Глава 9

Местные жители, все как один, смуглокожие, с раскосыми глазами и носатые, пусть и обладали экзотической внешностью, но по-своему были весьма деликатны. На них, конечно, глазели, но слишком близко не подходили. Возможно, просто опасались новоявленных «богов».

Для беседы устроились под каким-то раскидистым деревом на уже слегка выгоревшей от солнца траве. Смотреть чужакам в глаза Давид почему-то, опасался. Женщина, та сама Ангела, вздохнула и сказала:

— Не надо нас бояться, Давид. Мы не хотим тебе зла. И еще, запомни: ты свободен. Ты волен в любой момент встать и уйти.

Мужчина, сеньор Цинк, молчал, рассматривая Давида, и под его взглядом было весьма неуютно. Совершенно непонятно, почему такой вопрос всплыл у юноши в голове, но он, тяготясь долгой паузой, спросил:

— Сеньор Цинк, сколько вам лет?

— Тридцать семь, — чуть удивленно ответил мужчина, и Давид вскинул на него глаза.

Высокий, сухой и жилистый, не жиринки лишней. Узкое лицо, холодный, какой-то колющий взгляд непривычно светлых глаз и почти бесцветные волосы, торчащие коротким жестким ежиком.

«Он всего на четыре года моложе моего отца, а ведь отец был уже почти старик. Конечно, на странных волосах чужака седины может быть и незаметно, но он гораздо крепче телом. Если подумать, то все чужаки похожи этим. Они выглядят как воины. Он сказал, тридцать семь… Может быть, сто тридцать семь, или может тысячу сто тридцать семь? Слишком уж много в них чужеродного. Можно ли верить его словам?»

Беседу начала сеньора Ангела:

— Давид, расскажи нам о своей семье.

Говорить и думать об этом, было больно. Горло у него перехватило и он, кашлянув, почти просипел:

— Они все мертвы.

— Когда они были живы, чем занимались? — голос сеньора звучал, как обычно, резко и сухо, но Давид краем глаза уловил, что женщина ткнула его острым локтем под ребра, как бы останавливая. Надо было отвечать, и юноша, несколько раз глубоко вдохнув-выдохнув, чтобы удержать слезы, заговорил:

— Мы делали украшения. Отец учил меня полировать камни. Покупали необработанные на рудниках или у купцов и придавали им нужную форму. Потом их вставляли в серьги или браслеты и продавали.

Цинк и Анжела переглянулись. Новость была хорошая, даже очень. В команде не было ни одного человека, который бы хоть немного разбирался в камнях. Нет, конечно, отличить стекляшку от ограненного сапфира Анжела была способна, но вот как выглядит тот же сапфир в природе, до огранки — понятия не имела. Если парень гранил камни, он, по крайней мере, представляет, как они выглядят в земле.

Оставалось только договориться с ним и не напугать.

— Чему тебя учили дома?

Для Давида вопрос был странным и неожиданным. Если они демоны, и им нужны души, то какая разница?

Неловко пожав плечами, он ответил:

— Разному учили, сеньор Цинк. Немного математики, алхимии, закону божьему.

Следующий вопрос прозвучал уж совсем неожиданно:

— Чем ты хочешь заниматься?

Анжела, несколько раздраженно глянув на Цинка, смягчила:

— Давид, мы собираемся идти вглубь материка. Конечно, нас встречают здесь как друзей, но ситуации могут быть очень разными. Не исключено, что там будет опасно. Пойми правильно, мы не собираемся бросать тебя, но хотелось бы знать, чем ты захочешь заниматься.

Давид неуверенно ответил:

— Я не представляю, сеньора Ангела. Язык, на котором здесь говорят, мне совершенно незнаком, так что переводчиком я быть не смогу. Да вам, я вижу, переводчик и не требуется.

— Почему ты заговорил о переводе? Ты знаешь не один язык?

— Четыре, сеньор Цинк.

Они снова переглянулись, и Давид снова не смог понять, о чем они думают.

— Твоя семья занималась торговлей?

