Сквозь толпу, заполонившую входной зал вокзала в Снове, лихорадочно протискивался маленький нервный мужчина в выцветшем плаще с дорожным чемоданом. Очевидно, он ужасно торопился, ибо яростно распихивал толпившихся крестьян и метался, словно ныряльщик, в пучине человеческих тел, время от времени впиваясь беспокойным взглядом в циферблат вокзальных часов, возвышавшийся над морем голов.

Было уже четверть четвертого пополудни; через десять минут в направлении К. должен был отправиться поезд. Самое время купить билет и найти себе место.

Наконец, после сверхчеловеческих усилий пан Агапит Ключка пробрался к кассе, чтобы встать в хвост и терпеливо ждать, пока не подойдет очередь. Однако медленное продвижение вперед, по шагу в минуту, похоже, сильно раздражало его, ибо вскоре люди рядом заметили, что их товарищ по несчастью проявляет склонность ускорить это паломничество. Наконец запыхавшийся, красный, как упырь, с каплями пота на лице пан Агапит добрался до желанного окошка. Но тут началось нечто необычное. Вместо того чтобы попросить билет, пан Ключка расстегнул кошелек, изучающе заглянул в него и, бурча что-то непонятное себе под нос, отошел с другим, «отливным» потоком народа от кассы.

Один из путников, которому пан Агапит во время своего путешествия к окошку довольно сильно наступил на мозоль, с немалым возмущением отметил весь этот загадочный маневр и не преминул на прощание выбранить его:

- Толкаешься и лезешь вперед, как очумелый, кто-то мог бы подумать, что тебе бог знает, как срочно надо ехать... а ты отходишь от кассы без билета. Фе! Псих, псих! А может, ты выбрался в дорогу без денег?

Но пан Агапит уже не слышал. Символически «приобретя» билет, он нервным шагом поспешил через зал ожидания на перрон. Здесь толпа пассажиров уже ожидала прибытия поезда. Пан Ключка несколько раз неспокойно прошелся по перрону и, протянув смотрителю открытую папиросницу, заговорил с ним:

- Что, поезд опаздывает?

- Всего на четверть часа, — пояснил железнодорожник, с улыбкой вытягивая папиросу из ячейки. — Через две минуты будет на вокзале. А любезный пан сегодня для разнообразия начинает свое турне поездкой в Костшин? — спросил он, лукаво прищуривая глаз.

Пан Ключка как-то немного смутился, покраснел и, развернувшись на пятках, быстро потрусил к другому пути. Смотритель, судя по всему, его хороший знакомый, лишь снисходительно покачал головой вслед пассажиру, махнул рукой и, заняв привычный пост у входа в зал ожидания, принялся с наслаждением затягиваться папиросой.

Между тем подъехал поезд. Волна пассажиров раскачивалась в едином ритме, устремляясь к вагонам. Началась привычная bousculade спотыкание на мешках, толчея, давка, гвалт.

Пан Агапит с дикой энергией опытного игрока бросился впервые шеренги атакующих; по дороге сбил с ног какую-то седовласую старушку, которая следовала в купе с двумя угрожающими сумками, сшиб какую-то няню с младенцем на руках и подбил глаз какому-то щеголеватому пану. Неуязвимый к ливню ругани и проклятий, которые посыпались на него со стороны пострадавших, пан Ключка триумфально взошел на ступеньки, ведущие во второй класс, и одним упругим прыжком нашел себе место в длинном узком коридорчике. Отер пот со лба, победоносно усмехнулся и злобно посмотрел на клубящиеся внизу боевые фаланги пассажиров. Но когда после пяти минут такого блаженства на «добытом» месте он услышал визг свистка, возвестившего отправление, в его лице произошла неожиданная перемена: пан Агапит встревожился. И пока не прозвучал финальный сигнал рожка, выхватил из багажной сетки свои чемоданы, молнией мелькнул за спинами изумленных пассажиров и вышел через заднюю дверь с противоположной стороны от вокзала, в направлении складов. В этот момент поезд тронулся. Над головой пана Агапита заскользили движущиеся все быстрее окна вагонов, темно-зеленые или черные корпуса, из одного купе высунулась голова какого-то вредного сорванца, который, заметив беспомощно стоявшего внизу мужчину, насмешливо показал ему сложенный из пальцев нос. Наконец мимо промчался последний вагон и, замыкая цепочку товарищей своей широкой, приземистой кормой, быстро умчался вдаль. Пан Ключка с минуту смотрел тоскливым взглядом вслед исчезающему поезду, расстроенно опустив чемодан, словно живая статуя смирения и печали; затем под перекрестным огнем ироничных взглядов железнодорожных служащих поплелся обратно в зал ожидания.

