Цель духовной жизни

Цель же духовной жизни – Богообщение, и оно, как говорит свт. Феофан Затворник, должно свидетельствоваться чувством.

«Не на крыльях или не на ногах, но чувством приближаемся мы к Богу» (блж. Августин). Покаяние, собственно, и восстанавливает это чувство Богообщения: вот главное, что совершается в этом Таинстве, и вот его место в духовной жизни.

Свт. Феофан пишет, что Богообщение должно быть, пусть и в малой мере, постоянным, и коль скоро оно не ощущается, нужно бить тревогу и искать его, в чем и заключается смысл любого духовного делания. И это вовсе не то, что запрещают святые отцы – дерзновенно искать духовных утешений, молитвенной сладости, откровений, видений, ощущений, считая себя как бы достойными их.

Чувство Богообщения совсем из иной области. Бывает, что Господь утешает душу, дает ей вкусить благодати Святого Духа в возможной для каждого из нас полноте, чтобы мы знали и ощущали цель наших внутренних трудов, что по очищении нас от страстей это будет неотъемлемым нашим достоянием, и чтобы мы трудились над собою, «очистим чувствия и узрим» (Пасхальный канон). Но мы должны понимать, что утешение от Господа в Его руке, а в нашей повседневной жизни это чувство Богообщения свидетельствуется иным: прежде всего и главным образом тем, что свт. Феофан называет «ревностью о богоугождении». Это – твердая, прочная как смерть решимость, несмотря ни на что, ни на какие внешние обстоятельства, ни на внутренние скорби и уныние – быть христианином, быть с Богом и исполнять Его волю в живом и непрестанном чувстве веры, благоговения и сыновней зависимости от Бога. И это – фундамент, на котором стоит христианская жизнь. Богообщение есть безусловно дело благодати, о нем нужно иметь попечение, его нужно искать, блюсти, возгревать, как раз этому и служит Таинство покаяния.

Бывает, что Покаяние часто ассоциируется с наказанием от Бога, и человек начинает себя пугать Богом: вечными муками, адом и проч. Но мы должны знать, что этого ни в коем случае нельзя делать. Нельзя себя пугать Богом. Покаяние – это таинство любви Божией, в нем мы соприкасаемся с ней, а если не так, то наше покаяние неправильное.

Давайте подумаем. Мы называем Бога Отцом. Но кто такой отец (при нормальном положении вещей, разумеется)? Отец дает жизнь, он всецело заботится о своем ребенке, он кормит и поит, он воспитывает и образовывает его, вдохновляет его, поддерживает, утешает, радуется за него. И наказывает, конечно, когда нужно; но только это ведь не главное во взаимоотношениях отца и его чада… Наказание бывает по необходимости и, выполнив свою функцию, прекращается. Если люди таковы, если такое человеческое отцовство, то кольми паче Бог? Он ведь наш Небесный Отец, мы обращаемся к Нему: Отче наш, а вовсе не: Наказатель наш… И покаяние наше, и самоукорение совершается именно перед Отцом Небесным – не вжав голову в плечи, в ожидании ярости и наказания за всякую мелочь, а с сыновним доверием к нашему Отцу, и Спасителю, и – даже можно сказать – Другу, ближе Которого нет. Он, если и наказывает, то с великою любовью, и уж в самых крайних случаях, когда не обойтись без этого. И покаяние – это вернуться именно к такому Богу, а не пугать себя Им.

То правда, что должен быть страх Божий: в любви к Богу нет места фамильярности, развязности, панибратству, вседозволенности; но страх Божий – это не боязнь надзирателя в тюрьме; это – благоговейное сыновнее духовное чувство, осознание того, кто – Он, и кто – я. И потом: нам ведь дана заповедь – первая! – любви к Богу; но любви не может быть в «приказном порядке», она всегда возникает в ответ на что-то, – и наша любовь к Богу откликается на любовь Бога к нам. Вспомните евангельскую «притчу притч» о блудном сыне: он и попрал любовь отчую, и ушел, и наблудил, но когда он решил вернуться – из соображений, между прочим, не духовных, а из-за голода, как поступил отец его? Он увидел его издалека, и сжалился, и побежал, и обнимал, и целовал, и ни слова упрека не сказал, и почтил честью, и в первую одежду одел, и в дом ввел, и пир устроил – и это только слабые человеческие образы Божией любви (см.: Лк. гл. 15). И именно она открывается нам в Таинстве покаяния, а не боязнь наказания. Бояться больше всего нужно того, чтобы не оказаться вне Бога, что, собственно, и есть ад и вечные муки.

