труба» щёлкает, но щелчки эти оказываются практически неслышными за забором. Да не практически, вообще неслышными.
Он опускает руку и пожимает плечами, как бы говоря, что работа эта не для такого матёрого чувака, как он, а для новичка. Так, всё понятно. Я тут же перемахиваю через ограду и, отодвинув засов, открываю калитку. «Зрители» заходят внутрь и оказываются на поле боя.
Не глядя на нас, Толян перебегает от избы к бане. Туда же направляются и остальные бойцы, контролируя периметр. Обращает на нас внимание только Александр. Мы двигаем к нему, и он дёргает нам навстречу. Останавливаемся так, что оказываемся закрытыми от бани стеной дома.
— Саня, ёпрст! — шепчу я. — Я ж просил. Теперь давай, чтоб из другого ствола никто не вздумал палить. Ясно? Только из одного! Этих в бане сразу не валим. Ты понял?
— Пошли, — кивает он. — По обстановке посмотрим.
Выходим из-за дома. Он перебегает к Толяну, но не успевает добежать. В этот момент открывается дверь и на крыльцо выходят три распаренных бандоса с простынями на бёдрах.
— О! — говорит первый из них стоящему прямо напротив Толяну. — А ты кто?
На его толстой потной морде застывает выражение дружеского недоумения.
— Х*й в кожаном пальто, — добродушно отвечает Толян и кладёт любознательному любителю бани пулю прямо между глаз.
Это происходит моментально. Настолько быстро, что двое других даже не успевают испугаться, не то что вскрикнуть или, тем более, позвать на помощь.
Щёлк. Щёлк, щёлк. А потом — грохот падающих тел.
— Э, вы чё тут, попадали? — пьяно ржёт коренастый толстяк, открывая дверь и выходя на крыльцо. — Чё за гро… хот… Шухер, братва!!! Шу…
А вот этого не надо было делать! Он валится на крыльцо с дыркой в башке, не успевая договорить.
Не добежал, бегун-беглец,
Не долетел, не доскакал,
А звездный знак его — Телец —
Холодный Млечный Путь лакал.
— Ствол сюда! — ору я Толяну. — Быстро! И магазин!
— Так, не стреляем больше! — спокойно и буднично, словно на совещании, объявляет Александр. — Давайте, сюда все, сейчас заходить будем. Не стреляем, ясно? Оставшиеся живыми нужны. Гром, ты у окошка! Чет, ты у второго. У них оружие может быть, повнимательнее. Если что — только по конечностям. Толян, стол тащи. Давайте, ребят, погнали наших заводских. Без шума и пыли.
Гром и Чет занимают позицию так, чтобы не оказаться под пулями. У забора в нескольких точках, просматривая весь периметр стоят, трое ребят с автоматами.
— Ашотик! — кричит Цвет в дверь. — Ты здесь? Базар есть!
— Пошёл ты нах*й, легавый! — доносится в ответ.
Толян скидывает с тяжёлого массивного стола, удачно оказавшегося на веранде, алюминиевый чайник, эмалированную миску и кружки и двигает его к двери. Вместе с Саней они ставят его на попа и, прикрываясь, как щитом, вламываются в предбанник.
Полундра! Танки в городе!
— Э! Это чё такое! — раздаются крики. — Сука!
— Мусора поганые!
— Я твой рот е*ал!
— Сука!
Раздаётся звон разбитого стекла, но выстрелов нет. Вслед за стенобитным орудием в баню забегают оставшиеся бойцы. Вместе с Игорем их шестеро. Ну, и в конце заходим я, Цвет и Торшин.
В комнатёнке тесно и жарко. У разбитого окошка сидит амбал с окровавленной башкой. Получил от Чета, походу. Куда лез дурак, оконце маленькое, застрял бы, как Винни-Пух.
На лавке за столом сидит волосатый, как обезьяна Ашотик Большой. Глаза навылупку, пузо надутое, мокрый, перепуганный и злой. Сжимает в руке вилку. На столе раздрай. Консервы, холодный шашлык, водка, пиво, суджук, жареная картошка, квашеная капуста.