Ряды ожидающих пассажиров здесь рассеялись: основной контингент уже отбыл с поездом; оставшиеся высматривали паровоз, который курсировал на боковой линии, идущей на юг, в сторону гор. Времени было еще полно: поезд отбывал только после шести вечера.

Пан Ключка нашел удобное место в углу зала, пристроил чемодан, разместив его на столе напротив, и, вытащив из кармана маленький сверточек, принялся поглощать скромный полдник. Ему было уютно здесь, в укромном закутке, скрытом в полумраке, который уже понемногу начинал заполнять зал. Лениво выпрямил ноги, оперся на подлокотник плюшевого дивана и со всем наслаждением принялся «пропитываться» атмосферой зала ожидания и всего вокзала.

Пан Агапит Ключка, судебный переписчик по специальности, был страстным поклонником железной дороги и путешествий. Железнодорожная стихия действовала на него словно наркотик, встряхивала все его естество до самых глубин. Запах дыма, локомотивов, кислая вонь светильного газа, специфические ароматы копоти и сажи, разлитые в станционных коридорах, погружали его в сладостное головокружение, мутили сознание и ясность мышления. Если бы не плохое состояние здоровья, он стал бы кондуктором, чтобы непрерывно ездить из одного конца страны в другой. Он неизмеримо завидовал и железнодорожным служащим, этой их постоянной нервозности, этим вечным переброскам с поезда на «землю», с «земли» на поезд, бесконечной, никогда не заканчивающейся езде, вплоть до гробовой доски, езде без передышки. К сожалению, судьба приковала его к зеленому столику, связала шпагатом скуки со стопками запыленных актов и бумаг. Судебный писец...

Он посмотрел еще раз вглубь своего портмоне и с горькой улыбкой засунул его обратно в карман.

— Тридцать злотых, — прошептал, вздыхая, — а сейчас только пятое. Если бы не проклятые деньги, я бы уже сегодня вечером был в Костшине вместе с этими счастливчиками.

Воображение перенесло его одним броском в шумную обстановку костшинского вокзала, погружая в шум голосов, хаос сигналов и лихорадку звонков. Из-под прищуренных век медленно выкатились две большие тихие слезы и упали на рыжеватые усики...

Внезапно он опомнился. Быстро вытер глаза, подкрутил усы и, поерзав на диванчике, принялся осматривать зал ожидания. Вокруг царила типичная вокзальная скука, навевающее зевоту ожидание, серая монотонность повторений. Тишину в зале время от времени прерывал сухой кашель какого-то чахоточного, тяжелая шаркающая поступь утомленного пассажира или перешептывания «вежливых» детей под окном, расспрашивавших о чем-то своих родителей. За стеклами окон на мгновение проскальзывали фигуры железнодорожников, мелькнуло красное пятно фуражки начальника станции. Где-то вдали слышался истерический посвист проносившегося за вокзалом паровоза...

Пан Агапит сосредоточил взгляд на ближайшем соседе слева, старом еврее-ортодоксе, который дремал уже нас, не меняя позы.

— Вы далеко? — завязал он разговор.

Еврей, выдернутый из сонной задумчивости, осовело посмотрел на него.

— В Райброд, — зевнул он, поглаживая длинную рыжую бороду.

— Значит, на юг, в горный край. И я тоже еду в том направлении. Хороший выбор! Сплошные яры, леса, предгорья. Но надо быть очень осторожным в пути, — добавил он, переходя от энтузиазма к предостерегающему тону.

— А что такое? — обеспокоенно спросил еврей.

— Вообще-то край немного опасен, знаете ли, леса, горы, овраги... Вроде бы там время от времени встречаются разбойники.

