Видит и сквозь стены

Снег сыпал целыми днями, и пройти через сугробы в Топлице было никак невозможно. Только через одну ложбину, которую каждый день расчищали монахини, можно было дойти до колодца и хлева. Сестринство непрестанно находилось в молитве, а в свободное время занималось рукоделием. Сестре Анастасии всё труднее давалось отсутствие движения. Заметив это, игуменья пригласила её в свою келью и сказала:

«Вот тебе, сестро, письменный прибор. Тебе есть кому писать, и монашеский обет тебя не обязывает прерывать все связи с ближними, которых послал тебе Бог».

«Спасибо тебе, матушка, я знаю, что многие монашествующие охотно в такие моменты пишут, и не только письма, но и книги, стихи и поучения. Будто вижу отсюда отца Симеона, как он садится за стол и пишет по разным адресам, конечно же, чаще всего Савве в Ватопед, а иногда и Великому жупану Стефану».

«Да, сестро, ты видишь и сквозь стены! Десять дней тому назад приходил сюда один священник и рассказал мне, что в Расе бывший игумен Студеницы Игнатий и епископ Калиник объясняют священству и мирянам, как Савва и Симеон попросили всех отдать что-нибудь из драгоценностей, чтобы послать это на строительство сербских монастырей на Святой Горе».

«Боже, помоги им, помоги и народу отозваться на этот призыв. А Стефан – выделяет ли что-нибудь для Святой Горы, как и отец его Неманя это делал?»

«Он даст больше всех. Я слышала, что он убедил всю знать в Расе, что два раза был в Хвосно, добирался до Скопля. Всё это с намерением объяснить народу эту потребность».

«Тебя, матушка, подробно оповестили. Я думала, что через эти сугробы не может пробраться ничто – ни люди, ни вести. И ошиблась», – мягко улыбнулась Анастасия.

«Напоминаю тебе, сестро Анастасия, что ты ещё должна иногда дать о себе знать тем, с кем провела жизнь и с кем будешь, если Милостивый Господь захочет, а я верую, что так и будет, вместе и в Царствии Божием. Вот письменные принадлежности, возьми. Ты умеешь писать красиво и правильно, в отличие от меня, которой это труднее, чем взять плуг и пахать поле под зерновые».

Анастасия попыталась опять улыбнуться, но это ей не удалось. С низким поклоном она отказалась взять письменный прибор, но, чтобы не обидеть игуменью, объяснила:

«Матушка, всё это так, как ты сказала, но у меня есть странная потребность остаться иногда одной, и разговаривая с собой, я разговариваю и с Растко, и с Неманей, Стефаном и Вуканом. Разговариваю я так и со своими дочерьми, со своими снохами. Лишь с недавних пор, когда снег стал идти, передо мной во время этого разговора не сидят больше ни Растко, ни Неманя. Они монахи, и я вижу их, но не могу больше разговаривать с ними. Они стоят и постоянно смотрят на Господа, постоянно в молитве. Я их так теперь вижу, но это не то настоящее ви´дение, как я могу видеть Стефана, Вукана и их жён».

«Боюсь, я тебя, сестро, не слишком хорошо поняла, когда ты говоришь о наших монахах Савве и Симеоне».

«Они двое, конечно же, не только в молитве. Я боюсь, что монах Савва работает и строит больше, чем обычный человек с трудом может себе представить, а что монах Симеон намеревается сделать такое, что легко может потрясти и гораздо бóльшую страну. Он наверняка одной своей половиной находится в молитве, а другой он настолько силён и настолько сияет волей и верой, что перед ним всё склоняется и его слушаются больше, чем игумена. Будто он и далее правитель. И так, когда я разговариваю с отцом Симеоном, никак не могу различить, с которым из Симеонов я говорю – просто монахом или тем монахом, под чьей мантией скрывается выдающийся человек. Ему надо постоянно что-то делать, менять, улучшать, строить, мчаться. Когда-то это была охота или поход на врага, а сейчас это великий штурм, ведущий в Царство Небесное, в объятия Творца. Тут у него пока ещё нет должного смирения, в отличие от меня. Так что мы иногда находимся не на одних волнах, но я упорна, мы снова встречаемся, пусть и мысленно, и кажется, что мы и телесно присутствующие монахи, которые братски любят друг друга в Боге и в связи с Богом».

Это объяснение Анастасии немного удивило игуменью, и ей захотелось лучше понять его. Она знала, что в монахине Анастасии скрывается душа, достигающая неба, что она поменяла многие великие роли в жизни и что такого человека трудно понять. И она высказала свою просьбу:

«Прости меня, сестро Анастасия, прошу тебя отпустить меня, чтобы уйдя отсюда, я подумала обо всём, что я здесь услышала. А услышала я много, храни тебя Бог и слава Господу, приславшему нам тебя».

