Юкико переводила взгляд с Буруу на Кайю и обратно, в облаках над головой мелькала молния, разрывая густые клубы на ленты. В саду даймё царил ледяной холод, меж кедров со свистом носился ветер, а между арашиторами гремели раскаты грома, заставляющие тигров довольно урчать.

Но взгляды их были тверды как кремень, когти вонзались в землю, лапы расставлены в стороны, словно звери приготовились к нападению.

Юкико повернулась к Кайе.

Кайя низко зарычала и вскинула голову.

– КРАЕМ ВЕЧНЫХ БУРЬ ПРАВИТ ХАН. САМЫЙ МОГУЧИЙ САМЕЦ. СВИРЕПЫЙ ВОИН. ТОРР СТАЛ ХАНОМ, ХОТЯ И НЕ ИМЕЛ НА ЭТО НИКАКОГО ПРАВА. —

– ОН НЕ РОДИЛСЯ В КРАЮ ВЕЧНЫХ БУРЬ. ЧУЖАК. ТОРР И ЕГО СТАЯ ПРИБЫЛИ С ВОСТОКА. ЧЕРНЫЕ ПЕРЬЯ И ТЕМНЫЕ СЕРДЦА. ЗАХВАТИЛИ КРАЙ ВЕЧНЫХ БУРЬ. УБИЛИ САМЦОВ, КОТОРЫЕ НЕ ПОДЧИНИЛИСЬ. ИХ ДЕТЕНЫШЕЙ – ТОЖЕ. ИЗ-ЗА НЕГО. —

Кайя с рычанием шагнула к Буруу, взмахнула крыльями, шерсть у тигрицы вздыбилась.

Самка взревела, рассекая воздух в нескольких дюймах от морды Буруу. Юкико встала между ними, но Буруу просто попятился, прижав крылья к бокам. В его позе и в мыслях не было никакой агрессии – только печаль, которая наполнила сердце Юкико до краев.

Она уже видела подобное раньше в сознании грозового тигра: тень, мороком плавающая в его разуме. Но Юкико никогда не прикасалась к тайнам друга, никогда не стремилась узнать больше из уважения к Буруу.

Если бы он хотел, он бы давно все рассказал. Но теперь морок находился совсем рядом. Настолько близко, что Юкико почти различала призрачные очертания.

Гром сотряс небеса, на землю упало несколько капель черного дождя. Хвост Кайи походил на хлыст, которым она била из стороны в сторону, шерсть на загривке напоминала зазубренные пики.

Самка сделала шаг вперед, по крыльям каскадом заструилась молния. Юкико услышала, как в воздухе потрескивало электричество, ощущала вкус озона на языке, слышала учащенный пульс.

Кайя бросилась в атаку, вырывая из земли огромные влажные комья, глаза сузились и сверкали, как угли. Юкико отпрянула, испуганная убийственной яростью, бушевавшей в душе самки. Рев Буруу сотряс колонны Кицунэ-дзё, когда пара столкнулась. Тигр врезался спиной в искривленный кедр, почти вырвав его из земли. Раздался оглушительный хруст, мучительный вой фальшивых крыльев Буруу, блестящее белоснежное перо вырвалось на свободу и, кружась, полетело к земле среди града опадающих листьев.

Конец кедра был страшным и быстрым, как удар клинка сёгуна.

Кайя взмахнула когтями, и в темноту полетели ярко-красные брызги. Буруу взревел от ярости и привстал, а когда самка врезалась ему в грудь, обхватил ее передние лапы своими.

Грозовые тигры упали и разнесли в щепки святилище предков Лис, пока катались в ревущем, визжащем клубке.

Юкико опомнилась, прижав к бокам сжатые в кулаки руки.

Кайя вырвалась и вновь бросилась на Буруу, раскрыв клюв, сверкавший как лезвие катаны.

Крик Юкико эхом разнесся в Кеннинге, отскакивая от стен из древнего гранита, и арашиторы, вскинувшись, поднялись на задние лапы. Сверкнула молния, погнав по небу гром, осветив руины в саду даймё. Два зверя сердито смотрели друг на друга, промокшие и истекающие кровью, бока поднимались и опускались с яростью кузнечных мехов.

– Что здесь, черт возьми, происходит?

Хана выбежала на веранду – в ночной сорочке, с растрепанными волосами, окруженная сбитыми с толку охранниками и слугами. Лицо девушки было заплаканным.

