Весьма своеобразный взгляд на послевоенное общество продемонстрировали тогдашние женские журналы, например Die Frau, Lilith, Regenbogen или Konstanze. В них очень доступно и с практической точки зрения обсуждались такие животрепещущие вопросы, как: что будет с побежденной страной и что нужно делать, чтобы даже в этих сложных условиях выглядеть привлекательной. Konstanze лидировал среди этих журналов уже хотя бы тиражами. С 1947 года он постепенно превратился в самый популярный женский иллюстрированный журнал Федеративной Республики Германия, пока его в 1969 году не оттеснила на второй план основательно омоложенная преемница – Brigitte. В марте 1948 года вышел первый номер под редакцией Ганса Хуффцки. Хуффцки уже был главным редактором иллюстрированного журнала Die junge Dame в Третьем рейхе и привел с собой оттуда в Konstanze редактора Рут Андреас-Фридрих, которая позже приобрела известность благодаря своим дневникам, написанным во время войны. Хуффцки обладал необыкновенно острым чутьем к перемене умонастроений; особенно верно он угадывал чаяния и читательские предпочтения женщин. Уже во втором выпуске он в своем эссе «Снимите шляпы перед нашими женщинами!» признал «кризис мужчины»:

«Дорогие дамы, вам еще ничего не бросилось в глаза? Вы еще не заметили, что мы, мужчины, – уже не первосортный довоенный товар? Мы давно утратили свое былое качество. Сдали свои прежние „позиции“ (в Баварии, например, в ходе денацификации были уволены 64 % чиновников и 46 % служащих). У нас уже нет в руках пулемета, и мы уже не можем рассказывать вам о своих солдатских подвигах. Мы донашиваем последний галстук и предпоследнюю пару носков. А на 200 марок, которые – если повезет – мы в конце месяца кладем на стол, уже не купишь даже фунт масла. В наших поцелуях на ваших милых щечках уже нет былого огня, способного растопить любой лед. Мы больше не приносим домой бонбоньерки, а, наоборот, украдкой, чтобы вы не видели, воруем из буфета последний кусок сахара (а потом говорим: „Наверное, взял кто-нибудь из детей…“)».

Это был впечатляющий акт самообличения, отличающийся независимым тоном и умением подчеркнуть главные детали. Чтобы избежать упрека в необъективности, в том, что Konstanze «подпевает» женщинам, Хуффцки прибавляет, что мужчины уже и сами чувствуют: «Неладно что-то в мужском королевстве». Далее следует очень меткое замечание: «В каждом из нас сидит тот, кого называют „тряпкой“. Он притаился на самом дне нашей далеко не самой чистой совести».

Обложка Neue Illustrierte 1948 года утверждает независимость женщин. Они не могли себе позволить сидеть дома. Да и не хотели

Так, упаковав чувство вины и стыда в ласково-сочувственный тон, главный редактор журнала обращается к экономической реальности своих читательниц: «Вам знакома фрау Мюллер, дорогая читательница? Фрау Мюллер, муж которой, добропорядочный служащий, зарабатывает 180 марок в месяц. Насколько этого достаточно для пропитания семьи, знает каждый. Гораздо важнее этих 180 марок, которые герр Мюллер приносит в последний день каждого месяца, обед, который фрау Мюллер каждый день ставит на стол. Муж даже не подозревает, что это настоящий шедевр циркового искусства, что его жена каждый раз являет чудеса ловкости и изобретательности. Но обед – это еще не всё. Есть еще белье, которое нужно содержать в порядке. И таких фрау Мюллер – миллионы. То есть большинство немецких женщин. Мы, мужчины, видим – когда вспоминаем о них, – как они несут бремя своего каждодневного труда: готовят пищу, стирают, шьют, работают в саду, чистят, драят, стоят в очередях, меняют вещи на продукты, столярничают, рубят дрова, штопают, латают, воспитывают детей, кормят кроликов, вяжут молочнику свитер и т. п., в то время как мы сидим в какой-нибудь конторе, вдали от пустых домашних кастрюль, и зарабатываем свои 180 марок каким-нибудь пустым, бесполезным занятием. И если уж мы, мужчины, должны снимать шляпу, то не перед королями и кайзерами, не перед священниками и президентами, не перед фюрерами и директорами, а в первую очередь – все как один! – должны снимать шляпу перед нашими женщинами».

Все как один! Привычка к командам крепко въелась в душу немецкого мужчины. В то же время из этого опуса явствуют и побочные цели. Когда так страстно и восторженно воспевают домашний труд, а мужскую работу низводят на уровень «пустого, бесполезного занятия в какой-нибудь конторе», невольно возникает подозрение, что автор стремится зафиксировать на бумаге неравновесие на рынке труда. В самом деле – то, что женщины «наравне с мужчинами» когда-нибудь смогут стоять у рычагов власти, Хуффцки, вероятно, мог представить себе лишь в самых смелых мечтах, граничащих с утопией: «Я осмелюсь утверждать, что они на верном пути, что они становятся личностями и в один прекрасный день смогут вместе с мужчинами (с теми из них, кто еще на что-то годится) вершить судьбы нашего мира».

