53
Эпитафия
Все превратилось в пепел.
Пепел на коже и в глазах. Коркой запекся на лице, накрасил губы и густой пастой размазался по языку. Сквозь траурную маску на щеках пробивали себе путь слезы.
Уши наполнила звенящая тишина. В которой эхом отдавался громоподобный взрыв, покончивший с Землекрушителем. Повсюду еще слышались замирающие обрывки песни Эндзингер. Но там, где она находилась, царила тишина. И внутри Юкико было пусто.
Не было вообще ничего.
Она стояла на заснеженной земле, оцепеневшая, замерзающая на бескрайнем поле недавней битвы. Неподалеку рухнула на колени Хана. Она рыдала и кричала, сжимала кулаки и рвала на себе волосы.
Но Юкико ничего не слышала. Она никак не могла осознать только что произошедшее, не хотела ничего воспринимать, да и все вместе взятое почему-то потеряло смысл. Вокруг, словно призраки, плавали в воздухе хлопья пепла и черного снега, заполняя пространство, где когда-то витало понимание.
Когда Буруу покинул ее, вспыхнул свет. И раздался звук, который не был звуком.
Вдох, глубокий, как небо, обращающий все в ничто.
В небытие.
Дыра в земле исчезла. Рана на теле мира закрылась, а на месте, где совсем недавно зияла трещина, осталась лишь развороченная земля – самая обычная. И теперь на твердь тихо сыпался мягкий дождь из пепла, чтобы придавить и запечатать вмятину. По краям образовалась корка из металлической шрапнели, трупов демонов и сгоревших дотла павших солдат, да торчали среди растаявшего снега черные камни.
Да, дыра вроде бы исчезла. Но Юкико чувствовала ее. Внутри себя. Там, где когда-то был он.
Из тумана выплывали люди, периодически выныривая из него, чтобы своими глазами увидеть то, что произошло. Воины Морчебы и Шимы ликовали и обнимались, вздымали оружие к небу, к буре, бушующей над головами. Там бил в барабаны Бог Грома, который вторил победным крикам. А за облаками сияла Аматэрасу, рассеивая тьму, возвращая мир к тусклому свету зимнего дня.
Но Юкико ничего не слышала. Абсолютно ничего.
Оставшиеся в живых арашиторы собрались вместе, перья развевались на обжигающем ветру – черные и белые, присыпанные серым. Грозовых тигров было прискорбно мало. Их снова поставили на грань вымирания. В душах выла тоска по погибшим товарищам стаи Края вечных бурь, по павшему Хану, ценой жизни заплатившему за пустую победу – слабое утешение перед лицом безвозвратных потерь.
Шай опустила голову, не в силах встретиться взглядом с Юкико. Горе затопило арашитору до краев. Ее утрата была слишком тяжелой, необъятной, неизмеримой.
Сукаа выпрямился во весь рост, изумрудные глаза горели зеленым светом. Самый сильный и свирепый из уцелевших самцов. Именно ему Хан доверил доставить свою сестру в безопасное место.
– БОЛЬШЕ НИКОГДА. ~
Мысли Сукаа эхом отдавались в Кеннинге, в мостике, до сих пор висевшем между новым Ханом и плачущей девушкой.
– ЭТО БОЛЬШЕ НИКОГДА НЕ ПОВТОРИТСЯ. ЕСЛИ СВЯЗЬ С ДЕТЬМИ ОБЕЗЬЯН ПРИВОДИТ НАШУ РАСУ К ГИБЕЛИ, МЫ НЕ БУДЕМ ИМЕТЬ С ВАМИ НИКАКИХ СВЯЗЕЙ. МЫ УЛЕТАЕМ И УЖЕ НЕ ВЕРНЕМСЯ. ОСТАВАЙТЕСЬ С ВАШИМ ПЕПЛОМ. ~
Сукаа взглянул на Кайю, стоявшую, как на страже, над рыдающей Ханой.
– ЛЕТИ С НАМИ. В СТАЕ ЕСТЬ МЕСТО И ДЛЯ ТЕБЯ. ЧЕРНЫЕ И БЕЛЫЕ ВМЕСТЕ. МЫ – СЕРЫЕ. ~
Кайя зарычала, вздыбив шерсть, и посмотрела на Хану, скрючившуюся у ее лап.
– Я БУДУ С НЕЙ. ВСЕГДА. —
Хан пристально поглядел на Кайю и, наконец, кивнул.
– ДА БУДЕТ ТАК, СЕСТРА. ~
Он повернулся к стае, и взор Хана стал властным.
– МЫ ЛЕТИМ ДОМОЙ. ~
Сукаа взмыл в воздух, поднимая вихри пепла и снега взмахами крыльев. Арашиторы сразу же последовали за Ханом, черные и белые, все, кроме Кайи и Шай.
Самки посмотрели друг на друга через руины, разделяя на двоих горе от потери самцов, и в глазах Кайи забрезжила жалость. А взгляд Шай переместился на девушку, которая неподвижно стояла, оцепенев от холода, обхватив себя руками, и ее волосы трепал ветер, приносивший пепел.