— Конечно, сеньор Цинк, — Давид даже удивился странному вопросу и повторил: — Мы с отцом гранили камни и отправляли их в Севилью к дяде Якобу. Он с сыновьями делал украшения и вставлял камни туда. А потом, это все продавали.

Чужаки снова переглянулись и женщина заговорила:

— Давид, мы хотим взять тебя на службу. Нам пригодятся твои умения, и мы будем тебе платить. Но… — она замялась.

Анжела не знала, как подойти к вопросу обучения языку, но тут юноша странно оживившись, поднял голову, хотя до этого почти всю беседу внимательнейшим образом рассматривал траву.

Сейчас он посмотрел Анжеле прямо в глаза и твердо заявил:

— Я не продам вам свою душу!

Давид напряженно всматривался в лица ошарашенных собеседников, видел, как распахнулись глаза женщины, как забавно задралась и изогнулась левая бровь сеньора Цинка, как лоб его прорезала глубокая морщина. Казалось, мужчина не понял сути сказанного, и Давид торопливо повторил:

— Я не продам вам свою душу!

Первой, не выдержав, фыркнула Фифа. На ржание Цинка подошел бродивший неподалеку Марат и, с любопытством оглядев троицу: напряженно замершего, с побледневшим лицом Давида и закатывающихся от смеха Цинка и Фифу, спросил:

— Что происходит-то?

Постанывая и вытирая набежавшие на глаза слезы, Цинк ответил:

— Да вот, парень нас за демонов принимает. Тебе, случайно, не нужна чужая душа, Марат?

Отсмеявшись, Анжела мягко сказала:

— Давид, не обижайся, но это было ужасно смешно! Мы — не демоны из преисподней. Мы просто родились очень далеко отсюда, и в нашей стране придумали множество полезных вещей. Как бы тебе объяснить… Вот ты представляешь, как жили твои предки лет пятьсот назад? Когда еще не было каменных домов, парусных судов не было, стекла.

На лице Давида отразились сомнения и борьба: ему очень хотелось верить, но было страшно. Однако, он собрался с духом и уточнил:

— Мы не будем подписывать контракт кровью?

Это вызвало новую вспышку веселья, пусть уже не такую бурную и Цинк с улыбкой заявил:

— Нет, Давид. Вся твоя кровь останется при тебе. Зато, если ты захочешь, мы обучим тебя языку местных за несколько дней. Так, как обучились мы сами.

— Вреда от этого не будет, — заторопилась сеньора Ангела, — Но просто так ничего не дается, ты же знаешь. После таких уроков будет сильно болеть голова. Зато, язык ты выучишь очень-очень быстро.

Полный сомнений и колебаний он шел за прекрасной сеньорой и размышлял: «Неужели, действительно можно язык выучить за три дня? Может быть, они пошутили? Или, все же, они — демоны?» — Давид прекрасно помнил, сколько трудов ему стоил каждый новый язык. Сколько слов приходилось запоминать одновременно, как ворчал отец, что он пишет слишком крупно и расходует слишком много дорогой бумаги.

Вести уроки в доме, который не имел дверей, Задрот отказался на отрез:

— Вы что, с ума сошли? А если кто-то заглянет? Нет уж. Ставьте палатку.

То, что два сеньора носящих на глазах странные черные очки не были слепыми, Давид понял давно. Но когда в полумраке палатки они сняли это дорогое и редкое украшение, он не сбежал только потому, что у него отнялись ноги. Сеньора Анжела погладила его по руке и сказала:

— Не надо бояться. Просто у них на глазах сложные приборы. Это как дизель, только очень маленькие.

Сердце Давида бухало где-то прямо в горле, но сеньора спокойно села на откидной стульчик, позволила приклеить себе к вискам странные белые штучки с длинными тянущимися нитками, и один из этих страшных синеглазых людей, начал делать что-то совсем непонятное. Перед ним стояло большое зеркало, которое отражало не его лицо, а бегущие по стеклу разноцветные нити и всполохи. Через некоторое время один из синеглазых снял приспособление, и сеньора, открыв глаза, улыбнулась Давиду, и добавила:

— Видишь, я жива и ничего страшного не случилось.

