О Вознесении Господа Иисуса Христа

Шестой член символа веры

(Верую во единаго Господа Иисуса Христа Сына Божия), И восшедшаго на небеса и седяща одесную Отца.

В шестом члене Символа веры говорится о том, что Иисус Христос с пречистою Своею Плотью вознесся на небо и воссел одесную (по правую сторону) Бога Отца.

Вознесение Господне совершилось через сорок дней после Воскресения Его. Господь Иисус Христос вознесся на небеса человечеством Своим (плотью и душою), а Божеством Своим Он всегда пребывал с Отцом.

«Седяща одесную Отца» означает: по правую сторону, на первом месте, в славе. Этими словами выражено, что человеческая душа и тело Иисуса Христа приняли такую же славу, какую имеет Христос по Своему Божеству.

Своим Вознесением Господь наш Иисус Христос соединил земное с небесным и прославил наше человеческое естество, вознеся его на Престол Божий; и указал нам, что и наше отечество на небе, в Царствии Божием, которое открыто теперь для всех истинно верующих в Него.

Побеждающему (зло, грех) дам сесть со Мною на престоле Моем, как и Я победил и сел с Отцем Моим на престоле Его», – говорит Господь (Откр. 3, 21).

Об Иисусе Христе как судии

Седьмой член символа веры

(Верую во единаго Господа Иисуса Христа, Сына Божия), И паки грядущаго со славою судити живым и мертвым, Его же царствию не будет конца.

В седьмом члене Символа веры говорится, что Иисус Христос опять придет на землю, чтобы судить всех людей, как живых, так и умерших, которые тогда воскреснут; и что после этого Страшного Суда настанет Царство Христово, которому никогда не будет конца. О Втором Пришествии Спасителя ясно говорится в Священном Писании. Так, например, когда Иисус Христос возносился на небо, явились Ангелы и сказали апостолам: Сей Иисус, вознесшийся от вас на небо, опять придет (на землю) таким же образом (т. е. во плоти человеческой), как вы видели Его восходящим на небо.

Но Второе Пришествие Христово будет совсем не такое, как Первое. В первый раз Он приходил в смиренном виде человека, чтобы пострадать за нас и этим спасти нас от греха. Родился Он в пещере для скота, жил, не имея, где главу преклонить, умер посреди злодеев на Кресте. Во второй же раз Он придет, как Царь, во всем Своем величии и внезапно: Как молния исходит от востока и видна бывает даже до запада, так будет пришествие Сына Человеческого (Мф. 24, 27). Второе Пришествие Христа Спасителя будет необычайно: солнце померкнет, и луна не даст света своего, и звезды спадут с неба, и силы небесные поколеблются; тогда явится знамение Сына Человеческого (Крест) на небе; и тогда восплачутся все племена земные и увидят Сына Человеческого, грядущего на облаках небесных с силою и славою великою (Мф. 24, 29–30), и все святые Ангелы с Ним, тогда сядет на престоле славы Своей, и соберутся пред Ним все народы (жившие на земле от создания мира), и будет Он судить всех людей, – всех нас – и праведных и грешных (Мф. 25, 31–46).

Суд этот называется Страшным, потому что совесть каждого человека откроется перед всеми, и обнаружатся не только дела добрые и злые, какие кто делал во всю жизнь свою на земле, но и все сказанные слова, тайные желания и мысли. По этому Суду праведные пойдут в жизнь вечную, а грешные в муку вечную – за то, что творили злые дела, в которых не раскаялись и которых не загладили добрыми делами и исправлением жизни.

Наступает время, – говорит Сам Господь, – в которое все, находящиеся в гробах, услышат глас Сына Божия; и изыдут творившие добро в воскресение жизни, а делавшие зло – в воскресение осуждения (Ин. 5, 28–29).

Когда именно придет Господь второй раз на землю, никому не открыто, – это тайна, которую, по слову Самого Господа, никто не знает, не знают даже Ангелы Божии, а только один Отец Небесный, поэтому должны мы всегда быть готовы предстать на Божий суд.

Хотя это время нам и неизвестно, однако в слове Божием (т. е. в Священном Писании) открыты некоторые признаки приближения Пришествия Господа. Перед этим временем Евангелие будет проповедано всем народам. Евреи во множестве обратятся ко Христу. Но вместе с тем среди людей наступит крайнее развращение: уменьшение веры и любви к ближнему, умножение пороков и бедствий. Затем появятся лжепророки; между народами усилятся несогласия и войны; будут глады, моры (болезни) и землетрясения по местам. Наконец, когда зло достигнет своего высшего проявления на земле, явится антихрист.

Антихрист – противник Христа, – который явится перед кончиной мира и будет стараться всеми способами истребить веру Христову на земле. Но с Пришествием Христа владычество антихриста окончится ужасною гибелью как его самого, так и его последователей и самого диавола.

После этого наступит вечное Царство Христово.

ИКОНА О СТРАШНОМ СУДЕ

Тайну Страшного Суда нам приоткрывает в образах и притчах икона – образ события или человека, освященного благодатью Духа Святого. Язык иконы сложен и символичен – это не просто «зарисовка с натуры», это откровение Божие, записанное иконописцем в красках и образах. События Страшного Суда, известные нам из книги Апокалипсиса или Откровения Иоанна Богослова, дают нам возможность заглянуть в то, что ждет наш мир в будущем, в его грядущую судьбу. Но у Страшного Суда есть еще и глубокий нравственный и мистический смысл. И вот его и попытались донести до нас иконописцы.

