Глава 5
г. Москва.
Через двадцать минут я уже ходил вдоль Проспекта Мира в надежде, что Сатчан, просто, решил мне завезти шубы или книги.
Но нет, когда подъехал, сразу увидел, что лицо озабоченное – и понял, что есть какое-то дело ко мне. Надеюсь, не новые проблемы с меховой фабрикой. Что-то она уже опостылела…
– Привет. Тут такое дело, – сходу начал он, когда я сел к нему в машину, – сигнал получили нехороший. Сегодня на внутриведомственном совещании озвучили, что Яуза совсем испортилась, типа жители написали коллективную жалобу, – взглянул он на меня встревожено.
Я смотрел на него, пока не совсем понимая, при чем тут я.
– Бортко быстро сориентировался и предложил воспользоваться нашим Комсомольским прожектором с приборостроительного завода. Твой-то эмгэушный Прожектор, я так понял, уже практически не работает…
– Верно, Самедов вообще про нас забыл, такое впечатление. Так... Ну, Яуза известная помойка, – не понял я, в чём проблема, – что тут такого нового?
– Похоже, кто-то что-то в реку сливает. Совсем нехорошее. Не простую грязь. Надо выяснить, кто и что.
– Химический анализ, что ли, проводить? – не понял я.
– Нет. Показать пальцем на того, кто этим занимается и всё.
– Ты так говоришь, – усмехнулся я, – как будто вы собрались по-тихому с этими ребятами разобраться. Почему милицию не привлечь?
– Без них разберёмся, – уклончиво ответил Сатчан.
– Может, вы уже прикинули, где искать?
– Может, и прикинули, – неохотно ответил Сатчан. – Там выше по течению большая промзона. Среди прочих, там есть одно предприятие, «Смена»… Короче, к нему не должно быть никаких претензий. Поэтому, ты подключаешься к работе нашего Прожектора.
Ну вот теперь все понятно… «Смена», получается, под группировкой Сатчана ходит. Нельзя им ее подставлять. Но чего он темнит, что, просто нельзя сказать, что ли? Столько всего уже у нас с ним вместе было по схожей тематике, к чему темнить и говорить намеками? Правда, сразу же у меня нарисовался и понятный вопрос:
– А это «Смена» гадит в реку?
– Говорят, что нет. Но кто ж признается? Поэтому и нужно, чтобы вы сами глянули и на них тоже. Чтобы уж точно знать.
– Большая промзона? Сколько там предприятий?
– Ой, да там хватает. И вообще, Яуза до Москвы через колхозные угодья протекает, там и фермы со своими соответствующими отходами, и с полей талые воды чего только не приносят. А расхлёбывать весь этот гадюшник нам.
– Я понял. Савостюк ещё в Прожекторе?
– Конечно, куда он денется.
– Ну, отлично. Когда нам приступать?
– Уже.
– Савостюк пусть будет старшим, – попросил я, – как в прошлый раз, оформлениями всеми сам пусть занимается, я только присматривать за ними буду.
– Как хочешь, – озабоченно согласился Сатчан.
– Хорошо. Все на этом?
– Подожди, – остановил он меня. – Пойдём, дам, о чем договорились...
Он вышел из машины, я за ним. Из багажника он вынул небольшой бумажный свёрток, перетянутый тонким шпагатом, и отдал мне.
– Я сам выбирал. Поверь, это сейчас самое модное, – произнёс он.
– Что это? – взвесил я свёрток в руке. В приятных ожиданиях.
– Увидишь, – улыбнулся он и протянул мне на прощанье руку.
Дома стал распаковывать свёрток и обомлел. В бумажных листах, как по волшебству, на глазах распускались во всей своей красе две норковых чёрно-белых женских шубки. А с виду свёрток был совсем не объёмным. Да, и весил, не сказать, что много для двух зимних пальто.
Что это за норка, я знал. Сатчан молодец, хорошо выбрал. Скандинавская порода, очень интересная расцветка.
Посмотрел по биркам, размер одинаковый, сорок восьмой. Сначала расстроился, просил же Галие сорок шестой, но потом подумал, родит, может, чуть округлится. Правильно, пусть будет сорок восьмой.
Взял одну шубу, спрятал за спиной и пошёл к жене на кухню. Она посуду мыла, краем глаза меня заметила и спросила:
– Ну, что Сатчан хотел?