— Ой вэй! — простонал ортодокс.

— Ну, нечасто, но осторожность никогда не помешает, — успокоил Ключка. — Лучше всего ехать в одном из средних вагонов, но только не в купе, а в коридоре.

— Почему, простите?

— Легче выбраться в случае чего — более короткий путь Через окно прыг в поле — и баста!

Пан Агапит изрядно оживился и с блестящими от задора глазами начал разворачивать перед попутчиком картины вероятных опасностей, которые могут угрожать путникам в тех краях. Ключка «проходил» через так называемый «остерегающий момент», иначе говоря, «поднял предупреждающий сигнал», как он сам любил такое называть. Это было нечто вроде первой интермедии, которая всегда разыгрывалась в зале ожидания, куда он возвращался после первого «символического путешествия» в К. Обычно жертвой этого зловещего душевного состояния пана Агапита становился ближайший сотоварищ или подруга по путешествию, которые волею случая оказались радом с ним. Ключка самозабвенно выдумывал тысячи возможных и невозможных опасностей, которые изображал весьма образно, с непреодолимой силой внушения. И неоднократно достигал небывалого эффекта: частенько случалось, что после такого разговора не одна напуганная женщина отказывалась от поездки, откладывая ее до «более спокойных времен», или же, когда поездка была неизбежной необходимостью, с благоговейным вздохом добавляла солидное пожертвование в железнодорожную копилку с надписью: «На интенцию за счастливое путешествие»...

Побуждения, которые руководили Ключкой в «стадии предупреждения», имели довольно сложную и неясную природу. Несомненно, определенную роль здесь играло и стремление отомстить этим «счастливцам», как он называл путников, за то, что те едут «по-настоящему», — стремление, глубоко затаенное в сердце, в котором он признался бы с неохотой; но в то же время тут играло роль и другое чувство, придававшее всем этим настроенческим хитросплетениям особую окраску. Пан Агапит, разворачивая перед глазами своих жертв картины вероятных ужасов, тем самым переживал вместе с ними интенсивные эмоции на фоне железнодорожной стихии и, таким образом, обретал еще один суррогат воображаемой поездки. Таким образом «остерегающий момент» входил в сложный комплекс дорожных чаяний и впечатлений, которые имели для него первостепенное значение...

Станционные куранты звонко пробили шесть часов. В зале началось движение. Из углов высовывались сонные фигуры и, стряхнув дремоту, нервно хватались за свои узлы, направляясь к застекленным дверям на перрон.

Пан Агапит оборвал на половине начатую было фразу, поправил на себе плащ, выпрямился и упругим шагом приблизился к выходу. Швейцар, уступая натиску нетерпеливых пассажиров, отступил вглубь перрона. Толпа выплеснулась наружу, унося с собой уже разнервничавшегося Ключку. Протолкавшись сквозь дверь, пан Агапит встретил ироничный взгляд служащего, но сделал вид, что по рассеянности не заметил его.

«Езжай к чертям!» — подумал он, обгоняя какого-то иноземца. А поезд уже лихо подкатил к станции, выбрасывая во все стороны длинные белые клубы пара.

Поскольку толкотня в этот раз была поменьше, пан Агапит легко «добыл» изысканное место в первом классе и развалился на красном плюше подушек. Из-за необходимости разъехаться со скорым из Ф. поезд стоял в Снове дольше, чем обычно, и Ключка мог добрые полчаса предаваться иллюзиям «символической поездки» в горный край. Однако когда ожидаемый скорый промчался мимо них и исчез вдали среди клубящегося дыма, пан Агапит незаметно вытащил из сетки чемодан и украдкой выскользнул к ступеням, ведущим наружу. Когда через минуту раздалось прощальное пение рожка, он, никем не замеченный, сбежал по ступенькам вниз и вновь оказался в зале ожидания По дороге опять откупился папиросой от пана Вавришина, швейцара, который уже весьма настойчиво заглядывал ему в глаза. Вообще бедолага вынужден был время от времени подкупать железнодорожных служащих, чтобы они смотрели на его «выходки» сквозь пальцы. На вокзале он был известен всем под прозвищем «вечный пассажир» или под другим, менее лестным — «безобидный псих».