Выглядит Ашотик жалко. Он матерится, шлёпает губами, как рыба, да только в глазах страх и ужас. Слева от него весь синий от татуировок чувак почтенного возраста. Он сплёвывает на пол и смотрит, как загнанный волк. Чистый зверь.
А вот справа от Ашотика обнаруживается большой сюрприз. Это Амир. Он не дёргается и ведёт себя спокойно. Воин, твою дивизию. Знает, чем дело кончится, самурай, мля.
Чего тебе не хватало, Амир? Мне от этого открытия хреново становится. Обидно, бляха-муха. Нормальный же чел, и пригодился бы мне здесь и Цвету ой, как пригодился бы…
Я киваю Александру, чтобы выводил бойцов. Теперь они уже не нужны. Сажусь на лавку напротив Ашотика и молча оглядываю его и его спутников.
— А это чё за х*й моржовый? — киваю на синего. — Ты в законе, деда? Кто такой?
Тот разражается злобной тирадой, состоящей исключительно из фени и мата.
— А ты сам кто такой? — несмотря на страх ерепенится и не сдаётся Ашотик. — А я тебе сам скажу, кто ты такой! Ты покойник! Тебя нет, я тебя завтра…
Он поднимает толстые, густо поросшие волосами руки и, сжав левую в кулак, интенсивно хлопает по ней основанием ладони.
— Я тебя вы*бу! — хрипит он, повторяя раз за разом.
Жалко смотреть. Всё-таки, я всегда был ментом, но не палачом. Я ловил вот таких упырей, но никогда не казнил, не лишал жизни и сейчас не желаю этого. Поэтому смотрю на них с грустью.
— Да заткнись ты, — негромко говорю я Ашотику.
И он затыкается. Ещё бы, доходит, не может не доходить, к чему дело идёт.
— Дурак ты, Ашотик, — качаю я головой. — Ты думал, завалишь Абрама и всё, будешь жить-поживать, да добра наживать?
— Его приговорили! — отвечает он, тыча в меня пальцем. — Ему всяко конец был! Вот, у Игната спроси, Игнат всю Москву держит. Он и приговорил. У нас всё по закону! А ты кто такой, а? Ты чмо!
Красиво говорит, смачно.
— Ты что ли Игнат? — спрашиваю я у синего. — Больше ты ничего не держишь. Вообще ничего. Только душу свою и то недолго уже осталось.
— Э-э-э, ты дурак! — снова разъяряется Ашот. — Тебя похоронят завтра же! Ты, чушкан пробитый, ты кто такой, вообще, чтобы на Игната хлебало разевать? Ты…
— Слышь ты, штрибан, — не могу сдержаться я, чтобы не процитировать Свердловского классика, — ты фильтруй хрюканину. А ещё лучше, закуси своё поганое жало.
Ашотик вскакивает, но Игорёк, стоящий сзади, тут же усаживает его обратно, отвешивая крепкую затрещину. Я поворачиваюсь к Амиру.
Какое-то время мы смотрим друг другу в глаза. Наконец, я вопросительно киваю, и он лишь качает головой и пожимает плечами. А потом отворачивается. Он точно знает, что сейчас будет.
— А ты кто такой вообще? — не может уняться Ашотик. — Ты как с ворами законными говоришь, чмо? Нас только воры могут судить, ты понял?
— Ошибаешься, — хмыкаю я. — Особое совещание может, ОСО, слыхал? Полевая тройка. Видишь, у нас тут представители воровского сообщества, МВД и трудящихся.
Я поочерёдно показываю рукой на Цвета, Торшина и на себя.
— И приговор, по сути, мы уже вынесли. Но ты можешь сказать что-нибудь, чтобы облегчить участь свою горемычную. Например, кто тебе велел убрать Абрама. Ещё меня очень интересует, через кого ты организовал покушение на меня и кто его выполнил. Давай. Если не расскажешь, тебе сделают очень и очень больно, так больно, что ты захочешь скорее умереть.
Ашотик пугается, бледнеет и снова начинает сыпать матом.