Вместо ответа накинул ей на плечи манто и придерживал, чтобы не упало. Сюрприз полный – жене я ничего про ожидаемый от Сатчана гонорар не говорил. Не люблю трепаться, пока дело не сделано. Чай, не мальчик…
Галия сначала дёрнулась от неожиданности, потом на несколько мгновений зависла и, резко оглянувшись, уставилась на меня выпученными глазами.
– Это мне? – не веря своим глазам, с надеждой спросила она, не смея начать радоваться.
– Ну, конечно, – рассмеялся я. – Кому ещё?
– А-аа, – раздалось в ответ, и жена убежала в спальню к зеркалу. Даже воду не выключила. Пришлось самому кран закрывать.
Не успел я шагу сделать, она вернулась, чмокнула меня в щёку и опять убежала.
Когда я дошёл до спальни, жена уже в своих чёрных сапогах крутилась перед зеркалом с белой сумочкой в руках. Крестовая норка смотрелась со всем этим идеально.
– Белый беретик мохеровый свяжу, – глядя на себя в зеркало проговорила счастливая жена, – и шарфик.
– И кожаные чёрные перчатки, – добавил я.
– Ага, – одобрительно взглянула на меня жена. – Какой ты у меня молодец!
Я молча развел руками – ну да, молодец… Не та ситуация, чтобы спорить.
– А это кому? – показала она на второе манто.
– Маме, – ответил я.
Галия кивнула и опять переключилась на зеркало. Как и ожидал, не спросила – а чьей маме? После того, что Оксана вытворяла, такой вопрос в нашей семье не стоял. В принципе, сама мне помогла… А то будь она образцовой тещей, не создающей проблем, сейчас бы мне точно было тяжело объяснить жене, почему шубка должна уйти в адрес именно моей матери. Даже если бы и не спросила прямо, почему, вопрос все равно бы висел в воздухе и портил отношения в семье…
Ну, пусть наслаждается.
Чуть позднее к нам зашёл Михаил Андреевич и пригласил к себе. Художники торжественно вручили нам наш первый семейный живописный портрет. Ну что сказать – получилось шикарно. Стало понятно, почему он с ним столько возился. Сколько я не рассматривал портрет, хотелось смотреть всё больше и больше. Художник, и правда, писал живых людей. Так, как он их увидел и понял. Мне интересно было взглянуть на себя его глазами, и я вглядывался и вглядывался сам в себя… И в Галию… Ее характер был отражен очень точно – сильная и доверчивая, добрая и отзывчивая… Смелая. Решительная. Волевая.
– Ну, садитесь за стол, – отвлекла меня Елена Яковлевна.
– Мы в субботу уезжаем, – напомнил Михаил Андреевич. – Билеты до Куйбышева уже на руках. Не ожидал, что это такой дефицит окажется, – признался он. – Сезон отпусков ещё не начался, а плацкартных билетов нет вообще.
– Зачем нам они? – с недоумением спросила его супруга. – Мы же не ездим плацкартом.
– Да, но всё равно, – возразил ей муж. – Думаю, приедем, и обратные билеты надо будет заранее взять, – многозначительно взглянул он на Елену Яковлевну. – На всякий случай.
– У нас будет к вам ещё одна просьба, – повернулась к нам хозяйка. – Не могли бы вы передать одному человеку в наше отсутствие вот эту работу? – показала она завёрнутую в бумагу картину размером, примерно, семьдесят на шестьдесят сантиметров. – И взять у него деньги…
– Вот, сюда их спрячьте, – отодвинул Михаил Андреевич одну из картин от стены, – за раму сзади вставьте.
– Хорошо, – кивнул я. – А как он узнает, что к нам надо обратиться?
– Мы телефон ваш ему дали, – ответила Елена Яковлевна.
– А, ну, отлично.
Мы посидели ещё немного и вернулись домой, бережно неся наш портрет. Он уже был полностью оформлен, даже верёвочка имелась. Не утерпел и сразу решил повесить.
Пришлось поковыряться, но я повесил его прямо по центру над нашей кроватью. И опять завис, разглядывая его. Галию Михаил Андреевич почувствовал, вообще, идеально, полностью согласен. А себя я, всё-таки, другим представлял… С портрета на меня смотрел, пусть серьёзный, но совсем ещё мальчишка.
Остаток вечера провёл, перекладывая коробки с плиткой, отбирая цвета, отличные от синего. Их совсем не так много. Оставлю себе. Имею право, это же я, в конце концов, на плитку внимание обратил и всех ей обеспечил.