*ПРОЩАЙ, ЮКИКО. МЫ УЖЕ НЕ ВСТРЕТИМСЯ.*
Забили по воздуху могучие крылья. Взметнулись ледяные снежные хлопья. Тепло мыслей Шай угасло.
Юкико закрыла глаза.
Постепенно она снова начала чувствовать искры, горевшие вокруг. Нарастала песнь жизни, которая трепетала за мысленной стеной, воздвигнутой в сознании. Юкико видела, как капитан Александр пробирается сквозь ряды своих людей, опускается на колени рядом с племянницей и баюкает Хану в объятиях. В небесах зависли потрепанные остатки флота с неболётом «Куреа» в арьергарде. Корабль Блэкбёрда едва держится в воздухе, работающие двигатели извергают иссиня-черный дым. На носу стоит Каори, а рядом Пётр, они крепко держатся за руки и сплели пальцы.
Даже посреди смерти…
Юкико положила ладони на живот, нащупала тепло. Теперь, когда тьма поглотила саму себя, сила Танцующей с бурей возросла – сила растущих в чреве детей, затопляющая, обжигающая – подтверждение всего, за что они боролись, страдали и умирали.
…есть жизнь.
Повсюду – жизнь. Тысячи искр вспыхивают в пространстве за воздвигнутой незримой стеной. Песня заглушает затихающие отголоски гимна Эндзингер. Юкико оглядела пепелище, равнину, где совсем недавно расползалось Пятно и разверзлись Врата ада, увидела руины расколотых гор Тонан на западе, средоточие власти Гильдии в Шиме, обломки камней и хорошую, свежую землю.
Скоро почва скроет покрывало из снега. И холод, и длинные темные ночи будут царить здесь еще долго. Но однажды погода изменится, взойдет солнце. Наступит весна, появятся на свет дети Юкико, дадут ростки семена, которые сейчас спят. Это место снова превратится в лес. Тут будут расти деревья. Петь птицы. Расцветет жизнь.
Юкико чувствовала это всем сердцем, потянувшись через руины к теплым искрам. А потом пришла и головная боль – приятное ощущение после полного онемения. Кровь стекала по губам девушки – то было облегчением после леденящего укуса ветра.
И Юкико… сделала шаг.
Затем еще один. И еще. И, наконец, пошла. Медленно, моргая и щурясь, не веря своим глазам.
Сначала ее окликнул Александр, а после – воины, приветствуя Юкико:
– Танцующая с бурей! Танцующая с бурей!
И тогда она перешла на бег трусцой и помчалась, прижимая ладонь к животу. Она ничего не слышала. Ничего, кроме биения пульса. Она задыхалась, шаталась, спотыкаясь о черные комья, ослепленная снегом и пеплом. Но не останавливалась. По щекам катились слезы, и она не смела надеяться, не смела поверить в то, что почувствовала, потянувшись через Кеннинг к слабой, трепещущей искре жизни, где-то там – впереди.
Теперь она бежала быстрее, чем могла мечтать, едва касаясь земли ногами, и затормозила у громадной кучи из грязи, пепла и искореженного металла, дымившегося от жара. Здесь было место гибели Землекрушителя.
Когда Юкико добралась до колосса и рухнула на колени, она увидела новую картину, которая возникла перед ее мысленным взором. И Юкико принялась отодвигать в сторону лист покореженного железа, счищая покрывавшие его черную жижу и грязь.
Там собрался целый легион óни, под железной оболочкой гиганта кишело множество разных детей Эндзингер, и они упорно продвигались к цели. Брюхо машины уже набито до упора, в горле булькало, они прорывались сквозь двери лифта. Он нажимал на педали и дергал рычаги, управляя дросселями, сгибал руки и ноги Землекрушителя, блокируя тварей. Вот он выскользнул из кокона рулевого и нырнул к разбитым иллюминаторам, протиснулся через круглое окно и выскочил на морозный воздух. Его ракеты вспыхивали сине-белым пламенем, содрогаясь от напряжения, пока он пытался на полной скорости улететь как можно дальше от великого творения Гильдии. Он слышал мучительный вой Землекрушителя, знал, что сперва колосс раскалится докрасна, затем добела. Спустя секунду за его спиной полыхнуло, и раздался оглушительный взрыв хранившихся на борту запасов чи. Взрывная волна ударила его в воздухе, отбросив еще дальше, поддержанная подушкой огня и сотрясения, когда Землекрушитель разорвал себя на части и испепелил бурлящую орду.
А сам он упал на землю. Сильно ударившись. Ему было так больно, что он не мог двигаться. Настолько больно, что стало трудно дышать. Почти невозможно.
– Кин, – всхлипнула Юкико.
Юноша моргнул, глядя на Юкико снизу вверх. Лицо было покрыто пеплом и сажей. Он попытался заговорить, но с потрескавшихся, побелевших губ не сорвалось ни звука.
И там, в волнах моря из пепла, Юкико положила голову Кина себе на колени, и он пристально смотрел на нее, наблюдая за ней острым, как клинок, взором.
Она чувствовала в нем это, хотя он и не мог ничего произнести вслух.
Даже посреди смерти есть жизнь.
Кин поднял руку, закованную в латунь, и нежно, как падающий вокруг них снег, вытер слезы Юкико, улыбнулся.
И есть любовь.