«Новгородские иконописные изображения Страшного Суда дают нам возможность заглянуть в самые глубокие тайники духовной жизни Святой Руси XV и XVII века, проникнуть в самый суд ее совести. И ценность этих ярких, красочных изображений повышается тем, что в них человеческая совесть иконописца стремится угадать Божий суд не о каком-либо частном явлении, а о человечестве как целом, более того – о всем мире. Те образы, которыми он олицетворяет этот суд, превосходят глубиной и мощью самые вещие из человеческих слов.

В самой исходной точке своего искания иконописец встречается здесь с глубочайшей нравственной задачей, которая в пределах земного существования не поддается окончательному решению. По самой природе своей наш мир – не рай, не ад, а смешанная среда, где происходит ожесточенная борьба того и другого. Соответственно с этим в мире преобладают не святые и не изверги, а тот смешанный, житейский тип, о котором говорит пословица:

«Ни Богу свечка, ни черту кочерга». Как рассудит их Бог в тот миг, когда наступит срок бесповоротного, окончательного отделения пшеницы от плевел?

То решение, которое здесь дает иконописец, в сущности не есть решение – это необычайно широкая и смелая постановка задачи, которая свидетельствует о поразительной глубине жизнепонимания и проникновения в человеческую душу.

В замечательном московском собрании икон А. В. Морозова есть две иконы Страшного Суда новгородского письма XV и XVI века. В нижней части того и другого изображения есть как бы пограничный столб, отделяющий в иконе десницу (правую) от шуйцы (левой) – райскую сторону от адской. К столбу привязана человеческая фигура. Можно много гадать о том, что она изображает. Есть ли это тот тип «славного малого», который не годится в рай, потому что на земле он ни в чем себе не отказывал, но не годится и в ад, потому что был добр и милостив? Или, быть может, это тип человека, не горячего и не холодного, а тепловатого, житейски праведного, корректного, но не любившего по-евангельски? Все догадки в этом роде в большей или меньшей степени правдоподобны, но достоверно лишь одно.

Эта фигура олицетворяет тот преобладающий в человечестве средний, пограничный тип, которому одинаково чужда и небесная глубина, и сатанинская бездна. Не зная, что с ним делать и как его рассудить, иконописец так и оставил его прикованным посредине к пограничному столбу. А направо и налево от него души определяются каждая к подобающей ее облику сфере.

Влево от столба – гееннский пламень мирового пожара. А вправо от него начинается шествие в рай, переданное способом, типичным для лучших образцов нашей иконописи. Мы видим перед собою не столько движение тел, сколько в самом деле – движение душ, переданное поворотом глаз, устремленных вперед – к цели. Цель эта обозначается ярко-пурпуровой, огненной фигурой, которая с первого взгляда кажется как бы огненным столпом. Но смыкающиеся крылья и пламенные очи, которые из-за них выглядывают, не оставляют сомнения в том, что это – огненный Херувим, стерегущий вход в рай. Пройдя через эту грань, шествие соприкасается с лоном Авраамовым, которое изображается как трапеза трех Ангелов, явившихся Аврааму. Здесь совершается последнее и окончательное преображение праведных душ. Иконописец понимает его по образу превращения куколки в бабочку. Коснувшись лона Авраамова, праведные души окрыляются; окруженные золотыми венцами, они грациозным полетом бабочек взлетают вверх, к судящим мир апостолам. Там, над головами апостолов, последняя огненная преграда в виде гирлянды пурпуровых Херувимов. А на самом верху, над Херувимами, потустороннее, солнечное видение нового неба и новой земли. На левой стороне иконы, в дополнение к восходящему полету праведных, мы видим падение вниз головой темных бесовских фигур в бездонную адскую пучину.

Глубина мистического проникновения в человеческую душу сказывается и тут. Ниспадающие фигуры в иконе как бы связаны в непрерывную цепь, которая тянется сверху донизу до самой глубины ада. Изгибами этой цепи достигается изумительный художественный эффект; но для иконописца тут дело не в эстетике, а в проникновении в правду Божьего суда. Он чувствует, что бесы не изолированы в своем падении: все грехи людские связаны один с другим; всякий порок и всякий грех влечет за собой бесчисленные другие. И все грешные души связаны узами общего соблазна, коим одни заражаются от других. Мы имеем здесь неумолимую цепь греховную, заковывающую в вечное рабство, в противоположность свободному полету праведных душ.

А в середине между этими двумя противоположностями извивается колоссальный змей, покрытый бесчисленными кольцами; и каждое кольцо полно каких-то темных фигур, олицетворяющих бесконечную последовательность грехов лежащего в зле мира. Эти грехи, над которыми еще не совершился суд, еще не отошли в темную область ада; они принадлежат к тому серединному царству, где вместе с плевелами растет пшеница. Как посюсторонняя праведность представляет собою лишь несовершенное начало царства правды, так и эти грехи олицетворяют ад, еще не совершившийся, но совершающийся.

В этой картине Страшного Суда мы ясно видим, как в мирочувствии иконописца относятся друг к другу эти два крайних предела бытия. Это – мироощущение, повышенное в самом существе своем. С одной стороны, мы имеем здесь живое, действенное ощущение совершающегося на земле ада; ясное созерцание той бездны, куда ниспадает завязывающаяся здесь, на земле, греховная цепь, а с другой стороны, яркое конкретное видение неба, куда направляется светлый духовный подъем и полет.

Оба противоположные элемента этого углубленного мироощущения неразрывно связаны друг с другом. С одной стороны, именно это ощущение всей бездонной глубины адской мерзости, таящейся под земным покровом, зажигает в иконописце то горение ко кресту, ту спасительную скорбь, которая разрешается возгласом – «ныне отпущаеши»; а с другой стороны, именно открывающаяся через это горение высота духовного полета дает иконописцу силу измерить взглядом всю темную глубину лежащей внизу бездны».