Вскрыл коробку с белой плиткой. Она оказалась матовой, на вид, ну чисто, молоко. Красная плитка оказалась не красной, а бледно-малиновой и тоже не прозрачной. Ну, понятно теперь, почему в сарае осталось столько плитки. Там, где легко было достать, была одна синяя плитка. По сравнению с белой и красной, она здорово проигрывает, и, просто, оказалась никому не нужна. То, что мне досталась ещё какая-то плитка, кроме синей, похоже, чистая случайность, её, похоже, не нашли среди коробок с синей плиткой, она в самом конце у стены стояла. До неё тупо не добрались.
Позвал Галию показать, что нам перепало. Её восторгу не было предела. С благоговением она складывала плитки одну к другой, чтобы увидеть, как они будут смотреться. Белая с синим хорошо сочеталась, но и красная с белым выглядела очень эффектно.
Рассказал ей, как наши трофеи надо доводить до ума по системе, разработанной сотрудниками НИИ. Услышав это, жена тут же потребовала перенести ей на кухню всю белую и красную плитку. Сказала, что сама будет заниматься её закалкой.
– Ты ж только не поднимай целые коробки, – попросил я её. – И подписывай обязательно те, что уже стабилизировала. А то запутаешься.
Галия сразу и поставила греться первую партию. В нашу духовку она умудрилась запихать сразу пятьдесят штук, вынув плитки из коробок и разложив их на решётке одну на другую. Правда, под решётку пришлось подставить два кирпича, чтобы увеличить площадь опоры. Побоялся, что решётка, опираясь одними краями, может сорваться под таким весом, и решил подстраховаться.
Кирпичи добыл на улице. Стройка уже давно завершилась, но, как обычно, вывезли далеко не весь строительный мусор. Ну а то, что кирпичи были слегка битыми, один из углов у каждого повреждён, мне вообще никак не мешало использовать их как подставку.
Напомнил, что резкого нагрева надо избегать, оставили духовку приоткрытой, на первых порах, потом закрыли и ушли спать.
С самого утра позвонил Савостюку на работу.
– Здорово Илья, это Ивлев, – сказал я, когда он по-военному чётко представился, взяв трубку. – Ты уже в курсе нашего нового задания?
– Да. Вызывали в райком вчера.
– Есть мысли, с какой стороны подойти к этому вопросу?
– Для начала, хотел пройтись там. Своими глазами посмотреть, – предложил Савостюк.
– Согласен. Так и сделаем. А у тебя есть информация, хоть примерно, на какой участок русла жители жалуются? – поинтересовался я. – С какого места нам вверх вдоль русла идти?
– Да, конечно. Может, сегодня и пройдёмся после обеда? – предложил Илья.
– Ну, давай, – согласился я, – может, что выясним по-быстрому.
– Хорошо бы! – поддержал он меня. – Небольшое удовольствие, скажу я тебе, там лазить. Сапоги резиновые, кстати, не забудь.
В университет с сапогами тащиться такое себе удовольствие, – с досадой подумал я.
– Сапоги повыше нужны, – добавил Илья.
– Что, болотники, что ли? – удивился я. – У меня нет.
– У меня тоже нет, я у нас на заводе возьму. Давай, и на тебя привезу?
– Буду очень признателен! – обрадовался я. – У меня сорок третий с половиной…
– Найдем сорок четвертый, пойдет. Так… Девчонок брать не будем, – решил Савостюк, – только Василий с нами пойдёт.
– И правильно, меньше народу, меньше внимания к себе привлечём.
Оделся сегодня в университет попроще, чтобы джинсы сильно с болотными сапогами не контрастировали.
Заглянув в почтовый ящик утром, обнаружил там письмо. Отправитель Мартин Нойлер. Уж не племянник ли это профессора Нойлера? Так оно и оказалось. В метро открыл и прочитал письмо.