Тем временем поезд отъехал, и началась вторая интермедия. Зал ожидания опустел полностью. Ближайший пассажирский поезд в направлении Д. приходил лишь в десять вечера, народ не спешил на вокзал.

Станцию окутала предвечерняя скука и задумчивость, расползаясь серой паутиной по пустым скамьям, рассеиваясь по нишам и углам. Под потолком зала летали несколько монотонно жужжащих мух, со странным упрямством круживших вокруг большой люстры, украшенной подвесками За окнами заблестели первые огоньки стрелок, ворвались струи света от электрических ламп. В полумраке закрытого зала ожиданий призраком скользил одинокий силуэт судебного писаря, какой-то сгорбленный, согбенный, низко придавленный к земле...

Под лучами перронного прожектора Ключка изучал старое, потрепанное расписание движения, высчитывал цену билетов, выискивал несуществующие «направления» поездов. Наконец, с красными пятнами на лице, он определил самый точный в мире маршрут, который обещал себе по-настоящему» одолеть ближе к Пасхе, после получения двухнедельного отпуска и праздничной прибавки к жалованью.

Когда он уже закончил расчеты и заново просматривал составленные заметки, начертанные мелким четким бисерным почерком, в зале внезапно посветлело; из-под потолка выстрелили пять электрических фейерверков, со стен брызнули несколько светло-золотистых отблесков: зал ожидания окутала вечерняя атмосфера. Рукоятка задней двери опустилась, и в зал зашли несколько путников. Настрой развеялся необратимо. Вокруг стало светло, как среди белого дня.

Пан Агапит занял привычное место наблюдения в тени печки, возле какой-то женщины неопределенного возраста. Особа эта, похоже, была нервная, что можно было определить по характерным подрагиваниям уголков губ и порывистым движениям. Ключке неожиданно стало ее очень жаль, и он решил утешить беспокойную соседку.

- Милостивая пани, — склонился он к даме, обращаясь к ней с выражением, полным едва ли не ангельской сладости, — вы, вероятно, сильно прониклись дорожным настроением?

Дама, застигнутая врасплох, диковато покосилась на него.

- Просто, — объяснял шелковым голосом пан Агапит, — просто многоуважаемая пани страдает от так называемой железнодорожной лихорадки. Знаю это, милая пани. Знаю слишком хорошо. Я тоже до сих пор, хотя вроде и бывалый в этом плане, никак не могу покорить железнодорожную стихию. Она всегда действует на меня с одинаковой силой.

Женщина посмотрела участливее.

- Я в самом деле чувствую себя немного возбужденной, может, не столько ожидающей меня поездкой, сколько неуверенностью в том, что мне делать, когда прибуду на место Я совсем не знаю местности, куда вынуждена ехать, не ведаю, к кому обратиться, где переночевать. Речь идет о первых, весьма затруднительных минутах сразу по приезде.

Пан Агапит удовлетворенно потер руки: дама существенно облегчила ему переход к «информационно-объяснительному моменту», который в свою очередь все яснее вырисовывался на вечернем горизонте. Он вытащил из бокового кармана сюртука солидную кипу бумаг и заметок и, разложив перед собой на столе, с доброжелательной улыбкой обратился к соседке:

— К счастью, я могу оказать вам услугу, предоставив всестороннюю информацию. Можно ли узнать, куда едет любезная пани?

— В Уйсце Вижне.

— Превосходно. Сейчас мы узнаем о нем немного больше. Заглянем в список конечных станций... Уйсце Вижне.. Есть! Линия S-D, страница тридцатая. Замечательно!.. Время отправления поездов: пассажирский в 4.30 ночи, 11.20 днем и в 22.03 вечером. Цена билета второго класса 10.40 Перейдем к местным подробностям. Уйсце Вижне - высота над уровнем моря 210 метров, город третьестепенной величины — двадцать тысяч жителей, уездный суд, староство, техническая школа, одна гимназия...

Дама прервала ход объяснений нетерпеливым жестом руки:

— Гостиницы, любезный пан, есть ли какие-то гостиницы?