Сказав это, она поклонилась сестре Анастасии и почти побежала куда-то по коридору конака, а затем спустилась вниз к церкви.

Посещение святогорца Григория

После необычайно долгой даже для этого горного края зимы первые тёплые весенние дни наступили лишь после Благовещения. Тёплый ветерок дул вдоль рек Топлицы и Косаницы, чьи русла стали тесными для половодья. Снег всё быстрее таял на окружающих горах.

Анастасия в монашеской келье лечилась от простуды травяными чаями, которые готовила матушка Параскева, а младшие сёстры ей укутывали ноги шерстяными шарфами, пропитанными белым вином и камфарой. К игуменье за помощью такого рода иногда приходили жители окрестных сёл. Она их сначала посылала к алтарю помолиться, а затем давала им травы и бальзамы.

Как обычно, занятая своими мыслями, Анастасия очнулась от состояния дремоты и с трудом подняла веки, когда задыхаясь от быстрой ходьбы, в её келье неожиданно появилась сестра Магдалина:

«Там на улице какой-то человек настойчиво требует тебя видеть».

«Откуда он?»

«Я не спрашивала».

«А как его зовут?»

«Григорий. Говорит, ты его знаешь».

«Как он выглядит?»

«Он очень высокий, худой и с чётками в руках».

«Дияк?» – попыталась вспомнить Анастасия.

«Да, похоже, это он! Фамилию он мне как-то неясно сказал».

«Это не фамилия, а монашеское прозвище. Оно осталось из того времени, когда он учился грамоте, чтобы стать писарем. Знаешь ли, Магдалина, что этот молодой человек был лучшим писарем в жупании. Он написал и проиллюстрировал то знаменитое Мирославлево евангелие, которому дивился наш двор, а когда он его закончил, украсил золотом».

Магдалина пожала плечами:

«О том Мирославлевом евангелии я знаю, но, честно говоря, не могу вспомнить, кто его написал».

«Скажи ему, сестро, пусть войдёт», – сказала Анастасия.

Магдалина поспешно вышла, и через несколько минут в дверях появился монах с чётками на руке.

«Добро пожаловать, Григорие!» – обрадовалась она.

«Помоги тебе Боже, королева!» – приветствовал он её и подошёл поцеловать ей руку.

«Я тебе, брате, не королева, а твоя сестра, монахиня Анастасия».

«Знаю, но у меня так получилось. От великого уважения».

«Я понимаю, – ответила она и попросила: – Сядь подальше от меня. Может быть, моя болезнь заразная».

«А чем ты болеешь?»

«Я сильно простудилась, поднялась температура, и голова кружится. Сейчас мне уже лучше».

Монах сел на небольшой стульчик.

«Откуда ты пришёл, Григорие?»

«От ваших».

«Из Раса?»

«Нет, от сына и мужа! Собственно, сначала я пришёл в Студеницу от брата Саввы к брату Симеону, и вот я сейчас здесь, у Вас».

«Расскажи мне по порядку, брате, откуда ты попал к моему сыну и из-за чего ты направился к Немане. Я имею в виду… брату Симеону!» – исправила она свою ошибку.

«Рассказать мне сначала, откуда я пришёл к брату Савве, или почему он меня послал в Студеницу?»

Анастасия решительно сказала:

«Расскажи мне сначала о Савве, я его столько лет не видела. Когда он ушёл, ему было неполных семнадцать. Ах, только мать, которая так долго не видела своё любимое чадо, знает, каково её сердцу и душе её. Всё же я счастлива. Он устремился к добру, а я под старость лет пошла его путём. Я не плакала, когда он ушёл, даже не сердилась на него, а поняла, что путь, который он выбрал, неизбежен. Знаешь, предчувствие меня не обманывает, он уже потихоньку работает на то время, которое ещё только наступит. Поэтому душа моя радостна и Богу благодарна.

«Да, – ответил монах Григорий, внимательно слушавший всё сказанное. – Савва в добром здравии и просил передать горячий привет отцу».

«А мне?

«Честно говоря, я не думал посетить этот монастырь. А Савва тебя всегда, как и все мы, монахи, там поминает в своих молитвах. И часто рассказывает о событиях из детства при дворе. В основном это его воспоминания о строгом воспитании, которому ты его учила, и огромной любви, которой ты его окружила. Он не скрывает, что его мать добра во всём и со всеми и что ей Бог важнее всего. Но меня брат Симеон в Студенице попросил, чтобы я пришёл сюда в Топлицу».