Нойлер младший сообщил, что едет поступать в Москву на машине. Больше ничего. Никаких просьб, как было у Альфредо, когда он писал Эмме Эдуардовне. Тот, хотя бы, просил порядок поступления уточнить. А у этого что, уже всё везде согласовано? Надо написать ему ответ, поинтересоваться, нужна ли ему ещё какая-то помощь, кроме, разумеется, продажи в Москве «Вартбурга». Но именно об этом я, конечно, писать не буду. Уверен, что эти письма за рубеж Комитет будет читать особенно внимательно…
Вот тебе на… Все же будет еще одна машина… Да еще и импортная, которая очень хорошо котируется в стране… То пусто, то густо. Ни одной не было, а теперь уже третью придется пристраивать… С другой стороны, это же я приложил все усилия, чтобы появились все три... Так-то ничего бы и не было. «Варшава» – результат моих советов по поводу отцовского бизнеса Фирдаусу. «Москвич» – выбил за помощь группировке Сатчана. «Вартбург» – подсказал профессору, что это неплохой вариант. Так что никаких чудес, просто результат хорошей идеи, появившейся в нужный момент…
И вот тут мне нужно будет подумать хорошо. Для обычного студента, машина, похожая на старую Победу – идеально. Круто, но не чрезмерно круто. Но если я пробьюсь в Верховный Совет и обзаведусь заветной корочкой, то вполне можно подумать над тем, чтобы вместо «Варшавы» пересесть на «Вартбург». Никто, кто будет знать о моем месте работы, такому не удивится. Решат, что получил там – все знают, что «там» все есть! Люди, работающие в Кремле, не бедствуют…
Так что, вполне возможно, в нашем семейном автопарке вскоре могут произойти некоторые изменения…
Лёхе Сандалову сообщил, что есть два предложения по стройотряду, но надо ехать и на месте предметно разговаривать, что за работа и сколько дадут денег. Он был в полном восторге. Со Светой все у них складывалось хорошо, и он уже, похоже, на свадьбу деньги хотел начать собирать. Так что был готов к любой, самой тяжелой работе, как мне сказал.
Взглянув на него, я честно и открыто сказал, что он вряд ли готов, ему нужно срочно заняться спортом. Леха не обиделся, и сам это понимал. Тут же достал тетрадку с ручкой и попросил меня расписать ему физические упражнения. Доверительно сказал, что утром под радио зарядку делает, но понимает, что этого будет явно недостаточно, чтобы, как я прошлым летом, бетон ворочать.
Взяв тетрадку, без особых размышлений расписал ему программу на эти полтора месяца перед стройотрядом. Для выносливости – бег по утрам перед университетом – начиная с километра, больше он явно сразу не потянет, плюс велел сто метров добавлять каждые два дня. Чтобы сильнее стать, и мышцы подкачать – уже домашние упражнения. Отжимания каждый день – три подхода с интервалом в пятьдесят секунд по столько, сколько выдюжит. То же самое с подтягиваниями. Гантели – три подхода в день на бицепс с теми же интервалами.
Леха долго благодарил, клятвенно обещался все выполнять беспрекословно… оказалось, что у отца гантели есть, и труба для турника стоит в кладовке, осталось ее только в проем двери всобачить.
Рекомендовал ему поделиться программой тренировок с другими членами стройотряда. Сказал честно, что первые дни будет тяжело, но очень поможет горячая ванна или душ на ночь. Добавил, что скоро и сессия уже начинается, и такая физкультура очень полезно и на усидчивость при подготовке к зачетам и экзаменам повлияет, и на память.
Что касается поездки на переговоры по стройотряду, договорились на следующей же неделе заняться этим вопросом. В понедельник решили съездить на одно предприятие, в среду на второе. По итогам поездок определиться.
После пар поехал на приборостроительный завод, заниматься просьбой Сатчана. Сразу после моего звонка с проходной вышел Илья и вручил мне сумку с парой высоких сапог, типа, своё таскай сам, а Васю пришлось ждать минут пятнадцать. Пока ждали, попросил у Ильи ознакомиться с жалобой. И отметил про себя, что Сатчан обеспечил свой Прожектор фотоаппаратом.
– Ну ты чего так долго? – накинулся на коллегу Савостюк.
– Ну, надо было помыться, в порядок себя привести, – оправдывался Василий.
Мы выдвинулись к намеченной точке обхода реки.
– Вась, а кем ты работаешь? – поинтересовался я по дороге.
– Автомеханик у нас в заводском гараже, – важно ответил тот.
– О, да ты большой человек! – на полном серьёзе ответил я. – Можешь мне подсказать, я тут со своей «Варшавой» пытался разобраться, фильтры какие-то нестандартные стоят. Мужики в гаражах говорят, что можно сделать разборные, многоразовые фильтры и менять там начинку периодически.
– Делают так. Знаю я эту машину. К ней от «Победы» много чего подходит. А что там в «Варшаве» нестандартного может быть? Или у тебя какая-то старая модель?
