Свт. Филарет Московский

Притчу о мытаре и фарисее, которую ныне мы слышали в Евангельском чтении, Христос Спаситель оканчивает тем, что фарисей пошел в дом свой как осужденный, или неоправданный, а мытарь как оправданный. Сниде сей оправдан в дом свой паче онаго.

Но разве они были в судилище? Разве над ними производился суд? Они были в церкви. Они молились.

Отсюда открывается вид на церковь и на молитву, который, вероятно, не все довольно примечают и приемлют во внимание. Входя в церковь, становясь на молитву, мы всего скорее представляем себя просителями, а Бога – подателем благ. Это справедливо: но это не все. Слово Христово показывает, что церковь, будучи домом молитвы, в тоже время есть и судилище Божие. Ты молишься: а невидимый Судия внемлет не только словам твоим, но и мыслям и чувствованиям сердечным, и производит над тобою праведный суд. Ты окончишь молитву: и пойдешь отсюда или оправданный, или неоправданный, или даже осужденный. Пророк сказал о ком-то: молитва его да будет в грех (Пс. 108, 7). Видно, есть кто-нибудь, над кем сбывается сие слово: потому что пророки не говорят слов на ветер.

Итак, молитвенники, надобно нам позаботиться, как бы избегнуть осуждения, как бы достигнуть оправдания. Для сего посмотрим, как достиг оправдания мытарь, как не достиг фарисей.

Искусный и крепкий молитвенниче, Святителю Алексие! Осени твоим благословением умы и сердца поучающихся молитве, да не уклонится слово наше от слова Христова; да уразумеют слушающие внутренно более, нежели изречет внешнее немощное слово.

Фарисей, став, сице в себе моляшеся: Боже, хвалу Тебе воздаю. Кажется, это не худая молитва.

Фарисей молится в себе, т. е. внутренно, мысленно, сердечно: это лучше некоторых из нас, которых уста произносят молитву, а сердце ее не чувствует, и мысль нередко уклоняется от нее к посторонним предметам, или которые слушают церковное чтение и пение ухом телесным, но не отверзают глубоким вниманием слуха внутреннего, и не одушевляются духом молитвы. По таким расположениям надлежит опасаться, чтобы нам не остаться более чуждыми оправдания, нежели неоправданный фарисей.

Фарисей воздает хвалу Богу: и это лучше некоторых из нас, которые в молитве помышляют более о том, что нужно им, нежели о том, что угодно Богу, которые, как алчущие наследия отеческого, а не любви, дети приходят в дом Отца Небесного, чтобы просить себе нужного и ненужного, полезного и неполезного, а не для того, чтобы созерцать Его совершенства, чтобы исповедывать Его премудрость, благость, провидение, помощь, благодеяния, чтобы вкушать от Его любви и благодати, приносить Ему свою любовь, благодарность, хвалу и славу.

Фарисей – человек не без подвигов и не без добрых дел. Пощуся, говорит он, двакраты в субботу, десятину даю всего, елика притяжу. Поститься два дня в неделю Закон ветхозаветной Церкви не предписывал; это был пост, введенный частным преданием и добровольно принятый фарисеем; из чего можно заключить, что тем паче неопустительно наблюдал он посты законные. Давать десятину, т. е. десятую долю от стада, от произведений земли, от годового дохода, церкви, ее служителям и нищим, предписывал Закон, впрочем, не тщательно исполняемый в последния времена ветхозаветной Церкви: фарисей, дававший десятину от всякого приобретения, конечно, был ревнитель Закона лучше многих, – и, нельзя не признаться, лучше некоторых из нас, которые не только не налагают на себя добровольных постов, но и установленные Церковью посты или явно нарушают, или исполняют небрежно, изобретая пост роскошнее мясоястия, – которые не только дясятой доли от своих приобретений не отделяют на церковь и на ее служителей и на нищих, но и скудную на сие долю отдают неохотно, как бы невольную дань, а не с радостию, как жертву Богу. Повторяю: надлежит опасаться, чтобы не остаться нам более чуждыми оправдания, нежели фарисей неоправданный.

Но как же он не оправдан? Тотчас увидите.

Фарисей став, сице в себе моляшеся: Боже хвалу Тебе воздаю, яко несмь якоже прочии человецы. По-видимому он хвалит Бога: но в самом деле превозносит самого себя. Хвала Богу служит у него только средством выражения того, как он доволен собою, что он лучше других. Посему нетрудно понять, может ли его молитва быть угодна Богу: это – кадило, из которого восходит не благоухание благоговения и умиления, но смрад гордости и тщеславия. Понятно, почему он не может быть оправдан: провозглашая себя лучшим других и безпорочным, он не только говорит сам не зная что, как не сердцеведец, но и очевидно говорит неправду, потому что лучше его знающий человеческую добродетель апостол свидетельствует: аще речем, яко греха не имамы, себе прельщаем, и истины несть в нас (1 Ин. 1, 8).

Научимся из сего, братия, как вообще не думать о себе высоко, так в особенности не высокомудрствовать в молитве. Что тебе заглядываться на свои ничтожные добродетели, когда надобно созерцать бесконечные совершенства Божии? Что тебе хвалить себя, когда надобно прославлять Бога? Если ты наслаждаешься сам собою, то, конечно, душа твоя не возжаждет к Богу; а потому и благодать Его не приидет упоить тебя от тука дома Его потоком сладости Его.