Григорий прервал свой рассказ, но увидев, что у Анастасии восстановилось нормальное дыхание, снова начал говорить.

«На Святую Гору я ушёл в тот день, когда жупан на великом народном соборе сообщил, что он отрекается от власти, передав её сыну Стефану. И не только я, но и два писаря, три рыцаря и четыре стражника при дворе. Нас десять после долгого пути прибыли на Святую Гору и сразу же пошли к брату Савве. Только я был монахом, а остальные стали послушниками».

«И они ещё там?»

«На Святой Горе остался один писарь, несколько рыцарей и воевода, три стражника и несколько воинов, тут я уверен, что они станут монахами».

«А остальные?»

«Они не выдержали. Они поспешно приняли решение стать монахами, потому что были очень недовольны тем, что жупан Неманя покидает трон».

«А как выдерживает Савва?»

«Он здоров, бодр духом, у него большие планы. Он желает, как это сделали греки и русские на Святой Горе, укрепить и сербское православие».

«Как это, говоришь?»

«Он хочет строить сербский православный монастырь. Поэтому он меня и послал к отцу. Чтобы я его умолил прибыть на Святую Гору, а в письмах Савва уже много раз его просил пожертвовать остаток имущества двора на строительство сербского монастыря».

«Что ему на это говорил отец?»

«Он обрадовался намерению брата Саввы. И не скрывает, что о чём-то таком размышлял, об отъезде к своему сыну, как бы мы, монахи, сказали, брату или отцу Савве. И он согласен, что очень важно, чтобы и мы, сербы, построили свой монастырь на Афоне».

«А как с сокровищем, которое ему нужно, чтобы построить храм? Насколько я знаю, он всё, как и я, оставил при дворе, а жупан Стефан уже направил довольно много ценностей».

«Об этом он мне ничего не говорил. Может быть, он это тебе написал».

«Что?»

«Он послал тебе это. Собственно, я и прибыл для того, чтобы передать тебе его письмо».

Григорий вынул из-под мантии бумагу и протянул ей.

«Спасибо тебе, Григорие! А куда ты пойдёшь отсюда?»

«Пойду к Стефану, чтобы и ему передать письмо от отца. А затем, с Божией помощью, отправлюсь прямо на Святую Гору».

«Ты говоришь, он написал письмо и Стефану?»

«Да! И мне сказал, чтобы я ему его доставил как можно скорее. Он мне сказал: иди сначала в церковь Пресвятой Богородицы у Топлицы и передай Анастасии это письмо. Там не задерживайся, но продолжи путь к Стефану на двор в Рас. И смотри, отдай ему письмо так, чтобы никто этого не видел».

«Он боится!» – вырвалось у Анастасии.

«Чего боится? Он ко мне, как и брат Савва, имеет большое доверие!»

«Я не имела в виду тебя!»

«А кого же?»

«Раз уж они оба имеют такое большое доверие к тебе, имею его и я. Опасаюсь, как это примет Вукан. Не все Неманичи согласны между собой. Особенно если речь идёт о богатстве и власти. Знаешь ли ты, брате мой Григорие, что Неманю братья посадили в темницу, когда он начал строить монастыри?»

Они восстали против того, что Неманя напрасно расходует богатство, потому что строит храмы. А построил он и церковь Святого Георгия – Джурджевы Столпы и Студеницу, храм Архангела Гавриила в Скопле, Святого Пантелеимона в Нише и эти два, здесь, в Топлице».

«Знаю!»

«И тот же самый брат его Мирослав, которому ты посвятил евангелие, и он тогда был против него».

«Всё мне это, сестро, известно. Но Мирослав позже покаялся и во всём поддерживал брата жупана. Растко дядю обожал».

«Да, и он очень любил Растко. Но я всегда боюсь их прихотей. Ради превосходства над другими и братья восставали друг на друга!»

«Да, об этом уже кое-что говорится в народе. Я слышал в одном месте, где был на ночлеге, – это несколько наших сербов рассказывали – что Стефан и Вукан враждуют и готовятся начать войну. Просто не могу поверить».

«Помирит их брат Савва!» – подала голос Анастасия.

«Да услышит тебя Бог, сестро», сказал Григорий и пошёл к выходу.

«Прошу тебя, брате Григорие, передай привет моим сыновьям, когда увидишь их. Особенно – Савве. И не говори ему, что ты меня застал больной. Скажи ему, что я постоянно в молитве, как оно и есть. И чтобы и он за меня и за всех нас молился, как ты мне и сказал, что он это непрестанно делает».

Монах Григорий смиренно поклонился и вышел.