– Да она, вообще, уникальная. Не старая, а новая. И дизельная. Это смотреть надо. У вас на заводе можно свои машины ремонтировать?
– Дизельная? Это да, ты меня заинтересовал. Уже хочу глянуть… А по ремонту – да, можно, почему нет. Все наши свои машины загоняют на ремонт. В выходные, вообще, никому дела нет, что ты там делаешь.
– Слушай, а ты на чём специализируешься? – заинтересовался я. – Можно к тебе с текущим техобслуживанием обращаться?
– Конечно, можно, – улыбнулся он, хитро взглянув на меня. – Всё сделаем в лучшем виде.
– У меня, прямо, камень с души упал. – серьёзно ответил я. – А то не знал, куда свою ласточку на обслуживание пристроить.
Сразу записал его рабочий телефон и фамилию. На крупных заводах всегда есть цех с любыми станками, чтобы запчасти для своего производственного оборудования делать. Эти кулибины не то, что фильтр многоразовый сделают, они, при желании, НЛО за бутылку соберут.
Приехали от метро на трамвае до нужной остановки, вышли. Район мне хорошо знаком, батя тут в паре остановок живёт. Но где тут на реке промзона, чёрт его знает.
– Вот, где-то тут надо начинать, – широко показал руками вокруг Илья.
– Погоди. Вон, рыбаки сидят, – кивнул я в сторону нескольких человек с удочками, – пошли, поговорим, что имелось в виду под словами «река испортилась».
Мы подошли к мужикам, сосредоточенно наблюдающими за поплавками.
– Добрый день, товарищи, – первым заговорил я, – мы студенты-экологи, материал для дипломной работы собираем. Можно вам пару вопросов задать?
– Задавай, студент, – осмотрел меня внимательным взглядом самый здоровенный из присутствующих мужик. – Только скажи, не понял я, чему вы там учитесь? Эко… что?
– Экология. Это наука о природе. И о ее защите.
– Вот оно как!
– Сколько лет вы уже рыбачите на этом месте?
– С детства.
– Заметили ли вы какие-либо изменения за это время?
– А то! Реку как подменили.
– А что, сами не видите? – спросил тщедушный дедок, показывая на большое цветное переливающееся пятно, плывущее по реке.
– Что это, бензин? – спросил я. – Часто тут так?
Вода в реке была мутная, хотя паводок уже прошёл, и цвета непонятного, как будто в ней тряпку половую сто раз прополоскали. Мусора не сказать, что много по реке плыло, но там, где ему было за что зацепиться, собиралось по нескольку вёдер всякого хлама и веток. Лично я бы из такой реки рыбу точно есть не стал.
– Это ещё ладно. Иногда так воняет, что сидеть на реке невозможно, – пожаловался здоровенный. – Я и так больной человек, а тут, вообще, от этой вони плохо стало.
Не он ли жалобу накатал?
– А чем воняло? Химией, аммиаком, яйцами тухлыми? – поинтересовался я. – На что похоже?
– На дерьмо в сортире! – брезгливо поморщился мужик. – Вспомнил, аж тошнить начало.
– Ладно, парни, переобуваемся, – задумчиво посмотрел я, куда петляет речка. – Нам туда.
Мы переобулись, Савостюк расчехлил фотоаппарат и мы пошли вдоль берега.
Пройдя с полкилометра, ничего особенного мы не заметили, речка петляла по пустырю. Но потом начались сплошные производственные корпуса по обеим сторонам реки. На правом берегу большая территория, потом ещё одна.
На левом берегу предприятия близко подходили к реке только в одном месте, и то их разделяла проезжая часть. Тащить метров сто пятьдесят трубу под городской дорогой? Маловероятно. Но, всё равно, мы очень тщательно осматривали левый берег, пока не покинули промзону. Ничего подозрительного мы не увидели. Дойдя до ближайшего пешеходного мостика, мы перешли на правый берег и пошли обратно.
Мы спокойно шли со стороны реки, никто нас не останавливал. Проходили мимо старинных корпусов из красного кирпича, ничего особенного, промзона и промзона. Сколько мы прошли предприятий, трудно сказать. Труб, выходящих прямо в реку, обнаружили несколько. Мы их сфотографировали. Бурным потоком ни из одной ничего в реку не стекало. Так, тонкий ручеёк, но непрерывный.
Любая из этих труб могла стать кратковременным источником сильного загрязнения.