– Ничего страшного, Хана.

– Ничего? – Девушка спустилась в сад и успокаивающе обняла Кайю за шею. – Не очень-то и похоже.

Буруу ничего не ответил, опустив глаза. Кайя фыркнула от отвращения, расправляя крылья.

Юкико приложила ладонь ко лбу и обнаружила, что разум Кайи затопили образы: выцветшие воспоминания, залитые кроваво-красным. Она узрела двух арашитор – угольно-черного, подобного тени, и белого, столкнувшихся в грозовом небе.

Белый разбился вдребезги у подножия огромной горы, окруженной вспенившимися солеными волнами. А затем Юкико увидела молодого самца, едва ли старше детеныша, на которого налетел тот самый зверь, схожий с тенью, поразив его молниеносно, после чего тот бесследно исчез в кипящем океане.

Спустя мгновение огромный черный тигр навис, как ночной кошмар, над гнездом из переплетенных веток деревьев и ежевики. Клюв широко раскрыт, когти выпущены.

И он спускался все ниже и ниже к…

– О боги, нет, – прошептала Юкико.

Два детеныша арашиторы с мягким пухом и шерстью, широко раскрытыми глазенками смотрели в лицо тьме. Слишком юны, чтобы понять. Слишком малы, чтобы бежать. Они могли только извиваться, зарываясь под покрывало из старых перьев, продолжая в ужасе визжать и копошиться.

Когда зверь впился в них острыми смертоносными когтями, раздался жалобный писк.

Юкико увидела маленькие крылышки, оторванные от дрожащих тел.

Дрожащие тельца, вышвырнутые из гнезда.

Летящие вниз, вниз, вниз, окрашивая небеса в красный цвет, превращаясь в ошметки.

– О боги, боги, – выдохнула Хана, обнимая Кайю за шею, прижимаясь лицом к щеке грозовой тигрицы. – О боги…

Буруу опустил голову. Загрохотал гром, прокатившийся по небосводу. Дождь лил еще сильнее. Юкико посмотрела на несчастного арашитору, согнувшегося под тяжкой ношей: тигра переполняло горькое страдание. Она потянулась к нему, изливая на друга жар своего сердца. Ни осуждения, ни гнева, только любовь – та же самая беспрекословная любовь, которую он всегда дарил ей.

А остальное не имело значения. Она принадлежала ему, а он – ей, отныне и до конца света, и ничто этого не изменит.

Юкико подошла ближе. Черный дождь уже хлестал не на шутку. Она знала, что должна поторопиться, поскольку может получить ожог.

Но под дождем сидел Буруу, сгорбившийся и совершенно несчастный.

Буруу поднялся на ноги, расправил крылья, затянувшие песню металла и холста, и переливающийся радугой каркас заскрипел, как старые кости. Он встряхнулся, как могла бы встряхнуться гончая, с боков стекала черная вода, глаза были устремлены к небу.

Одним прыжком Буруу взмыл в воздух и замолотил в воздухе закованными в железо крыльями. Он летел в темноту, за крепостные стены. Юкико без устали стала звать его, кричала вслед, но тепло друга угасало по мере того, как увеличивалось расстояние между ними. Печаль Буруу засела у девушки в сознании, оставив на языке кислый привкус, и она повернулась, чтобы свирепо посмотреть на Кайю.

Тигрица в ответ взглянула на нее и устремилась на веранду, чтобы укрыться от дождя вместе с Ханой и слугами с вытаращенными глазами. Юкико схватила оторванное перо Буруу и побежала в укрытие: кожу, покрытую черным налетом, уже покалывало.

Однако на мгновение она еще раз посмотрела на пару: Хана обнимала Кайю за шею, уставившись на Юкико с молчаливым вызовом.

Не говоря ни слова, Юкико прошествовала мимо них в спальню в поисках чистой воды, чтобы смыть черный дождь, пятно скорби, воспоминание о детенышах с оторванными крыльями, выброшенных из гнезда и взывающих о помощи в пустоту.

Рука скользнула к животу. Ужас, который она почувствовала, свернулся клубочком именно там. Дождь стучал, словно тысяча молотков, по выбеленной плитке над головой, как бьется сердце, как барабанит пульс под кожей.

Она просидела несколько часов в темноте, продолжая вертеть в пальцах перо, ожидая возвращения Буруу.

Задаваясь вопросом, вернется ли он вообще.