Мысль эта была не такой уж «дерзкой», как мы сегодня знаем. И все же радикальность, с которой социальную роль мужчины в первом же выпуске Konstanze обкорнали почти под ноль, – причем это носило явно программный характер – поражает. А в следующих номерах журнала читательниц то и дело знакомили с женщинами, стоявшими во главе предприятий или отделов в сфере политики и управления.

Параллельно, конечно, освещались – причем нередко очень эффектно – купальная, весенняя и осенняя моды: слева – «Констанце одевается» с костюмами, блузками и плащами, справа – «Констанце раздевается» c комбинациями из тафты и сорочками-трусами. В рубрике «Констанце гуляет по свету» – материалы о женщинах-борцах, львятах, сомнительных происшествиях и четвернях. В одном из очерков обсуждалась тема «Мужское начало в американских мужчинах». Читательницам то и дело давали советы по бракоразводным процессам и поощряли их стремление к самостоятельности – например, рекламировали езду на мотороллере. Без всякого осуждения или возмущения писали о так называемых taxi-girls, наемных танцовщицах в барах. Иногда на страницах журнала можно было видеть и «интересных» мужчин, но гораздо больше внимания авторы уделяли женщинам, насаждая определенный идеал – нечто среднее между гордостью и жизнерадостностью. И вновь и вновь – особенно в публикациях Вальтера фон Холландера – поднималась тема мужчины как неудачника и слабака, который своей склонностью к агрессии привел мир к величайшей трагедии в истории человечества.

То, что война была делом рук мужчин, стало – с тех пор, как ее проиграли, – твердым убеждением женщин, хотя они в своей восторженной приверженности гитлеризму нисколько не уступали мужчинам. В мюнхенском религиозном женском журнале Regenbogen, в котором вместо гедонистских женских образов Konstanze печатали классические изображения святых, садовые мотивы и хрестоматийные материнские портреты, мужчину тоже трактовали как главного виновника войны. «Мир мужчины, которому мы позволили взять на себя слишком много власти, потерпел крушение у нас на глазах», – пишет Эльфриде Альшер в восьмом номере за 1946 год. Женщина же, напротив, пока она остается верна себе, уже в силу своего естественного круга интересов склонна к миру: «Женщина, рождающая жизнь, всегда ненавидит войну, которая разрушает эту жизнь, и потому, храня верность своей внутренней, глубинной сущности, не может одобрять диктатуру».

В своей материнской ипостаси дарительницы жизни женщина предстает как антипод мужчины, находящегося во власти инстинкта убийства. В этом концепте феминистская аргументация сочетается с обожествлением домашнего труда, как это можно наблюдать у Ганса Хуффцки в публикациях Konstanze. В отличие от сегодняшних тенденций феминистски того времени не принижали роль домашнего труда, а считали его основой нового политического самосознания. Штуттгартский политик Анна Хааг, будучи членом учредительного земельного собрания Вюрттемберг-Бадена, в 1946 году призывала рассматривать бюджет как зародыш общественной жизни: «Наш бюджет в силу сегодняшних обстоятельств должен интересовать нас прежде всего. И речь идет не о какой-нибудь ерунде. Речь идет о жизни и смерти наших близких, о голоде и холоде!» – говорила она в своей речи перед собранием женщин СДПГ города Карлсруэ, требуя большего представительства женщин в политической жизни: две трети женщин и треть мужчин! «Поскольку мы говорим не о чем-нибудь, а об устройстве нашей земной жизни, о жилье и пище, о работе и заработной плате, о школе и воспитании, о женщинах и профессиональной деятельности… о войне и мире, мы, женщины, должны относиться к политическим вопросам с той серьезностью, которой они заслуживают!»

Действительность была далека от этого. Во всяком случае, в Баварии в 1949 году в общественных учреждениях, в том числе церковных, активно работали всего 8 % женщин. А в пятидесятые лишь 1 % женщин были членами какой-либо партии. Более активно они принимали участие в работе «надпартийных женских комитетов», возникших сразу после войны в четырех оккупационных зонах. Они должны были прежде всего поддерживать оккупационные власти в удовлетворении самых острых социальных нужд населения. Деятельность этих комитетов многие презрительно называли «картофельной политикой», но некоторые из них тем не менее превратились в сильные политические союзы, одержавшие свою главную победу, когда юристка Элизабет Зельберт – одна из четырех женщин-депутатов парламентского совета, состоявшего из 65 членов, – после долгих дискуссий смогла добиться включения в основной закон рождавшейся в те дни Федеративной Республики Германия пункт о равноправии мужчины и женщины. И все же традиционная политика еще долго была представлена почти исключительно мужчинами. Верные своей столь усердно прославляемой жизнеутверждающей позиции, женщины преимущественно занимались сугубо практическим аспектами жизни, к которым наряду с приготовлением пищи относится прежде всего любовь. Впрочем, так они порой оказывали еще более серьезное влияние на политику, чем активно участвуя в ней.