Потный от страха он занял ее место и так же как она прикрыл глаза, чтобы не видеть пугающее зрелище. Жесткие пальцы взяли его за подбородок, на виски приклеились те самые странные штучки, и в голове как будто сам собой возник гул. Через некоторое время, поняв, что ничего страшного особо не происходит, он постарался вслушаться в этот гул и ему даже стало казаться, что он разбирает какие-то отдельные слова…

— Ну, вот и все.

С гудящей головы сдернули непонятные приспособления и сеньора, ласково улыбнувшись ему, произнесла фразу, которую он почти понял.

Голова болела, и соображал Давид не очень хорошо, хотелось лечь, но про себя он отметил, что совершенно отчетливо слышал слова «голова», «болеть», «пройдет».

«Может быть, они и не обманывают… Язык совершенно незнакомый. Но если я понимаю отдельные слова… Господи, спаси и помилуй раба своего!»

Следующие уроки прошли значительно легче. Не было такого выворачивающего душу страха, кроме того, он начал понимать речь местных. А это служило хорошей наградой.

Основную часть времени группы тратила на разговоры. Как-то так само собой получилось, что разбились почти по чинам: Рим и Цинк довольно много времени проводили с Зиппо. Не отходя от Разумовского далеко, достаточно часто при этих беседах присутствовал Ксен.

Быка и Дзю повсюду сопровождал воин ягуара, получивший имя — Кент.

Чука, Гека и Марата разобрали местные «аристократы», а Фифа, большую часть дня проводила с женщинами.

Скрип и Задрот большую часть времени проводили за компами, шлифуя языковую программу. Для охраны с ними обычно оставался Кот — ему хватало бесед с любопытными горожанами. Мало кто осмеливался подходить к нему, но, как с улыбкой заметила Анжела, большей частью смелость проявляли богатые женщины и девушки. С уст Кота не сходила сытая улыбка.

Ткани, производимые ручным путем, стоили довольно дорого, и позволить себе полное одеяние, могли далеко не все. Каким-то удивительным способом, местные дамы узнали, что если снять верхние пончо, подчеркивающие их статус в глазах горожан, то удивительный белый мужчина будет гораздо ласковей при беседе.

Анжела подозревала, что ночами не все бойцы остаются в гостевых покоях. Впрочем, лезть в это она не собиралась: мальчики большие, разберутся сами. Тем более, что еще на корабле, Бык говорил, что до прибытия европейцев, никаких венерических заболеваний у местных не было. Так что, как говорится, бог в помощь.

Понемногу этот мир, достаточно чуждый им, начинал приобретать некоторый рельеф. Становились понятнее местные обряды и обычаи. Ко всеобщему удивлению, у ацтеков нашелся даже аналог парилки.

Называлась эта штуковина — темацкаль. Представляла она собой куполообразное строение, с открытым очагом. Что-то вроде бани по черному. Правда, просто ходить в баню ацтекам, похоже, было неинтересно, поэтому с местной парилкой было связанно множество ритуалов. Там не только молились богам, но и лечились.

На одно из таких действий любопытный Кот даже сходил лично.

Молодой парень, которого принесли на носилках, был сыном кого-то из местных «аристократов». Марат так и не понял, чем он болен, а больше всего это было похоже на банальную простуду.

Марат заглядывал из любопытства, но чуть не задохнулся — костер жгли с такой интенсивностью, что, казалось, купол взлетит на воздух — дым тонкими стройками шел из всех щелей, камни были раскалены докрасна. Когда костер затух, больного внесли внутрь и Ксен начал ритуал.

Он речитативом проговаривал обращение к богам земли и огня, лихо выговаривая непроизносимые имена, а сам, в это время, мощным пучком трав хлестал по распаренному телу. Юноша стонал и обливался потом, но это только подзадоривало «лекаря». Потом Ксен споил больному какое-то травяное варево. Парня плотно укутали и унесли, а Марат с удивлением видел, что жрец вымотан физически, и даже, кажется, похудел.

«Ничего себе у них работка!»