— Сейчас... сейчас будут... Есть! Два постоялых двора, одна гостиница «Под шапкой-невидимкой» и отель «Империал». То, что нам надо! Итак, отель «Империал» - сразу возле вокзала справа, две минуты ходу — солнечные просторные номера от третьей категории и выше — первокласснная обслуга, отопление по желанию, электричество, лифт, паровая баня внизу — три минуты спокойной, неспешной ходьбы — обеды, ужины, замечательная домашняя кухня. Mein Liebchen, was...

Туг пан Агапит прикусил язык, спохватившись, что в информационном запале зашел слишком далеко.

Дама сияла:

- Благодарю, пан, сердечно благодарю. Вы работаете профессиональным информатором при местной станции? — спросила она, вытягивая из сумочки маленькое портмоне.

Ключка смешался.

- Вовсе нет, пани. Пожалуйста, не считайте меня агентом информационного бюро. Я всего лишь любитель, из сугубо идеалистических соображений.

Теперь настала ее очередь сконфузиться.

- Очень извиняюсь и еще раз благодарю.

И подала ему руку, которую он по-рыцарски поцеловал.

- Агапит Ключка, судебный чиновник, — представился, приподнимая шляпу.

Сейчас он был в хорошем настроении — информационная стадия удалась нынче выше всяких ожиданий. И когда около десяти часов служитель в зале громогласно объявил об отправлении, «вечный пассажир» исполнил все свои символические маневры с удвоенной энергией двадцатилетнего молодого человека. И хотя после повторного возвращения в зал ожидания третье интермеццо не обещало быть привлекательным, хорошее настроение не пропало, и душу пана Агапита Ключки убаюкивало сладкое воспоминание о второй стадии.

Тем не менее сегодняшнему «турне» не суждено было обрести счастливое завершение. Ибо когда через два часа, то есть после двенадцати ночи, Ключка попытался в небывалой давке ворваться с чемоданом в купе третьего класса, он неожиданно почувствовал, как кто-то сильно дернул его за воротник и резко потащил со ступеней. Оглянулся с яростью, увидел в свете висевшего над рельсами фонаря разгневанное лицо кондуктора и услышал в шуме голосов следующую тираду, по всей видимости, обращенную именно к нему:

— Убирайся отсюда ко всем чертям! Такая давка, ню и шпильку не воткнешь, а этот псих лезет по лестнице как одержимый и расталкивает людей, чтобы потом выскочить с другой стороны во время отъезда. Знаю тебя, пташку, не первый день, уже давно за тобой слежу! Ну, катись отсюда, чтоб духу твоего здесь не было, иначе позову на помощь жандарма! Нынче нет времени на удовлетворение дурноватых прихотей всяких помешанных!

Одуревший, напуганный до полусмерти Ключка неожиданно оказался за ограждением для пассажиров и, словно пьяный, шатнулся куда-то под сваи перрона.

— Так тебе и надо, — шептал сквозь оцепленные зубы, - зачем было лезть в третий класс вместо первого или второго? Последнее купе, последняя смена — всегда так бывало Птицу видно по полету.

Немного успокоенный этим выводом, он поправил измятый плащ и потихоньку убрался с перрона в зал ожидания, оттуда в вестибюль, а из него на улицу. В этот раз с него было достаточно «путешествий» — последнее происшествие отбило охоту завершать сегодняшнее турне, сократив его на час.

Было уже за полночь. Город спал. Погас свет в придорожных заведениях, затихли голоса в пивных и ресторанах Где-то вдалеке рассеивал мрак улицы чахлый фонарь на углу, где-то скользнул по тротуару тусклый проблеск из какого-то подземного притона. Сонную тишину иногда прерывал звук торопливых шагов припоздавшего прохожего или далекий вой спущенных с цепи собак...

По узкой, извилистой улочке, вившейся куда-то вверх среди глухих закоулков над рекой, тащился с чемоданом в руке вечный пассажир. Голова была тяжелая, как олово, ноги ступали жестко, одеревенело, словно ходули. Он возвращался домой ради нескольких часов сна перед рассветом, ибо завтра утром его ждала контора, а после третьего часа, как нынче, как вчера, как на протяжении невесть скольких лет — «символическое путешествие».