— Абрама он сам хотел устранить, — поясняет Амир. — Хотел наше казино к рукам прибрать. Он Плешивцева давно подбивал, уговорил уже, а тот у начальства своего добро выбил. Поэтому они тебя и взяли в тот раз. Выйти ты не должен был.
— Вместе с племянницей Ферика? — хмыкаю я. — И КГБ не побоялись?
— А ему всё равно. Он и Ферика хотел вальнуть, но это вон Игната идея. У того аппетит вообще неуёмный. Короче, все чего-то хотели. Менты хотели Абрама из дела выбить, потому что катраны это типа их дело. Ну и конторских умыть заодно. Ашотик хотел твоё казино себе забрать и столицей править, дебил.
— Э! Ты базар фильтруй! — разъяряется Ашотик.
— Игнат хотел, — продолжает Амир, не обращая на того внимания, — вместо Абрама Ашотика двинуть, и через него из казино лавэ сосать.
— Ну, а ты как с ним заодно оказался? — спрашиваю я.
— Да… Был косяк когда-то, вот он меня и взял за жабры… Крысятничал я, у Абрама бабки уводил, а этот пронюхал и подцепил на крючок. А там раз за разом, увяз я. Ашот меня вальнул бы, сколько я сделал всего. Так что выходило или он меня, или я его. Ну, короче, у нас тут свои рамсы. Только какая разница уже…
Это точно, разница уже невелика.
— А со мной что? — спрашиваю я. Это Ашотик меня заказал? Кого нанял? Через кого организовал?
— Не знаю, — качает головой Амир. — Он говорил пару раз, что типа тебя менты убрать хотят, но сам не видел в тебе большого смысла. Так что это не он, наверно…
Не он? Выходит, второй раз тоже Печёнкина работа? Очень интересно получается…
Я ещё какое-то время пытаюсь выудить информацию, но потом заглядывает Александр:
— Пора бы уже. Не стоит здесь так долго сидеть.
Ну что же, пора — значит пора.
— Держи, — отдаю я пушку Цвету. — Ты теперь босс и хозяин Москвы. Вместе с Фериком.
Встаю и не оглядываясь выхожу.
— Уходим, — бросаю я Сане, держащему баню в оцеплении. — Мы всё.
Через минуту выходят Цвет и Торшин. Бледные, у обоих глаза горят. Союз, замешанный на крови и на деньгах.
— Ствол, — протягиваю я руку.
Оставлять его оперативникам желания нет. Пусть ищут обычный ПМ, пули и гильзы одинаковые. Вчера сожгли Абрама, сегодня расстреляли Ашотика. Бандитские войны.
Потом возвращаемся в гостиницу. По дороге останавливаемся на мосту, и я выбрасываю пистолет в холодные чёрные воды, катящиеся вдоль заснеженных берегов. Разбираю и раскидываю по частям в разные стороны и как можно дальше. Ищите, кому надо. Скоро речку скуёт льдом, вообще ничего не найдёте.
Дальше едем молча. Несёмся по пустому городу, не говоря ни слова. Сергеич клюёт носом и, чтобы встрепенуться, включает радио. Машина наполняется жизнерадостным голосом Магомаева:
… и я иду к тебе навстречу,
И я несу тебе цветы,
Как единственной на свете
Королеве красоты…
Меня аж в жар бросает. Королева красоты, твою дивизию! Про королеву-то красоты я и забыл со всеми этими делами!
Я влетаю на последний этаж и врываюсь в зал. Народу уже почти нет, только самые упёртые выпивохи сидят ещё за столами и добивают начатое. Крупье убирают карты и фишки, официанты собирают посуду и скатерти. Начинают подметать пол уборщики.
Все снуют, бегают носят тарелки, коробки и не пойми что ещё. Праздник закончился, а работы ещё хренова гора, к утру всё должно блестеть и быть готово к приёму новых посетителей.
Лида сидит, устало развалившись на стуле и сбросив туфли. Она курит, стряхивая пепел прямо на пол и пьёт шампанское прямо из горлышка бутылки. Увидев меня она проворно вскакивает.
— Где?! — спрашиваю я, подлетая к ней.