Фарисей в молитве не только хвалил себя, но и порицал других. Несмь якоже прочии человецы, хищницы, неправедницы, прелюбодее, или якоже сей мытарь. Сих слов не оправдает и человек незлобивый и кроткий: как оправдает их Бог всеблагий, человеколюбивый, Которого щедроты на всех делах Его? Пред лицем Божиим ты укоряешь ближнего, как порочного, как преступника: но Бог имеет его под Своим провидением и милует; итак, в твоем укорении ближнего не скрывается ли дерзновенное укорение Самого Бога, Который его милует? И какая тебе польза высматривать пороки ближнего? Ты не делаешься святым от того, что видишь его грешным; напротив того, твое око, которое Бог сотворил, и паки хочет сотворить чистым, сам делаешь лукавым. Ты ставишь сего мытаря между хищниками и неправедниками; но, может быть, сей низкий в глазах твоих Закхей, чрез час, каким-нибудь способом, поднимется выше, чтобы узреть Христа, и еще чрез час Христос о нем скажет, яко и сей сын Авраамль есть (см.: Лк.19, 9). Какими тогда глазами воззришь на того, которого теперь порицаешь?

Опасное, братия, искушение, без нужды рассматривать недостатки и грехи других людей и прельщать себя мыслию, что мы не таковы, как они. – Точно, это значит прельщать самих себя. Глумясь над пороками ближних, мы нарушаем заповедь любви к ближним; оскорбляем Бога, их милующего; оскверняем наш ум нечистыми представлениями; подвергаемся опасности быть порицателями невинных, и даже будущих святых; смрадом нечистых воспоминаний растлеваем благоухание молитвы; немирною совестию воспящаем сердце наше от восхождения горе; и, конечно, не достигнем оправдания от Того, Который рек: не судите, да не судими будете.

Кто избавит нас от сего искушения? Кто нам покажет надежный способ достигнуть оправдания в молитве? Сей мытарь, толико презираемый фарисеем. Мытарю поручил сие Христос Спаситель в слове притчи.

Мытарь, издалеча стоя, не хотяше ни очию возвести на небо, но бияше перси своя, глаголя: Боже, милостив буди мне грешнику. Вот молитва, вследствие которой мытарь сниде оправдан в дом свой. Следственно, здесь есть и для нас образец молитвы, которая способна достигнуть оправдания.

Мытарь, вошед в церковь, стоит вдали, ближе к дверям храма, нежели к его внутренней святыне. Что сделаем мы по сему образцу? Станем ли тесниться в притворе, оставив церковь пустою? Сие не было бы сообразно ни с удобством, ни с порядком церковным. Кто может, поколику может, да подражает и видимому образцу оправданной мытаревой молитвы: всякий же да тщится постигнуть дух образа сего и оным одушевиться!

Что значит мытарево стояние вдали? Страх Божий пред святынею Божиею, чувствование своего недостоинства. И мы да стяжем и да сохраним сии чувствования! О Боже святыни и славы! Тот, котораго Ты оправдываешь, не дерзает приближиться к святыне Твоей: как же дерзаю я, достойный тысячекратнаго осуждения, входить во внутренность Твоего святилища, прикасаться к святыне Твоей, которой Ангелы со страхом служат, приступать к Таинствам Твоим, в которые Ангелы желают приникнуть? Даруй мне страх, и трепет, и самоосуждение, да не осудит меня мое дерзновение.

Мытарь не хочет и очей возвести на небо. Что сие значит? Смирение. Итак, имей смирение в молитве – и будешь иметь молитву оправдывающую. Мытарь биет себя в перси. Что сие значит? Сокрушение сердца о грехах и покаяние. Итак, имей и ты сии чувствования. Сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит (Пс. 50, 19).

Что ознаменовалось видимыми образами молитвы мытаревой – то же выражают и слова: Боже, милостив буди мне грешнику. Мытарь не опирается на свои дела, подобно фарисею, но уповает на милосердие Божие. С биением себя в перси называя себя грешником, он чрез сие исповедует, что правосудие Божие требует добродетели, и осуждает грех; что он, как грешник, признает себя достойным осуждения и уже чувствует свое осуждение; что желает избавиться от греха и вместе сознает свое бессилие избавиться от него. Когда же, вместе с сим, просит у Бога милости, не представляя ни права, ни побуждения, то сим исповедует веру в бесконечное милосердие Божие и в благодать, по вере оправдывающую и спасающую грешника, возрождающую и возсозидающую человека на дела благая, да в них ходит.

Таким образом, молитва мытаря есть молитва покаяния и смирения и, вместе, молитва веры и упования. С такою молитвою да входим в церковь и да пребываем в ней, да возглаголет милосердый Господь и нам, яко снидем оправданы в дом свой. Аминь.

Филарет Московский (Дроздов), свт. Сочинения Филарета, митрополита Московского и Коломенского. Слова и речи. Т. 5. М.: «Типография А. И. Мамонтова», 1885.