Итак, вот каково церковное понимание Таинства покаяния: не как самоистязание, но как положительное религиозное дело, т. е. совместное (от нас – покаянное делание, от Бога – таинство любви) восстановление нарушенной нашими грехами связи с Богом, любящим и милосердным Отцом Небесным.

Участие в евхаристической трапезе

Подобно блудному сыну, и мы в Таинстве покаяния, возвращаясь после блудной жизни, находим Бога Отца, ждущего нас с любовью. Он спешит к нам, обнимает, целует нас. Он вводит нас в Свой дом и предлагает нам небесную Трапезу. Он приобщает нас Своего Тела и Крови. Он соединяет нас с нашими собратьями.

Православное Предание отстаивает частое причащение Святых Христовых Таин. То, что мы наблюдаем сейчас, когда причащаются самое большее два-три раза в год, наносит вред телу Церкви.

Древние христиане причащались почти ежедневно. Свт. Василий Великий говорит о том, что христиане из его епархии причащались по меньшей мере четыре раза в неделю. Для них было непонятно, как можно быть на Божественной литургии и не причащаться, если человек не находится под епитимией. Если бы наши духовные предки пришли в какой-либо из нынешних храмов и увидели бы это беспримерное явление, они были бы сильно поражены и озадачены.

На каждой Литургии приготавливаются просфора и вино для Причастия, совершается проскомидия. Мы призываем Бога, чтобы Он претворил хлеб и вино в Тело и Кровь Христовы. Бог слышит наши молитвы. Святой Дух сходит, чудо совершается. Господь готовит для нас Свою Трапезу, призывает принять в ней участие: «Со страхом Божиим и верою приступите», а мы все это отвергаем, уходим голодными, насыщенными лишь дешевыми оправданиями. «Разве таким образом, – говорит свт. Иоанн Златоуст, – ты не оскорбляешь Того, Кто тебя позвал?»

В наше время, правда, робко пробивается благословенное стремление просвещенных духовников и христиан разрушить это дурное положение вещей и вернуться к традиции частого причащения Святых Таин.

Еще одна крайность: мы редко исповедуемся. Большинство подгадывает к двунадесятым праздникам, тогда и строже с себя спрашивают, стараются ничего не упустить. Однако это плохо и для нас, и для духовника, который ввиду напряженности этих дней из-за большого наплыва исповедников не может уделить должного внимания каждому. И конечно, когда время поджимает, сердечного общения не получается.

Рецепты по части сроков исповеди и причащения давать трудно. У каждого человека свои особенности, свои нужды, вместе с духовником он может найти ту самую золотую середину, которая особенно ценна в духовном делании.

Но на чем мы должны сосредоточить свое внимание – это на том, чтобы вся наша жизнь являла собой путь покаяния и была подготовкой к Святому Причащению. Каждый день, каждый час, каждый миг мы должны жить с чувством покаяния и с нетерпением ожидать Божественной Евхаристии. Пребывать в таком настрое помогает последование ко Святому Причащению, которое хорошо бы читать не только накануне Причастия, но и постоянно. Эти прекрасные молитвы настроят нас на покаяние, подготовят к участию в Таинстве. Когда мы привыкнем к покаянному чувству, к частому Приобщению Пречистых Таин, наша жизнь обретет высокий смысл, станет праздником.

КРЕСТ ПОКАЯНИЯ

На Голгофе возвышались три креста. Все люди в своей жизни несут какой-нибудь крест, символом которого является один из голгофских крестов. Немногие святые, избранные други Божии, несут Крест Христа. Некоторые сподобились креста покаявшегося разбойника, креста покаяния, который вел ко спасению. А многие, к сожалению, несут крест того разбойника, который был и остался блудным сыном, т. к. не захотел принести покаяние. Хотим мы этого или нет, но все мы – «разбойники». Постараемся же, по крайней мере, стать «благоразумными разбойниками».