— Кто? Миша? Я его отдыхать отправила…
— Какой нахер Миша! Я тебе что велел?! Где победительница конкурса?!
Она хлопает глазами, пытаясь сообразить, о чём я говорю.
— Лида, очнись! — ору я. — Мата, бл*дь, Хари! Где королева красоты, победительница твоего конкурса?
— Она в номер пошла… — говорит подошедший охранник, белобрысый стеснительный парнишка.
Где нашли-то такого?
— В какой ещё номер? — я поворачиваюсь к Лиде. — Ты девчонок здесь что ли разместила? Или победительницу только?
— А она не к себе в номер… — смущённо поясняет паренёк.
— Прости, Егор… — качает головой Лида. — Я так закрутилась, здесь то одно, то другое… Я про неё забыла. Её толпа окружила. Там мужики все кинулись, а меня тут на части стали рвать буквально… и то, и сё…
Она наблюдает за моим лицом и на её собственном лице отражается настоящий ужас.
— Давно? — спрашиваю я, хватая парня за лацкан пиджака.
— С полчаса наверное, — кивает он. — Она выпила хорошо и он… Короче, предложил, чтобы она отдохнула немного…
— Кто он? Веди, не стой, пошли скорее, ты видел в какой номер?
Я тащу его в коридор.
— Да, — отвечает он, — я нёс подарки за ними…
— Кто он такой? Ты его знаешь? Раньше видел у нас?
— Нет, первый раз сегодня. Он такой ну… немного неприятный, в возрасте уже, тоже выпивший был, рожа… ой, то есть лицо такое брезгливое, жирное… Ему жарко было, он лицо вытирал всё время.
— Сука!!!
Сто процентов, Печёнкин. Бля… Ну всё, конец тебе, жаба! Конечно, он. Победительницу, говорит, мне отдашь, тогда прощу…
Я долблю по кнопке вызова лифта. Ну же!!!
— Какой этаж?! — едва сдерживаясь, практически кричу я.
— Седьмой…
— Пошли пешком!
Я бросаюсь к лестнице, ошарашенный охранник кидается за мной, но в этот момент раздаётся звонок. Приехал, сука, лифт. Блин!!! Я лечу обратно, вскакиваю в кабину и долблю по семёрке, но никак не могу попасть по кнопке. Твою же, бл*дь, дивизию!
— Разрешите, я попробую, — испуганно предлагает парнишка.
Он нажимает на кнопку с первого раза и она загорается. Двери закрываются, и мы начинаем плавно спускаться. Почему так медленно?! Надо было бежать пешком. Я делаю глубокий вдох и пытаюсь считать до десяти, но постоянно сбиваюсь. Наконец, раздаётся «дзинь»… седьмой этаж.
Дежурной за столом нет. Её счастье, я бы её убил, если бы она встала на моём пути. Сука! Кто придумал такую огромную гостиницу с такими длинными коридорами!
— Ну, где этот номер? Ты почему цифры не запомнил?!
— М-м-м… — рассеянно отвечает мой проводник. — Где-то здесь…
— Что значит где-то?! Ты издеваешься надо мной?! Где, твою мать, дивизию?!
— Так… вот эта стеклянная дверь, она была вот так же приоткрыта… ага… и вот тут, по правой стороне… Да. Вот эта комната. Здесь.
— Уверен?
— Да, точно, — кивает он. — Это здесь.
Я останавливаюсь и прислушиваюсь. Ничего не слышно. Тогда я с силой стучу в красивую деревянную дверь. Красивая — это ненадолго. Сейчас я её изуродую! Вышибу, разобью, разломаю!
Никто не отвечает. Тогда я берусь за ручку, нажимаю и толкаю дверь. И… и она оказывается не запертой. Я распахиваю её, будто открываю портал в свой собственный ад. В комнате темно и я ничего не вижу.
Шарю рукой по стене в поисках выключателя, прислушиваясь к шорохам и скрипам и вдруг… Моё сердце вскипает, взрывается, выскакивает из груди, проламывая рёбра и разрывая плоть!
— Нет, — слышу я сдавленный девичий голос. — Не надо, пожалуйста. Ну, не надо…
